не заинтересовался и продолжал листать дальше. А, вот,
наконец-то! "... Он вонзил булавку в сердце теленка". Теплее. Я отложил  эту
вырезку, чтобы сделать с нее фотокопию, а заодно и ту,  где  рассказывалось,
как туристы нашли сову с перерезанным  горлом,  завернутую  в  окровавленную
ночную рубашку. Идем дальше. "... Неведомая сила  сорвала  ее  с  постели..,
ужас приковал ноги к полу.., электрические лампочки  взрывались,  когда  она
проходила мимо.., часы останавливались..." Мне потребовалось часа два, чтобы
перерыть эту гору хлама, состряпанного второсортными репортерами. И вдруг  я
прочел: "Магия - это природный дар, передающийся по  наследству  от  отца  к
сыну". От отца к сыну. От отца к дочери. Яблоко от яблони не далеко  падает.
Ищи дальше, будь внимателен... Ага, вот как  будто  что-то  научное:  "Когда
рука приближается к конденсатору, состоящему  из  двух  серебряных  пластин,
разделенных тонким слоем слюды, излучение этой  руки  -  любой  человеческой
руки - путем ионизации превращает слюду в проводник.
   На зеркале гальванометра проецируется яркая  точка,  которая  движется  в
зависимости  от  электропроводности  слюды.  Таким  образом  можно  измерять
энергию, излучаемую данным субъектом". Ланглэ, доктор медицины  и  психиатр,
профессор Академии прикладных наук. Пролистав Ланглэ, я опять  погрузился  в
варварство. "В полнолуние, - ну, ну, слыхали, - он очертил круг и  перерезал
глотки трем петухам... Сосед умер на рассвете".  Наконец  ободряющее  солнце
статистики воссияло над этим адским  шабашем.  Статистику  можно  найти  где
угодно, и всегда она врет, но в тоже время  придает  вещам  некую  видимость
правдоподобия. Во Франции 50000 лозоискателей, 40000 религиозных  целителей.
Подсчитано, что 250000 человек... А, вот: "Миллион французов  и  француженок
занимаются черной и белой магией". Мне просто повезло,  я  имел  всего  один
шанс из 50. "Серж, ты сошел с ума, - сказал я себе. -  Ты  сам  превосходный
объект для заклинаний. Не надо вареных жаб, заклятых свечей, гадючьей крови,
чистотела или взываний к Вельзевулу: только один взгляд, острый, как  алмаз,
пронзает твое ледяное сердце, и оно тает, и все в нем вновь оживает".
   - Что ищешь? - спросил Канава.
   Он только что появился в архиве, двигаясь словно  космонавт  в  состоянии
невесомости или марионетка, у которой оборваны несколько нитей.  В  зубах  у
него торчала итальянская сигара.
   - Я - жертва колдовства.
   - А я - жертва недосыпания, - заявил он. - Почему другие спят  нормально?
Можешь мне дать вразумительный ответ? Почему я должен всем этим заниматься в
нашей газете?
   Он получил у Джульетты большой квадратный ящик с этикеткой "Дворы Европы"
и сел рядом со мной.
   - Еще вопрос, Серж. Почему эта сучка испанская принцесса пошла и  сделала
аборт? В семь утра Берни позвонил мне и вел себя так, будто его подключили к
высоковольтной линии. По мои данным, прошлой  ночью  в  Мадриде  эта  глупая
шлюха была доставлена в клинику. Выскоблили -  и  все  дела.  Это  мне  один
приятель сообщил. Заголовок пойдет  такой  "Принцесса  и  судьба  испанского
трона". Как тебе? Или лучше: Альфонсо XIII, гемофилия и так далее. Будет  ли
продолжена линия Монтоя и Кортес и Фабьенезе и моя задница? Тебе  наплевать?
Мне тоже. К черту, - сказал он, закрывая папку. - Я и так знаю об этих делах
достаточно. Профессиональная честность - вот от чего я умру!
   Он опять раскурил свою сигару, которая то и дело  гасла,  и  взглянул  на
меня:
   - А что ты тут разыскиваешь?
