бежал, и я вернулся в долину Гнилой Скалы и тут же налетел
на еще одного их воина в толстых кожаных доспехах, которые очень трудно
было проткнуть ножом. Этот тип два раза успел пырнуть меня в левое
предплечье, пока я не умудрился с размаху вонзить ему нож прямо в рот. Он
рухнул, захлебываясь собственной кровью. Я отсек ему голову его же ножом,
который он судорожно сжимал в руках, и швырнул ею в другого воина в
доспехах, который бежал прямо на меня. Я ничего не помню об этом, но
другие все видели и потом рассказали мне. И тот человек, увидев летящую в
него голову, сразу бросился назад. А мне пришлось подняться на вершину
нашего холма, потому что я был весь в крови и раны у меня на плече были
глубокие, и Кедр помог мне перевязать их. Об остальных своих приключениях
во время этого боя я расскажу чуть позже.
  Сын Солнца дрался внизу, у подножия холма на ножах с одним очень
высоким человеком из народа Свиней, который все время хрюкал как настоящая
свинья. Сын Солнца много раз ранил его, но высокий все же в конце концов
схватил его за волосы, откинул ему голову назад и одним движением
перерезал горло. И тогда Безмолвие выстрелил высокому в спину, чтобы
отомстить за смерть Сонного Орла и Сына Солнца.
  Жертвователь, сын Танца Пумы, бился на виду у всех с двумя врагами
сразу и ранил их одного за другим, однако сам был серьезно ранен и
вынужден отступить и подняться на наш холм, потому что буквально истекал
кровью, как и я.
  В ивняке у ручья ранили в голову нашего Черного. Он там и умер. Почти
в том же месте пуля угодила в живот Счастливчику.
  Кровавая Звезда, Жертвователь (сын Дикой Розы), Всевидящие Звезды и
Шиповник попытались незамеченными зайти по кустам в тыл неприятелю, но все
они были ранены. Они, конечно, отстреливались, однако не были уверены,
попали ли хоть в кого-нибудь.
  Безмолвие пробрался почти на вершину того холма, где наши враги жгли
ночью свои костры, и, спрятавшись в кустах, стрелял и убил еще троих, не
считая того высокого, что зарезал Сына Солнца.
  Гремучка и Сонные Горы были братьями. Они и держались все время
вместе, надеясь по кустам зайти в тыл противника, и им это удалось, а еще
они подстрелили двоих, причем ранили их настолько серьезно, что тем
пришлось возвращаться в свой лагерь. Гремучка и Сонные Горы почти до
самого лагеря преследовали их, выкрикивая различные оскорбления и обзывая
их трусами. Братьям было четырнадцать и пятнадцать лет.
  У Разборчивого ружье заело с первого же выстрела, и он спрятался в
зарослях карликового дуба. Вскоре он заметил, что там же прячется и один
из наших врагов, причем так близко, что рукой достать. Этот человек
Разборчивого не видел. Разборчивый подполз к нему и попытался ударить
прикладом по голове, но тот успел вскочить и убежать, заслышав
подозрительный шорох. А Разборчивый перебежал на нашу сторону.
  Безмолвие, убив того высокого человека и еще троих, ранил одного,
который начал визжать как свинья, когда ее режут, и к нему на помощь с
холма спустился еще один, который остановился возле треснувшего валуна,
вытянув руки и растопырив пальцы, как кондор - когти.
  Безмолвие выстрелил в него, но промахнулся. Он был очень зол, потому
что враги убили нашего Сонного Орла, и стрелял, не раздумывая. Наши стали
кричать ему, чтоб он перестал, а тот, с растопыренными пальцами, взобрался
на валун и громко попросил о перемирии, и люди Свиней закричали: "Хватит,
довольно!", чтобы те, кто прятался в зарослях и не мог видеть этого
человека, тоже услышали. Уже близился вечер.
  Мы ждали возле костра на вершине холма, пока люди Свиней подберут
своих мертвых и раненых. Потом спустились в долину сами. Олива на холм так
и не пришел, и никто не принес его, и мы довольно долго его искали.
Раненый, он заполз в расщелину, где рос ядовитый дубок, и там вроде бы
умер, однако, когда мы его принесли наверх, он снова ожил.
  Мы сделали носилки для убитых и для тех раненых, которые не могли
идти, и двинулись в обратный путь, мимо Тачас Тучас в свой военный дом.
Сейчас же из города к нам пришли Целители. Они построили хижину рядом с
нашим военным домом и приняли на себя заботу о раненых. Тяжелее всех был
ранен Счастливчик. Через пять дней он умер. И мы все это время пели песни
Ухода На Запад для него и для тех четверых, что были убиты в бою, - для
Сонного Орла, Сына Солнца, Черного и Оливы, который все-таки снова умер.
Мы же, те, кто остался жив, прошли церемонию очищения, причем Кровавая
Звезда прошел эту церемонию как взрослый мужчина. Безмолвие всего девять
обязательных дней провел в нашем военном доме, а потом снова ушел в свои
леса на Темной Горе. Остальные оставались в нашем доме, избегая общения с
другими людьми, и не ходили в город целых двадцать семь дней. После этого
мы разошлись по домам. К началу Летних Танцев народ Свиней покинул Гору
Канюка и двинулся дальше на северо-запад, к побережью. В той войне они
показали себя храбрыми и умелыми воинами.

