плесень,   у   третьих
отваливались пересохшие лапы.
     Муравьи  выбегали  один за другим, похоронная процессия не
обрывалась. Дмитрий помрачнел, даже перестал  шлепать  на  себе
микробов.
     -- Чумка  у  них,  что ли? Как бы к Сашке не пристало... К
интеллигентам любой грипп прилипает!
     Кирилл прикинул на глаз размеры муравейника:
     -- В сутки здесь рождается  тысячи  три...  Столько  же  и
умирает.
     -- Понятненько,  --  обрадовался  Дмитрий.  -- Так чего мы
сели, как вороны возле падали? Поищем другой ход!
     Из второго туннеля тоже выносили  трупы.  Из  третьего  --
трупы  и  мусор. Кирилл торопливо объяснил, что у муравьев есть
специальные  кладбища.  Чтобы  не  разносить  заразу  в   доме,
додумались  относить  мертвых подальше. Одни закапывают, другие
виды оставляют трупы на  чистых  полянах  под  жарким  солнцем.
Муравей  мал,  солнечные  лучи тут же прожаривают его насквозь.
Микроб не уцелеет, любая плесень гибнет.
     Из последнего туннеля рабочие выносили комочки земли.  Все
муравьи   протискивались   через   коридор  ощупывающих  усиков
бдительной стражи. Дмитрий  обеспокоено  поглядел  на  Кирилла.
Здесь  тоже не пройти, вон какие жвалы! Хватанет, второй раз не
сунешься.
     -- Надо явиться с добычей, --  предложил  Кирилл,  --  как
обыкновенные фуражиры.

     Глава 6

     В  два  прыжка  они  оказались  на обломке толстого сухого
стебля.  Под  ногами  шелестело,  шуршало.  Внизу  поблескивали
огромные  тела  уховерток,  панцири жуков, в самом стебле мощно
скреблись их личинки. На земле -- оторванные крылышки,  обломки
лапок,   неопрятные   куски   высохшего   хитина,  похожего  на
проржавленные остова легковых автомобилей.
     -- Давай  забьем  вон  того  жука,  --  предложил  Дмитрий
торопливо.
     -- Не  спеши.  Муравьи не свиньи и не... люди. Едят далеко
не все.
     В трех шагах на обломок опустился вихрь энергии размером с
двухэтажный   дом,   промчался   легкими   балетными    шагами,
непрестанно  постукивая  по древесине длинными усиками с белыми
колечками. Кирилл приподнялся на руках, Дмитрий остался  в  той
позе,   как  его  свалила  волна  от  крыльев  наездницы-риссы,
страшного врага личинок жуков-дровосеков.
     Рисса металась  по  пеньку,  яростно  колотила  по  дереву
длинными  усиками.  Дмитрий  хмуро  сопел,  угнетенный свирепой
мощью хищного насекомого.  Танцующий  башенный  кран  на  тропе
войны!
     Вдруг    рисса    забегала    взад-вперед   на   крохотном
пространстве. Кирилл  буквально  увидел,  как  в  ее  крохотном
мозгу, мощности которого позавидовали бы творцы компьютеров, за
сотую  долю  секунды  были закончены сложнейшие вычисления. Да,
именно вот здесь толстая жирнющая личинка дровосека неторопливо
точит мощными челюстями древесину и чуть ли не поет от сознания
абсолютной безопасности...
     Усики  риссы  пошли  вверх,  брюшко   поднялось,   длинная
иголочка  яйцеклада направилась к древесине. Компьютер в голове
риссы высчитал угол, направление,  усилие.  Рисса  замерла,  от
иголочки  яйцеклада  отошел в сторону и согнулся другой футляр.
Тоненькое сверло на  глазах  погрузилось  в  прочное  дерево...
Остановилось  оно в момент, когда рисса почти коснулась брюшком
дерева.  По  яйцекладу  прошло   крохотное   утолщение,   через
мгновение  рисса  вытащила  яйцеклад,  подпрыгнула  и пропала в
небе.
