ни  интуиции  моего
маленького музыканта?
   Или просто у нас хандра?
   Пустая, черная хандра, которая сведет нас в могилу гораздо быстрее любого
Безумия Будды? Что-то уж очень мне плохо, а самоубийство в нашем положении -
разве что средство от перхоти, и не более того.
   ...Видимо,  я  на  какое-то  время  отключился.  Первый  этап   Лабиринта
Манекенов я  проходил  уже  на  автомате,  прекрасно  понимая,  что  главные
опасности кроются не здесь,  а  дальше,  среди  неведомых  галерей,  скрытых
комнат и деревянных воинов. Поначалу я несколько сомневался в  действенности
этих инженерных изысков - снобизм, подкармливаемый сотнями  лет  разницы  во
времени, искал жертву - но потом... Оказывается, здесь  еще  учитель  Ле-цзы
почти две тысячи лет тому назад  приводил  в  пример  самодвижущуюся  куклу,
игравшую на цине; а несколько позднее всерьез рассказывалось о  механических
быках, успешно перевозивших непомерные тяжести. Особенно  если  учесть,  что
способны  натворить  эти  китайцы  за   двенадцать   веков,   прошедших   от
куклы-музыканта Ле-цзы до явления в Шаолинь патриарха Бодхидхармы...
   Да  и  треск,   доносившийся   издалека   -   оттуда,   где   повар   Фэн
рукоприкладствовал  с  предметами  моих  сомнений,  -  изрядно   убеждал   в
реальности чертовых манекенов.
   И вот тут-то рассеянность подвела меня. Нет, нам на  голову  не  свалился
камень, мы не угодили в капкан и не попались в сеть, я даже  успел  обратить
внимание, что на развилке Фэн-урод свернул налево,  а  значит,  и  нам  надо
налево... просто я не учел, что Маленький Архат - это не один монах, а двое!
   И что второй (вернее, первый) все это  время  точно  так  же,  как  и  я,
слушает  проповеди  журавля-патриарха,  именно  его   тело   усердствует   в
ежедневных занятиях, а зубодробительные вопросы "гун-ань", способные  свести
с ума самое левое из всех левых полушарий, словно  предназначены  для  таких
вот эстетов-музыкантов.
   "Не опирайтесь на слова и знаки! - гласила местная мудрость. - Опирайтесь
на собственное сердце!"
   К кому в большей степени  были  применимы  эти  слова,  как  не  к  моему
мальчику, никогда в своей жизни  не  опиравшемуся  ни  на  какие  знаки?!  А
сердце... я и не  знал  до  сего  мгновения,  какое  место  в  сердце  этого
несчастного мальчишки занимают два случайных человека.
   Змееныш... и я.
   Вернее, я и Змееныш; хотя бы в хронологическом порядке.
   И когда сердце это вдруг распахнулось  шире  Лабиринта  Манекенов,  когда
тело перестадо существовать, а душа забыла человеческие имена,  которыми  ее
награждали на всех перекрестках Бытия; когда горы неожиданно  стали  горами,
моря - морями, а быть или не быть - смешным вопросом,  не  имеющим  никакого
отношения к повседневности, назвавшейся Абсолютом...
   Короче, я прозевал момент, когда у моего мальчика случилось Просветление.
   "Поймал У", - как говаривали здесь.

***

   Я не возьмусь описывать это  словами;  но  мне  больше  нечем  описывать.
Сжавшись в комок, я сидел внутри смеющегося Бога,  и  хохот  этот  заставлял
вспыхивать и гаснуть солнца, каждое из которых было не больше светляка, и мы
были всем, а все - ничем. Масло лилось на кипящее море, и вот: волны  больше
не ревут, пена не  рвется  клочьями,  брызги  не  хлещут  ошалевших  чаек...
гладкое блестящее зеркало от одной ладони до  другой,  и  мириады  отражений
вольно  гуляют  по  его  поверхности,  никак  не   нарушая   величественного
спокойствия. "Увижу светлую  голову,  -  кричал  кто-то  из  витой  ракушки,
похожей на лоб единорога, - буду бить по светлой; увижу темную -  буду  бить
по темной"! Ослепшее "Великое сомнение", спотыкаясь, брело  по  заброшенному
пляжу, держась за плечо "Великой смерти", которая на ходу сбрасывала одежды,
превращаясь в "Великое  пробуждение".  А  "Великая  радость"  махала  издали
рукой, держащей кувшин с розовой настойкой; и крабы, косолапя, сбегались  на
запах. Это мудрое безумие! Обезумевшая  мудрость!  Вздох  предсмертный,  так
внезапно  превращающийся  в  хохот!  Патриархи  Второго  собора  в  Вайшали,
случившемся через век после смерти Будды, пели на разные голоса:  "Все,  что
согласно, с существующей нравственностью и духом учения Будды,  должно  быть
признано уставным - неважно, существовало ли то с давних времен,  существует
ли в настоящее время или явится  после!"  И  мухи  с  птицами  вторили  этим
словам; и ад следовал  за  ними.  "А  все,  что  не  согласно,  хотя  бы  то
существовало прежде, существует в настоящее время или явится после -  должно
быть навсегда отвергнуто и не считаться учением Будды!" Добро и зло  бродили
в обнимку по бамбуковой роще, любуясь водопадами вдалеке, и ветер доносил  к
ним утреннюю прохладу. Лев и агнец лежали рядом,  потом  лев  съел  агнца  и
ушел, а проходивший мимо путник в рваной  телогрейке  представил  себе,  что
было бы, случись все наоборот, - после скорбно покачал головой и пошел  себе
дальше...
   Нет.
   Я не буду описывать это словами.
   Это все произнес не я.

