южного  направления".  Скорее всего, это были  танки КВ  из состава 29-й тд,
безвестные  экипажи которых уже  после разгрома  11-го мехкорпуса продолжали
свою войну...
     Прежде всего,  обратим внимание на  то,  чего  в „политдонесении"
нет.
     Во-первых, в нем  нет даже  малейшего подтверждения бредовых видений В.
Суворова о том, как „советских танкистов перестреляли еще до того, как
они добежали до своих танков, а танки сожгли или  захватили без экипажей". В
момент  пресловутого  „внезапного нападения" командиры 11 МК,  даже не
имея  связи  (!)  с   вышестоящими   штабами,  просто   достали  из   сейфов
„красные пакеты" с планами прикрытия и, как можно судить по документу,
практически без потерь вышли в предназначенные им районы развертывания.
     Во-вторых, в тексте нет никаких внятных сведений о противнике, в боях с
которым корпус за 4 дня потерял 9/10  личного состава и техники. Но и в этом
аспекте  комиссар Андреев оказался гораздо порядочнее позднейших историков и
мемуаристов, которые наполнили свои макулатурные книжки описаниями  каких-то
„встречных  боев с  тяжелыми немецкими танками", якобы имевшими  место
быть у Гродно.
     В-третьих,   командование  11   МК,  похоже,  ничего   не  знало  ни  о
существовании КМГ Болдина, ни о том, что  в нескольких десятках километров к
югу от Гродно должен был действовать огромный и могучий 6-й мехкорпус.
     Теперь о том, что в „политдонесении" есть.
     Плохо скрытые претензии к  пехоте 4-го  СК, которая открыла фронт и тем
самым  вынудила  11-й  мехкорпус  заниматься  несвойственным  ему  делом  по
„прикрытию отхода" и „задержке продвижения немцев", скорее всего
справедливы. В протоколе допроса Павлова читаем:
     „...во  второй  половине  дня 22  июня Кузнецов (командующий  3-й
Армии)  с дрожью в голосе заявил, что от 56-й стрелковой  дивизии  (одна  из
трех дивизий 4 СК) остался только номер..." [67].
     В донесении отдела разведки штаба 9-й немецкой армии (23 июня, 17 ч. 40
мин.) к  числу  „разбитых или не  представляющих  никакой боевой  мощи
соединений" отнесены уже две из трех дивизий 4 СК: 56-я и 85-я [ВИЖ.- 1989.-
No 7].
     Наконец, 29 июня 1941 г. сдался в плен и сам командир  4-го стрелкового
корпуса  генерал-майор  Егоров  (в  плену  активно  сотрудничал  с  немцами,
расстрелян по приговору Верховного суда  15 июня 1950  г., не реабилитирован
по сей день) [20, 124].
     То,  что  11-й  мехкорпус  понес  „особенно  большие  потери   от
противотанковой  артиллерии  противника",  также  подтверждается   немецкими
документами.   В  вышеупомянутом  донесении  разведотдела  штаба  9-й  армии
вермахта читаем:
     „...на  участке  Гродно  контратаковали сильные  танковые  группы
(29-я танковая дивизия и другие части)... 22 июня подбито 180 танков, из них
только 8-я пехотная дивизия в боях за Гродно уничтожила 80 танков".
     Так  как  ни  одно  соединение  6-го  мехкорпуса  в  боях  22  июня  не
участвовало, то это сообщение может относиться только к  боевым действиям 11
МК. Теоретически такие  потери возможны. 8-я пехотная - это кадровая дивизия
вермахта „первой волны", воевала  она с первых дней  Второй мировой, и
стоявшие на ее вооружении 37-мм противотанковые  пушки могли пробивать броню
наших легких танков на дистанции в полтора километра. Теоретически.
     Другое  дело,  всегда  ли  можно  верить  таким  донесениям  о  потерях
противника?
     Все  познается в сравнении.  Одним из самых ярких, навсегда  вошедшим в
историю эпизодом сражения в Белоруссии,  были  бои  на северных  подступах к
Минску,  где на пути  39-го  танкового корпуса вермахта встали 100-я и  64-я
стрелковые дивизии 13-й  Армии. Трое  суток,  в  обстановке общего развала и
хаоса,  они  сдерживали  натиск  врага.  За  мужество  и  массовый  героизм,
проявленные  в этих  боях, дивизии  первыми в  Красной Армии получили звание
гвардейских (они  стали, соответственно, 1-й и 7-й  гвардейскими дивизиями).
