му, что прошла другая женщина.  Даже  запах
Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будто испарился...
     Он не успел подняться на крыльцо,  как  услышал  радостный  визг.  По
ступенькам  сверху  пронеслось,  часто-часто  топоча  маленькими  ножками,
что-то рыжее, визжащее,  что  сразу  бросилось  ему  на  грудь,  обхватило
маленькими ручонками за шею, принялось  звонко  нацеловывать,  прижиматься
всем тельцем, визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.
     -- Кузя,-- сказал Мрак укоризненно,-- разве так  себя  ведут  царские
дочери?
     -- А как? -- засмеялась она.
     Он важно надул щеки, принял строгий вид. Но когда попытался  опустить
ее на пол, она забрыкалась и уцепилась за шею:
     -- Нет! А то опять исчезнешь!
     -- Кузя...
     -- А что?.. Где я тебя искать буду?
     -- Кузя,-- повторил он строго,-- женщине не положено искать мужчину.
     -- Ну да,-- возразила она,-- а если ты сам меня не ищешь?  Так  и  до
старости досижу!
     Он передал ее в руки подоспевших нянек. Кузя орала и  отбивалась,  но
ее спеленали и унесли. Он еще долго  слышал  ее  возмущенные  протестующие
вопли. В них было столько обиды, что в груди защемило. Он старается никому
не причинять боль, а тут  поди  ты...  Маленькое  сердечко,  а  тоже  свои
огорчения.
     Пир начался поспешный, сумбурный,  какой-то  торопливо  натужный.  Во
всех очагах  палаты  жарко  полыхал  огонь,  там  жарилось  мясо.  Воздух,
пропитанный запахами вина  и  обильной  еды,  потяжелел,  потемнел,  будто
предательство очернило даже его. За окнами  сгущались  тучи,  погромыхивал
далекий гром, в темном небе взблескивали  молнии.  За  столами  обливались
потом, расстегивали рубашки до пояса, а тяжелые пояса сбрасывали вовсе.
     Мрак чувствовал как даже его зычный голос вязнет в густом  как  смола
воздухе. Люди стали похожи на рыб, лица были красные, распаленные,  словно
после бани. С той лишь разницей, что грязь и пот выступили как  будто  еще
больше.
     Гонта ел вяло, пить перестал после второго ковшика. Взгляд был острым
как у лесного зверя.  Он  чувствовал  сгущающуюся  вокруг  них  опасность,
искоса поглядывал на стены, откуда могут брызнуть длинные стрелы, держал в
поле зрения два широких ковра на  стене,  откуда  могли  метнуть  дротики,
напрягался, когда мимо проходил кто из гуляк, людей Додона.
     Мрак рыгнул, поднялся из-за стола. Взгляд держал мутным, покачивался,
пьяно улыбался. Гонта спросил громко:
     -- Ты куда?
     -- Я уже полон,-- ответил Мрак так же громко,-- а на  столе  вон  еще
сколько всего... Пойду освобожу место!
     Он захохотал, пошел между столами к выходу. Он  чувствовал  на  спине
как взгляд Гонты, так как и пристальный взор Додона.  Гонта,  конечно,  не
поверит в его опьянение,  а  Додон  уже  наверняка  принял  все  меры,  не
обеспокоится.
     Вышел без спешки, в коридоре полно вооруженного люда. Опустив голову,
пробрался от ниши  к  нише.  Дальше  было  свободное  пространство,  через
которое вела дорога в южную часть  дворца.  Туда,  где  размещались  покои
царских дочерей. У стен стояли рослые воины. Их лица были подозрительными,
а глаза придирчиво ощупывали каждого, кто проходил мимо.
     Громко бухая сапогами, прошел сотник, немолодой хмурый воин.  Оглядел
каждого, что-то прорычал нечленораздельное. Мрак напряг слух,  не  услышал
ответ, но начальник стражи рявкнул еще злее:
     -- Этот разбойник обязательно попытается пробраться на  эту  сторону!