   - Убийство при помощи магии.
   - Посмотри раздел про хиппи из Лос-Анжелеса.
   - Никакой связи.
   -  Послушай  большого  брата.  Это  было  ритуальное   преступление.   Не
единственное.  И  не  последнее.  Сходи  к  Великому  Экзорцисту  в  епархии
Парижского епископа.
   Теперь я слушал внимательно - он подал мне идею.
   - Что еще?
   - На улице Сен-Жак  есть  специальные  книжные  лавки.  Там  можно  найти
переиздания старых  книг  по  колдовству.  Красный  Дракон,  Альберт  Малый,
Альберт Великий и прочая братия.
   - Ты веришь во всю эту чепуху?
   - Я не верю ни во что. Я даю информацию.
   - Как ты думаешь, если сделать фигуру из воска и волос,  можно  ли  с  ее
помощью воздействовать на человека, которому принадлежат волосы?
   - Это и есть твоя история?
   - Возможно.
   -  Я  работал  с  подобным  делом.   Два   типа   поссорились   и   стали
перебрасываться заклинаниями - как в теннисе.
   - Кто же выиграл?
   - Газета. Мы продали в ту неделю 800000.
   - И что с ними потом стало?
   - Ничего. Один всегда носил при себе амулет - утащил с кладбища гвоздь от
гроба. А второй знал формулу.
   - Какую формулу?
   - Для освобождения от заклятий.
   Он начал быстро креститься, бормоча: "Ласгарот, Афонидос, Пабатин,  Врат,
Кодион, Ламакрон, Фонд, Арпагон, Аламор, Бурсагасис, Вениар Сарабани".
   - Серьезно?
   - Вполне. Мой гений состоит из отсутствия терпенья и чудесной памяти.
   - Мишель, ты знаешь всех в Париже. Кто настоящий специалист во всех  этих
вещах? Должен быть кто-то один. Я не имею в виду всех этих шарлатанов.
   - Я сказал тебе: Великий  Экзорцист  в  епархии  епископа.  Он  настоящий
джокер. И у него в рукаве полно таких историй, от которых могло бы  скиснуть
церковное вино.
   - Нет, я имею в виду оккультиста, настоящего оккультиста.
   - Думаешь, это у них написано на визитной карточке? Сходи  к  Поуэлу  или
Бержье.
   - Это популяризаторы. А мне нужен тот, кто  действительно  знает,  о  чем
говорит. Практик.
   - Сходи к Нострадамусу, - сказал он, вставая, - или к Калиостро. Сходи  к
дьяволу. Сходи к Берни.
   - Мишель, пожалуйста"
   - Он все равно не примет тебя.
   - Кто?
   - Аллио. Живет в Париже,  бульвар  Бомарше.  Я  дам  тебе  телефон,  если
хочешь, но он не встречается с журналистами.
   - Он принимает клиентов?
   - Нет.
   - Он действительно знает свое дело?
   - Он единственный, кто его знает. Канава повернулся ко мне.
   - Помнишь дело Бельсерона? Того типа, который убил троих детей и  заявил,
что вступил в сговор с дьяволом? Аллио давал показания как эксперт. Он  спас
ему жизнь.
   - Именно он мне и нужен, - сказал я.
   Эксперт. Мне нравилось, как это звучит. "Эксперт", - повторил я про себя.
Если повезет, я спасу жизнь Ким.
   Он согласился принять меня в пятницу вечером. История с книгой не прошла.
(Люди говорят об этом много чепухи. И очень много  чепухи  публикуется.  Моя
книга будет попыткой изучить вопрос совершенно  объективно.  Но  я  не  могу
написать ее, не встретившись с вами.) Душещипательная история тоже не прошла
(Невинный человек может быть осужден...) Ни один из моих трюков не сработал.
Но в конце концов то, чего не смогла сделать ложь, сделала правда,  когда  я
позвонил в третий раз.
   - Опять вы? Еще не отказались от своей затеи?
   - Но это может быть вопрос жизни и смерти.