  КОММЕНТАРИЙ К ИСТОРИИ "ВОЙНА С НАРОДОМ СВИНЕЙ"

  Написан и передан в библиотеку хейимас
Желтого Кирпича Ясным из Тачас Тучас

  Мне стыдно, что шестеро жителей моего города, участвовавших в этой
войне, были людьми немолодыми. Да и многие другие ее участники тоже были
достаточно взрослыми, чтобы вести себя более достойно, как истинные
мужчины.
  Теперь по всей Долине говорят, что жители Тачас Тучас развязывают
войны. И еще говорят, что жители Тачас Тучас из-за желудей людей убивают.
И еще говорят, что все время видят дымы военных костров над Тачас Тучас -
их видно с Горы-Прародительницы. Все над нами смеются. И мне очень стыдно!
  Такие войны разрешается вести только малым и неразумным детям,
которые еще недостаточно сильны. Это считается частью их игр.
  Можно допустить, чтобы подростки, находящиеся как бы между детством и
мужественностью, могли с определенной осторожностью рискнуть и испытать
свою силу в подобной военной игре; они могут даже рискнуть собственной
жизнью, если им так уж этого хочется и если они не намерены нормально
прожить до глубокой старости. Это их личное дело. Решаясь прожить долгую
жизнь, человек ведь тоже делает нелегкий выбор. К тому же у взрослого нет
тех привилегий, которыми пользуются подростки. Требовать подобных
привилегий, будучи взрослым, неумно, стыдно и достойно презрения.
  Я очень сердит на Сонного Орла, Оливу и Черного, которые мертвы, а
также на Кровавую Звезду, Танцующий Камень и Безмолвие, которые остались
живы. Я уже объяснил, по какой причине. Если им неприятны мои слова, пусть
выскажутся открыто или напишут об этом и отнесут в хейимас; ну а что
касается мертвых, то пусть за них, если захотят, выскажутся их близкие.

  ГОРОД ЧУМО

  Записано со слов Терпеливого из Дома
Сорока Пяти Оленей (Телина)