Ему была обещана царская дочь, он это не забудет!
     -- И что делать? -- спросил один из воинов.
     -- Убить немедля,-- рявкнул сотник, стараясь понизить голос.--  Убить
сразу. Без предупреждения. Вас для того и поставили здесь по трое-четверо,
хотя обычно тут и одному делать нечего. Ясно?
     Воины закивали. Один пробормотал:
     -- Сделаем. Ведь за своего царя-батюшку. Говорят  же,  что  он  убить
замыслил.
     Сотник посмотрел косо:
     -- Гм... Ну, да. Особо присматривайтесь ко всем странствующим певцам,
странникам, каликам... Проверяйте каждого из селян, что привезет зерно или
мясо.
     Воин возразил:
     -- Это уже делают на воротах. А в эту сторону будем пропускать только
тех, кого знаем в лицо.
     Мрак отступил в нишу, пальцы нащупали ковер. Медленно  отодрал  край,
задом влез в дыру, глаза не отрывал от стражей. Дурни, привыкшие к сытой и
беззаботной жизни, даже не посмотрели в эту сторону. Трутни, а не стражи.

     Глава 45

     Глаза Светланы расширились, когда в  зеркале  за  ее  спиной  выросла
знакомая фигура в  волчьей  душегрейке,  наброшенной  на  голое  тело.  Но
царская дочь  держалась,  даже  не  дрогнула  бровью.  Медленно  повернула
голову. Мрак от двери смотрел жадно и печально.
     -- Ты все-таки сумел пройти,-- сказала она тихо.
     -- Да, Светлана.
     -- Я не спрашиваю, как... Для тебя  невозможного  нет.  Но  зачем  ты
приехал?
     -- Не знаю,-- ответил Мрак честно.-- Приехал и  все.  Я  ведь  просто
живу,  Светлана.  Никогда  не  рассчитываю  как  лучше...  или  даже   как
правильнее.
     Она покачала головой. Глаза ее были полны слез:
     -- И ты, и твои друзья... Зачем? Ну зачем?
     -- Если бы я знал сам,-- сказал он честно.-- Я даже не знаю, зачем  я
пришел сейчас.
     Она сказала после долгого молчания:
     -- Я знаю.
     -- Знаешь ли?
     -- Да,-- ответила она еще тише.-- Ты победил. Ты победил во  всем.  И
теперь все здесь твое, Мрак. Когда ты приехал, то даже  те  немногие,  кто
был против тебя, сейчас тебя жалеют и говорят только о  том  как  бы  тебе
спастись. Ты завоевал их сердца, Мрак.
     Он несколько мгновений смотрел в ее лицо.  Печальная  улыбка  тронула
его губы:
     -- Но я не завоевал твое.
     -- Мрак...
     Он прошел молча мимо, толкнул внутреннюю дверь. Краем  глаза  заметил
как изменилось ее прекрасное лицо. Оно было еще прекраснее,  только  глаза
были тоскливые как у побитой волчицы. На бледных щеках блестели две мокрые
дорожки. Из глаз выкатывались все новые блестящие жемчужинки.
     -- Прощай,-- сказала она раздавлено.-- Как видишь, в  конце-концов  я
потеряла все.
     Он  прошел  через  маленькую  комнату,  его  встречали  и   провожали
испуганные взгляды мамок и нянек.
     Дверь маленькой Кузи была закрыта плотно, но Мрак чуял,  что  там  не
заперто. Он толкнул дверь, на том конце  комнаты  малышка  сидела  в  углу
комнаты. Вид у нее был печальный, заброшенный. На щеках блестели, как и  у
старшей сестры, две мокрые дорожки.
     Мрак сказал ровно:
     -- Какое у тебя красивое платье!
