используемой  во  зло
магией, а также воодушевленные Откровением Ларна, они появлялись  в  мире,
сея ужас и смерть. Целые армии невероятных чудовищ  выступили  против  сил
добра, и с тех пор повелось, что любую тварь непривычного вида и поведения
разумные  существа  встречают  со  страхом  и  враждебностью.  Именно  эти
существа явились основой, на которой выросли представления о Темном мире -
обратной стороне волшебства.
     Откровение Ларна совратило многих ученых и  мудрецов,  в  особенности
принадлежащих роду людей. Заманчивые обещания Власти, Богатства, Эгоизма и
Ненависти оказались слишком притягательными для слабых духом - прискорбно,
но чары не потеряли своей силы и поныне.
     Уступая в численности тем, кто принял сторону добра,  сторонники  зла
совершенствовались  в  овладении  теми   силами,   которые   со   временем
становились все меньше и меньше понимаемы. Термин "черная магия"  появился
для описания энергии, направленной на злые дела. И хотя  маги,  колдуны  и
волшебники также сражались и на стороне  добра,  чтобы  противодействовать
злу, однако любопытно, что большая магия первоначально  была  употребляема
во зло. Это и понятно: разрушать гораздо легче, чем что-то создавать.
     Нравственный выбор - один из самых трудных.  К  несчастью,  мораль  и
нравственность не слишком высоко оцениваются среди прочих качеств, которые
помогают  жить  на   свете.   Разумные   существа   постоянно   раздираемы
противоречием, словно что-то тянет их одновременно  в  двух  направлениях:
внутрь и наружу, к себе и к  другим.  Те  люди,  чьи  главные  интересы  и
желания направлены исключительно на самих себя, оказываются заперты внутри
стен своего собственного стяжательства.  Чрезмерная  сосредоточенность  на
самом себе, наносящая ущерб остальным, обращается во зло.  Горько  видеть,
когда разумные существа высоко  ценят  ущербные  личности  и  пренебрегают
настоящим, твердым характером. Еще более печально то, что  большинство  из
них  даже  не  подозревает  о  существующем  дисбалансе,   о   собственной
однобокости, и с яростью набросятся на вас, словно  дикие  коты,  если  их
обвинить в этом.
     Эпоха Древних Войн была эпохой, когда нейтралитет был  не  в  большом
почете. Главный принцип был прост: "Если ты не наш, значит, ты чужой". Это
сберегало мыслительные усилия и позволяло  сберечь  время  -  кроме  всего
прочего, ведь надо было еще и сражаться.
     Пока гномы и эльфы удерживали блокаду гор Макааб, люди  Вейла  ковали
оружие и уходили служить королю. В то время  Вейл  находился  под  властью
короля Новуса, это он выстроил замок к востоку от деревни и  возвел  башню
на утесе в том месте, где сливались Солнечная  и  Бешеная  реки.  Эти  две
крепости обеспечивали полный контроль над движением через Вейл в  западном
и восточном направлениях, и хотя прежде Бартог уходил от открытой стычки с
войсками короля, то теперь столкновение стало неизбежным.  Первая  крупная
стычка с участием людей известна теперь как Битва Двух Рек.
     Каким-то образом, то ли вызванная Бартогом, то  ли  посланная  кем-то
ему подобным, огромная армия омерзительных тварей  проникла  с  востока  в
долину Вейла и попыталась с боями проложить себе путь к  Скале-Замку.  Это
были сутулые, прямоходящие существа родом оттуда, что мы  теперь  называем
Темным миром - обратной стороной волшебства. Это были  твари,  не  имевшие
никакого имени до тех пор, пока не возникла нужда их хоть как-то  назвать.
Гоблины, богли, людорки, огры, тролли, баганы, людоеды  -  любое  из  этих
названий существ Темного мира подходит к ним, потому  что  не  отыщется  и
двух бестиариев, которые назвали бы одну и ту же тварь одним именем. Люди,
эльфы и гномы вышли на битву с ними сообща - в такой ситуации нельзя  было
оставаться разъединенными. Из тысяч тварей, которые шли на  подмогу  силам
Бартога, только несколько, жестоко израненных, сумели добраться до гор.
     Гномьи легенды повествуют о страшной схватке - о том, как реки  текли
розовые от пролитой крови, о том, как  тела  друзей  и  врагов  лежали  на
берегах и на отмелях, словно  плавник,  выброшенный  на  берега  разливом.