Так вот, в докладе о  боевых  действиях  дивизии,  который подписал 30  июня
командир  100-й  сд  генерал-майор  Руссиянов,  было  сказано,  что  дивизия
уничтожила 101 (сто один) танк из состава 7-й немецкой танковой дивизии.
     Да, той  самой, которая  по мнению Гота  „почти без боя  вышла 26
июня к автостраде Минск-Москва в районе  Смолевичи". Скорее всего, Руссиянов
допустил неточность, а в действительности  и его дивизия, и соседние 161-я и
64-я сд,  вели  бой с  20-й тд  вермахта (про  которую  Гот  пишет, что  она
„была вынуждена с тяжелыми боями прорываться через линию укреплений".
     Для справки: перед началом войны в 20-й  тд числилось 229 танков, в том
числе 121 чешский Pz.38(t), 31 немецкий Pz.II и даже 44 допотопные  танкетки
Pz.I с пулеметным вооружением и двигателем в 60 л. с. (вообще надо признать,
что в танковой группе Гота был собран отборный хлам).
     Что было написано в докладах командиров 64-й и 161-й дивизий, автор,  к
сожалению, не знает, но в мемуарах генерала армии С. П. Иванова  (в те дни -
замначштаба   13-й   Армии)   упомянуты   десятки  немецких  танков,   якобы
уничтоженных  бойцами 64-й дивизии [45]. Тем  не менее,  ни 20-я,  ни 7-я тд
вермахта после июньских боев у Минска не  исчезли, и говорить об их разгроме
было  еще очень и очень  рано. Вот  почему автор считает, что и к донесениям
командиров немецких пехотных  дивизий о том, как они за один день уничтожили
180 советских  танков, надо подходить  с  разумным скептицизмом. Танки 11-го
мехкорпуса были, конечно, потеряны, но  не  факт, что  немецкие артиллеристы
имеют право занести это на свой счет.
     Завершая  такое,  очень  невнятное,   описание  боевых  действий  11-го
мехкорпуса, отметим только два бесспорных факта:
     - противнику пришлось заметить удар 11 МК;
     -  попытка перейти в наступление закончилась полным разгромом  корпуса,
потерей  всей техники, большей части рядового и  командного состава. 14 июля
41 г. южнее Бобруйска из окружения вышла лишь группа в несколько сот человек
во главе с командиром 11 МК генерал-майором Мостовенко.


2.5. Доклад С. В. Борзилова

     К  счастью  для  историков,  чуть   лучше  освещен   боевой  путь  6-го
мехкорпуса. В недрах „архивного ГУЛАГа"  сохранился  доклад  командира
7-й танковой  дивизии  (6  МК)  генерал-майора  С.  В.  Борзилова  в Главное
автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г. [ВИЖ.- 1988.- No 11].
     Об авторе этого документа необходимо сказать отдельно хотя бы несколько
слов. Семен Васильевич Борзилов  к  началу советско-германской войны  мог по
праву  считаться   одним  из  наиболее  опытных  и  прославленных   танковых
командиров Красной Армии. Во время финской войны комбриг Борзилов командовал
той  самой 20-й  тяжелой  танковой  бригадой,  которая прорвала „линию
Маннергейма"  в районе  „высоты  65,5"  (см.  Часть  1).  Командование
Красной  Армии  высоко оценило роль  20-й танковой  бригады  и ее командира.
Звания Героя Советского Союза были удостоены 21  танкист, в  том числе и сам
Борзилов.
     К несомненной заслуге  командира 20-й  тб следует отнести и очень малые
потери, понесенные личным составом вверенной ему части. За три месяца боев в
тяжелейших природно-климатических  условиях его бригада потеряла 169 человек
убитыми  и  338  ранеными [8]. Всего  ничего - в сравнении с тем, что  общие
потери Красной  Армии в той позорной сталинской авантюре превысили 330 тысяч
человек [35].
     Доклад  Борзилова, несмотря на малый  объем, содержит столько ценнейшей
информации, что его стоит процитировать очень подробно:
     „...на  22  июня  1941 года дивизия была укомплектована  в личном
составе:  рядовым  на 98 проц., младшим начсоставом на 60 проц., и командным
составом на 80 проц. Материальной частью: тяжелые танки - 51, средние  танки
-  150,  БТ-5/7 -  125, Т-26 -  42 единицы (таким  образом, в  одной  только
дивизии Борзилова было двести новейших танков  Т-34 и  КВ с противоснарядным
бронированием), ...части  дивизии находились в основном районе дислокации м.