     -- Фу,  --   выдохнул   Дмитрий.   Он   машинально   вытер
несуществующий пот. -- Летающий дракон!
     Кирилл спрыгнул на землю, поднял длинное легкое копье:
     -- Если  оружие само идет в руки, его надо выбросить... Но
сейчас случай особый.
     Дмитрий спрыгнул следом, осмотрел оружие как знаток:
     -- Гибрид копья и шпаги! Как у того дракона?
     -- Помельче.
     -- Стоп-стоп!.. Это шприц?
     Кирилл ответить не успел, Дмитрий вскрикнул, перегнулся  в
поясе.  Перед  Кириллом  мелькнуло  блестящее,  пахнуло  острым
запахом.  Он  инстинктивно  ударил  шпагой.  Острие  с  хрустом
вонзилось  в  головогрудь  напавшего  на Дмитрия жучка. Дмитрий
пыхтел,  ругался,  пытался  оторвать  от  себя  врага.   Кирилл
вцепился свободной рукой в зазор между головой и переднеспинкой
хищника, глубже всадил шпагу в нервный узел.
     С  перекошенным  от  боли  лицом  Дмитрий  кое-как  разжал
челюсти жука, вцепившегося в его шорты:
     -- Ты прямо тореадор! С одного удара. С  какой  стати  эта
тварь набросилась?
     Кирилл  с  трудом  выдернул оружие из плотной ткани. Между
зазубринами белели волоконца нерва.  По-снайперски,  в  спинной
ганглий! Сумеет ли так хоть раз в жизни еще?
     -- Ваши умельцы не могли выбрать другой цвет?
     -- Это  не  умельцы, а химики, -- ответил Дмитрий, морщась
от боли. -- Маскирующая окраска!
     -- Вашим химикам работать мешают погоны.  Иначе  знали  бы
разницу  между маскировкой и мимикрией. Если у тебя маскирующая
окраска, сиди неподвижно, даже тень  прячь!  Маскируются  самые
слабые,  самые  лакомые. Почему не сделать шорты ярко-красными?
Как мухоморы, божьи коровки? Любой бы  видел  издали:  ядовито!
Даже по ошибке не схватят.
     Дмитрий  сделал  первый  шаг, все еще перегибаясь в поясе.
Лицо было белым, мускулы дергались.
     -- Как клещами хватанул! Нашел же куда кусать, паразит...
     Они заспешили по  широкому,  как  стадион,  листу.  Кирилл
обнаружил  гусеницу,  всадил шпагу хирургически точно. Гусеница
свернулась  кольцом,  замерла.  Дмитрий  прыгал  рядом,   держа
Дюрандаль  над  головой.  У гусеницы было две головы, на каждом
конце туловища, причем  самая  крупная,  как  объяснил  Кирилл,
ложная.  Ударит  глупая  птица,  а  гусеница  скатится с листа,
клюнутая не в голову, а в...
     Дмитрий с гусеницей в руках спрыгнул вниз. Кирилл  на  миг
задержался, почему-то вернулся страх высоты. Он с силой помахал
рукой,   плотный   воздух   густыми   струйками   потек   между
растопыренными пальцами. Прыгнул, нагретый воздух подхватил, не
дал стремительно упасть на дно воздушного океана.
     -- Какой  там  Марс,  --  прошептал  Кирилл.  Сердце   его
колотилось,   как   испуганная   птица   в   клетке.  --  Самый
удивительный мир... Прицепить бы крылья, можно летать...
     Внизу сбежались зеваки,  щупали  сяжками  добычу.  Нашлись
помощники,   Дмитрий   обрадовался,   вдруг   да  сдружатся  за
совместным трудом, но Кирилл выдернул гусеницу, отпрянул с  нею
в   сторону   от   пахнущего   тракта.  Обескураженные  муравьи
заметались, гусеница для них выпала в другое измерение.
     -- Сами справимся, -- объяснил Кирилл напряженно. -- А  то
на входе решат, что присоединились как раз мы.
