лигиях
играли почти такую же важную роль, как и скалы, выветренные в форме
купола, как ут„с Кашел в Типперери. Но купола были священны во имя солнца
и Сил Света. Каровые оз„ра были священны во имя ночи и Т„мных сил.
Господин семнадцатого века мог разрушить необитаемый замок, но он не смел
коснуться такого озера.
   Адельбранд, строитель башни, был исключительно типичной фигурой того
времени.
   Время было не очень удалено от врем„н короля Горма Старого, которого
римский легат не сумел обратить в христианство. Новая религиозная догма,
особенно понятие о небесах, нравилась старому язычнику. Но он спросил: "А
где же мои великие предки?" Легату пришлось ответить: "В аду". Тогда Горм
заявил: "Я пойду по стопам моих великих предков".
   На том переговоры и закончились. Но позднее, другой король, не так уж
чтивший предков, посчитал, что раз уж большая часть Европы перешла в
христианство, для Дании было бы аполитично оставаться языческой. И он
издал декрет, повелевающий всем датчанам перейти в христианство. А
датчанам не очень-то хотелось, чтобы Тор, Один и Фрейя воевали за них с
Отцом, Сыном и Святым Духом. Они приняли новую религию в типично в датском
духе: "А может и обойд„тся".
   Итак, датчане стали христианами, но христианству ещ„ предстояло
проделать долгий путь, чтобы дойти до сердца датчанина. Дольше всего этот
путь к сердцу был у благородных людей, которые при слабой королевской
власти действовали как, как хотели, и нередко их удовольствия были
жестокими. Среди всех остальных наиболее жестоким сердцем отличался
Адельбранд.
   Он был пиратом, которого боялись и ненавидели, у него был быстрый
корабль, на котором он мог перехватывать купеческие корабли на Северном
море и в проливе Ла-Манш. Ему даже удалось ограбить кого-то в виду города
Дублин; а что касается своих вод, Балтики, то капитаны не осмеливались
даже выходить из порта, если твердо знали, что Адельбранд находится в
Северном море.
   У Адельбранда был неизменный обычай. После того, как он забирал на
захваченном корабле вс„ ценное, он связывал капитана и команду и поджигал
корабль. Мертвые ничего не рассказывают.
   Он грабил также и на дорогах, но лишь ради развлечения. Разъезжая со
своими головорезами по стране, он встречал группы купцов, направлявшихся
на главный рынок. У них обычно бывало немного серебра, да товары, не
представлявшие для него большой ценности. Но ему было интересно разоружить
охра ну, забрать у них товары, которые затем выбрасывались. Он раздевал их
наголо и отпускал восвояси, украсив напоследок тремя рубцами кнута.
   Больше всего его ненавидели за склонность к насилию. Но изнасиловать
крестьянскую девушку или жену селянина, - на это ему даже не хотелось
тратить силы. Они не смели противиться грозному Адельбранду. Монашка же -
вот это было удовольствие!
   Адельбранда отлучили от церкви, но что для него это значило? Епископ
обр„к его на муки ада, но он не верил в ад.
   В скромной усадьбе неподал„ку от деревни жила Лонтилия, дочь одного
мелкого дворянина. Лицо и фигура у не„ были неописуемой красоты, но
подлинную славу она заслужила широким водопадом золотых волос, которые
касались земли, когда она шла к мессе, единственному е„ выходу из дома.
   Адельбранд, как-то проезжая мимо, заметил барышню Лонтилию. Вот это
желанная добыча! Но второй взгляд на не„ обескуражил его. Подобной красоты
не было ни на суше, ни на море. Адельбранд медленно проехал дальше и затем
скрылся в одном из темных залов в сво„м замке. Лонтилия! Она должна стать
его невестой. Отец е„ не сможет отказать величественному и грозному
Адельбранду.
   Он послал за судейским писарем, чтобы написать письмо. Аристократы в ту
пору брезговали такой ручной работой, как составление писем и изложение
слов на пергаменте. Адельбранд продиктовал ужасное письмо отцу Лонтилии,
который, дрожа от страха, изложил дочери его содержание.
   - Отец, никогда не говори мне больше об этом злодее. Если ты это
сделаешь, я уйду в монастырь и попрошусь в послушницы.