***

   ...Когда все закончилось, мы стояли в совершенно  неизвестной  нам  части
Лабиринта Манекенов.
   Перед нами была открытая дверь.
   Там,  внутри,  слабо  освещенные  пыльным  лучом,  проникающим  откуда-то
сверху, сидели маленькие люди.
   Недвижно.
   Повинуясь неслышному приказу, мы, я и мой  мальчик,  вошли  в  комнату  и
остановились перед вереницей сидящих.
   Перед строем мумий.
   Да, это  были  мумии;  ссохшиеся,  втрое  уменьшившиеся  тела,  каждое  в
привычной позиции - ноги скрещены, спина прямая, взгляд строго перед собой -
и у любого из хозяев этой страшной комнаты была обрита голова.
   Монахи.
   Я пригляделся.
   Нет.
   Ни у кого на предплечьях не было выжженных знаков тигра и дракона.
   Дальше всех от входа сидел большой, плотный - даже после смерти - человек
с ломкой черной бородищей и серьгой в левом ухе.
   Свиток с изображением этого человека висел в Зале Закона.
   Первым сидел Пути Дамо,  Бодхидхарма,  Святой-в-одной-сандалии;  слава  и
гордость Шаолиня.
   У мумии рядом с ним не хватало руки.
   Хуэй-кэ, второй патриарх, по  слухам  отсекший  себе  руку  в  стремлении
доказать преданность Учению.
   Мы стояли и смотрели друг на друга.

