умал  с  неясной  завистью.  Живет  в  свое
удовольствие, и как живет! И все у него получается...
     Дверь под его лапами приоткрылась неслышно.  Снаружи  никого,  только
едва слышно потрескивают смолистые  факелы  на  дальней  стене.  Мелькнула
размытая тень, а снизу донесся  мужской  смех.  Мрак  ощутил  как  широкий
коридор радостно заскользил под лапами. Стены  бежали  навстречу,  впереди
появилась широкая лестница, ступеньки бросились ему под лапы.
     До  покоев  Светланы  оставался  поверх,  когда  по   ушам   хлестнул
счастливый визг:
     -- Моя собачка!
     Он едва успел повернуть  голову,  как  откуда  ни  возьмись  налетело
пушистое, золотоволосое, пахнущее молоком и сладостями. Маленькие  руки  с
такой силой вцепились в шерсть, что  Мрак  протащил  их  хозяйку,  наконец
нехотя остановился, попытался освободиться, но Кузя уже  повисла  на  нем,
верещала, теребила, щипала, тащила за собой, и  оглушенный  Мрак  поневоле
повиновался.
     У двери Светланы стояли двое немолодых стражей. Увидев черного  волка
переглянулись, а Кузя закричала еще издали:
     -- Быстрее отворяйте!.. Я привела свою бедную собачку!
     Один из стражей проворчал, глядя с опаской на огромные  клыки  бедной
собачки:
     -- Да уж... А не сожрет ли царевну? В лесу, поди, оголодал.
     Второй отворил дверь с превеликой поспешностью.  Мрак  услышал  звуки
свирели. Кузя подтащила Мрака к  двери  почти  силком,  а  в  комнату  уже
въехала, лежа на его спине. Знакомые запахи нахлынули с такой  мощью,  что
Мрак остановился оглушенный. Сердце колотилось, подбасывало довольную  как
хомяка Кузю.
     -- Светка!!!
     Мелодия  оборвалась.  У  окна  застыл  в  страхе  Иваш.  Пальцы   как
перебирали дырочки на дуде, так и замерзли. Выпученные глаза не отрывались
от страшного зверя с оскаленной пастью. Светлана приподнялась  на  кресле,
рухнула снова. Затем только на лице проступила радость:
     -- Мрак! Ты вернулся?
     -- Он опять стал собачкой,-- объяснила Кузя.
     Мрак нерешительно вильнул хвостом.  Тут  лишь  Светлана  подпрыгнула,
наконец поверив, брови высоко взлетели.
     -- Мрак?.. Дорогой мой Мрак? Мой любимый!
     Она распахнула объятия. Мрак не успел опомниться, как очутился  в  ее
руках. Сам он  едва  успел  сделать  шаг,  Светлана  налетела,  обхватила,
прижала к груди с такой силой, что свет померк в волчьих глазах, а  сердце
от счастье едва не выпрыгнуло через горло.
     -- Мрак, мой любимый... Куда исчез так внезапно?
     Он лизал  ей  нежные  руки,  трясся,  вилял  хвостом  и  всем  телом,
подпрыгивал, в нем был безумный восторг, скулеж, счастье, что захлестывало
разум, волю, все чувства, кроме восторга и ликования при виде Ее, слыша Ее
голос, впитывая Ее запах!
     -- Мрак! Мой замечательный... Как мне тебя недоставало,  если  бы  ты
знал! Какой я была одинокой без тебя...
     Она ласкала его, прижимала, Мрак ощутил как на шерсть упала и  начала
пробиваться к его коже горючая  слеза.  По  щекам  Светланы  пролегли  две
мокрые дорожки.  Она  тихонько  всхлипывала,  ее  пальцы  вздрагивали,  но
прижимала волчью голову к груди с силой и отчаянием,  будто  через  минуту
его должны вырвать из ее рук, забрать уже навсегда.