     Дмитрий  опасливо  смотрел  на  муравья,  что  рассерженно
метался с угрожающе разведенными жвалами совсем рядом.
     -- Неужели не видит?
     -- В том-то и дело. Одни ориентируются по звездам,  другим
хоть фигу под нос поднеси.
     Из  центрального  входа  часто выскакивали муравьи. Оттуда
вышел новый запах, сильный, но уже не резкий.
     -- Жесты запомнил? -- спросил Кирилл  сдавленным  голосом.
-- Держись уверенно, прячься за гусеницей.
     По телу забегали быстрые бесцеремонные усики, ногу Кирилла
цапнуло.  Он  напрягся,  с  усилием  проламываясь  сквозь живые
ворота ощупывающих усиков и раздвинутых жвал.
     Мелькнуло перекошенное лицо Дмитрия. Белый, с обезумевшими
глазами, он пихал перед собой  гусеницу  как  таран,  дергался,
когда  по  нему пробегали усики с жесткими щеточками на концах,
похожими на ершики для чистки бутылок.
     Продравшись сквозь живой частокол, они оказались в широком
полутемном  тоннеле.  Тянуло  могильной  сыростью.  Из  темноты
внезапно   выныривали  оскаленные  пасти,  зазубренные  челюсти
грозно щелкали, чудовище свирепо бросалось на них...  почему-то
промахивалось,  и  лишь  тогда  Дмитрий понимал, что муравьишка
бежал по личным или общественным делам, а двуногие  мирмекофилы
ему до лампочки.
     В  полутьме  ярко  сверкало  окно  в солнечный мир, но его
перекрещивали гуще тюремной  решетки  длинные  усики-антенны  и
серповидные жвалы. Оттуда в муравейник вплывали нагретые запахи
солнца и трав.
     -- Бросай  гусеницу,  --  услышал  Дмитрий в темноте голос
Кирилла. -- За вход мы заплатили, а на склад пусть тащат сами.
     Дмитрий с неохотой бросил почти невесомую гусеницу, ощущая
себя без нее совсем  голым.  Рядом  зашуршало,  через  гусеницу
перемахнула  рогатая тень, зато второй муравей с азартом вонзил
жвалы в лакомое мясо, заурчал, поволок в темную нору.
     -- Теперь куда? -- спросил Дмитрий обреченно.
     -- Вниз. Проверим склады живой добычи.
     -- Погоди малость, -- вдруг попросил Дмитрий. Он  виновато
улыбался, губы его пересохли. -- Дай отойти... Не знаю, как ты,
но  у меня душа трясется. Помню, как-то парашют не раскрылся...
Нет, тогда было не так страшно.
     Из темноты начали выступать неясные  очертания.  Наметился
потолок,  а  черные  пятна  превратились в норы. Пальцы Кирилла
скользнули по стене, оставляя слабый светящийся след.  Плесень?
Но  муравьи  плесени  не  выносят.  У  них  чисто,  сухо.  Если
появляется плесень, с которой не  сладят,  то  бросают  гнездо,
переселяются.  Этот  муравейник  слабым  не  выглядит...  Опять
загадка.
     -- Готов? -- спросил Кирилл нетерпеливо.
     -- Готов, -- отозвался Дмитрий. -- Совсем готов!
     -- Иди за мной.
     -- Веди, Сусанин... Или Вергилий? Какой толк от тех ворон,
которые наблюдают за нами? Раньше не успевали помочь, а  теперь
и вовсе...
     Он  вытащил  из-за  пояса Дюрандаль, с тоской покосился на
черные тоннели.
     -- Спрячь, -- посоветовал Кирилл. --  Я  вот  шпагу  и  не
вынимаю. Если что случится, эти булавки не спасут.
     Медленно,  часто останавливаясь и прижимаясь к стенам, они
двинулись по самому широкому тоннелю. Запах  стал  гуще.  Пахло
личинками,   пакетами   яиц,   сырой   землей,   новорожденными
муравьями. Кирилл жадно вдыхал, вжимался, старался ощутить себя
муравьем с его заботами, желаниями. Дмитрий дышал ему в  спину,
натыкался в темноте, часто с разбега бодал, сбивал с ног.