   - Тогда вам лучше прийти.
   - Когда?
   - Ну.., сейчас, конечно.
   У Аллио были широкие пальцы, которыми он  то  и  дело  совершал  круговые
движения, словно поглаживал воображаемые хрустальные сферы,  подвешенные  на
невидимых нитях. У него была наголо обритая голова и лицо того типа, который
обычно называют интересным:  изборожденное  морщинами,  но  добродушное.  Он
покачал свой маятник над фотографией Ким, над картой  в  том  месте,  где  я
красным кружком обвел Тузун. Потом перешел к фотографиям  Терезы,  сделанным
Феррером. Маятник отклонился в противоположном направлении.
   - Меня бы очень удивило, если бы та девушка оказалась ведьмой,  -  заявил
Аллио. Одну из фотографий он осмотрел более тщательно:
   - Она красива.
   - Да, - сказал я, - очень.
   - Вы говорите, она всегда носит на себе что-то зеленое?
   - Всегда.
   - И все вещи у нее в доме расположены косо?
   - Меня всегда удивляло, как они не падают.
   - Вы читали какие-нибудь книги, прежде чем прийти ко мне?
   - Я читал вашу и еще несколько.
   - И вы не обнаружили те признаки, которые упоминаются в этих книгах?
   - Да, думаю, что так.
   - Вы - жертва собственного воображения.
   - Но...
   - Подождите... Вы на 95 процентов  жертва  своего  воображения.  И  на  5
процентов вы правы.
   - А маятник, - вспомнил я,  -  почему  он  отклонился  в  противоположную
сторону? Аллио пожал плечами.
   - Тот маленький конверт с фотографией и прядью волос, возможно, и не  был
у вас похищен, не так ли?
   - Возможно.
   - Может быть, вы просто потеряли его в амбаре? Или  он  выпал,  когда  вы
открывали бумажник.
   - Вполне возможно.
   Он положил фотографию и долго смотрел на меня, не говоря ни слова.
   - Вы любите ее?
   - Какое это имеет значение? - спросил я,  после  того  как  оправился  от
изумления.
   - Большое.
   Аллио встал и прошелся по комнате. Я  наблюдал  за  ним.  И  хотя  он  не
произнес ни слова, я знал, что он имеет в виду: вся эта  история  лишь  плод
моих иллюзий.
   - Но моя жена действительно больна.
   - Болезни бывают от многих причин. Как зовут эту девушку?
   - Тереза.
   - Тереза... - повторил он. - На таком расстоянии  магическое  воздействие
маловероятно. Видите ли, города рассеивают вредоносные излучения, потому что
сами полны ими,  и  в  результате  радиус  действия  оказывается  мал.  Если
только... - и он продолжал, словно сам не верил в  свои  слова,  -  если  не
произошел контакт между вашей женой и Терезой... Я имею в виду помимо вас.
   - Нет, это исключено.
   - Не могла ли Тереза  завладеть  каким-нибудь  предметом,  принадлежавшим
вашей жене? Я задумался.
   - Нет. Если только она не похитила волосы.
   - Хорошо. А могла какая-нибудь вещь Терезы прикоснуться к вашей жене?
   - Что вы имеете в виду?
   - Допустим - я не знаку, - допустим, она написала вам.
   - Она никогда мне не писала.
   - Но, может, вашей жене? Она могла просто послать ей.., пустой конверт. -
Внезапно он повысил голос:
   - Запечатанный конверт!
   - Зачем?
   - Воск - лучший проводник человеческих  флюидов.  И  если  устроить  так,
чтобы жертва коснулась воска, на котором запечатлен образ...
   - Какой образ?
   - Изображение... Что случилось?
   Я вскочил, не в силах оставаться на месте.
   - Можно еще раз прийти к вам?
   - Приходите, когда хотите, - ему пришлось опять  повысить  голос,  потому
что я был уже на лестнице.