Хоро-Новоселки-Жолтки и готовились  к учению на  23  июня 1941 года, которое
должно  было  проводиться  штабом армии (еще одно  свидетельство того, что в
конце  июня  1941  г.  в  Западном  Особом военном  округе,  уже  официально
преобразованном решением Политбюро ЦК от 21  июня 1941 г.  в Западный фронт,
готовились  к  крупной  „игре".  Из  других  документов  известно, что
незадолго до начала этой „игры" в танки мехкорпусов Западного ОВО были
загружены  снаряды,   усилена   охрана  парков  и  складов.  Было  приказано
„все делать без  шумихи,  никому об этом не говорить, учебу продолжать
по плану"):
     ...22 июня  в 2 часа был получен пароль через делегата связи  о  боевой
тревоге со вскрытием  „Красного  пакета" (еще одно подтверждение того,
что боевая  тревога  на Западном фронте была объявлена ДО  „внезапного
нападения".  То же самое  время получения приказа о вскрытии „красного
пакета"  с  оперативным  планом  -  2  часа ночи 22  июня  - содержится и  в
воспоминаниях  командира  86  сд  10-й  армии  Западного  фронта  полковника
Зашибалова), ...через 10 минут частям дивизии  была объявлена боевая тревога
и в 4 часа 30 мин. части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой
тревоге..., в  22 часа  22  июня дивизия получила приказ о переходе в  новый
район  сосредоточения - ст. Валпа и последующую задачу: уничтожить  танковую
дивизию,  прорвавшуюся  в   район  Белостока...  Дивизия,  выполняя  приказ,
столкнулась  с  созданными  на всех  дорогах пробками  из-за  беспорядочного
отступления  тылов  армии  из  Белостока...  Дивизия, находясь на марше и  в
районе сосредоточения с 4 до  9 часов  и с 11 до 14 часов 23 июня, все время
находилась  под ударами авиации противника.  За период  марша и нахождения в
районе сосредоточения до 14 часов дивизия имела потери: подбито танков - 63,
разбиты  все  тылы полков...  (Сопоставимые  потери понесла  и  4-я танковая
дивизия  6-го  МК. В  одном  из немногих уцелевших  донесений  ее  командира
Потатурчева сказано, что к 18.00 24 июня  дивизия  сосредоточилась в  районе
Лебежаны, Новая Мышь, имея потери до  20-26%, главным образом за счет легких
танков;  тяжелые танки КВ, как указано в  донесении, выдерживали даже прямые
попадания авиабомб) [8].
     ...танковой дивизии противника не оказалось в районе Бельска, благодаря
чему  дивизия  не была использована  (в переводе с  русского на русский  это
означает, что  весь  первый  день  войны  дивизия просто  бездействовала. На
второй день она была направлена командующим 10-й армии Голубевым, вследствие
панических  донесений его  подчиненных, на  юг  к  Бельску,  т.  е. в  прямо
противоположном от Гродно направлении. Никаких танковых частей противника  в
полосе 10-й армии просто не  было,  потому и найти их Борзилов не смог. Это,
однако,  не помешало Болдину  даже в  его  послевоенных  мемуарах  упомянуть
„большое количество танков", атаковавших южный фланг 10-й армии).
     ...24-25 июня дивизия,  выполняя приказ  командира корпуса и маршала т.
Кулика,  наносила  удар  с рубежа Старое  Дубно-  Кузница  на  Гродно  (вот,
наконец, и первое упоминание об участии 7-й тд в запланированном  контрударе
на  Гродно),  где  было  уничтожено  до  двух батальонов  пехоты  и до  двух
артиллерийских батарей противника, при этом части дивизии потеряли танков 18
штук сгоревшими и завязшими в болотах...
     (На этом  и  заканчивается описание  контрудара 6-го мехкорпуса. Дальше
начинается описание разгрома).