Часть пятая

ДОРОГА НА БЭЙЦЗИН

   Отвага начинает, сила решает, дух завершает.
   Из поучении мастеров

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Как обычно, судья не сразу очнулся, с трудом понимая, где он. Но знакомая
кровать под балдахином говорила сама за  себя,  и  выездной  следователь  со
вздохом стал выбираться из постели.
   Ночь службы в Преисподней  закончилась.  Начинался  день  службы  в  мире
Желтой пыли, как выразился бы его друг Лань.
   При  воспоминании  о  даосе  легкое  беспокойство  коснулось  судьи  Бао:
чародей-отшельник в очередной раз  исчез,  никого  не  предупредив,  и  если
раньше судья при подобном известии лишь пожал бы плечами, то сейчас...
   "Поработайте с мое в Преисподней, - нахмурился выездной следователь, -  и
мигом разучитесь плечами пожимать!"
   Уже восемь ночей судья Бао добросовестно  исполнял  возложенные  на  него
обязанности в аду Фэньду: регулярно обходил местные канцелярии и следил,  не
появятся ли где злокозненные руки. Поначалу от усердия руки мерещились  чуть
ли не на каждом стеллаже, и  трижды  выездной  следователь  едва  не  поднял
напрасную тревогу. "То-то конфуз бы случился!" -  расстроенно  думал  судья,
уже привычно просачиваясь сквозь стены и отвечая  на  приветствия  очередных
демонов-канцеляристов.
   На вторую ночь судья в самом деле увидел шаловливые конечности - и  мигом
кликнул ближайшего чиновника. Пропажу свитков предотвратить не  удалось,  но
судья с адским работником - пузатым бесом на тоненьких  ножках,  заискивающе
щерившимся зубастой пастью, - успели записать, какие именно  свитки  утащили
"тигро-драконьи" руки. Вскоре, когда свитки обнаружились на соседней  полке,
из них были немедленно  удалены  все  изменения,  внесенные  туда  за  время
отсутствия бумаг.
   Судья Бао  остался  вполне  удовлетворен  результатом  своих  обходов,  и
проклятые руки перестали мерещиться ему за каждой полкой.
   Теперь высокоуважаемого сянъигуна узнавали  в  любой  канцелярии.  С  ним
почтительно здоровались даже грозные буланы, в  том  числе  и  те,  кто  был
рангом повыше, -  судья  не  раз  слышал  за  спиной  шепоток:  "Наконец-то!
Солнечный чиновник - это вам, господа мои, не  цзинь   изюма! Этот порядок наведет! От него не скроешься..."
   Разумеется, подобные разговоры льстили самолюбию судьи, но он  отнюдь  не
переоценивал своих заслуг, а потому не почил на розовых лепестках, продолжая
методично  обходить  территорию  Фэньду,  и  через  пару  дней  снова  засек
зловредные руки.
   На этот раз, справедливо решив, что заслужил перерыв, судья Бао  позволил
себе небольшую пешую прогулку по аду в порядке  ознакомления.  Первый  страх
прошел, и на смену ему  явилось  любопытство,  не  раз  помогавшее  судье  в
работе, но столь же часто доставлявшее немалые неприятности.
   И все же Бао решил рискнуть.
   Поначалу все шло тихо-мирно, и расхрабрившийся  судья  не  без  некоторой
дрожи углубился в темный тоннель, ведший в сторону дворца Сэньло. "В  случае
чего ноги в руки - и мигом окажусь в канцелярии тигроглавого!" -  успокаивал
себя выездной следователь, то и дело проверяя наличие на поясе  спасительной
таблички.
   Темнота обволокла судью, навалившись со  всех  сторон,  потом,  как  и  в
прошлый раз, что-то полыхнуло, высветив  слева  нишу  с  корчившимся  в  ней
человеком;  прораставшее  сквозь  него  дерево  за  истекший  срок   заметно
вытянулось,  разветвилось,  выбросило  новые  побеги,  торчавшие  теперь   в
основном из ушей несчастного, - и судья, невольно  передернувшись,  поспешил
дальше, успев тем не менее отметить, что он на верном пути.
   В  кроваво-смоляном  озере  высокоуважаемый  сянъигун  чуть  не  увяз   и
схватился было за табличку, намереваясь вернуться, но  тут  выяснилось,  что
табличка обладает еще одним любопытным свойством: едва выездной  следователь
ощутил под пальцами гладкую слоновую кость, как ноги его двинулись по крови,
аки посуху, а на обуви не осталось и следа грязи.
   - Это, конечно, неплохо, - вслух пробормотал  судья,  -  но  куда  теперь
идти?
   И растерянно посмотрел на развилку тоннеля.
   - А куда вам надо? - поинтересовалась  плававшая  неподалеку  отрубленная
голова с проломленным теменем.
   - Не знаю, - машинально ответил судья.
   - Тогда идите направо, - посоветовала голова и нырнула.
   Выездной следователь запоздало поблагодарил и последовал совету головы.
   Выйдя на дорогу, что змеилась по краю пропасти, он  вскоре  обнаружил  не
замеченную ранее лестницу и, недолго думая, принялся спускаться в  лязгающую
бездну.
   Спуск занял чуть ли не целую вечность, выездной следователь  старался  не
смотреть вниз дальше ближайшей скрипучей  ступеньки  -  а  потому  в  первый
момент не сразу понял, что всему есть предел, и он стоит на дне пропасти.
   Жаркий туман разогнало порывом еще более  горячего  ветра  -  и  всего  в
десятке шагов от себя судья увидел подвешенного на дыбе голого человека. Под
босыми закопченными пятками страдальца едва тлела небольшая жаровня  в  виде
оскаленной пасти. Впрочем, зрелища пыток перестали волновать судью Бао много
лет назад, еще в  Академии,  и  достойный  сянъигун  спокойно  направился  к
обитателю пропасти.
   - Огонь раздуй, - проворчал пытуемый, не оборачиваясь, но явно  расслышав
шаги следователя.
   - Раздуть? - опешил судья.
   - Ну да! - раздраженно подтвердил висящий на дыбе и с  некоторым  усилием
повернул голову в сторону судьи. - А, это вы... не имею чести быть знакомым!
Вы не могли бы раздуть жаровню?
   - Но  ведь  тогда  вам  станет  еще  хуже!  -  выдавил  наконец  выездной
следователь.
   - Разумеется! - согласился грешник. - Ведь я здесь должен мучиться, а  не
прохлаждаться!
   -  Но  неужели  вам  не  хочется  отдохнуть  от  страданий?  -  продолжал
недоумевать судья Бао.
   - Если я стану отдыхать, мой срок не будет зачтен, а то и продлить могут!
Нет, уж лучше честно отмучиться - и  на  новое  перерождение!  Авось  больше
повезет... Так вы раздуете жаровню?
   - Ну, если вы настаиваете.  -  И  судья  принялся  старательно  выполнять
просьбу сознательного грешника.
   - Да-да, - комментировал пытуемый сверху, -  еще  немного...  ой-ой-ой!..
да, вот так, хватит... ай!.. ну, теперь в самый раз...  ух-х-х!..  Благодарю
вас!
   Судья Бао в ответ молча поклонился и хотел было отправиться дальше, когда
из багрового тумана вынырнул  рогатый  чертяка  с  татуированным  языком  до
пояса.
   - Где ты шляешься, бездельник?! - набросился на него подвешенный на  дыбе
человек. - Жаровня еле тлеет, и если бы  не  безграничная  любезность  этого
достойного господина...
   Черт взглянул на судью Бао и, увидев его одежду и  табличку  из  слоновой
кости, поспешил бухнуться на колени.
   - Да простит меня, недостойного, высокочтимый булан, но я отлучился всего
на минутку, дабы промочить горло глотком пива -  сами  видите,  какая  здесь
жара! Понятное дело, грешники должны мучиться, да только  бедному  черту  от
этого не легче, когда горло пересыхает  и  уже  нет  никаких  сил  раздувать
проклятую жаровню... Впредь не повторится!
   Судья Бао едва не начал отчитывать палача-лентяя, но передумал,  погладил
табличку и решил закончить на этом свой обход ада.