   Отец не решился лично сообщить об отказе Лонтилии. Он написал письмо, в
котором объяснил, что его дочь бесповоротно решила уйти в монахини. И
добавил, что вокруг много девушек, гораздо более знатных, которые с
гордостью примут руку знаменитого Адельбранда.
   Первым порывом Адельбранда было отправиться к старику и забить того до
смерти, спалить ему дом. Но в таком случае он несомненно потеряет Лонтилию.
   Она пренебрегла им. Он был отлуч„н от церкви, она же набожна. Если уж
церковь в состоянии отлучать, значит она может также отпускать грехи. Она
сможет смыть ему грехи, хотя их было много, и они были ужасные.
   Грозный дух, который он всегда держал на поводу, вырвался на волю и
стал мучить его - совесть. Последний потопленный им корабль с моряками,
молившими о пощаде, женщина, которую он убил, потому что она слишком
сильно визжала - перечень был долог и ужасен. Он исправит, что сможет,
совершит покаяние. Он преклонится перед епископом и принес„т золото.
Церковь ведь нуждалась в золоте и редко интересовалась, откуда оно.
   Епископ затрясся, когда викарий сообщил ему, что лорд Адельбранд просит
аудиенции. Но это уже был не тот дикий Адельбранд, которого знавал
епископ. Этот Адельбранд приш„л с поникшей головой, сл„зы обильно текли у
него по щекам. Он прин„с тяж„лый кожаный мешок.
   Его угнетали грехи, сказал он слабым голосом. Он готов признаться в
них, и что возможно, исправить, он готов понести такое наказание, какое
наложит церковь.
   Он прин„с золото. Поднял кожаный мешок и предложил епископу попробовать
его на вес, но епископ так и не притронулся к нему.
   - У меня есть ещ„ золото, - умоляющим тоном сказал Адельбранд. -
Достаточно, чтобы построить храм в честь церкви и вашу честь.
   Выражение лица у епископа смягчилось. Он знал, что золото получено
пиратством и разбоем на большой дороге. Но неправедно добытое золото лучше
использовать во славу Господа, чем оставить в руках злодея для свершения
нового зла.
   А в качестве искупления Адельбранд обещал отправиться в крестовый
поход, который в то время организовывали в Италии и Франции. Он будет
сражаться за гроб Господень, сражаться насмерть во имя вечной жизни.
   - Только отмените отлучение от церкви.
   - Это не в моей власти, - ответил епископ. - Только Рим может сделать
это. Я могу отправиться в Рим и представить дело его Святейшеству папе.
Думаю, что моя мольба не останется всуе.
   - Вы поедете в Рим ради меня! Да благословит вас Господь!
   Возьмите столько золота, сколько надо на поездку. Я принесу ещ„. Но,
господин епископ... - Он упал на колени. - Лонтилия должна стать моей
женой. Она набожна, она любит Вас, и Ваше слово для не„ закон. Скажите ей,
что я изменился, что я каюсь в своих прежних грехах и грешить больше не
буду, а буду вести жизнь скромного богопослушного человека. Скажите ей,
что выйдя за меня замуж, она окажет большую услугу церкви и общине,
которую я терроризировал в дни своего злодейства. Скажите, что отлучение
от церкви уже снимается, уже снято, и ожидается лишь утверждение в Риме
при Вашем посредничестве. Она должна стать мне женой, иначе я умру.
   Устроение браков вовсе не входило в функции епископа. И вс„ же, вот
душа, которую можно спасти, а спасение души злодея вызовет гораздо больше
ликования на небесах, чем спасение души, которая и так почти чиста. А ещ„
храм. В сво„м воображенииепископужевиделновый готический храм, сверкающий
в лучах утреннего солнца, с двойными башнями, как в Шартре, который
епископ считал верхом совершенства во всей архитектуре.
   - Сын мой, я поговорю с Лонтилией. Она очень решительная особа, и
разговор будет трудный. Однако, при воле господней нет ничего невозможного.
   Но Лонтилия была непреклонна.
   - Да я скорее буду лежать на дне карового озера Адельбранда, чем в его
объятиях.
 
   Епископ перекрестился. - Дочь моя, Господь запрещает нам лишать себя
жизни.
   - Господь скорее простит мне на дне озера, чем в постели Адельбранда.
