летно пожалев,
что   пробежка   оказалась   такой   короткой.   Бег   -  быстрый,  летящий,
самозабвенный,  с  ветром  в  лицо  и острой болью в боку - вот что ему было
надо! Бежать куда глаза глядят - вот чего он хотел все это время...
	-  Куда  прешь,  дедуля?!  -  гавкнул  краснорожий  детина в военной
униформе.  -  Не  видишь,  что  места  нету? - выразил он мнение всех прочих
потных,  злых  и  утрамбованных до свирепости пассажиров, за что моментально
схлопотал две увесистые оплеухи от Патрика.
	-  Рот  закрой,  вояка!  -  негромко,  но внушительно сказал Патрик,
после  чего  он и Феликс смогли почти беспрепятственно пробраться к винтовой
лестнице  и  подняться  на  крышу омнибуса, где было посвободнее и даже были
пустые  сидячие места (проезд на втором, открытом этаже омнибуса стоил в два
раза  дороже).  Расплатившись  с  кондуктором,  они  заняли сиденья у левого
бортика,  об который снаружи похлопывал криво подвешенный рекламный щит. Что
он призывал покупать, Феликсу видно не было...
	-  Лихо  ты  его,  -  сказал он Патрику тоном, в котором при желании
можно было различить нотки как одобрения, так и осуждения.
	-  А  по-другому нельзя, - пожал плечами Патрик. - Уж поверьте моему
опыту. С этим быдлом надо обращаться как... как с быдлом. Иначе - затопчут.
	-  Может, ты и прав, - рассеянно сказал Феликс и украдкой сунул руку
за  пазуху,  поправив  пришитую к подкладке петлю, в которой была закреплена
дубинка  из  шкуры  носорога.  Если  бы  не  лихость  Патрика,  краснорожему
солдафону  досталось  бы на порядок сильнее. - Погоди, а какому опыту? Ты же
мне так и не сказал, где работаешь!
	-  Я не работаю... - поправил Патрик. - Я служу. Знаете, как собачки
служат?  Вот  и  я служу. Сторожевым псом. Охраняю одного фабриканта. Личный
телохранитель,  слыхали  про  такую  должность?  Платят  недурно,  работа не
пыльная, и опыта в обращении с быдлом набрался уже по самое не хочу.
	- На кой ляд фабриканту телохранитель?
	-  Для  престижу.  Лестно иметь несостоявшегося героя в роли личного
холуя.  Его  я  на  работу  провожаю, сынишку из гимназии забираю, дочуркину
невинность  оберегаю,  ухажеров ее отпугиваю. Ну и супругу его... гм... грех
хозяину рога не наставить, верно? - с циничной ухмылкой сказал Патрик.
	Феликс поперхнулся.
	- Ну и ну! - сказал он. - Хорошо хоть супругу, а не дочурку!
	- Да она соплюха еще...
	-  Это  у  вас  что,  семейное?  От дяди передалось? Бабники, как на
подбор! - ляпнул, не подумав, Феликс.
	Патрик  замолчал  и  стал глядеть, как проплывают за бортом омнибуса
огромные   кусты  сирени  в  пышных  садах  Старого  Квартала.  Запах  стоял
одуряющий.  Высокие  каштаны,  еще  недавно увенчанные белыми пирамидальными
свечками,   сейчас  щедро  осыпали  тротуары  зелеными  шипастыми  шариками.
Кое-где,  обманутые  погожими  и чрезмерно солнечными даже для мая деньками,
робко  начинали  цвести  акации.  Утреннее,  слегка заспанное солнце играючи
одолевало  ночную свежесть, и уже к полудню зной в Столице сможет потягаться
с  летним;  и  если бы не отсутствие галдящей детворы на улицах и тополиного
пуха  в  воздухе,  лето можно было бы считать окончательно вступившим в свои
права.  "За  тополями  дело  не  станет,  -  подумал Феликс, - а вот дети...
