по
свидетельству очевидцев, один из Птенчиков прямо в воздухе загорелся и
упал, весь объятый пламенем; ученые из Ваквахи запросили подтверждение
этих сведений, и такое подтверждение было ими получено от Столицы Разума.
Множество людей теперь пользовалось сетью Обмена Информацией, от Северной
Горы до побережья Внутреннего Моря и дальше, вплоть до Озера-Кратера и
даже еще севернее, так что обо всем, что происходило в Столице Кондора,
тут же становилось известно, и, как мне сказали, никого уже невозможно
было застать врасплох и никто не оставался без помощи, если просил о ней.
Я слушала их и отвечала на вопросы, стараясь рассказывать как можно
подробнее, однако мне самой в те времена ничего не хотелось узнавать о
Дайяо; мне тогда хотелось одного: чтобы все связанное с ними в моей жизни,
осталось далеко позади; а потому я при первой же возможности вернулась
домой.
  Я снова пришла в Вакваху вместе с Экверкве, когда моей дочери
исполнилось уже девять лет, но на Пункт Обмена Информацией мы заходить не
стали, а отправились на высокогорные Источники, туда, где берет начало
Река На, и там танцевали на празднике Воды - ведь именно там в лучах
солнца начинает сверкать вода, дающая жизнь нашей Долине.
  Когда я уже года два или три прожила дома и хозяйство мое понемногу
наладилось, а потому мне уже не нужно было трудиться от зари до зари не
покладая рук, у меня появилось время подумать и о других вещах. Я стала
более внимательно слушать то, о чем говорили в хейимас, и чаще беседовать
с моим побочным дедом и с Ракушкой; они оба были умные, отзывчивые и
великодушные люди. Они всегда ко мне хорошо относились и обо мне
заботились. Теперь, когда они уже сильно постарели, пришло время мне
заботиться о них и наконец принять у них то, что они предлагали мне
когда-то. Я была счастлива, давая без счета, ибо дом наш теперь был полон,
а Ракушка и дед от души хвалили меня за созданное мной благополучие; но
я-то знала, что по-настоящему благополучной они меня не считают, потому
что я по-прежнему плохо разбиралась в истории, поэзии и прочих умных
вещах. У меня, например, не было никаких своих песен, кроме одной
целительной ваквы, которую еще в детстве я получила в подарок от того
старика с Большого Гейзера, и еще песня Дождя и Перьев, которую я получила
в дар от Небесных Домов, возвращаясь домой по горной дороге. Девять Целых
сказал мне:
  - Если хочешь, я подарю тебе Круг Оленя, внучка. Это был великий дар,
и я довольно долго раздумывала, прежде чем приняла его, не веря в
собственные возможности. Я ответила деду:
  - Слишком много пару, чтобы его можно было впустить в такой маленький
котелок!
  Но он возразил:
  - Котелок-то пустой, так что пару в нем поместится достаточно.
  И мы с ним весь дождливый сезон встречались ранними утрами в хейимас,
чтобы разучивать там Круг Оленя, пока я не выучила его весь. Это
по-прежнему самое большое мое сокровище.
  После этого я принялась читать архивы в библиотеке Общества
Земляничного Дерева, а потом отправилась в библиотеку этого Общества в
Телину и в хейимас Синей Глины в Вакваху, где продолжала много читать и
слушать умных людей. Я не так уж много могла дать сама, однако мне там
было дано очень многое.
  Когда Копье и Тень поженились, то у нас в двух комнатах оказалось как
бы две отдельные семьи, что было уже явно слишком. Кроме того, мне было не
слишком приятно жить под одной крышей с Копьем, которого я когда-то, пусть
даже очень давно, так сильно желала. Я не могла полностью доверять ни ему,
ни себе самой. И хотя я пела для них Свадебную Песню - пела от всей души!
- все же старые чувства всегда могут неожиданно воскреснуть и поглотить
тебя целиком, подобно тем пещерам, которые выжигает раскаленная лава. А у
меня самой не было в постели ни одного мужчины с тех пор, как я покинула