     Он взвыл от страдания, что не может сказать человечьим языком, как он
сам страдал без нее, как тосковал и выл  на  луну,  как  мечтал  вернуться
быстрее, как можно быстрее. Вой превратился  в  щенячий  скулеж,  визг,  и
Светлана засмеялась счастливо, прижала еще крепче, зарылась лицом в густую
шерсть.
     Так они сидели, прижавшись друг к другу  и  почти  не  дыша.  Оба  не
решались шевелиться, боясь спугнуть счастье. В сторонке  Иваш  раздраженно
выговаривал Кузе, та сердилась и обзывалась, попробовала оттащить волка от
старшей сестры, что завладела ее черной собачкой целиком,  Мрак  счастливо
лизнул Светлане руку. От избытка чувств хотелось упасть  и  умереть  у  ее
ног. Более счастливого мига в его жизни еще не было.
     Иваш проговорил боязливо:
     -- Он убегал... не взбесился ли?
     Кузя  завопила  что-то  возмущенное,  от  ярости   нечленораздельное,
Светлана с укором покачала головой:
     -- Ты посмотри в его счастливые глаза. Нет, с ним все в порядке.
     -- Но убегал...
     -- Он волк, а не собака,-- объяснила Светлана.-- Дикий волк! Вольный.
Он не обязан сидеть там, где нам хочется. Здравствуй, мой любимый  Мрак...
Мой любимый!
     Ее тонкие нежные пальцы не отпускали  его  шерсть.  Любимый,  горячей
молнией пронеслось у него по жилам. Она так и сказала!

     Сердце рвалось от боли, но он заставил себя  под  утро  слезть  с  ее
постели. Через открытую дверь видел спящую Яну, но служанка не проснулась,
когда приподнял ковер и отодвинул камень.
     Ход показался нескончаемый. Едва протиснулся в свою комнату,  как  за
дверью раздались шаркающие шаги. Послышался зычный голос  стража.  Ответил
раздраженный писк незнакомца.
     Мрак поспешно перекинулся в людскую личину, бросился  к  разбросанной
одежде, когда послышался  стук  в  дверь.  За  порогом  стоял  толстенький
ухоженный старичок-волхв.
     Мрак был уверен, что теперь, отмытый, одетый богато и причесанный, он
выглядит по-царски, но волхв, придирчиво  осмотрел  Мрака,  долго  хмыкал,
морщился с неудовольствием, заявил негодующе:
     -- Запустить себя до такого краю!.. Понадобится  с  неделю,  а  то  и
больше.
     -- На что? -- спросил Мрак настороженно.
     -- На твой человечий облик. Ты ж зверь, а не человек.
     Мрак исподлобья смотрел на маленького пышно одетого волхва.  От  того
несло как от напомаженной девки. В носу свербило, он  едва  не  расчихался
ему в лицо.
     -- Я вроде бы человек,-- сказал он осторожно.
     Волхв взмахнул дланями:
     -- Человек? С такими рубцами? Шрамами?.. Перебитым носом?  Да  еще  в
двух местах?
     -- Трех,-- поправил Мрак.
     Волхв даже отпрянул:
     -- Да как с этим можно жить?
     -- Живу,-- ответил Мрак.
     -- Жил,-- возразил волхв.-- Желание моей повелительницы --  закон.  Я
сделаю из тебя человека! Не красавца, конечно, красавцем тебя сами боги не
сумеют... Сама Леля бы  удавилась,  на  тебя  глядя,  но  кое-что  у  меня
получится.
     Мрак смотрел исподлобья. Леля не удавилась, когда  его  зрела,  но  в
чем-то этот дурень прав. Светлане будет приятнее видеть  чистое  лицо  без
жутких шрамов.
     -- Что я должен делать? -- спросил он.
     Улыбка волхва стала неприятной:
     -- Терпеть,-- сказал он зловеще.-- Только терпеть.

     Была боль, но не столько  от  рук  волхва-лекаря,  это  Мрак  выносил
безропотно, а что  не  видел  Светланы.  Волхв  хмурился,  бурчал,  иногда
бушевал, и тогда от его гнева прятались помощники, но в общем был доволен.