     Головная  боль  и  слабость  в  теле  быстро испарялись, а
воспаленные  от  солнца  глаза  перестали  слезиться.   Дмитрий
подпрыгивал,  завидев  бегущего  навстречу муравья, хватался за
оружие.
     -- Перестань, -- сказал Кирилл. -- Через  турникет  прошли
благополучно, а тут пропуска не спрашивают. Держись как дома.
     -- Благодарю покорно!
     -- Иначе надолго тебя не хватит.
     -- Знаю,  но  что  делать?  Умом  уже  не боюсь, но внутри
трясется, как поросячий хвост. Мы ж  в  чужом  доме  ходим  как
ворюги...
     Тоннель  повел  в  сырость,  в  сгустившиеся запахи. Стены
казались облицованными,  словно  покрытыми  глазурью.  Песчинки
держались  даже  на  потолке. Опустившись на два уровня, Кирилл
поколебался, был соблазн начать поиски здесь, но заставил  себя
выбрать извилистый штрек, ведущий круто вниз.
     Прошли  через  анфиладу  огромнейших  пустых пещер. Чисто,
сквозная вентиляция, но встретили только  одного  муравья.  Тот
вяло прошел мимо.
     Дмитрий  проворчал, стараясь держать голос на мужественной
ноте:
     -- Лабиринт!   В   этих   пещерах   десяток   муравейников
поместится.   На   вырост   строят   или   чокнулись  на  почве
гигантомании?
     -- Муравейники не строят по фигуре, -- ответил Кирилл.  Он
полез  вниз по отвесной стене из пережеванной древесины. -- Это
не улитка слизня, не панцирь черепахи, не раковина перловицы...
Прыгай сюда! Вот так. Зато муравьи термопреферендят...
     -- Что-что?
     -- Запомни,    пригодится.     Есть     такое     понятие,
термопреферендум.  В  жару  муравьи опускаются в нижние этажи к
грунтовой воде, в  холод  поднимаются  в  прогреваемые  солнцем
участки. Чем большей муравейник, тем точнее выбирают влажность,
движение  воздуха,  то  бишь,  выбирают  и  термо-, и гидро-, и
анемо-, и прочие-прочие преферендумы.
     Дмитрий   при   всей   натренированности   на    выживание
ориентировку  потерял  почти  сразу.  Сворачивали,  опускались,
ныряли в крохотные боковые ходы, выходили  в  огромные  пещеры,
откуда  мирмеколог  без  колебаний  нырял  в  самую темную, как
казалось Дмитрию, и самую страшную.
     -- Мне почудилось, -- встрепенулся он, --  будто  за  нами
перекрыли ход! Ловушка?
     Кирилл даже не обернулся:
     -- Муравьи постоянно что-либо перестраивают, переделывают.
     -- Как  же вернемся? -- воскликнул Дмитрий в ужасе. -- Или
станем этими... мирмекофилами?
     -- Вернемся   другим   ходом,   --   ответил   Кирилл    с
безразличием.   --  Карту  муравейника  составлять  бесполезно.
Муравьи вечно перестраивают собственный город. Как дети.
     В   темных    переходах    силуэты    муравьев    мелькали
призрачно-темными  тенями.  Иногда такая тень задевала Кирилла,
чаще  он  сам  в  потемках  налетал  на  нее.  В  любом  случае
впечатывался  в  стену,  катился  по  полу, убеждаясь в жесткой
реальности призраков.
     На четвертом уровне, считая  от  поверхности,  две  пещеры
были заполнены зерном, еще три оказались с мертвыми насекомыми.
Кое-где  трудились  перепачканные  мукой  зерномолы,  с вкусным
хрустом превращая крепкими жвалами зерна  в  белый  порошок,  а
мясники    придирчиво   осматривали   разнокалиберную   добычу,
недоверчиво вонзали жвалы, проверяя на свежесть.