   Епископу пришлось сообщить о неудаче Адельбранду. При этом он говорил
много слов в утешение и хвалил других женщин, которых можно было
завоевать. Лицо у Адельбранда было бледным и мрачным. не проронив ни слова
он резко вышел из комнаты, пош„л в конюшню и оседлал коня. Галопом
проскакал по подъ„мному мосту, нещадно нахл„стывая коня. Всю ночь
онбесцельно проездил по городам и весям.
   Возвращаясь поутру, то ли по воле судьбы, то ли по неосознанному
влечению он проехал мимо дома Лонтилии. Впереди по тропке она медленно шла
к мессе, золотые волосы е„ почти касались земли. Адельбранд поскакал за
ней, схватил е„ за волосы и поволок за собой, пока она не скончалась.
   Адельбранд вернулся к себе в замок в бешенстве, но действия его были
логичны. Он составит завещание. Послал слугу за писарем судьи и сразу же
продиктовал завещание.
   В первой части его он завещал свой титул и поместье ближайшему
родственнику, двоюродному племяннику. Вс„ его достояние завещалось этому
наследнику, за исключением значительной суммы золотом священнику, который
пытался помочь ему.
   Но вс„ завещание ставилось в зависимость от условия, которое церковь
считала неблагочестивым и языческим. Это касалось того, как обойтись с его
телом.
   Адельбранд требовал, чтобы ему отрубили голову, выварили е„, а череп
бросили в пруд. Это сопровождалось страшным проклятьем тому, кто
потревожит череп в месте успокоения его на дне пруда.
   Закончив диктовать завещание, Адельбранд отпустил писаря, сказав, что
тот потребуется снова через час. Затем он заколол себя в сердце.
   Церковь вскоре перестала противиться тому, чтобы исполнить завещание.
Судьи вс„-таки рассудили, что завещание есть завещание, и что несоблюдение
хоть одного слова в н„м лишает силы вс„. В конце концов, там было очень
важное положение в пользу церкви.
    
  
 ***
  
  
 В начале 50-х годов 18-го века Башня Адельбранда, как крестьяне вс„ ещ„
называли элегантный французский дворец врем„н Кристиана IV, достался
барону Бертилу Хедемарку, который переименовал его в "Хедемарк Плезанс".
Дворяне и священники приняли новое название, слугам барона пришлось
смириться в этим, но простой народ придерживался старого названия.
   Барон Хедемарк обожал Францию и вс„ французское. Летом он скромно жил в
Дании, а зимой прожигал жизнь в Париже. Он очень старался подружиться с
литераторами, как с мужчинами, так и женщинами, в особенности с ф и л о с
о ф а м и, среди которых Дидро, редактор Энциклопедии, маячил для него,
как величайший человек века.
   Довольно простому и посредственному датчанину было бы трудно добиться
близкой дружбы с заносчивым французом. Но Дидро любил изысканную пищу и е„
изобилие. Его собственного кошелька ему едва хватало на хлеб с сыром, лишь
на то, чтобы не голодать. У барона же был роскошный обед и ужин в любое
время. Датчанин, может быть, и тяготил его, но во время пышного пира
бывают вещи и похуже, чем скука.
   Надеясь позабавить Дидро, барон Хедемарк рассказал историю Адельбранда
и черепа в пруду. Дидро же это не позабавило. Он был взбеш„н. Он воевал с
предрассудками в любом виде и как раз в это время в„л ж„сткий спор с
духовенством по поводу исцеления открытых ран и язв святым касанием.
   - Вы должны нанять сап„ров, обшарить дно и достать череп. Положите его
себе на каминную полку, и пусть он будет там до тех пор, пока последний
идиот во вс„м идиотском крестьянском населении не увидит, что здесь ничего
нет, кроме костей мертвеца.
   - Но ведь прошли сотни лет. Череп, может быть, уже разложился.
   - В холодной воде на глубине двухсот футов ничего не разлагается.
Достаньте его.
   Вы уничтожите предрассудок. А долг каждого разумного человека всеми
силами бороться с предрассудками.
   Для барона это был приказ, который надо выполнять. По возвращении в
Данию он нанял в Копенгагене сап„ров, чтобы обшарить пруд. Его же
собственные слуги сбежали из дворца, как только появились сап„ры.