Говорят,   закрыли  уже  половину  гимназий.  Какой-то  кошмар.  Бесконечный
кошмарный сон, и я никак не могу проснуться!"
	-  Знаете,  а  ведь  он  мне  никакой  не  дядя, - неожиданно сказал
Патрик, мазнув по Феликсу своим оценивающим, с прищуром, взглядом.
	- Да?
	-  Да.  Он  меня  в  Дублине подобрал. Я у него кошелек срезал, а он
меня  обедом  накормил.  И  спросил,  не  нужен  ли  мне  дядя и брат. Я еще
подумал,  что  он...  ну,  знаете...  а  оказалось,  что он герой. Я тогда в
третий  раз  попался. Отведи он меня в префектуру - отрубили бы руку. Он для
меня...  он  даже  больше,  чем отец. Он для меня все. А я его даже папой ни
разу не назвал.
	Феликс взял его за руку и крепко стиснул.
	- Мы его вытащим, Патрик. Мы его обязательно вытащим.
	- Да. Обязательно, - по слогам повторил Патрик.
	Феликс отпустил его и спросил:
	- Так куда мы все-таки едем?
	- К Готлибу.
	- Не рановато?
	- В самый раз. Она будет ждать нас там.
	-  Она?  "Один  человек",  да? Патрик, ну что за игры! - не выдержал
Феликс. - Ты можешь сказать, кто такая она и почему я должен ее слушать?
	- Помните Марту?
	-  Э-э-э... - напрягся Феликс. - Совершенно не помню, - признался он
после короткого раздумья.
	-  Горничная  Бальтазара.  Новенькая.  Вы ее видели в День Героя. Вы
тогда к нам приходили, помните?
	- Такая... с оборочками?
	- Она самая, - кивнул Патрик. - Она теперь официантка у Готлиба.
	-  Нормальный  этап  жизненного  пути,  -  улыбнулся  Феликс.  - Все
горничные  Бальтазара  рано  или  поздно становились официантками у Готлиба.
Потому-то Бальтазар терпеть не мог этот кабак...
	-  Я  недавно ее там встретил. И она мне кое-что рассказала. Я хочу,
чтобы вы услышали это от нее. Потерпите еще немножко, Феликс.
	- Ладно, уговорил. Давно я Готлиба не видел...
	Омнибус  выехал  на набережную и резво покатил вдоль реки. Навстречу
ему  проносились  легкие ландо и фиакры заступающих на работу извозчиков. От
пестрой,  в  мелкой  ряби  солнечных  бликов реки пованивало гнилью. Омнибус
приближался  к  Цепному мосту, и в посадке головы Патрика внезапно появилась
вполне  объяснимая скованность, как будто у юноши свело спазмом мускулы шеи.
Чтобы  отвлечь  собеседника  от  болезненных  воспоминаний, Феликс попытался
обратить  его внимание на ставший притчей во языцех долгострой на том берегу
реки:
	- Как по-твоему, что же они все-таки строят?
	Над  этим вопросом горожане ломали голову начиная с конца февраля. О
нем  судачили  в  каждом  доме, выдвигая гипотезы и строя предположения одно
невероятнее  другого:  огромный котлован, вырытый на пустыре, образовавшемся
после  пожара, сгубившего четыре квартала Нижнего Города, тем временем успел
смениться  не  менее  огромным и массивным фундаментом, на котором принялись
стремительно   нарастать   стены.   К  концу  мая  загадочное  строение  уже
обзавелось   скелетом  крыши.  По  форме  здание  не  напоминало  ничего  из
виденного  Феликсом ранее, а видел Феликс немало; да и саму форму разглядеть
было  проблематично  из-за  деревянной опалубки, колючим наростом облепившей
нововозведенные  стены.  Размеры же строения наводили на мысли об амбаре для
скота, увеличенном в раз эдак в десять.