     Снизу тянуло холодом. Близко  были  колодцы,  прорытые  до
подземной  воды.  Кирилл  внезапно  остановился, ухватившись за
выступ. Дмитрий  ткнулся  ему  в  спину,  едва  не  столкнув  в
огромную яму-пещеру. Внизу слабо поблескивало огромное зеркало,
пробегали жемчужные искорки, вспыхивали матовые молнии. Дмитрий
присмотрелся,  непонятное зеркало вроде бы сложено из крохотных
осколков, плотно прижатых один к другому.  Осколки  сдвигаются,
наползают друг на друга!
     -- Здесь не пройти, -- услышал он в темноте шепот Кирилла.
     -- Что там?
     -- Молодые  самцы  и  самки!  Вон  крылья  блестят! Крылья
длинные, прикрывают туловище полностью, самих муравьев под ними
не видно.
     -- Опасные? -- спросил Дмитрий о самом главном.
     -- Беспомощные! Но это будущее  муравейника.  Их  охраняют
особенно строго.
     -- Ага... Поперли обратно?
     Соседний   ход  нашли  быстро,  но  двигались  осторожнее.
Дмитрий понял из объяснений мирмеколога, что настоящие  муравьи
занимаются  делом,  как  и  подобает  мужикам: воюют, охотятся,
строят, ломают, пасут тлей, выращивают злаки. А для размножения
появляются красивые крылатые дурни, у  которых  мозгов  впятеро
меньше, чем у нормальных муравьев. Крылатые не умеют ни ломать,
ни строить, зато за бабами гонять -- будь здоров! Вместо мозгов
у   них  развиты  гляделки,  чтобы  издали  засечь  крылатую  и
закадрить на ходу.
     -- Сейчас они прячутся, --  объяснил  Кирилл,  --  но  час
настанет,  и  тогда  их  не удержишь. Всего день длится роение!
Найдя друг друга, сочетаются в полете.  Самка  спешит  заложить
гнездо, а самец погибает...
     -- Красивая смерть, -- сказал Дмитрий с чувством.
     Кирилл   отодвинулся  от  одетого  в  мускулы  испытателя,
который показался странно похожим на муравья-самца:
     -- Кому как. Кстати, мы подошли к складу живой добычи.
     Дмитрий бросился вперед, ударился о выступ,  упал.  Кирилл
закричал,  предупреждая об опасностях, но Дмитрий уже с разбегу
ворвался под своды пещеры.
     В слабом  призрачном  свете  шевелилась  темная  масса.  В
пещере   было  чуть  теплее,  насекомых  притащили  из  жаркого
солнечного  дня.  Шевелились  длинные   лапы   с   зазубренными
голенями,  лопались с сухим треском хитиновые панцири. Слышался
шелест, шорох, скрип, щелканье,  словно  целая  насыпь  крупных
валунов медленно сползала с горы.
     Дмитрий  как  гигантский тушканчик перепрыгнул почти через
всю пещеру, упал на скопище мертвых  и  полумертвых  насекомых.
Даже   с   оторванными   головами,   наполовину   расчлененные,
изуродованные,  еще  пытались  ползти,   лягаться,   подгребали
крючковатыми лапами соседей...
     Едва  ноги  Дмитрия  коснулись  чьей-то  мягкой щетинистой
спины, как рядом подпрыгнула и люто щелкнула жвалами оторванная
голова. Даже не голова, половинка головы! Чудовище промахнулось
саму малость, но Дмитрий даже не оглянулся на острейшие  жвалы,
готовые одним движением отхватить ноги.
     Кирилл  остановился  на  краю  пещеры.  Похолодевшие  ноги
отказывались нести  в  шевелящееся  адское  месиво.  А  Дмитрий
метался по мягким телам гусениц, жестким спинам жуков, по телам
щетинистым,   скользким,  пульсирующим.  Исчезал  за  огромными
насекомыми, приподнимал их, переворачивал,  нырял  под  длинные
туловища   стрекоз,   лазил   на   четвереньках   под  скопищем
дергающихся дождевых червей...