Нисколько не преувеличивая, эти легенды рассказывают о  том,  что  человек
мог пройти от Внешнего Вейла до подножья  гор,  ступая  только  по  трупам
гномов, эльфов, людей и чудовищ. Мертвые тела  плыли  по  реке  Солнечной,
словно зимний лед - одним сплошным полем, а река, которую теперь  называют
Бешеной,  словно  вообще  не  текла,  как   ледяным   панцирем   скованная
громоздящимися друг на друга телами. Король Новус пал возле  замка  и,  по
преданию, был похоронен  на  том  месте,  где  испустил  последний  вздох.
Существующие сказки и легенды настаивают, что на протяжении столетий  духи
погибших бродят по Среднему Вейлу, и даже  в  настоящее  время  редко  кто
отваживается, из  храбрости  или  безрассудства,  передвигаться  ночью  по
дорогам, пролегающим в непосредственной близости к рекам и в особенности -
когда промозглый туман поднимается от воды и ложится вдоль берегов.
     Пока война полыхала где-то в других краях,  принося  в  долину  Вейла
одни лишь страшные  слухи,  Бартог  совершил  еще  одно  страшное  деяние.
Забавляясь с элементами самой жизни,  при  помощи  страшных  заклинаний  и
невообразимых приемов он  создал  расу  омерзительных,  страшных  чудовищ,
извращенную помесь гномов  и  существ  Темного  мира.  Эта  гнусная  тварь
оказалась настолько гадкой, что не унаследовала ни  одного  замечательного
свойства гномьего племени. Творения Бартога стали  называться  гульгенами,
что в переводе с языка номенов означает  "выродок"  и  "мерзкий  выкидыш".
Чтобы понять всю глубину чувств, спрятанных  за  этим  словом,  достаточно
припомнить жгучую ненависть гномов к этим тварям, граничащую с фанатизмом.
Для гномов иметь такого  "родственника"  является  страшным  оскорблением,
таким, что человек не в состоянии понять до конца всю его глубину.
     Считается, что гульгены были настолько  отвратительны  даже  сами  по
себе, что их  постоянно  снедала  острая  ненависть  ко  всему  живому.  В
последующие годы Бартог насылал гульгенов на гномов, на эльфов и на людей,
и каждый раз происходило жестокое сражение. Гульгенам полагалось  питаться
только тем, что они смогут добыть в бою.  Номены  и  эльфы  однажды  вышли
навстречу одному из  отрядов  этих  тварей,  спустившемуся  с  гор,  чтобы
совершить  очередной  грабительский  набег.  Говорят,  что  они  бились  с
яростью, и даже воды  реки  Стад  стекали  в  долину  таким  омерзительным
потоком, в котором смешались и кровь гульгенов, и флюиды истекающего с гор
зла, что одно прикосновение к этой воде означало немедленное сумасшествие.
Отсюда возникло название - Бешеная река.
     Эльфы утверждают, что  в  конце  концов  гульгены  обратились  против
своего создателя. Гномы полагают, что чары, сковавшие  номенов  Макаабских
гор, были каким-то образом разрушены, и тогда они напали на гульгенов и на
всех темных тварей.
     Что бы там ни произошло - навряд ли мы  это  когда-нибудь  достоверно
узнаем - но в горах разразилась страшная  битва.  Когда  она  закончилась,
вдруг наступила пугающая тишина. Номены трех союзных армий исследовали все
известные им входы в  гору,  причем  многие  были  убиты  магическими  или
механическими ловушками. В гномьих пещерах  они  обнаружили  остатки  банд
гульгенов и дали им последний и  решительный  бой.  Они  также  обнаружили
выживших гномов Макаабских гор и отвели  их  в  свои  пещеры,  но  слишком
глубоко проникать в подземные чертоги гномы  не  решились.  Миазмы  зла  и
страх перед черной магией оказались  настолько  сильны,  что  номены,  для
которых при обычных условиях не  может  служить  преградой  даже  каменная
стена, отказались от  дальнейших  попыток  проникнуть  в  мрачные  глубины
подземелий  и  обширных  пещер.  Старые  гномьи  пещеры  были  замурованы,
остались только несколько проходов и тайных лазов, необходимые для дозоров
и патрулей.
     Гномы - очень практичный народ,  не  слишком  подверженный  суеверным
страхам, однако среди них упорно циркулируют слухи и легенды  о  том,  что
Бартог якобы спит под горами волшебным сном.