     Она подняла голову, на  личике  отразилась  радость.  Мокрые  дорожки
мгновенно просохли. Но не встала навстречу, смотрела вопросительно. Мрак с
задумчивым видом покачал головой:
     -- Не знаю... хорошо ли оно будет как свадебное?
     Она недоверчиво смотрела в  его  лицо,  затем  со  счастливым  визгом
подпрыгнула. Он нагнулся, подхватил на бегу. Она прижалась  к  его  груди,
счастливая, жадно нацеловывала его лицо, глаза. Ткнулась  губами  в  морду
жабы, та возмущенно отплюнулась и вытерлась перепончатой лапой.  Тоненький
голосок от смеха зазвенел как серебряный колокольчик:
     -- Сумасшедший!.. Я к тому времени из него вырасту!
     -- Да? -- удивился он. Осторожно поставил на пол.-- Жаль.  Оно  такое
красивое.
     В  коридоре  послышались  возбужденные  голоса.   Мрак   прислушался,
отступил к двери. Когда голоса и  топот  подкованных  сапог  приблизились,
тихонько вдвинулся в  проем.  Прикрывшись  шторой,  услышал  как  грохнула
дверь. Резкий голос воеводы Рогдая прогремел как гром:
     -- Царевна!.. Здесь вблизи не появлялся Мрак?
     Голосок Кузи был удивленно-обрадованный:
     -- Но ведь здесь все за тремя кордонами стражи!.. Почему вы все такие
противные? Я люблю Мрака!
     -- Родителей слушаться надо,-- сказал Рогдай строго. Мрак слышал  как
голос воеводы стал глуше, Рогдай говорил через плечо: --  Сказано  ж  вам,
дурни... Три кордона стражи, да еще на крыше дюжина самострелов.
     -- Но ведь исчез...
     -- Как исчез, так и найдется,-- отрезал Рогдай.-- Пошли дальше.
     А сладкий голосок Кузи пискнул вдогонку:
     -- Если увидите Мрака, пусть зайдет ко мне!
     Настоящая женщина, подумал Мрак. Врет, и не споткнется. Он  с  трудом
отодрал от плеча Хрюндю, вцепилась не только всеми четырьмя, но и зубами:
     -- Кузя, к тебе просьба. Сможешь оставить пока что у себя?

     Кречет и его люди пировали в серебряной палате  для  знатных  воинов.
Это было в старом дворце, который  построил  великий  Тарас,  дед  Додона,
Древнее здание было выше по течению, всего в двух верстах от  нового,  где
царствовал нынешний царь Додон.
     Кормили их так, как не всегда потчевали царей, а вина выставили  все,
какие только были в подвалах.  Кречет  не  растрогался  царской  милостью.
Напротив, ощутил как на загривке зашевелились волосы. Велел пить как можно
меньше, не наедаться, ибо драться  отяжелевшему  трудно,  уши  держать  на
макушке.
     Местный воевода потчевал от сердца, сам  хлопотал  на  кухне,  отчего
казался больше ключником, чем умелым воителем, выглядел озабоченным только
тем, как накормить да ублажить гостей, потому многим показался неожиданным
его крик:
     -- К бою!.. Лучники!
     И тут же Кречет, вскакивая, заорал, перекрывая своими ревом его крик:
     -- Столы!
     По всей палате раздался грохот опрокидываемых столов, звон серебряной
посуды, треск глиняных  кувшинов,  а  следом  раздался  леденящий  посвист
множества стрел. Кто-то вскрикнул, дальше слышно было как часто застучало,
будто крупный град обрушился на деревянное крыльцо.
     -- К бою! -- крикнул Кречет страшно, голос его был странно веселым.
     Двери распахнулись, в палату бросились, блестя  топорами,  закованные
до зубов царские дружинники. Еще распахнулись три  потайных  хода,  оттуда
тоже  полезли  сопящие  воины,  но  люди  Кречета  уже   выскочили   из-за
опрокинутых столов.