Он убирал шрам за шрамом, ломал и заново  сращивал  кости  и  хрящи  носа,
сломанную челюсть, а Мрак, опоенный дурманящим зельем, почти не чуял боль,
терпел покорно, а кости срастались удивительно быстро.
     Когда пришел день натянуть новое мясо и  срастить  кожу,  волхв  даже
мурлыкал под нос песенку. Дикий видом лесной человек на глазах превращался
в сурового облика мужа, с правильными  чертами,  прямым  носом  и  тяжелой
нижней челюстью. Темнокоричневые глаза остро смотрят из-под густых  черных
бровей, взгляд тяжел и пристален.  Статью  и  обликом  теперь  походит  на
главного воеводу, что командует войсками всего царства.
     Когда Мрак, приходя в себя, принялся яростно чесаться, волхв  ухватил
за руки:
     -- Не погуби свою новую личину!
     -- Зудит, нет мочи...
     -- Терпи.
     Он подвел его к огромному зеркалу. Мрак отшатнулся. На него взглянуло
суровое лицо красивого мужчины. Черный как  ворон,  хмурый,  надменный,  с
ровным носом и чистым лицом, ни  единого  шрамика,  даже  совестно,  глаза
стали вроде бы крупнее, или  это  волхв  своими  чарами  приподнял  брови,
изогнул по-иному.
     -- Это не я,-- сказал он невольно.
     Волхв довольно хихикнул:
     -- Ты. Своей рожи не знаешь?
     -- Я ее такой никогда не видывал.
     Волхв понимающе кивнул:
     -- Ясно. Тебя по ней били и уродовали с детства. Верно?
     Мрак все еще в удивлении и недоверии всматривался в зеркало. На  душе
стало немножно совестно. Будто одел чужую личину, обманывает людей.
     -- Ну... Первые шрамы получил, насколько помню, лет в пять-шесть... А
потом пошло. Рубец на рубце...
     -- Привыкай. Это ты.
     -- Непривычно,-- признался Мрак.
     -- Это ты. Таким твое лицо должно было стать без шрамов... Если бы ты
жил, скажем, не в лесу, а здесь при дворе.
     Мужчина, глядевший на Мрака из зеркала, выглядел  чересчур  красивым,
раздражающе  могучим.  Взгляд  по-волчьи   острый,   брови   сшиблись   на
переносице, придавая лицу властное и надменное выражение. Это был человек,
привыкший командовать войсками, вершить судьбы царств и  народов,  править
странами. Он был могуч, знал это и желал, чтобы другие это поняли сразу.
     Волхв добавил с хитринкой:
     -- Пора показаться царевне... Ей, как полагаю, понравится.
     -- Думаешь?
     -- Уверен! -- оскорбился волхв.-- Для того и старался.
     Дыхание стеснилось в  груди  Мрака.  Сладкая  боль  стиснула  сердце.
Только бы ей понравилось, ведь ему все равно в какой он личине, в  волчьей
даже свободнее. Если ей нравятся такие мужчины, он будет таким,  какие  ей
по сердцу!

     Во дворце мельтешило, кипело, бурлило. Из окрестных сел свозили битую
дичь, откормленных свиней, гнали стада гогочущих гусей, которых две недели
силком кормили отборными орехами, везли рыбу, в корзинах и  бочках  тащили
горы лесных ягод.
     Мужики свозили рожь, пшеницу,  овес.  От  мельниц  тянулись  вереницы
подвод с мукой любого помола. Везли крупы, везли гречку, пшено, ячмень. Из
подвалов доставали тысячи пудов меда, масла, сыра...
     Бесчисленными рядами тянулись бочки с зернистой и паюсной  икрой,  не
говоря уже  про  отборную  сиговину,  стерлядей,  белужину,  осетрину.  На
свадьбе дочери царя Громослава ни в чем не должно быть недостатка. Первое,
чем обмениваются придирчивые гости, это: "Хороший был стол" или же:  "Царь
Артании свадьбу служанки справил лучше"...