	-  Хтон  его  знает,  - хмуро ответил Патрик, взглянув на щетинистый
силуэт стройки, где уже копошились на лесах рабочие.
	-  В  три  смены работают, - поделился наблюдением Феликс. - Шустро,
ничего  не  скажешь.  За пару месяцев такую махину отгрохать... Йозеф как-то
попытался разузнать в архивах ратуши, кто все это оплачивает.
	- Ну и? - заинтересовался Патрик.
	-  "Частный  подрядчик,  пожелавший сохранить инкогнито". Но согнать
сюда  каменщиков со всей Метрополии - удовольствие не из дешевых... Какой-то
нувориш развлекается, не иначе.
	Выехав  на  Цепной  мост, омнибус сбросил скорость, пропуская вперед
усиленный   конный   патруль,  укомплектованный  одним  констеблем  и  двумя
уланами.   За   патрулем,   мелко  семеня  скованными  ногами,  бежали  трое
арестантов  в  ошейниках,  пристегнутых к седлам уланов. Внешности арестанты
были самой что ни на есть уголовной.
	-  Парадокс,  -  сказал Патрик. - Чем больше их ловят, тем больше их
появляется. Как тараканы. Откуда они только повылазили?
	- Ты ремонт когда-нибудь делал? - риторически спросил Феликс.
	В   результате   сложных   и   не  вполне  понятных  самому  Феликсу
ассоциативных  цепочек  у  него родился вопрос, который следовало задавать с
максимальной  осторожностью,  так  как  он  (вопрос)  в  корне  расходился с
первоначальным намерением Феликса не будить дурных воспоминаний.
	-  Патрик,  - сказал он. - Я знаю, что это тяжело для тебя, но... Ты
не мог бы повторить свой рассказ о той... секте, в которую влез Себастьян?
	Патрик с безразличным видом пожал плечами.
	-  Да  нечего  мне рассказывать. Я пытался навести справки, выяснить
хоть  что-нибудь...  Если  это  действительно  была секта, то ее больше нет.
Впрочем, если хотите, я могу рассказать то, что знаю...
	С  таким  явлением,  как  студенческие  братства,  или,  как  их еще
называли,   корпорации,   Патрик  и  Себастьян  впервые  столкнулись  еще  в
Мадридском   университете.   Созданные   по  образцу  масонских  лож  клубы,
именуемые  обычно аббревиатурами из греческих букв, на первый взгляд служили
только   для   развлечения   скучающих   студиозусов,  хотя  на  самом  деле
преследовали   и   более   отдаленные  цели.  Становясь  членом  престижного
братства,  студент  был  обязан:  участвовать в массовых попойках, временами
переходящих   в   оргии;   заниматься  мелким  и  крупным  хулиганством  для
укрепления   славы   своей  корпорации;  устраивать  разнообразные  подлости
конкурирующим  братствам;  носить  на  клубном пиджаке витиеватую анаграмму;
участвовать  в  напыщенно-таинственных  ритуалах и обрядах; распевать гимн и
заниматься  прочими  глупостями  -  и  все это в обмен на призрачную надежду
много  лет  спустя, заняв подобающее место в обществе, узнать во влиятельном
начальнике,  чье  место  в  обществе  было  гораздо  ближе  к солнцу, своего
бывшего  собрата  и  напомнить  ему  о принесенной в молодости клятве всегда
помогать  корпорантам.  Другими  словами,  играя в тайные общества, студенты
занимались  весьма  дальновидным  установлением деловых связей, которые, как
известно,  стоят  намного  дороже  денег. Само собой разумеется, и Патрик, и
Себастьян,  еще  в  детстве  определившиеся  с выбором профессии, к подобным
игрищам своих сокурсников отнеслись со снисходительной усмешкой.