черные, залитые лавой равнины страны Кондора.
  В ту весну я впервые танцевала Танец Луны.
  На лето Зяблик, Экверкве и я перебрались в нашу летнюю хижину, а Тень
и Копье поселились на другом конце Долины неподалеку от Сухих Водопадов.
После Танца Воды мы все снова собрались вместе в доме Высокое Крыльцо, и я
решила сходить в Телину. Экверкве напросилась со мной. Мы ненадолго
останавливались в доме моей тетки, жены моего сводного дяди, по имени
Виноградная Лоза, которая была больна севаи и постепенно слепла; она
любила поговорить о былых счастливых днях. Дочерей у нее не было, так что
дом ее теперь стал очень тихим, а ведь когда-то в нем было столько шуму и
детской возни. Ей нравилось рассказывать Экверкве, как я в детстве
называла этот дом "горой" и как она тогда просила меня остаться жить с ней
в этой "горе". Теперь же она все повторяла:
  - Ну вот, не только Сова, но и Перепелка пришли пожить в моей горе!
  И тогда Экверкве, хотя все знала прекрасно, обязательно спрашивала:
  - А кто такая эта Сова? - В общем, они с огромным удовольствием
болтали и болтали, словно два ручейка в дождливый сезон.
  В Телине я каждый день ходила в библиотеку Общества Земляничного
Дерева и читала все подряд по истории нашего края. Один мужчина из Дома
Змеевика, родом из Чумо, тоже каждый день приходил туда, и мы с ним иногда
беседовали. Он впервые в своей жизни покинул Чумо - он немного
прихрамывал, упал в детстве, и ему пешком путешествовать было трудно. Он
даже не задумывался ни о каких путешествиях, пока не прожил на свете сорок
лет. К этому времени он уже долго и очень успешно лечил людей в Обществе
Целителей; у него был настоящий дар, причем дар настолько большой, что
целительство порой истощало собственные его силы. Он вылечил так много
людей и приобрел так много пожизненных должников в Чумо, что совершенно
измучился, пытаясь как-то разобраться с ними, и пришел в Телину, чтобы
немного отдохнуть. Он ходил в хейимас к Целителям только петь. Вообще это
был тихий и застенчивый человек, однако рассказывать умел очень интересно.
Каждый раз после беседы с ним мне хотелось поговорить еще.
  Однажды он сказал:
  - Знаешь, Женщина, Возвращающаяся Домой, если бы мы могли разделить с
тобой одну постель, я непременно оказался бы в ней; вот только не знаю,
где эту постель приготовить.
  - У меня в Синшане есть широкая постель, - ответила я, - в доме
Высокое Крыльцо.
  - В твой дом я предпочел бы прийти как твой муж. А тебе, может быть,
вовсе не хочется снова иметь мужа или - такого мужа, как я?
  Я уверена действительно не была, а потому ответила:
  - Что ж, я поговорю с Виноградной Лозой. Она в юности жила в Чумо.
Может быть, ей даже приятно будет на некоторое время поселить в своем доме
мужчину из родного города.
  Итак, он переселился в дом к Виноградной Лозе и прожил там с нами
вместе до Танца Солнца. Мы вместе праздновали Двадцать Один День. Экверкве
теперь спала в одной комнате с Виноградной Лозой, а я - с Ольхой.
Чувствовала я примерно вот что: если я и хотела мужа, то Ольха был мужем
вполне хорошим; однако, быть может, лучше было бы мне все-таки замуж не
выходить. Мои мать и бабушка не слишком удачливы были в браке, да и у меня
тоже был один муж, которого я покинула без единого слова сожаления и
никогда больше о нем не вспоминала. С Ольхой я, правда, уживалась отлично,
к тому же, женившись на мне, он мог бы оставить измучивших его должников в
Чумо, что было бы только справедливо, и начать все заново в Обществе
Целителей в Синшане. Это был хороший повод, чтобы нам пожениться. Но я все
еще продолжала раздумывать. Ведь я по-прежнему оставалась дочерью Кондора
и женой Кондора - довольно невежественной, не слишком умной и развитой,
еще только превращающейся в настоящего человека. Я была, можно сказать,