     Древние Войны закончились, в мире воцарилось неустойчивое равновесие.
Добро одержало победу почти на всей территории суши, зло было  загнано  на
пустыри и в укромные уголки. На протяжении целой тысячи лет ни одна  армия
не маршировала по дорогам, чтобы сойтись в битве с другой  армией.  Оружие
звенело и смерть свободно разгуливала лишь по  ночам,  по  обочине  темных
дорожек. Видно, мечи слишком уж хитро устроены, чтобы по ним не  тосковала
человеческая рука и человеческая природа.
     И мерзкие твари тоже разгуливали по ночам.
     Этот период неустойчивого мира называется  Старым  Веком,  или  Веком
Двенадцати Королевств, так как в то время их уже точно было двенадцать.  С
начала этого века мы ведем свой календарь.
     Короли снова правили, барды распевали  о  героических  подвигах.  Как
только дороги понемногу стали  более-менее  безопасными,  снова  оживилась
торговля и земля стала процветать. Зло продолжало таиться в ночи,  маячить
во мраке крадущимися тенями,  проявляться  в  недоверии  между  различными
расами, но добро все же торжествовало повсеместно. Закон и  порядок  стали
правилом,  все  разумные  существа  остерегались  возвращения  к  хаосу  и
смятению.
     Каждый старался жить настолько счастливо, насколько это позволяли ему
его собственные недостатки. Возможно, что в Вейле  это  получалось  лучше,
чем в других местах, ибо сотрудничество существ,  принадлежащих  к  разным
культурам, в борьбе против  общего  врага  привело  к  появлению  в  Вейле
необычного союза трех рас.
     Это был союз, который  мог  оказаться  крайне  полезным  в  ближайшем
будущем, так как то,  что  мы  обычно  называем  "миром",  на  самом  деле
является подготовительным периодом перед началом новой войны.
     Вдоль западной границы Вейла крутым островом страха протянулись  горы
Макааб. Номены Палана стерегли этот остров с запада, номены Белых гор -  с
севера, номены Стальных гор - с востока, а эльфы Зеленых гор - с юга. Даже
охотники не забредали в эти  угрюмые  районы.  Только  вооруженные  дозоры
изредка пробирались по одним им известным тропам.
     Однако люди, крайне заинтересованные в развитии торговли, не  слишком
обращали внимания на  старые  сказки  и  призраки  давно  умерших  гномов.
Гораздо больше их беспокоило  то,  что  они  терпели  убытки  и  не  могли
заработать столько золота, сколько им хотелось. Предания глубокой  старины
ветшали и покрывались пылью забвения, в то время как золото засверкало еще
ярче и привлекательнее.  Одиночные  фургоны  торговцев,  пробирающиеся  по
грязи скверных дорог скоро превратились в караваны и обозы,  дороги  Вейла
впервые почувствовали на себе окованные железом колеса огромных  фургонов.
Первое  время  товары  через  перевал  доставляли   небольшими   партиями,
навьюченными на нескольких мулов, но когда не произошло ничего страшного и
сверхъестественного, если не  считать  двух-трех  вывихнутых  ног,  дорога
Бартога, достигавшая только до Скалы-Замка, была продолжена дальше,  через
перевал, на широкие западные  равнины  Палана.  Так  постепенно,  этап  за
этапом, лига за лигой складывался Великий Западный торговый путь. Перевал,
естественно, стал называться Проходом у Замка.
     Чуть ниже верхней точки перевала, в том месте, где  дорога  совершала
первый поворот перед началом спуска в долину Вейла, небольшая скала слегка
выдается из массивного тела утеса. Она называется Восточным Бастионом.  Ее
усеченная вершина, называющаяся Восточной Башней, еще  усиливает  сходство
со  старинным  крепостным  сооружением.  Внутри  эта  скала   вся   изрыта
тоннелями,  коридорами  и  комнатами,  в  которые   можно   проникнуть   с
естественной площадки у поворота дороги. По-видимому, это таким-то образом
связано  с  тем,  что  когда-то,  как  предполагают,  здесь   располагался
сторожевой дозор воинства Бартога. Вплотную к  лицевой  части  этой  скалы
было выстроено деревянное двухэтажное здание. Путешественники  и  торговцы
прозвали его Остановкой, и в этом качестве  оно  функционировало  довольно
долгое время. Говорят, что оно обитаемо. По моему  мнению,  если  какое-то
место и заслуживает того, чтобы в нем жить,  так  только  это  -  во  всех
Макаабских горах".