     Застучали  мечи,  со  всех  сторон  были  крики,  ругань,  а  Кречет,
прикрываясь щитом, быстро и зорко осматривался. От стрел пострадал  только
один, не успел укрыться, остальные же  сделали  так,  как  давно  он  учил
защищаться, а  теперь  как  голодные  волки  бросились  навстречу  царским
ратникам, выскочившим добить раненых. И  от  праведной  злости  у  каждого
прибавилось сил, каждый бьется за десятерых, рубят страшно, рубят  весело,
ибо на них придирчиво зрят из вирия отцы и деды.
     На них лезли и лезли. Из бойниц под  крышей  не  стреляли,  опасались
поцелить своих, и бой шел грудь на грудь. Кречет ощутил, что устала  рука,
весь был мокрый от струй крови, когда вдруг наметился просвет.  Крики  его
людей стали слышнее. Из дверей перестали выплескиваться люди с оружием,  а
уцелевшие  пятились,  кое-как  отражали  удары  его   людей.   Переступать
приходилось через груды трупов, через стонущих раненых. Царские воины  уже
не поднимались: люди Кречета пощады не знали.
     -- Бегут! -- бросил кто-то со злым ликованием.
     -- Запомнят...
     Кречет быстро огляделся. Его людей осталось на ногах  две  трети.  На
полу корчилось втрое больше.
     -- Вперед,-- велел он хрипло..-- На их плечах!
     Сверху из бойниц их могли бы постепенно перебить стрелами, за столами
всю жизнь не  просидишь,  и  воины,  мгновенно  все  поняв,  бросились  за
убегающими. Добро, успел подумать  Кречет,  что  отобрал  только  матерых,
старых. Им и воевода ни к чему, сами все знают.
     Он был настоящий воевода, и эта мысль успокоила душу. Можно не беречь
себя до конца, буде сложит голову раньше, и без него дров не наломают.
     -- Вперед, вперед,-- торопил  он  больше  по  привычке,  ибо  догнали
врага, рубили в спины, прыгали через трупы и  снова  били  как  свиней  --
быстро и умело.
     Как грохочущее стадо туров  пронеслись  через  палаты,  рубя,  ломая,
круша, разбрызгивая кровь и расшвыривая трупы врагов. На выходе из детинца
их встретил лес копий. За ними блистали бронзой рослые  воины,  угрюмые  и
широкие. Это были отборная дружина Додона, которая сопровождала его всюду.
     -- Мясо для наших мечей! -- вскрикнул Кречет.
     Налетели, заблистали мечи. Палату наполнил  стук  топоров,  удары  по
щитам, крики раненых. Натиск был страшным, и они смяли заслон, с  грохотом
пронеслись вниз по лестнице.
     На  дворе  было  ослепительное  солнце.  Свежий  воздух  ворвался   в
раскаленную грудь каждого, дыхание стало не таким хриплым. Витязей Кречета
оставалось больше половины, но здесь со стен  и  башенок  в  них  полетели
стрелы, в них метали дротики и бросали камни.
     -- К воротам,-- велел Кречет.-- Пробьемся!
     Загораживая выход, к воротам сбегались царские ратники. Эти были  все
в ладных доспехах, в руках блистали топоры. Их было раза в  четыре  больше
остатка дружины Кречета. И с каждым мгновением становилось еще больше.
     -- Последний бой, братья,-- выкрикнул  кто-то.--  Не  посрамим  своей
чести!
     -- Пусть зрят, как умирают настоящие!
     Их встретили лесом копий, а щитов у людей Кречета уже не  оставалось.
Пятеро сразу прыгнули на копья, ухватились широко  раскинутыми  руками  за
острия, пригнули к земле, в их тела вонзились сразу пять-шесть острых жал,
только один вскрикнул,  остальные  гибли  молча,  но  оборону  сломали,  и
оставшиеся бросились на защитников ворот как  озверевшая  стая  волков  на
стадо коров.