сырьем, и мне требовалась хорошая обработка. Хотя мне уже исполнилось
целых двадцать шесть лет, по-настоящему из них я жила только девятнадцать
- в Долине. В девятнадцать выходить замуж слишком рано. Я поведала эти
свои мысли Ольхе. Он слушал очень внимательно, не переспрашивая и не
перебивая. Именно это качество в нем мне особенно нравилось-удивительная
способность внимательно и молча слушать других. Это был особый дар; и его
манера вести себя меня восхищала.
  Через несколько дней после этого разговора он сказал:
  - Отошли меня назад в Чумо.
  - Это же не дом моей матери, - возразила я. - Я не имею права
отослать тебя.
  - А я не могу оставить тебя, хотя мне следует это сделать, - сказал
он. - Я только отнимаю у тебя силы. А то, что я должен давать тебе, ты
брать не хочешь или тебе это не нужно.
  На самом деле он хотел сказать, что нуждается во мне сам. Он говорил
очень страстно и в то же время очень сдержанно, с удивительным
самообладанием. И слова его были чистой правдой. Я не хотела, чтобы он
нуждался во мне. Но помимо этого была и еще одна правда. Однажды водомерка
сделала мне подарок, которого я и не хотела, и не понимала, однако все же
приняла; и, вполне возможно, именно он-то и составлял до сих пор основу
моего благополучия.
  И я сказала Ольхе:
  - Похоже, мужья на нашей половине дома Высокое Крыльцо надолго в
своих семьях не задерживаются; один все время возвращался назад в Чумо, а
другой - вообще в чужие края. Тебе тоже нет необходимости жить со мной
слишком долго. Ты можешь вернуться в Чумо всегда, как только тебе этого
захочется. Так что поживи с нами хотя бы недолго.
  Итак, мы отправились в Синшан на праздник Вселенной, но в танцах
Свадебной Ночи участия не принимали. Экверкве еще на месяц осталась с
Виноградной Лозой, а Тень и Копье перешли жить в дом Сливовых Деревьев,
где пустовала комната на втором этаже с тех пор, как внук Ракушки женился
и перебрался к жене в дом На Холме. Другая семья, что жила в нашем доме на
первом этаже, освободила для нас одну из маленьких северных комнат, так
что мы с Ольхой спали там. В Синшане наша жизнь пошла даже лучше, чем в
Телине. Он никогда больше не заговаривал о женитьбе и ни разу не напомнил
о тех словах, что сказал мне когда-то: что в мой дом хотел бы войти моим
мужем. Я помнила об этом; но все еще раздумывала. "Я ни за что не попадусь
на ту же удочку, на которую попались мои родители, - думала я. - Я не
позволю его страсти поглотить всю мою жизнь. Я сама должна прежде стать
настоящим человеком. И тогда если под Луной или при солнечном свете явится
такой мужчина, которого я полюблю всей душой, я возьму его в мужья, если
захочу". Так оно и шло. Только вот что-то не встречался мне такой человек,
который нравился бы мне больше, чем Ольха.
  В Обществе Целителей Синшана он вел себя очень осмотрительно, и я
многому научилась, наблюдая за его сдержанно-бережными манерами. Он
понимал, что кое-кто из не слишком умных людей среди Целителей вполне
может ревниво отнестись к его врачебному искусству, и осторожно избегал
какого бы то ни было соперничества. А еще ему не хотелось из-за своего
дара снова нагромождать пожизненные долги, как это было с ним в Чумо; так
что те люди, которым ему разрешалось оказывать медицинскую помощь, были
больны либо раком, либо севаи, то есть были не только неизлечимы, но и
даже самое малое облегчение дать им было очень сложно. Как-то раз под его
опекой оказалось сразу трое таких людей, и он постоянно посещал их всех,
пел для них целительные песни и заботился о них как мог. И вот однажды
кто-то из его завистников злобно сказал:
  "Этот тип из Чумо кружит возле умирающих, как канюк какой-то!" Он
услышал это и страшно смутился. Он ни за что не хотел сказать мне, в чем
дело, но я видела, что с ним что-то не так, и расспросила одну