  Чумо раньше здесь не было. Существовал, правда, другой город под
названием то ли Варред, то ли Берред, раскинувшийся на внутренних склонах
северовосточных гор, чуть восточное теперешнего Чумо. Вокруг этого города
и даже в нем самом, рядом с площадью для танцев били горячие источники;
четыре из них действовали постоянно, а пятый - с перерывами. Люди
использовали эту священную воду для обогрева своих хейимас и домов, но им
пришлось протянуть трубы к своим домам, амбарам и полям от самого Ручья
Гремучей Змеи, чтобы получить пресную воду для хозяйства и полива. У них
были специальные хранилища для воды и всякие пруды; они пользовались
акведуками и насосами. Говорят, что и сейчас можно увидеть остатки этих
каменных акведуков на берегах Ручья Гремучей Змеи вверх и вниз по течению.
Город этот был разрушен пожаром, который переметнулся через
северо-восточную гряду из Долины Шаи, уничтожая и травы, и леса. В
библиотеках хейимас сохранились различные истории и народные плачи,
посвященные этим событиям и тем диким и домашним существам и всем людям,
которые стали жертвами пожара. Большая часть людей, правда, узнала о
пожаре заранее, еще до того как пожар перевалил через гряду, однако огонь
продвигался с такой скоростью и при таком сильном ветре, что даже птицы не
успели спастись. Многие из них горящими падали на землю.
  После того как на этой земле снова стали расти злаки и деревья,
вернулись обратно мыши и другие мелкие дикие народы, люди снова начали
строить город на том же самом месте. Кое-кто из них говорил, что это
плохая затея, поскольку леса вокруг больше нет, да и возвращаться на
пепелище - плохая примета, но другие твердили: "Ничего, раз наши горячие
источники действуют по-прежнему, то и город снова расцветет, как бывало".
Они как раз копали яму для хейимас Змеевика и возводили стропила, когда
случилось землетрясение. По земле, прямо по линии горячих источников,
прошла широченная трещина, а потом края ее снова сомкнулись, навсегда
поглотив источники. И больше их целебные воды на поверхности земли не
появлялись. Двух человек, которые были в это время заняты расчисткой
старой хейимас, убило новыми стропилами и засыпало землей.
  После землетрясения люди оставили город диким народам и перебрались в
летние хижины или стали строить себе маленькие домики где придется, а
кое-кто переселился в другие города, и было похоже, что никогда уже больше
не возродится город на этих жестоких холмах. Но как-то раз женщина, что
пасла овец на лугу под названием Чумо, увидела множество танцующих
стариков, которые некогда жили и умерли в городе Берред. Они приходили на
этот луг еще до рассвета и танцевали там. Женщина рассказала об увиденном
остальным людям, и они все вместе решили построить новый город на этом
самом лугу. Место было подходящее и удобное, тем более что они уже начали
пасти свои стада на Горе Овцы. Итак, они сделали себе площадь для танцев,
выкопали ямы и построили хейимас, а центром города, его Стержнем избрали
мост над Ручьем Чумо. Так они и построили новый город. И в первую зиму
после того, как его построили, там состоялся знаменитый Танец Солнца. И
все люди, что когда-либо жили в старом городе Берреде, по слухам,
спустились с Небес, чтобы танцевать вместе с земными людьми в новом городе
Чумо, и земные люди могли слышать их пение, когда сами умолкали на время.
  Многие жители Чумо не живут в самом городе. Просто у этого города
длинные руки, так они говорят. Они построили свои дома довольно-таки
далеко от городской площади, а некоторые - на берегах Ручья Чумо и даже
дальше, у самого Ручья Гремучей Змеи, то есть ближе к тем местам, где до
пожара и землетрясения находился старый город.