     ...к исходу дня  25 июня  был получен приказ командира корпуса на отход
за  р. Свислочь. (Этот приказ,  вероятно последний в своей жизни, Хацкилевич
отдал, выполняя распоряжение командующего Западным  фронтом Павлова, который
25  июня  в 16  часов 45  минут приказал: „немедленно прервите  бой  и
форсированным  маршем,  следуя  ночью и  днем,  сосредоточьтесь в  Слоним. О
начале  движения  утром  26  и  об  окончании  марша  донесите.  Радируйте о
состоянии  горючего  и боеприпасов".  В  свою  очередь, Павлов  принял такое
решение  на  основании директивы Ставки и ее представителя в штабе Западного
фронта  маршала Шапошникова  об отводе всех войск фронта на линию реки Щара,
т. е. на  100-150  км  на восток. Правду сказать, из  дальнейшего становится
очевидно,   что   приказ   об   отходе  лишь   „узаконил"   начавшееся
беспорядочное бегство).
     ...По предварительным данным, 4-я тд 6-го  мехкорпуса в ночь на 26 июня
отошла за р. Свислочь, в результате чего был открыт фланг 36-й кавалерийской
дивизии... В 21  час.  26 июня  части 36-й  кд и 29-й мотострелковой дивизии
(6-го мехкорпуса) беспорядочно  начали  отход. Мною  были  приняты  меры для
восстановления положения, но это успеха не имело.
     Я отдал приказ прикрывать отходящие  части 29  мсд и 36 кд  (здесь  как
видим,  Борзилов  дословно  повторяет  политдонесение  11-го мехкорпуса) и в
районе м.  Кринки  сделал  вторую  попытку задержать  отходящие  части,  где
удалось задержать  128 мсп (это  не  вражеский, это наш полк из состава 6-го
мехкорпуса все пытается задержать Борзилов) и в ночь на 27 июня переправился
через  р.  Свислочь   восточнее   м.   Кринки,   что  стало  началом  общего
беспорядочного отступления...
     ...29 июня в 11 часов с  остатками матчасти (3 машины) и отрядом пехоты
и конницы  подошел в леса восточнее  Слонима,  где вел бой 29 и 30 июня.  30
июня в 22  часа  двинулся  с  отрядом  в леса и далее в  Пинские  болота  по
маршруту Гомель-Вязьма...
     ...материальная часть вся оставлена на территории, занятой противником,
от  Белостока до Слонима. Оставляемая  матчасть  приводилась  в  негодность.
Материальная часть оставлена по причине отсутствия ГСМ и ремфонда..."
     Да  уж...  Переведем дыхание  и попытаемся для  начала  подвести  самые
простые, т. е. арифметические, итоги.
     К  началу  боевых действий  в  7-й  тд  было  368  танков.  Пресловутое
„внезапное нападение" никакого ущерба дивизии  Борзилова  не  нанесло.
Еще  до  начала  первых  авианалетов  дивизия   покинула   место  постоянной
дислокации  и   никаких  ощутимых  потерь  22  июня   не  понесла.  В   ходе
наступательного боя 24-25 июня дивизия потеряла только 18 танков, да и то не
все они были подбиты немецкой противотанковой артиллерией - несколько машин,
как пишет комдив, просто увязли в болотах.
     Борзилов в своем докладе не уточняет, какие именно танки были потеряны.
Тем  не менее, зная возможности противотанковой артиллерии немецких пехотных
дивизий, можно с  высокой достоверностью предположить,  что основная ударная
сила дивизии - новейшие танки Т-34 и КВ - остались в строю  (на 90-мм  броне
тяжелого  танка  КВ  снаряды  любых  немецких  противотанковых  пушек  могли
оставить только более или менее заметные вмятины).
     Даже с учетом того, что 63 танка были потеряны на марше, к утру 26 июня
-  т. е. к началу разгрома - в 7-й танковой должно было оставаться ни  много
ни  мало - 287  танков. Ни одна  из  семнадцати танковых дивизий вермахта не
имела 22 июня 1941 г. в своем составе такого количества танков (в среднем на
одну дивизию приходилось по 192 танка, а в пяти дивизиях 1-й танковой группы
Клейста  числилось от 143  до  149 танков), ни одна не  имела  танков такого
качества, как Т-34 и КВ, которых в дивизии Борзилова были сотни!
     И  уже  через  три  дня  отступления, практически без соприкосновения с
противником  (да  и  не могла  немецкая  пехота,  при  всем желании  догнать
отступающую моторизованную армию), ото всей  7-й танковой  дивизии  остается
„отряд пехоты с тремя танками".
     Что   это  -   фантастика?  Или  просто   история  панического  бегства
деморализованной  толпы, сметавшей на  своем пути даже тех,  кто  пытался ее
остановить?