   Вскоре они достали череп. Адельбранда? Ведь могли быть и другие. Они
ещ„ раз систематически обшарили пруд, но не нашли ничего, кроме узкого
плоского камня, на который была намотана прядь удивительно длинных волос.
Оба предмета были обесцвечены илом, но после того, как их отмыли, в
волосах показались тусклые отблески золота.
   Поздним утром следующего дня управляющий и двое слуг осмелились
вернуться во дворец. Они обнаружили барона Хедемарка в сво„м кабинете
сходящим с ума. Он увещевал, умолял череп, стоявший перед ним на каминной
полке. Стеная и визжа, он угрожал ему кинжалом. Слуги попятились и
подались в город, где обратились в полицию. С ними вернулись четыре
здоровяка, которые после некоторой борьбы связали барона и увезли в
больницу. Рассудок так и не вернулся к нему, но к счастью, после этого он
прожил недолго.
   Во владение домом вступил его сын и приказал управляющему бросить череп
и об„рнутый волосами камень обратно в пруд. Но управляющий так и не тронул
их, так же поступили и остальные слуги. Новому хозяину пришлось с глубоким
отвращением сделать это самому.
   Там-то череп Адельбранда и волосы покоились в течение века. Где-то в
середине девятнадцатого века дворец, вс„ ещ„ известный в низшем сословии
как Башня Адельбранда, поступил во владение барона Карла Хедемарка. Барон
Карл обожал Англию. Он часто ездил туда, иногда задерживаясь там по
полгода. Его глубоко интересовала наука, бурно расцветшая тогда при
Дарвине, с которым он был знаком, но никак не мог сблизиться. Но зато было
много дарвинцев, которые были гораздо менее радикальны, чем сам уч„ный.
Для них Дарвин значительно сократил расстояние между человеком и близкими
к нему млекопитающими. Как считалось, человек обладает исключительным
даром разума. Но разве ос„л не мыслит, когда прячется в густой роще, чтобы
его не поймали и не заставили работать? Разве не мыслит лиса, применяя
сотню хитроумных путей, чтобы сохранить в тайне свою нору? Верно, человек,
единственное из млекопитающих, которое мыслит словами. Но разве человек
частенько сначала не мыслит, а слова находит позже?
   Дарвин обош„л богословские аспекты своей доктрины. Но только не его
ученики.
   Самые смелые из них считали, что как всадника, так и лошадь в конце
концов жд„т смерть. Вечная душа человека? Плод воображения
невежественного, страшащегося смерти человека, переработанный духовенством
в философию.
   Барона Хедемарка раздирали противоречия. Набожным он вовсе не был. Еш„
в молодости он отош„л от доктрин, проповедывавшихся пасторами, в частности
от учения о потустороннем мире. Изобретение богословов, считал он,
предназначено, чтобы подхлестнуть невежество и направить его в религиозную
струю. Это был явный абсурд. Чтобы благоволящий бог установил орудие пытки
безмерно более жестокое, чем может представить себе самый злобный дикарь?
И концепция небес пошатнулась с отменой ада.
   Мертвые есть м„ртвые, так теперь считал барон. Другие пусть утешаются
мыслью о загробной жизни. Барон даже пытаться не будет просвещать их. Что
ему было до того, что они населяли мрак демонами, волшебниками и
привидениями. Ну и что же, что люди верят в миф о проклятии Адельбранда?
Он, тем не менее, хорошо с ними ладил, и они ему верно служили.
   Он был заядлым садовником. Однажды, вернувшись из Англии поздней
осенью, он обнаружил, что все его сады зачахли от засухи. В Дании дожди
идут умеренно и, как правило, равномерно распределяются по временам года.
Но в этот год неделя проходила за неделей, а дождя вс„ не было. Деревья
ещ„ держались, но зерновые на полях пожухли, и трава на пастбищах
выгорела. В колодцах замка было достаточно воды, чтобы сохранить отборные
кустарники и цветники. Но на многие акры садов воды не хватало.
   Но разве мало воды в этом каровом озере? Оно, несомненно, подпитывалось
подземными источниками, так как уровень его не опускался даже в засуху.
Насос, полдюжины насосов, поднимут достаточно воды, чтобы спасти сады.