Целительницу, по имени Смеющаяся, и она мне рассказала. Я невероятно
рассердилась, мне было очень за него обидно, однако ему я себя не выдала,
рассмеялась и пошутила:
  - Все мне в мужья почему-то кондоры да канюки попадаются!
  Я назвала его мужем. Он прекрасно слышал это, но не сказал мне ни
слова.
  Он просто замечательно ладил с Экверкве, да и Зяблик чувствовала себя
в его обществе совсем неплохо. Порой вечерами он пел тихонько, почти
неслышно, какую-нибудь из длинных целительных песен, и, когда моя мать
слушала его, лицо ее становилось нежным, задумчивым и спокойным. И хотя
из-за своей хромоты Ольха никогда не ходил с отарами на Гору Овцы, он
все-таки оставался уроженцем Чумо, и овцы ему доверяли; а та коза, которую
я когда-то израненной нашла на склоне Горы Синшан, всегда мчалась к нему
со всех ног, стоило ей его увидеть. Поскольку и он, и коза, оба хромали,
зрелище было забавное, особенно когда они, подпрыгивая, шли степенно
впереди, а все козы Синшана тащились за ними следом.
  Когда умер Девять Целых, я стала исполнительницей Круга Оленя в нашей
хейимас, а за этим последовали и другие обязанности. Я чувствовала себя
уже совсем уверенно, и порой мне даже хотелось, как то делала моя мать,
провести лето в одиночестве где-нибудь высоко в горах, подальше от людей.
Но этого я не делала, хотя всегда поднималась в Дом Койота сразу после
Летних танцев или перед Танцем Травы.
  Иногда кто-нибудь из жителей Чумо проходил через наш город, и эти
люди всегда останавливались у Ольхи в нашем доме. Один из них оказался его
"должником", которому он в возрасте шести лет удалил воспаленный
аппендикс, и теперь Ольха был несомненно ответствен за сохранение этой
жизни. Тот мальчик стал уже почти взрослым, и его мать чуть не каждое лето
приходила с ним вместе навестить спасителя своего сына. И всегда говорила
Ольхе:
  - Когда же ты назад-то вернешься? Такой-то и такой-то очень в тебе
нуждаются, а такой-то все просил меня узнать, когда ты собираешься назад,
в Чумо?
  Все это были те люди, которых Ольха когда-то лечил. Он очень любил
своего побочного сына, которого прозвал Вырезанная Кишка, умного веселого
мальчика, но мать его вызывала у Ольхи неприязнь, пробуждая чувство стыда
и неловкости. Я прекрасно видела, что после встреч с ними он начинает
думать о своей прежней жизни. И вот однажды, когда они, в очередной раз
погостив у нас, ушли, он сказал мне:
  - По-моему, я должен вернуться в Чумо.
  Я тоже времени даром не теряла, и ответ ему был у меня готов:
  - Ольха, те люди, которых ты когда-то лечил в Чумо, теперь сами
заботятся друг о друге. А здесь сейчас есть люди, которым ты действительно
очень нужен. Как, например, без тебя умрет тот старик из Северо-Западного
дома? И долго ли проживет без твоей помощи одна хорошо знакомая тебе
женщина из дома Высокое Крыльцо?
  И он остался в Синшане, и люди из Дома Синей Глины в том же году
спели для нас Свадебную Песню на вторую ночь Танца Вселенной. А потом
Ольха вступил в Общество Черного Кирпича и стал учиться их мастерству.
Дважды он даже ездил в Вакваху. Когда заболела моя мать, он очень о ней
заботился, а когда ей пришла пора умирать, он прошел с ней вместе по Пути
На Запад столько, сколько было допустимо. Я тоже пошла с ними вместе,
следуя за Ольхой словно та хромая коза, а потом моя мать пошла дальше
одна, а мы с ним вместе вернулись домой. В наш дом.
  Вот и вся история моей жизни. Здесь, пожалуй, можно поставить точку.
Все, что я могла принести в Долину извне, я принесла; все, что я сумела
вспомнить, записала; ну а все остальное было мной прожито и еще будет
пережито снова. Я прожила здесь, в этом доме, пока не стала Говорящим
Камнем, а мой муж - Камнем Слушающим; а моя перепелочка - Сияющей; и
здесь, в этом доме Желудь и Луна сделали меня бабушкой, которая сидит
теперь за ткацким станком.