  ССОРА С НАРОДОМ ХЛОПКА

  Записано Серым Быком из Телины и подарено
Им хейимас Обсидиана

  Когда я был еще молод, у нас как-то вдруг испортились отношения с
народом, который присылал нам с юга хлопок в обмен на наши вина. Каждую
весну и осень мы грузили на поезд, идущий до Седа, отличные вина -
прозрачный ганаис и темную беррену, мес из Унмалина и сладкие вина
бетеббес, которые на юге особенно любят. Все это были отборные вина,
хранившиеся в самых лучших дубовых бочонках, потому что им предстоял
долгий путь. Но тут наши партнеры стали присылать почему-то
коротковолокнистый, плохо очищенный хлопок-сырец, в котором к тому же было
полно семян вики, горошка и других трав. На следующий год они прислали нам
хлопок частично в тюках, а частично уже в виде ткани - какая-то часть
этого полотна была еще вполне приличной и годилась по крайней мере на
простыни, но остальное было ужасно непрочным, а то и в дырах.
  В тот год я впервые ездил в Сед со своей наставницей Парящей из Цеха
Ткачей, из Дома Обсидиана, родом из Кастохи. Мы отвезли вино и
остановились в очень хорошей удобной гостинице в Седе, которая славилась
необычайно вкусными блюдами из морских продуктов. Парящая и представители
Цеха Виноделов предъявили торговцам хлопком свои претензии, однако это
ничего не дало: те сказали, что они всего лишь посредники и не они
прислали нам в обмен никуда не годный хлопок; они занимались только
погрузкой и разгрузкой товара, а также отвозили на своих судах наши вина
далеко на юг. Единственный человек, который, по словам морских торговцев,
был действительно из народа Хлопка, совсем не говорил ни на нашем языке,
ни на одном из местных. Тогда Парящая потащила его в Пункт Обмена
Информацией, но он вел себя так, будто никогда и не слыхивал о языке ТОК;
а когда Парящая попыталась связаться с народом Хлопка через Обмен, то ей
просто никто не ответил.
  Виноделы были очень рады, что она оказалась с ними в Седе, потому что
иначе им бы пришлось взять это драное полотно и без лишних вопросов
отослать свое прекрасное вино за него в уплату. Парящая посоветовала им
отослать только две трети обычного количества и совсем не посылать на этот
раз сладких вин бетеббес, а отвезти их обратно домой и подождать, каков
будет ответ. Она также отказалась забирать драное полотно, так что
перевозчикам пришлось снова загрузить его в трюмы своих кораблей, но они
были на нас не в претензии и сказали, что им-то все равно, они ведь уже
получили от нас причитающееся им вино в уплату за перевозку. Парящая
хотела было сократить и их долю, чтобы они в следующий раз были более
внимательными к тем грузам, которые перевозят на своих судах, но другие
торговцы из Долины сказали ей, что это было бы несправедливо и даже глупо;
так что мы отдали морякам полвагона сладких вин бетеббес, как всегда.
  Когда мы вернулись домой, то между представителями Цеха Виноделов,
Цеха Ткачей и Общества Искателей состоялось жаркое обсуждение
случившегося. В этот спор оказались замешанными также общественные советы
и просто заинтересованные лица из нескольких городов Долины, и было
высказано такое мнение, что никто из Долины никогда не был в тех местах,
откуда к нам уже сорок или пятьдесят лет поступает хлопок, так что, может
быть, стоит отправить туда наших людей, чтобы они встретились с Хлопковым
народом.
  И все с этим предложением согласились.
  Итак, подождав некоторое время и тщетно надеясь на то, что народ
Хлопка ответит нам через Пункт Обмена Информацией, получив назад свое
барахло и значительно меньшее количество вина, чем обычно, мы так ничего и
не дождались и собрались в путь. Нас было четверо: я, потому что мне
ужасно хотелось участвовать в этой экспедиции и к тому же я кое-что
понимал в хлопке и других промышленных волокнах, и трое людей из Общества
Искателей; двое из них много занимались обменом и неоднократно бывали на
том берегу Внутреннего
Моря, а один, картограф, хотел заодно проверить карты, составленные
Искателями, прямо на местности, по которой будет пролегать наш путь.
Искателей звали Терпеливый, Сапсан и Золотой. Все мы были молоды, но я
самый младший. Во внутренние земли я пришел примерно за год до этих
событий с одной девушкой из Дома Синей Глины, но, когда я сказал ей, что
хочу добраться до дальних берегов Внутреннего Моря, она заявила, что я
человек безумный и безответственный, и вынесла все мои книги и постель на
крыльцо своего дома. Так что уходил я из дома моей матери.
  Изучая премудрости ткаческого мастерства, я был очень занят и уж
совсем не думал о том, чтобы вступить в Общество Искателей, однако то
путешествие в Сед пробудило во мне жажду странствий, и я понял, что у меня
есть склонность к занятию торговлей и обменом. Я не видел причин стыдиться