   Садовник был пораж„н, когда барон предложил ему поливать сады из
озера.- Эта вода отравит все ваши цветы и кустарники. Если поливать
огород, то овощами отравятся все, кто будет ими питаться. Нет, я к этому
не прикоснусь.
   Барон рассвирепел и тут же уволил садовника. Поехал в соседнюю усадьбу,
где, как ему было известно, у садовника был толковый помощник, услугами
которого можно было временно воспользоваться, как он полагал. Но когда он
рассказал суть дела этому садовнику, его заверили, что ни помощник, ни
какой-либо другой садовник в Дании не возьм„т воды из Адельбрандова озера.
   Этот предрассудок оказался не простой чепухой, а разрушительной силой.
Если бы прежний барон Хедемарк в восемнадцатом веке сумел продержать череп
на полке достаточно долго и победить суеверие, а затем достойно похоронил
бы его, то сады нынешнего барона не страдали бы от засухи.
   Как гласило предание, барон Бертил сош„л с ума в ту ночь, когда вынули
череп. Он сош„л с ума, это точно. Но было ли это в ту самую ночь, как
утверждала молва, а не в какую-либо другую ночь, может быть, недели или
месяцы спустя? Молва довольно свободно обходится с временными рамками. И
было ли это вызвано потрясением от черепа на каминной полке, вс„ это его
сумасшествие? Люди сходят с ума по разным причинам. Иногда эти причины
известны докторам, гораздо чаще они лишь делают вид, что знают.
   В одном же барон был тв„рдо уверен, в его собственном мозгу не было
никаких семян безумия. Верно то, что он родственник по крови несчастному
Бертилу, но ведь прошло двести пятьдесят лет с того времени, как они
черпали из одного и того же источника крови. Его собственная кровь брала
начало из многих других источников, которые могли бы образовать целую
речку, если их слить вместе.
   Он знал, что может снести любой гнев, и даже смерть, не дрогнув. Если
то, во что верили невежды, - правда, и что существуют настоящие
привидения, то он готов встретиться с одним из них и смело, как Гамлет,
спросить: " Просвети меня, пожалуйста, что за жизнью живешь ты в царстве
теней?"
   Он решил снова поднять череп Адельбранда. Не так уж трудно достать
предмет с твердого дна под слоем двухсот футов воды. Да в любом порту есть
судостроители со всеми необходимыми механизмами. Но судостроители
суеверны. Тогда он послал в Копенгаген за сап„рами.
   Сап„ры живо подняли и принесли ему череп и предмет, который озадачил
их: узкий плоский камень, весь обмотанный прядью волос. Слуги разбежались,
но помощники сап„ров отмыли оба предмета от ила.
   Барон положил их на свой рабочий стол. - Посмотрите на череп, - сказал
он сап„рам. - Он необычайно длинный, высокие надбровные дуги, лоб узкий и
покатый.
   Не хотелось бы встретиться с обладателем такого черепа, особенно на
узкой дороге. Но меня удивляет второй предмет. Женские волосы, невероятно
длинные.
   Кажется они были золотистыми. Но предание ничего не гласит об этом.
   Он заплатил сап„рам и отпустил их.
   Слуги собрались на следующее утро у сельской церкви. Они не смели
вернуться назад в замок. Но управляющего осенила счастливая мысль. Они
попросят пастора отвести их.
   Пастор выслушал их рассказ. Он сказал, что можно спокойно идти назад,
бояться нечего. Они настояли, чтобы он отв„л их сам, и он согласился, хотя
и неохотно.
   Они вошли в большой зал и постучались в дверь баронова кабинета.
   - Войдите. - Голос был обычным. Барон поднялся, чтобы пожать руку
пастору.
   Но пастору вдруг стало плохо, слуги побледнели. Волосы у барона были
седые, совсем белые. Накануне же у него не было ни одного седого волоса.
   - Надеюсь, у вас кр„стный ход по поводу дождя, - сказал барон, стараясь
говорить ровным голосом. - Если вскорости не будет дождя, крестьяне
потеряют урожай. Не знаю, что можно сделать для них, но нельзя же
допустить, чтобы они голодали.
   Глаза слуг бегали по комнате. Ни черепа, ни обмотанного камня нигде не
было видно. Может быть, их спрятали в ящик или в чулан? Управляющий
встретился взглядом с властным взглядом барона. Нет, эти жуткие предм