     Когда вернулся, от него  несло  сыростью,  слизью,  чужими
запахами. Кирилл сказал торопливо:
     -- Таких   складов   много!   Обыщем   все,  будь  уверен.
Испытатель где-то здесь.
     В следующей пещере Дмитрий снова, уже не чувствуя прежнего
страха перед диковинными чудовищами, прыгал по  грудам  добычи,
переворачивал,  заглядывая  во все углы, безбоязненно отпихивал
муравьев, воспринимая их только как досадную помеху.
     Миновали три склада. Дмитрий мрачнел, на  ходу  вытирал  о
стены  налипшую  на  руки  слизь.  Если  в  первом  складе были
полуживые насекомые,  то  в  остальных  только  горы  высохших,
скрюченных, закоченевших...
     Тело  ныло,  отзываясь  на  ушибы,  падения,  толчки.  Оба
напряженно всматривались в полумрак, стараясь уловить  движение
раньше,  чем  выскочивший  муравей  собьет  с ног. Вдруг Кирилл
вытянул руку:
     -- Мне кажется... там человек!

     Глава 7

     Дмитрий сорвался с места как снаряд.  Кирилл  бросился  за
ним,  упал,  завертелся  волчком,  а  потом,  теряя драгоценные
секунды, не сразу понял, где верх, где низ, откуда и  куда  они
идут.
     Издали донесся крик. Кирилл ответил, они сошлись в темной,
как преисподняя,  пещере.  Дмитрий  двигался  устало, голос был
хриплым:
     -- Извини. Тоже почудилось... В глазах чертики пляшут.
     -- Да нет, я видел силуэт! Спутать трудно... Но ты побежал
по другому ходу. Давай искать дорогу обратно.
     Спустились на ярус,  потом  по  соседней  шахте  поднялись
сразу  на два. Ход петлял, поднимался, делал зигзаги. Устали, в
мышцах начала разливаться боль. Дмитрий  вопросительно  косился
на мирмеколога.
     -- Вон  там,  --  сказал  наконец  Кирилл,  он  неуверенно
показал пальцем, -- человек...
     Дмитрий стрельнул глазами, на этот раз засек  направление,
прыгнул вперед. Под ногами громко шелестнули отколотые камешки.
     Кирилл  добежал  до  порога  пещеры  в  тот  момент, когда
Дмитрий с торжествующим  ревом  торопливыми  скачками  несся  к
смутно  различимой  фигуре.  Человек  стоял напротив некрупного
муравья,  осторожно  трогал  его  сяжки.  Муравей,  как   сразу
определил Кирилл, из нянек, что всю жизнь занимаются расплодом,
лишь  в последние дни жизни могут выйти на поверхность, да и то
в сырые облачные дни...
     Заслышав Дмитрия, в испуге отпрянул  от  муравья  человек.
Роста   он  был  среднего,  сложения  вовсе  не  атлетического,
светлокожий,  светловолосый,  в  плечах  тоже  с  Дмитрием   не
сравнить.
     Муравей  убежал, а Дмитрий налетел на друга, схватил его в
объятия:
     -- Сашка!
     Человек покачнулся. Если бы Дмитрий не поддержал, упал  бы
на землю.
     -- Димка! -- прошептал человек. -- Откуда ты?
     -- Ясно  откуда...  Ты  в  порядке?  Господи, руки-ноги на
месте...
     Кирилл остановился, словно с разбегу влетел в каплю  клея.
У испытателя Сашки были длинные пушистые ресницы, крупные синие
глаза,  нежное  белое лицо... Слишком узкие плечи, тонкие кисти
рук, а под майкой-хитоном... Господи, да это же...
     Дмитрий, не выпуская друга из объятий, с  довольным  видом
развернулся к Кириллу:
     -- Кирилл,  знакомься! Это Саша -- звезда нашей группы. --
Единственная женщина, Фетисова Александра Борис