	Тем   удивительнее   был   тот   факт,   что  когда  нечто  подобное
студенческому  братству  (впервые  на  памяти  Феликса)  появилось  в стенах
Школы,  Себастьян  оказался  одним  из  первых  и самых активных его членов.
Патрик  всего  однажды,  да  и  то по настоянию кузена, побывал на заседании
"кружка  молодых  героев",  после  чего, едва не вывихнув от зевоты челюсть,
зарекся  переступать  порог  подобных  дискуссионных  клубов.  Себастьян  же
проводил  там дни и ночи, и так увлекся спорами о природе Зла, что даже стал
пропускать  лекции в Школе, принудив Патрика изворачиваться и врать что-то о
болезнях.  Все  попытки  Патрика  отговорить  Себастьяна  от  посещения этой
"секты"  (как  сначала  в  шутку,  а  потом всерьез называл Патрик постоянно
растущие  сборища  студентов, вовлекших в себя уже не только первокурсников,
но  и  две трети всех студентов Школы) ни к чему не привели, а обратиться за
помощью  к  Бальтазару  или  хотя  бы  Феликсу  юноше  помешала студенческая
солидарность и твердое убеждение, что товарищей закладывать нехорошо.
	Слушая  спокойный  и  даже  меланхоличный рассказ Патрика о том, как
под  носом  у  преподавателей  в  стенах  Школы  и  студенческого  общежития
действовала  организация,  цели которой, как и лидеры, до сих пор оставались
неизвестными,  Феликс  не  мог  не  проклинать  себя  за слепоту. Но все его
угрызения совести не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал Патрик...
	-  Я  не знаю, за каким дьяволом они вышли тогда на улицы, - говорил
Патрик.  -  Не  знаю,  какой  Хтон  дернул их вмешаться в эту бучу. Не знаю,
почему  уланы,  вместо того чтобы укрощать взбесившееся быдло, вместе с этим
быдлом  ополчились  на  студентов.  Я  не знаю, действительно ли Себастьян и
другие  хотели  остановить  бунт  или  только  выполняли чей-то приказ. Я не
знаю,  чей  это  мог  быть  приказ  и какой подонок все это придумал. Я знаю
только  две  вещи.  Первая  -  не  останься я тогда на факультатив Огюстена,
вернись  я в общагу на час, на полчаса раньше - и все могло быть по-другому.
Совсем по-другому.
	- А вторая? - спросил Феликс.
	-  А  вторая...  Если  я  найду  того  подонка - а я обязательно его
найду! - я...
	- Что - ты?
	- Я убью его, - очень спокойно сказал Патрик.



4

	Феликсу   всегда   было   трудно  представить  себе  человека  менее
предрасположенного  к  геройству, нежели добродушный толстяк Готлиб. Даже во
внешности  его  не было ничего героического, а свою первую лекцию в Школе он
начал  с  того,  что грузно опустился на шаткий стул, облокотился об жалобно
скрипнувший стол, подпер щеку могучим кулаком и мечтательно сказал:
	- Вот уйду на пенсию и открою кабак...
	Мечте  Готлиба  было  суждено осуществиться несколько раньше, чем он
предполагал.  Причиной  его  преждевременного  ухода на пенсию стала встреча
Готлиба   с   бандой  озверевших  разбойников  где-то  в  Карпатских  горах.
Результат  короткой,  но жестокой стычки одного героя с дюжиной грабителей с
большой  дороги  имел  как  положительные,  так  и  отрицательные стороны; к
первым  относилось  то,  что  Готлиб  остался  в  живых,  а  ко вторым - тот
прискорбный  факт,  что  того же нельзя было сказать о грабителях. Поначалу,
как  признавался  потом  Готлиб,  сам факт отнятия дюжины зловонных, обильно
пропитанных  кровью  и  чужими  слезами  и  совершенно  никчемных  жизней не
произвел  на  него особого впечатления. И обличьем своим, и манерами, и даже
стайным  методом нападения исподтишка разбойники напомнили Готлибу заурядных
вервольфов,  которые  в  изобилии  водились  в его родной Баварии, и поэтому
карпатскую  стычку  Готлиб  отнес  к  разряду  обыденных  и  вполне рутинных
событий  в  биографии  героя.  Свою  ошибку  он  понял месяц спустя, когда в
глупой  кабацкой  драке,  на  миг  потеряв надо собой контроль, легко и даже
как-то  небрежно  раскроил  череп  пьяному  дебоширу,  жаждавшему померяться
силой  с героем. Этот постыдный эпизод заставил Готлиба насторожиться, но...