     Воздух наполнился криками, лязгом,  хрипами.  Над  головами  взлетали
обрубленные руки, обломки мечей и срубленные наконечники копий.
     Это было чудо, но они прорвались. Кречет не верил глазам. Он  сам  не
думал, что удастся пробиться через такую силу. Их осталось всего трое,  но
прорвались. А у коновязи стоят их кони!
     -- К ним! -- велел он сипло. Вытер кровь со лба,  чтобы  не  заливала
глаза.-- Ходу!.. Вы успеете по горной дороге.
     Сзади нарастал крик. По залитым кровью ступенькам сбегали новые люди,
потрясая оружием. Им не было числа, и  Кречет  повернулся  к  ним.  Кричал
своим, не поворачивая головы:
     -- Быстрее, улитки! Пусть дома все узнают.
     -- Прощай, Кречет,-- крикнул кто-то.
     -- Свидимся,-- ответил он.
     -- Сегодня же!
     Его не звали, поняли и уважили  желание  умереть  здесь  на  воротах.
Защищая их отступление. Он был их воевода, значит -- воинский отец.
     Он услышал конский топот. Трое всадников на полном галопе выметнулись
в ворота. Он прислушался, печальная  гордость  тронула  сердце.  Никто  не
свернул к спасительной дороге среди гор! Они тоже  предпочли  умереть,  но
воинский долг выполнить до конца.

     Пир еще был в разгаре, когда внезапно вдали послышались  крики,  звон
металла. Потом крики и шум схватки приблизились, за столами насторожились.
Мрак поймал пытливые взгляды куявов, их руки бесцельно  шарили  по  пустым
поясам.
     Гонта стал приподниматься, но Мрак  остановил  его  жестом.  Любоцвет
побледнел, переводил взор с одного на другого. Гакон задержал  кусок  мяса
перед губами, лицо было  настороженное.  А  Ховрах,  вечно  жизнерадостный
Ховрах, сказал легкомысленно:
     -- Да чо там!.. Усе ж ясно.
     Глухой звон приблизился. Никто не жевал, все повернули головы, ждали.
Вдруг из одной двери показались спины воинов, что вздрагивали и  пятились,
пока не ввалились в палату. Через их трупы тяжело  шагнул  залитый  кровью
воин, Мрак не знал его имени, половина лица была  снесена  ударом  топора,
правая рука срублена по локоть. Левой он с усилием вскинул залитый  кровью
топор, вскрикнул страшным голосом:
     -- Измена!..
     Три копья ударили в спину, он опустил голову. Колени подогнулись.  Он
не успел опуститься на пол, как Гонта со звериным рыком вскочил  на  стол.
Глаза стали безумными, в руке был кривой меч:
     -- Проклятие богов на все ваше семя!
     Он перепрыгнул на соседний стол, меч заблистал со страшной скоростью,
окружив его сверкающей стеной. Во все  стороны  брызгала  кровь,  отлетали
отсеченные руки, головы, а Гонта вертелся как бес, рубил точно  и  быстро,
стремясь поразить как можно больше народу.
     Мрак в момент, когда появился израненный  гонец,  ощутил  непривычную
легкость. С души свалился тяжкий камень, а в  тело  хлынула  прежняя  мощь
человека из Леса. Он снова Мрак! Которому все близко, понятно и  осязаемо.
А сейчас все яснее ясного.
     Он взревел, чувствуя какая у него мощная грудь, вскочил  и  опрокинул
стол на сидящих по ту сторону. Рядом вскочил на ноги ничего не  понимающий
Любоцвет. Губы затряслись, он  смотрел  беспомощно  то  на  Мрака,  то  на
царских воинов. Те выставили копья, бросились на Мрака. Мрак швырнул в них
стол, прыгнул сверху,  с  наслаждением  слыша  хруст  костей,  нагнулся  и
подхватил тяжелую дубовую лавку.