     А Мрак, запершись в своей комнатке и дрожа  от  нетерпения,  поспешно
поменял облик. Трое суток над ним колдовал  волхв-лекарь!  Трое  суток  не
видел Светланы, только чуял ее едва слышный запах...  Да,  царевну  пугает
его человечья личина... но он все равно сумеет сесть у ее ног!
     Жаба заворчала на волка, отодвинулась в угол. Мрак лизнул ее в морду,
жаба прижалась к полу, спина вздулась пупырышками.
     У царевны в покоях был Додон. Он расположился у окна,  перед  ним  на
блюде была горка белых зерен: семечки для него  лузгали  особо  отобранные
девки. Светлана сидела у ног, в ее глаза были  любовь  и  сострадание.  Ее
дядя выглядел больным, лицо пожелтело  и  осунулось,  под  глазами  висели
темные мешки.
     На огромного волка он посмотрел с брезгливым безразличием, а Светлана
сразу же запустила обе ладони в густую шерсть, прижалась щекой к  лобастой
голове. Волк замер, перестал дышать от счастья.
     Додон взял в горсть семян, но есть не стал, ссыпал обратно:
     -- Светлана... Будь ты моей дочерью, я бы не любил  тебя  больше.  Но
беда наша в том, что от любимых требуем больше, чем от  нелюбимых.  Горный
Волк ушел, но готовится к прыжку!
     Мрак чувствовал как в его шерсти задрожали пальцы Светланы. Голос  ее
был полон слез:
     -- Дядя! Не принуждай меня выходить за этого... за это чудовище!
     Волк вздрогнул, а Додон сказал невесело:
     -- Ну, он конечно, не таков красавец,  как  Иваш...  но  для  мужчины
внешность не главное. Мужчина, ежели на облик чуть лучше обезьяны  --  уже
красавец!
     Она зарыдала:
     -- Ни за что!
     Волк снова вздрогнул, ее нежные пальцы потрепали его по загривку:
     -- Это не тебе... Ты у нас красавец. Но этот варвар, он  же  попросту
зверь в людской личине! У него глаза темные как в лесном болоте  вода,  он
смотрит хищно, лицо недоброе. Он отвратителен, я его не люблю и боюсь!.. Я
лучше брошусь из башни, чем выйду за него! Даже ради спасения царства.
     Огромный волк поднялся, тоскливо взвыл. Додон  оглянулся  а  окно,  в
темном небе из-за черных веток мертво смотрела полная луна.
     -- Эк его разбирает,-- вздохнул он.-- Зверь!.. Не  могет  удержаться.
Но ты ж не зверь, Светлана! Ты человек. Правда, любой человек -- это зверь
до пояса, как говорят волхвы, но мы-то знаем, что на самом деле  он  зверь
до кончиков ушей. Только и того, что говорить насобачился.  Но  все  равно
грызется со всеми и гавкает. Но мы, цари, мы не звери. Все чувства наши --
в тряпочке.
     -- Дядя!
     -- Милая моя... Разве не видишь, что без  твоей  жертвы  наша  Куявия
рухнет? Ты ее уже спасла однажды. Спаси еще! Мрак разговаривал с  Хозяйкой
без страха. От дурости или невежества... или еще почему, но она пришла  на
помощь, хотя не знаю смертного, ради которого шелохнула бы пальцем.
     -- Почему?
     -- Не знаю,-- ответил он ошеломленно.-- Или ценит выше, чем  мы,  или
же в самом деле стоит больше, чем выглядит.  Но  для  нас  важнее  другое.
Человек, с которым  Хозяйка  разговаривает  на  равных,  может  остановить
Волка! Но кто захочет за просто так? А ради такой жены...
     После долгого молчания Мрак  услышал  за  спиной  раздавленный  голос
Светланы:
     -- Ладно, дядя. Ради спасения страны...