этого. Я никогда особенно не обращал внимания на людские пересуды. Так что
я отправился в путь как неофит Общества Искателей, то есть как настоящий
путешественник и как торговец одновременно.
  В книгах, которые я читал, и в тех историях, что я слышал ребенком,
Искатели всегда были именно путешественниками, а не торговцами, и
скитались главным образом по заснеженным вершинам Гор Света, пели
священные песни медведям, отмораживали себе пальцы и вытаскивали друг
друга из трещин и расселин. Искатели, оказавшиеся моими спутниками, как
выяснилось, вовсе не стремились к такого рода приключениям. Мы проехали на
следовавшем в Амарант поезде, в комфортабельном спальном купе, до самого
Седа, и там тоже остановились в лучшей гостинице и ели как утки, напавшие
на большое скопление слизней в огороде, а заодно расспрашивали местных
насчет судов, отправляющихся на юг.
  На юг не плыл никто. Мы могли сесть на судно, несколько раз в месяц
ходившее к восточному побережью, до Реквита. Или же, если угодно, нас
могли отвезти на лодке через пролив Ворота до Фаларесовых островов. Потом,
либо из Реквита, либо с Фаларесовых островов, мы могли попытаться сесть на
какое-нибудь каботажное судно, направляющееся к югу, или же отправиться
дальше пешком вдоль побережья, по внутренней стороне гор. Искатели решили,
что на западном побережье нам повезет больше и что стоит плыть на лодке
через пролив.
  Мне стало грустно, когда я увидел эту лодку.
  В ней было футов пятнадцать длины, слабенький вонючий моторчик и один
парус. Приливные течения устремляются в Ворота и вытекают оттуда со
скоростью большей, чем развивает лошадь, несущаяся во весь опор; и с такой
же скоростью дуют там океанские ветры.
  Хозяевами лодки были тощие, белокожие, с тусклыми глазами жители
Фаларесовых островов. Они довольно прилично говорили на ТОК, так что мы
вполне понимали друг друга. Они уже бывали в Седе, обменивая там рыбу на
зерно и бренди, и не раз плавали на своих утлых лодчонках далеко на запад
от Ворот, заходя даже в открытый океан, где ловили рыбу. Они вечно
приговаривали: "Хо, ха, поедем в море, где большущие волны, ха, да?", и
хлопали меня по спине, когда меня из-за качки выворачивало наизнанку и я
перевешивался через борт лодки.
  Все сильнее были порывы северного ветра, а когда мы оказались
примерно на середине пути, волны стали крутыми и тяжелыми и вздымались,
словно сверкающие водяные утесы. Лодка взбиралась на их вершины, падала
вниз, содрогалась и хлюпала. Потом низко стелющийся туман, который лежал
над Внутренним Морем и который я принял за далекую землю, развеялся и
улетел прочь буквально за несколько минут, и перед нами в сотне миль к
востоку открылись Горы Света, сияя вдали заснеженными остроконечными
вершинами.
  Терпеливый сказал мне, что под днищем нашей лодки, в морской глубине
все дно покрыто строениями. В стародавние времена, когда мир имел совсем
иные очертания, Ворота находились дальше к западу и были значительно уже,
а прилегающие к ним берега и ближние районы внутренних земель были
застроены домами.
  Я уже слышал нечто подобное в Обществе Земляничного Дерева, и еще
есть такая песня о старых душах. Это, без сомнения, было правдой, однако у
меня не возникало ни малейшего желания нырять на дно и убеждаться в этом,
хотя чем сильнее дул ветер, тем больше было похоже, что мы все-таки
вот-вот нырнем и своими глазами увидим, что там, на дне. Но впечатления от
плавания так ошеломили меня, что я даже не сумел по-настоящему испугаться.
Вокруг не было видно никаких берегов, кроме крохотных, не более зубьев
пилы, Гор Света, едва заметных на горизонте; над головой светило
беспощадно яркое солнце, а вокруг - только ветер и вода. Все это похоже на
царство мертвых, почему-то подумал я.
  Когда на следующий день мы наконец высадились на одном из Фаларесовых
островов, то первое, что я ощутил, - это страстный зов плоти. Я был
почему-то очень возбужден и никак не мог выбросить из головы мысли о
плотских утехах. Женщины на этих островах все казались мне очень
красивыми, и у меня в связи с этим возникали такие безумные желания, что я
даже забеспокоился. Когда мне удавалось уединиться, я кое-как с помощью
собственных рук облегчал свои страдания, однако это помогало ненадолго. В
конце концов я пожаловался Сапсану, и он проявил достаточное великодушие и
не стал смеяться надо мной, а пояснил, что это связано с морем. Мы
называем "жизнью на побережье" период полового воздержания и "путешествием
во внутренние земли" - начало активной половой жизни, тогда как в жизни
все совсем наоборот, и это, возможно, тоже лишь иносказание. Секс всегда
все ставит с ног на голову. Сапсан еще сказал мне, что и сам не знает,
почему плавание по морю и следующая за этим высадка на берег дают именн