  ПРИМЕЧАНИЯ

  ...Я была счастлива, давая без счета...
  ...мне там было дано очень многое.
  "Пребывать в благополучии, давать, дарить" на языке хеш обозначается
словом амбад, "учиться" - словом андабад; а "дар" в значении "талант" или
"способности" - словом бадаб. Говорящий Камень пытается использовать
некоторую непереводимую игру слов, чтобы показать, что и полученное ею
образование кое-что значит.

  ПОСЛАНИЯ, ОТПРАВЛЕННЫЕ ЧЕРЕЗ СЕТЬ ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЛИКОГО
КОНДОРА

  Aольшая часть информации, поступавшей на Пункт Обмена Информацией в
Ваквахе, оставалась в памяти компьютера в течение двадцати четырех часов,
а потом автоматически стиралась, ибо обладала, как правило, сиюминутной
значимостью - то были сообщения от партнеров по торговле и обмену,
информация о графике движения поездов, объявления о различных
празднествах, на которые приглашались жители других районов и стран,
сводки погоды, предупреждения о возможных наводнениях, пожарах,
землетрясениях, извержениях вулканов или об отдаленных природных явлениях,
которые могли оказать влияние на местные условия. Иногда в этот перечень
попадали и сообщения о деятельности людей, особенно если она затрагивала
интересы жителей более чем одного региона; тогда включался принтер и
данная информация печаталась для дальнейшего распространения и, возможно,
для дальнейшего хранения в архивах.
  Приведенные ниже документы носят как раз такой характер. Они
хранились в архиве Общества Земляничного Дерева в Ваквахе. (Разумеется,
вся подобная информация, как и все прочие данные, поступавшие в
компьютерную сеть от людей или из Столицы Разума, хранилась в главном
Банке Памяти, однако извлечь ее оттуда было довольно сложно.)

  AОКУМЕНТ 1

  (Информация относительно народа Кондора;
Собрана и передана Шор'ки Ти' из народа Реквиг,
Проживающего на Долгом Лугу, Окруженном Ивами)

  Nобирающийся ежегодно совет земледельцев Реквита решил, что
необходимо отправить послание во все Пункты Обмена Информацией,
находящиеся к западу от Гор Света, а также - вдоль всех рек, впадающих во
Внутреннее Море и в Океан к югу от устья реки Ссу Нноо. Подготовить
послание было поручено мне, поскольку я предложил эту идею первым. Народ
Реквит считает исключительно важным пресечь деятельность народа Кондора,
который стал в наши дни главным рассадником войн и смуты.
  Получить краткую справку об этом народе можно в Центральном Банке
Памяти, используя коды 1306611 /3116 /6 /16 и 1306611 /3116 /6 /6442. Вот
сокращенное изложение содержащейся в ней информации. Они называют себя
Дайяо или Народ Единственного. По языку родственны народам, проживающим в
районе Великих Озер, и, возможно, были высланы из этого района на запад
много лет назад. Вели кочевой образ жизни в прериях и пустынях к северу от
Оморнского Моря. Примерно сто двенадцать лет назад начали постепенно
переходить к оседлому образу жизни. Власть захватил тогда человек по имени
Каспиода. Дайяо следовали за ним на запад до берегов Темной Реки. Каспиода
умер недалеко от Сухих Озер. Его власть перешла к сыну, и тот возглавил
свой народ, однако был убит двоюродным братом по имени Астиода, который
назвал себя Великим Кондором. Он отвел своих подданных обратно в залитые
лавой равнины, заявив, что некий "палец света" указал ему то место, где
Дайяо следует основать поселение и осесть. Там они построили город. Они
называют его Столицей Кондора. Стали цивилизованным народом, весьма
агрессивным и склонным к войнам и разрушительству.
  Причинили много зла и причинят его еще немало, если им не помешать.
Требуется совет.

  ДОКУМЕНТ 2

  (Ответ на послание Шор'ки Ти' от ученых Дома Змеевика
Из Долины Великой Реки На)

  Ваша просьба весьма своевременна. Мы обсудили все это и пришли к
выводу, что сами были чрезмерно доверчивы и самоуверенны, тогда как давно
уже пора было принять должные меры. Люди Кондора, одни мужчины, без
женщин, неоднократно в течение семнадцати лет посещали нашу Долину,
приходя всегда с севера. Мы делили с ними пищу и кров, когда они нас об
этом просили, но никогда не работали с ними вместе, не выдавали за них
замуж наших женщин и не танцевали с ними священных танцев. Но их болезнь
тем не менее распространилась и в нашем обществе. Были созданы культы.
Когда большая группа людей Кондора полгода прожила в Нижней Долине, среди
тамошних жителей внезапно проявилось множество разногласий,
распространились нелепые суеверия и сильно ослабело доверие друг к другу.
Если будет совершенно необходимо начать с ними настоящую войну, то мы,
конечно же, примем в ней участие. Но если было бы возможно установить
просто некий карантин, то подобный вых