***

   Через день (вернее, через ночь) в канцелярию тигроглавого  заявились  два
совершенно одинаковых черта-лоча, очень похожие на Ли Иньбу, но поменьше,  и
принялись за работу.
   И  не  где-нибудь,  а  в  недавно  отгороженной  ширмой   дальней   части
канцелярии, специально отведенной теперь под личный кабинет судьи Бао.
   Взобравшись на принесенный с собой стол  черного  дерева,  они  принялись
что-то рисовать на стене извлеченными прямо из воздуха кисточками.
   - В чем дело? - осведомился судья, еще не  решивший  для  себя,  как  ему
воспринимать сие вторжение.
   -  По  приказу  великого  Янь-вана  рисуем  для  вас   Недремлющее   Око,
высокоуважаемый сянъигун! - ответил, не прерывая работы, один из  чертей.  -
Владыка в своей несказанной милости решил облегчить ваш  труд  и  дарит  вам
возможность наблюдать за любой частью  Преисподней  и  ее  окрестностей,  не
выходя из кабинета.
   - Передайте Владыке мою безмерную благодарность, -  пробормотал  выездной
следователь и поспешил нырнуть в стену.
   Когда судья вернулся после обхода, на  стене  красовался  огромный  глаз.
Судья  невольно  залюбовался  искусно  выполненным  изображением,   отметив,
правда,  что  глаз  получился  не  вполне  человеческий  или   даже   вполне
нечеловеческий...
   И сам не заметил, как проснулся.

2

   - ...О, наконец-то вы проснулись, мой господин! Уж мы ночью  будили  вас,
будили...
   - Зачем вы меня будили? Да еще  ночью?  -  Судья  Бао  недоуменно  моргал
заспанными глазами, с трудом понимая, что говорит его младшая жена.
   - Так ведь шум в городе был! Крики, грохот, потом пожар  где-то  занялся,
но вроде потушили. Мы испугались, пробовали вас растолкать...
   - Ну а теперь что? - широко зевнул судья Бао, не проявив особого интереса
к столь волнующему рассказу.
   - Да тихо все, улеглось, - смешавшись, пролепетала младшая жена.
   - Раз улеглось, давайте  завтрак.  Мне  скоро  на  службу,  -  добродушно
потянулся судья, и младшая жена поспешила выполнять приказание.
   Однако спокойно позавтракать выездному следователю не дали.
   Едва он уселся за стол, ловя носом дразнящий запах  жаренного  в  сметане
карпа, как в ворота раздался настолько громкий и  непочтительный  стук,  что
выездной следователь чуть ли не со свистом вылетел во двор, пылая  праведным
гневом и намереваясь лично разобраться с нарушителем спокойствия.
   Каково же было удивление судьи Бао и привратника Ли, когда в  приоткрытые
ворота просунулась умиротворенная ослиная  морда,  оглядела  двор,  довольно
оскалилась крепкими зубами  и,  оглушительно  проорав  ослиное  приветствие:
"И-а!" - скрылась обратно.
   В следующее мгновение створки сами собой открылись  шире,  хотя  выездной
следователь мог бы поклясться, что Ли не прикасался к ним, - и вот  знакомый
ослик  Лань  Даосина  уже  стоит  посреди  двора,  чудом  проскользнув  мимо
бдительного привратника.
   Склонив голову набок, ослик окинул судью оценивающим взглядом и,  видимо,
удовлетворившись осмотром, не спеша повернулся к  нему  задом,  выразительно
помахав хвостом.
   Опешивший от такой наглости судья увидел, что  к  хвосту  ослика  розовой
ленточкой привязан листок мятой бумаги.
   Послания  судье  Бао  доставляли  всякими  способами,   зачастую   весьма
необычными, но ТАКОГО в его практике еще не случалось!
   Тем не менее судья быстро пришел в себя и поспешил  отвязать  записку  от
ослиного хвоста.
   Писавший явно торопился, иероглифы ложились на бумагу неровно, да и  сама
бумага оставляла желать лучшего, так что выездной  следователь  с  некоторым
усилием разобрал:

   "Меня пытались арестовать. Тебе тоже грозит опасность. Срочно  уезжай  из
Нинго вместе с семьей.
   Твой друг Лань".

   "Пытались - значит, все-таки не арестовали", - отметил судья.
   Но кто и за что пытался арестовать безобидного отшельника, который вообще
никогда не лез в мирские дела?
   Выездной следователь терялся в догадках, стоя посреди двора,  и  пока  не
спешил последовать совету своего друга.
   Он даже не заметил, куда исчез ослик-гонец: вот только что стоял он задом
к судье и помахивал хвостом - и вот его уж нет, а совершенно сбитый с  толку
Ли закрывает створки ворот.
   Впрочем, полностью закрыть ворота слуге не довелось: на улице  послышался
быстро приближающийся грохот колес, и во двор влетела повозка.
   - Беда,  господин!  -  крикнул  возница  (не  побоявшийся  в  свое  время
доставить судью Бао к  земным  границам  ада  Фэньду).  -  Смута  в  городе!
Гвардейцы Чжоу-вана взломали войсковую государеву житницу,  и  теперь  принц
раздает рис своим солдатам в счет невыплаченного жалованья!
   - Это дело принца Чжоу и областных  властей,  -  пожал  плечами  выездной
следователь.
   - Но это еще не все, мой господин!  Люди  Чжоу-вана  захватили  городское
казначейство, сам казначей арестован, и начальник уезда господин Цзинь  Нань
- тоже! Говорят, якобы за растраты и эти... как их?..
   - Короче! - прервал слугу судья Бао, постепенно осознавая, что  даос  был
прав и ему лучше поскорее убраться из города вместе с семьей.
   -  Говорят,  командующего  правительственными  войсками,   господина   Чи
Шу-чжао, тоже хотели арестовать, но он успел уйти из Нинго с большей  частью
гарнизона!
   - Старого вояку не проведешь! - пробормотал судья.
   - Прошу вас, господин мой, уезжайте - не ровен час...
   - Пожалуй, ты прав. - Судья наконец принял решение. - Эй, Ли, помоги Паню
разгрузить овощи с повозки - да не несите в кладовую, времени нет, прямо тут
во дворе и ссыпайте! А ты, Мэйнян,  -  обернулся  он  к  служанке,  стоявшей
позади и слушавшей с открытым ртом, - закрой рот и беги в дом, пусть женщины
собираются сами и помогут одеться Старшему Вэню! Но быстро, быстро!..

***

   Они почти успели - просто громкий  требовательный  стук  в  ворота  успел
раньше.
   - Может, не открывать, мой господин? - неуверенно спросил  возница  Пань,
одновременно кладя руку на черенок лопаты.
   - Открой, - спокойно приказал выездной следователь. - И положи  лопату  -
или ты хочешь лишиться головы?!
   Солдат было трое. Ими предводительствовал красный и едва не лопавшийся от
спеси тунлин, которого судья Бао сразу узнал: именно он чуть  больше  недели
назад поносил Чжоу-вана на площади Двух Рыб и призывал самим взять  то,  что
принц не хочет отдавать добром.
   - Это ты  -  подлый  мятежник  и  заговорщик  Бао  Лунтан,  до  сего  дня
занимавший в Нинго должность судьи?! - По-прежнему корявый и  немытый  палец