     Кевин обильно исходил потом, отрабатывая  на  верхней,  тренировочной
площадке казарм сегодняшнюю порцию  обязательных  ежедневных  фехтовальных
упражнений. После вчерашнего визита к Экклейну он все еще чувствовал  себя
несколько озадаченным, его внимание рыскало по сторонам, как  потерявшийся
щенок, и никак не  хотело  сконцентрироваться  на  упражнениях.  Несколько
мгновений назад Кевин заметил Слит, пробирающуюся  в  тени  Юго-восточного
бастиона. Девушка то исчезала, то вновь  появлялась,  словно  демонстрируя
свои особые способности. Теперь же она стояла поблизости, опершись о стену
спиной, и улыбалась, олицетворяя собой  тот  самый  призрак  Поражения,  о
котором его предупреждал в академии Сэнтон.  Призрак  Поражения  только  и
ждал, чтобы Кевин допустил ошибку.
     - Я бы на твоем месте посильнее поддала вон тому, третьему чучелу!  -
крикнула она наконец, в интонации ее голоса чувствовалась улыбка.  -  Оно,
похоже, слегка оправилось...
     Услышав язвительное  замечание,  Кевин  только  крепче  сжал  зубы  и
принялся парировать серию воображаемых ударов очередного манекена.
     - Ты всегда тренируешься столь  самозабвенно?  -  снова  улыбнувшись,
поинтересовалась Слит.
     - Зато ты, наверное, вообще никогда не тренируешься, - отвечал Кевин.
- Ты просто прокрадываешься в темноте и берешь что нужно.
     - Я все время практикуюсь, - скромно потупилась Слит.
     - Полагаю, что так, - заметил Кевин.
     - Кевин из Кингсенда! - раздался  еще  один  голос,  резкий  баритон,
который отличался от мягкого музыкального голоска Слит. Кевин  повернулся,
вытирая заливающий глаза пот. Если бы невысокая фигура не  вышла  из  тени
дальнего лестничного пролета, он мог бы  даже  не  заметить  ее.  Это  был
Бестиан, литтлер из Стражи. Он приближался быстрой солдатской походкой.
     - Мы уже встречались, - заявил он Кевину. - Шериф Гаскин просил  меня
присоединиться к вашей компании.
     Кевин  внезапно   припомнил   свой   вчерашний   вопрос   по   поводу
разношерстности таких отрядов, который он задавал  Экклейну.  Видимо,  это
воспоминание вызвало на его лице такое выражение, что Бестиан  выпрямился,
а его голос стал жестче:
     - Я все-таки уверен, Кевин из Кингсенда, что у тебя существует  явное
предубеждение против маленького народа.
     - Уверяю тебя, Бестиан Таскер, что дело вовсе не  в  этом.  Просто  я
огорчен тем,  что  шериф  продолжает  воплощать  в  жизнь  свой  план,  не
советуясь ни с кем, кроме самого себя.
     - Он всегда так делает.
     - Я пытался пошутить.
     - Я тоже. - Бестиан некоторое время рассматривал Кевина с улыбкой  на
маленьком лице.
     Кевин на мгновение замялся:
     - У меня не было возможности сказать тебе... Я очень сожалею о смерти
Викета.
     Бестиан кивнул:
     - Он был хорошим и храбрым товарищем. А сейчас мне надо идти в дозор.
Поговорим позже, - он повернулся, прямой как палка, и пошел к лестницам.
     - Привет, Слит, - бросил он на полдороги. - Ты в  тюрьму  или  только
что оттуда?
     -  Я  просто  решила  подождать  здесь,  чтобы  не   вынуждать   тебя
разыскивать меня по всему городу.
     - Это разумно с твоей стороны.
     - Я стараюсь, Бесстрашный!
     Кевин с удивлением  уставился  вслед  уходящему  литтлеру.  Их  отряд
становился прелюбопытнейшим собранием людей.
     Слит слегка рассмеялась:
     - Что ты так  глядишь,  Кевин?  Этот  маленький  медвежонок  способен
вырвать дракону когти на передних лапах. Он  дважды  задерживал  меня.  Во
второй раз все произошло очень просто. Я сумела обогнать его  на  двадцать
шагов и запереться в  камере.  А  первый  раз  я  что-то  помню  не  очень
отчетливо... - она улыбнулась в том  направлении,  куда  ушел  Бестиан.  -
Теперь, когда я знаю, что с нами идет Бестиан, я чувствую себя  в  большей
безопасности. Он настоящий боец.