     Не оборачиваясь, он вышел и жалко потрусил  по  коридору.  Хвост  его
волочился во земле. Во рту была горечь, будто наглотался желчи.

     Глава 28

     Он заблудился в подземелье. В голове  стоял  гул,  мышцы  стонали  от
боли. Он бесцельно стукался головой о камни, по морде  уже  бежала  кровь.
Дважды  черная  пелена  застилала  глаза.  Очнувшись,  он   находил   себя
распростертым на каменном полу, а один  раз  в  чувство  привела  холодная
вода, когда упал поперек подземного ручья.
     Не доживу до первого снега, мелькнула мысль. Ощутил облегчение,  ведь
эту боль можно оборвать прямо сейчас. Либо броситься на меч,  либо  просто
разогнаться и грянуться головой о стену!
     Странно ободренный, он наконец  отыскал  выход.  Правда,  не  в  свою
комнату, а в помещение для челяди  на  первом  поверхе.  Гм,  если  выйдет
голым, то трудно пройти незамеченным. Ругнулся, чувствуя как от  сердечной
боли не работает голова. Никто  не  заставляет  идти  голым...  человеком,
когда можно голым волком.
     Правда, у своей двери пришлось потоптаться. Волчьими  лапами  открыть
запоры было не просто, да и народ постоянно шныряет. К свадьбе готовятся!
     Он снова ощутил такую боль, что в глазах  потемнело.  Но  к  счастью,
вокруг  опустело,  поспешно  перекинулся  в  человека,  открыл   дверь   и
прокользнул в комнату. Издалека донесся удивленный возглас.
     Начал одеваться, но руки перестали двигаться, и он  снова  рухнул  на
пол. Боль была острой, словно ножом медленно распарывали  грудь  и  живот,
резали жилы.
     Когда в дверь постучали, он не ответил. Постучали снова,  и  дверь  с
грохотом распахнулась. Ввалились двое гридней с топорами в руках, за  ними
шел злой Ховрах.
     -- Что надо? -- прорычал Мрак.
     Он  чувствовал,  что  страшен  обликом,  и  стражи  попятились.  Один
промямлил, защищаясь:
     -- Нам сказали, что огромный волк... ага, волк к тебе пролез!
     -- Сам запоры отодвинул,-- добавил второй торопливо.
     А Ховрах заорал, не давая Мраку раскрыть рот:
     -- Дурачье! Сами знаете, что именно вам надо есть, а  не  вино  пить!
После первого кувшина уже мерещится! Что за народ пошел такой слабый?  Где
этот волк?
     -- Но нам сказали...-- пролепетал первый.
     -- Дурачье тоже,-- изрек Ховрах.-- Да и влез бы,  ну  и  что?  Может,
похмелиться искал. Это мой друг, мы с ним даже песни пели. Пошли, там  еще
осталось.
     Он обхватил их за плечи и вытолкал, подмигнув через плечо Мраку. Рожа
Ховраха была красная, потная и довольная. Мрак  остался  без  чувств,  без
мыслей и без сил, и уже  думал  что  умер,  но  когда  боль  стала  совсем
невыносимой, понял, что жив. Мертвые боли не знают. Если  болит,  то  жив.
Если болит душа, значит, есть.
     Хватаясь за стены, опустился в  нижние  палаты.  Еще  издали  услышал
запах мужского пота, кожи, масла для смазки  оружия,  а  вскоре  донеслись
грубые голоса гридней, хохот, скрип лавок и столов.
     Он остановился на пороге. Палата прыгала в такт биению сердца, а  шум
крови в ушах заглушал  пьяные  вопли.  Дружина  заканчивала  обед,  отроки
уносили пустые миски, расставляли кубки с  брагой,  вином,  пивом.  Ховрах
высился во главе стола, держал не  кубок  или  чашу,  а  кувшин,  горланил
песню.