Но  было  уже  поздно.  Где, когда и по какой причине Готлибу снова пришлось
убивать,  он  не рассказывал никогда и никому, вместо этого молча положив на
стол  Сигизмунда  просьбу  об  отставке.  Просьба  была  удовлетворена, и на
прощальной лекции Готлиб сказал:
	- Запомните: начать убивать - легко. Остановиться - труднее...
	Напутствовав  таким  образом подрастающее поколение героев, он купил
уютный  полуподвальчик  в Нижнем Городе, и переоборудовал его согласно своим
вкусам  и представлениям о том, каким полагается быть настоящему кабаку. Пол
в  кабаке  был  усеян  соломой,  столы и лавки - сколочены из толстых, грубо
обструганных  досок,  а  за  стойкой  бара  из  стены  торчали  дубовые рыла
огромных,  намертво  вмурованных  в  кирпичную кладку бочек. Под потолком на
ржавых  цепях  висели люстры из тележных колес, а воздухе витали винные пары
и  аромат  здорового  мужского  пота.  Над сложенным из нетесаного песчаника
камином  висела  голова  тролля; аналогичные трофеи были развешаны и на всех
стенах.  Это  был  беспроигрышный  ход  - оформить кабак в стиле тех дешевых
провинциальных  таверн,  где  привыкли  коротать  свой  досуг герои во время
командировок.  В  периоды  "творческого  застоя",  которые  в последние годы
случались  все  чаще,  герои,  изнывая  от  безделья,  шли  к Готлибу, чтобы
окунуться  в  до  боли знакомую атмосферу придорожного трактира - вот только
пиво  у Готлиба, в отличие от провинциальных трактиров, всегда было свежее и
неразбавленное,  а  официантки - симпатичные и отзывчивые (из-за пресловутой
отзывчивости   экс-горняшек   Бальтазара  Готлиб  рвал  и  метал,  не  желая
превращаться   из  кабатчика  в  содержателя  борделя,  но  отказать  своему
любимому ученику, выбившемуся в драконоубийцы, просто не мог).
	Феликс  редко  сюда захаживал, предпочитая заведения более спокойные
и  -  в  его  понимании  -  уютные, куда, например, можно было бы без боязни
привести  Агнешку,  и  сейчас,  переступив вслед за Патриком порог кабака "У
Готлиба",  он  был  до глубины души удивлен переменами, произошедшими там со
времени  его  последнего  визита.  Удивление  его  носило,  впрочем,  скорее
одобрительный  характер.  Гнилую  солому  из кабака вымели ко всем чертям, и
надраенные  половицы  были  ослепительно  чисты;  разливные краны за стойкой
сияли,  как  пуговицы  жандарма;  сама стойка была заново облицована красным
деревом,   а   круглые   высокие  табуреты  обзавелись  кожаными  подушками;
зубасто-шипасто-чешуйчатые  морды  со  стен исчезли, дабы не портить аппетит
посетителям;  оный  аппетит  теперь стал еще одной статьей дохода Готлиба, о
чем  свидетельствовали  звуки и запахи, доносившиеся из кухни, оборудованной
в  бывшем подсобном помещении - теперь в кабаке "У Готлиба" не только поили,
но  и  кормили,  что,  собственно  говоря,  означало  превращение  кабака "У
Готлиба"  в  одноименную  корчму;  превращение, по всей видимости, оказалось
коммерчески  выгодным,  так как на стойке горбатился механический арифмометр
для  подсчета выручки, а в углу примостился дорогой музыкальный автомат; и в
завершение  всех  этих  трансмутаций  знаменитые,  многажды  залитые пивом и
изрезанные  ножами,  массивные  и несокрушимые столы были кокетливо прикрыты
скатерками  в крупную красную клетку. На столах стояли вазочки, а в вазочках
торчали букетики свежих цветов.