     -- Уходи,-- бросил он Любоцвету.-- Это не твой бой.
     -- Но как они могли! -- воскликнул Любоцвет отчаянно.-- Я слышал,  но
не верил...
     Рядом заорал всполошено Ховрах, перебив юного витязя:
     -- Зашибешь!
     Он поспешно сунул в рот куриную ногу, затем лишь схватился за  боевой
топор. Мрак завертел над головой  лавку,  держа  ее  за  край,  с  хряском
обрушивал на пирующих, что вскакивали в  панике,  сбивались  в  толпы  как
овцы. Кто из них знал и готовился их убить, а кто только знал -- незнающих
не было,-- разбираться было некогда. Тяжелая лавка обрушивалась, разбивала
головы, ломала спины, крушила и повергала сразу по пять-шесть  человек,  и
Мрак  постепенно  расширял  пространство,  страшился  только,   чтобы   не
поскользнуться в лужах крови, не споткнуться о трупы.
     В стороне раздался страшный рык. Гакон Слепой  воздел  себя  во  весь
рост, от него шло такое ликование, что все ощутили его как  сухой  жар  от
раскаленной болванки. Он потащил  из-за  плеча  громадный  меч,  это  было
настолько страшно и одновременно  пугающе  красиво,  что  схватка  как  бы
замерла на миг, все неотрывно смотрели на старого слепого богатыря.
     -- Спасибо, Перун! -- закричал Гакон страшным голосом.-- Ты даешь мне
умереть за правых!
     Мрак вертел лавкой, а  в  трех  шагах  перекувыркнулся  через  голову
Гонта, вскочил уже с двумя мечами -- оскаленный, взъерошенный, похожий  на
загнанного в угол зверя. Мрак видел как он бросил в его  сторону  короткий
взгляд, оценивая дистанцию, и тут же вокруг него заблистали  металлические
искры на мечах. Длинные руки двигались так, что слились в полосы, и  Гонта
выглядел чудовищем с десятком рук, и в каждой было по  мечу.  Вокруг  него
сразу послышались глухие удары по  живому  мясу,  крики,  во  все  стороны
брызнули горячие красные струи.
     -- Умри! -- услышал Мрак злой голос.
     Он чувствовал, что кто-то с близкого расстояния метнул в него дротик.
Мрак уже напрягся, ожидая как острое  жало  пробьет  грудь,  ломая  кости,
прорвет плоть...

     Но мелькнули чьи-то пальцы, хрустнуло. Обломки дротика упали на  пол.
А другая рука, длинная и толстая, со звоном смела чужого воина наземь.
     -- Спасибо,-- крикнул Мрак.-- Уходи быстрее!.. Это не твой бой...
     -- Сочтемся,-- ответил Любоцвет, голос  его  дрожал,  хотя  мальчишка
бодрился изо всех сил.-- Нельзя ли как-то... миром?
     -- Уходи! --  крикнул  Мрак.  Он  обрушил  лавку  еще  на  троих,  но
четвертый подкрался сзади, и  Любоцвет  ударил  его  кулаком.  Меч  он  не
вынимал, но по тому,  как  хряснули  кости,  Мрак  понял,  что  за  оружие
дворцовому стражу уже не браться.
     -- Не могу...
     -- Уходи,-- повторил Мрак. Он  швырнул  лавку,  свалив  целую  толпу,
подхватил из-под стола свою боевую палицу.-- Ты погибнуть не должен.
     Двое бросились на Любоцвета. Он ухватил их за головы, стукнул  лбами.
Звякнуло, шлемы сплющило, то ли от удара, то  ли  под  крепкими  пальцами.
Кто-то метнул в него дротик,  но  острие  лишь  скользнуло  по  доспеху  и
унеслось прочь.
     Бой закипел тяжелый и кровавый. Пятеро стали спина к спине, их оружие
сеяло смерть, и все попытки смять  их  разбивались  как  морские