     Впрочем,  в  докладе  Борзилова указаны и  две  объективные (на  первый
взгляд) причины  разгрома дивизии  и потери  всей матчасти: отсутствие ГСМ и
беспрерывные удары авиации противника.
     В мемуарах  Болдина, как  помните,  названы и  причины, по  которым его
войска  остались  без  горючего:   немецкая  авиация  сожгла  все  склады  и
разбомбила все железнодорожные эшелоны с топливом.
     Казалось бы - о чем тут еще спорить? Нет горючего - нет и боеспособного
мехкорпуса. Но не будем спешить с выводами, а лучше зададим себе два простых
вопроса.
     Сколько складов  с  ГСМ  на  территории Белоруссии было  в распоряжении
танковых  групп  Гота  и  Гудериана  в  июне 1941 г.?  Логичный  ответ: если
немецкая  же авиация разбомбила все склады, то  ни одного. Есть и правильный
ответ  -  до  одной   трети  всего  потребляемого  бензина  немцы  взяли  со
„сгоревших складов" Западного фронта! [40].
     Сколько  эшелонов с горючим поступило в расположение  немецких танковых
дивизий в июне 1941 г.?  Даже не открывая ни одного справочника, можно  дать
точный ответ:  ни одного. Дело в  том, что немецкие вагоны по  нашей широкой
колее  не ходят, а „перешивка" на узкую европейскую колею в июне 41 г.
еще и не начиналась.
     И тем не  менее, уже к концу июня 2-я танковая группа вермахта вышла  к
Бобруйску  (500 км от района исходного развертывания), а 3-я танковая группа
прошла 450 км по маршруту Сувалки-Вильнюс-Минск-Борисов. При этом ни Гот, ни
Гудериан  ни  единым  словом  не  упоминают  в  своих  мемуарах о каких-либо
проблемах  с обеспечением  частей  горючим! И это при  том, что  запас  хода
немецких танков был в полтора - два раза меньше, чем у наших Т-34 и БТ.
     А  удивляться тут совершенно  нечему. Танки в  глубокой  наступательной
операции  заправляются не  на „складах",  и  уж  тем  более  -  не  из
железнодорожных цистерн.
     „...Я оглашу очень маленькую  справку. Всего, чтобы боевые машины
обеспечить  на  500 км марша, нужно  для заправки 1200 т горючего. Исходя из
этой  нормы, на сутки боевой работы при  марше в  125 км, обеспечение боевых
машин на сутки потребует 300 т...
     ...во всяком  случае горючего  должно браться  столько, чтобы полностью
обеспечить выполнение двух-,  четырехдневной работы и поставленной задачи...
Кроме полной заправки в машинах, мы рекомендуем на каждую машину в бидонах и
бачках брать не менее ползаправки...
     ...нечего стесняться  и брать на верх танка бидоны  и  бочонки. Если мы
раньше боялись, что бидоны с бензином при попадании зажигательных пуль будут
загораться, то  теперь дизельное топливо  не  горит и зажечь  его невозможно
никакой зажигательной пулей... Это  дает нам право положить некоторую толику
дизельного топлива в танки и иметь  возможность  наиболее продуктивно питать
себя горючим..." [14].
     Это   не  запоздалые  советы  дилетанта.  Это   цитата  из  многократно
упомянутого нами доклада Павлова на декабрьском (1940 г.) Совещании. Цифра в
1 200  тонн не покажется  нам такой огромной, если  вспомнить, что  по штату
мехкорпусу  полагалось  иметь  в  своем  составе  5  165  автомашин  разного
назначения,  в  том  числе  - по  139 топливных автоцистерн в каждой из двух
танковых дивизий.
     Павлов предлагал  брать при вводе мехкорпуса в прорыв горючее в расчете
на  2-3  полные  заправки   танков.  Это  вызвало  справедливые  возражения.
Генерал-майор Куркин (в то время - командир 5-й танковой дивизии, а в начале
войны  -  командир 3 МК  Северо-Западного фронта)  позволил  себе  возразить
генералу армии:
     „  Это не наша творческая мысль, а приказ Народного комиссара так
решил  вопрос, что мы  сейчас будем иметь 4-5 заправок горючего  на колесных
машинах..."
     То есть не на складах, а непосредственно в походных колоннах!
     А теперь переведем  эти самые „заправки" в более понятные каждому
километры.
     Самый устаревший из  имевшихся в дивизии Борзилова танк Т-26 имел запас
хода на о