     С появлением Мрака говор оборвался, Ховрах тоже умолк. Все  повернули
головы к Мраку. Взгляды были оценивающие,  опасливые  и  даже  враждебные.
Пришелец появился во дворце слишком  внезапно,  разом  оказался  близок  к
вожаку разбойников и даже Хозяйке Медной горы. И  непонятно,  что  еще  от
него можно ждать в их простом и понятном мире.
     Мрак  тяжело  прошел  к  столу  Ховраха,  рухнул  на  лавку.   Ховрах
рассматривал его с превеликим удивлением:
     -- Эй, почему у тебя две головы?
     -- А чем двухголовый хуже безголовых?
     Ховрах кивнул отроку, тот примчался с новым кувшином и кубком. Ховрах
наполнил, заявил гордо:
     -- Эй вы, безголовые! Да знаете ли, что это я направил сего витязя  в
волчьей шкуре на верный след?
     Кто-то спросил ехидно:
     -- А что ж ты сам не привел царя?
     -- Я похож на дурака? -- обиделся Ховрах.-- Стану я портки  рвать  по
скалам, когда в корчме тридцать бочек вина, сорок  бочек  хмельного  меда,
сорок бочек пива, а еще толпа спелых как репки девок! И все ждут, чтобы  я
обратил внимание!
     Он придвинул Мраку полный кубок. Мрак отхлебнул, не ощутив вкуса,  во
рту как на пожарище, сказал хриплым, не своим голосом:
     -- Есть важное задание. И как раз такое, что сам захочешь выполнить.
     -- Я? -- изумился Ховрах. Он захохотал.-- Сам?
     -- Еще и проситься будешь,-- заверил  Мрак.  Он  понизил  голос.--  В
горах бесчинствует отряд Гонты. Ты слыхивал, разбойники. Только и  делают,
что грабят, пьют да дерутся. На той  неделе,  я  слышал  от  него  самого,
разграбили винный подвал одного знатного боярина. Мне нужен человек, чтобы
отвез бы им весточку...
     Ховрах подумал, спросил с осторожностью:
     -- А велик был подвал?
     -- До конца лета будут пить -- не просохнут,-- заверил Мрак.-- Но там
особо задерживаться не стоит. Надо еще в одно место. И быстро.
     В  глазах  Ховраха  было  выражение,  что  ежели   и   доберется   до
разбойников, то до конца лета не выберется. Разве что поможет справиться с
запасами раньше.
     -- А исчо куды? -- спросил он.
     -- К Медее, царице поляниц. Отвезешь ей пару слов от меня. Там  кроме
вина еще и тыщи молодых баб. Они мужиков раз в году лишь по  весне  видят.
Там ты меня и дождешься.
     Ховрах даже кувшин отодвинул, глаза выпучились.
     -- Дождусь,-- сказал он  преданно.--  Я  дождусь,  ты...  того...  не
спеши! Ради меня спешить зачем же? А не лучше ли сразу к Медее? Или сперва
к Медее, а потом к этому... винному подвалу Гонте?
     -- Гонта по дороге,-- объяснил Мрак,-- да и без словца от него  Медея
тебя не пустит.
     Ховрах с грохотом отодвинул лавку, поднялся.  Грудь  его  была  браво
выпячена. Мощным голосом рявкнул:
     -- Готов ехать хоть счас! Да заради Отечества я на все завгодно.
     -- Тогда выводи коня,-- решил Мрак.
     Собравшиеся ошалело наблюдали  как  Ховрах,  ленивый  Ховрах,  рвется
отдать все силы  службе.  Видать,  этот  новый  витязь,  коему  полцарства
обещано, умеет взять за горло. С таким не будешь ниже травы, тише воды  --
враз рога посшибает.

     Отправив Ховраха, Мрак велел стражам сообщить Додону,  что  он  хочет
молвить слово. Страж довольно грубо ответил,  что  светлый  царь  почивать
изволит. Если так, отрезал Мрак, то он сейчас уезжает без этог