	Оценив   увиденное,   Феликс   рассудил,   что   столь   разительные
нововведения  могли  быть  вызваны  только  полной  сменой  клиентуры. После
закрытия  Школы количество проживающих в Столице героев резко сократилось, и
к  Готлибу должны были зачастить клерки, цеховики и лавочники, работавшие по
соседству. А клиент, как известно, всегда прав...
	Единственным  неизменным  элементом  клиентуры  - или интерьера, тут
как  посмотреть  - оставался Бертольд Черный, герой легендарный и спившийся.
Похожий  на  кобольда  сморщенный  старичок сидел на своем привычном месте и
был  уже  (или  еще) пьян. Причем пьян мертвецки, что, однако, не мешало ему
посасывать  пиво  и  бормотать  себе  под  нос  что-то рифмованное. Больше в
кабаке не было ни души.
	- Ну и где твоя Марта? - спросил Феликс, усаживаясь за стол.
	- Сейчас придет...
	Официантка  и  в  самом  деле не заставила себя ждать, но, насколько
мог  припомнить  Феликс,  Марта  была стройная и рыженькая, а эта симпатяшка
оказалась темноволосой и пышнотелой.
	- Что будем заказывать, мальчики?
	- Давно меня мальчиком не называли... - усмехнулся Феликс.
	-  Ой!  -  широко  раскрыла  глаза  брюнетка.  -  Извините,  сударь,
привычка!
	- А где Марта?
	- Марта сегодня будет не раньше одиннадцати.
	- Ч-черт... - процедил Патрик.
	-  Тогда  принеси  мне пива, - сказал Феликс. - Темного, если можно.
Ты что будешь?
	- Эль. И пожрать чего-нибудь горячего! - грубо сказал Патрик.
	-   Кухня   откроется  только  через  час,  -  в  тон  ему  ответила
официантка.  -  Пока  могу  предложить бутерброд с ветчиной на ржаном хлебе.
Или холодные сосиски.
	-  Опять всухомятку... - скривился Патрик. - Ладно, неси! И поживей!
-  добавил  он.  -  Ну  почему все бабы такие необязательные? - спросил он у
Феликса.
	Феликс пожал плечами и подтянул к себе блюдечко с арахисом.
	- Ты куда-то торопишься? Вот и я нет. Обождем до одиннадцати.
	Одновременно   с   заказанным   пивом   в  кабаке  появились  первые
посетители:  трое  кряжистых  цеховиков, очевидно - с ночной смены, привычно
оккупировали  угловой  столик,  и  сразу  после них в кабак ввалились пятеро
молодчиков  с  повязками  добровольной  дружины. Официантка грохнула на стол
кружки  с  пивом  и  тарелки  с бутербродами и сосисками и поспешила к новым
клиентам, но Феликс удержал ее за локоток.
	- А где Готлиб?
	-  Хозяин  в  конторе,  -  сказала  брюнетка,  легко освобождаясь от
захвата  и  устремляясь навстречу жаждущим пива молодчикам. Дружинники тоже,
по  всей  видимости,  только  что  сменились  с ночного патрулирования, но в
отличие  от  цеховиков,  не проявляли никаких признаков усталости: гоготали,
стучали по столу и громогласно требовали подать "всего и побольше!"
	-  Ишь  ты,  - задумчиво сказал Феликс, глядя, как ло