     Вместо ответа Кевин яростно атаковал один из манекенов. Сталь  клинка
загудела, врубаясь в твердый дубовый шест. Внезапно он прервал упражнение.
     - Бестиан... - он нахмурился. - Ты назвала его Бесстрашным?
     - Его все так зовут.
     В памяти всплыли странные буквы, нацарапанные  на  отвесной  каменной
стене: БеСТр - Бестиан Стоунволл Таскер?..


     Кевин, Балак, Слит и  Бестиан  обедали  в  таверне  "Знак  Танцующего
Поросенка". Слит рассказывала анекдот, и при всей своей  к  ней  неприязни
Кевин не мог сдержать улыбки - Слит очень удачно передразнивала  акцент  и
манеру речи местных жителей.
     "Жил да был один человек в Верхнем Вейле. Однажды он купил  в  городе
несколько цыплят и увез к себе  на  ферму.  Но  через  несколько  дней  он
вернулся, чтобы купить новых цыплят, а в следующей декаде он снова приехал
в город и купил еще.
     - Интересно, что ты делаешь со всеми этими  цыплятами?  -  спросил  у
него продавец.
     - Ну, видишь ли, они просто дохнут как мухи, вот как, -  ответил  ему
верхневейлец.
     - Как же это может быть? - спросил продавец. - Те цыплята, которых  я
еще не продал - они все в полном порядке, сам погляди!
     Житель Верхнего Вейла нахмурился, поскреб в затылке, и говорит:
     - Действительно... может быть, я их слишком глубоко сажаю?"
     Все покатились со смеху, один лишь Балак хмуро посмотрел на  Слит.  К
большому удивлению Кевина, Бестиан и Балак держались  друг  с  другом  как
старые товарищи; часто, разговаривая друг  с  другом,  они  переходили  на
диалект номенов, который звучал как низкое горловое рычание и хрип;  Кевин
понимал едва ли одно слово из десяти. В таких случаях Слит бросала на  них
сердитый взгляд и подмигивала Кевину, сверкая глазами. Она обладала весьма
острым и озорным языком, а ее  развитое  чувство  юмора  требовало,  чтобы
вместе с ней веселились и другие. Бывало, Балак и  Бестиан  говорили  друг
другу что-то на грубом языке гномов, и Слит тут же издавала горлом громкий
и  противный  скрипящий  звук,  а   потом   притворялась,   будто   просто
поперхнулась.
     - Ах, это мясо  гораздо  вкуснее,  если  его  хорошенько  промыть!  -
заявила она внезапно, явно намекая на булькающие звуки гномьего  языка,  а
затем сосредоточила все внимание на стоящем перед ней блюде,  в  то  время
как Балак многозначительно замолчал. Они говорили о чем угодно - о погоде,
о городе, о долине, о  наводнении,  словом  -  обо  всем,  за  исключением
предстоящей  вылазки  в  горы.  Шериф   пригрозил   всем   им   серьезными
последствиями, если в городе вдруг станет известно об их плане. Постепенно
Кевин привык к обществу Слит и начинал выносить ее присутствие. Во  всяком
случае ему больше не хотелось немедленно зарубить ее мечом. Но  -  женщина
или мужчина - она все же была воровкой. Ему вовсе не хотелось,  чтобы  его
спину прикрывала женщина. Его очень  раздражала  ее  способность  внезапно
исчезать и внезапно появляться. В своем поведении и в своих  реакциях  она
была непредсказуема, и Кевин, считая, что на все эти качества он не мог бы
полностью полагаться, снова спросил шерифа, способна ли Слит,  по  крайней
мере некоторое время, хранить их план в секрете.
     - Мне кажется, что наш план будет таким же секретом, как  то,  что  в
"Свином Рыле" подают кислый эль, - сказал он.
     - Слит будет делать то, что лучше для самой Слит, - сказал ему  тогда
шериф. - Поверь мне, сейчас она уверена, что для  нее  будет  лучше  всего
держать свой ротик на замке.
     - Все равно мне это не очень нравится, и я ей не очень доверяю.  Если
там, наверху, что-нибудь произойдет не так, то я, как  говорили  у  нас  в
акад