   Я вернулся в центр Парижа. "Пробка на  бульваре  Дидро  и  улице  Риволи,
избегайте больших бульваров", - объявил звонкий девичий  голос  по  радио  в
машине. Я был слишком взволнован,  чтобы  придумать  какой-то  иной  путь  и
надолго  застрял  в  массе  автомобилей,  которые,  подобно   моим   мыслям,
продвигались вперед судорожными рывками с длительными остановками.
   Когда наконец я добрался до офиса Ким - ее стол был одним  из  четырех  в
комнате - там сидело четверо посетителей. Двое  молодых  мужчин  держали  на
коленях раскрытые папки и, перелистывая страницы, возбужденно  разговаривали
по-английски.
   Я сделал ей знак выйти - и немедленно.  Моя  мимика  не  терпела  никаких
возражений. Когда Ким вышла, я шагал туда-сюда перед дверью лифта.
   - Что случилось, Серж? Что с тобой? У меня самый разгар приема.
   Я положил руки ей на плечи:
   - Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, постарайся вспомнить.
   - Что вспомнить?
   - Примерно полтора месяца назад. Вскоре после того,  как  я  вернулся  из
Тузуна. Постарайся вспомнить одно утро.. Постой, я знаю, это было, когда  ты
осталась в постели на следующий день после уикенда у Сторков.
   - Ну и что?
   - Я как обычно пошел и собрал почту.
   Мои  слова  сопровождались  энергичными  жестами.  Я  наклонился,  словно
собирая письма с пола, как это происходило каждое утро в  течение  последних
четырех лет. Когда звонила консьержка - примерно в четверть  десятого,  -  я
обычно был в ванной. Потом с  полотенцем  на  шее  я  шел  собирать  письма,
просунутые под дверь, и, возвращаясь, быстро  просматривал  их.  Большинство
писем было для меня, а остальные я  передавал  Ким,  которая  еще  лежала  в
постели.
   - Ну? - повторила она.
   - Там был один конверт. Большой коричневый конверт для тебя, раза  в  два
больше обычного.
   Она смотрела на меня открыв рот, пытаясь понять к чему я клоню.
   - Да, - сказала она.
   - Ты припоминаешь что-нибудь?
   - Нет, но продолжай.
   - На обороте конверта  было  пять  печатей  из  красного  воска.  Одна  в
середине и по одной в каждом углу. Это меня особенно волнует.
   - Почему?
   - Ким, пожалуйста,  постарайся  вспомнить.  Ведь  это  довольно  необычно
получать конверты с печатями.
   - Не знаю. Что тут такого важного, дорогой?
   - Сейчас не время об этом, - я почувствовал раздражение. - Мы никогда  не
получали таких конвертов.
   - Нет, получали. Помнишь, как прошлой зимой Франсуа Патрис  устроил  свою
средневековую вечеринку? Приглашения были  в  виде  пергаментных  свитков  с
восковой печатью и лентой.
   - Я говорю не о прошлой зиме. Я...
   - Я получаю тонны документов. Все пресс-атташе в Париже посылают мне свои
материалы, надеясь, что я помещу их в газете.
   - Что  с  тобой,  Серж?  Серж,  послушай,  у  меня  важная  встреча.  Это
представители Брюстера, крупного лондонского  дизайнера,  и  мне  совершенно
необходимо получить информацию для следующего номера. Он выходит во вторник.
   Я поймал ее за локоть.
   - Одну секунду. Ты разломила руками, не так ли?
   - Ну ладно, - похоже, она смирилась с мои допросом. - Я  сломала  печати,
что из этого?
   - И ты не помнишь, что было внутри?
   - Мы пошли по второму кругу, - сказала она. - Да, я помню.
   - Что?
   - Приглашение на приватный просмотр.
   - Какой приватный просмотр?
   - Не знаю. Я просто предположила. Это мне начинает надоедать.
   - Что, если там не было ничего?
   - Дорогой, ты, наверное, не в себе, ты просто действительно сошел с ума!
   - Ты не поинтересовалась, откуда оно?
   - Почему ты задаешь такие  вопросы,  Серж?  Послушай...  -  искра  иронии
зажглась в ее глазах. - Будь у меня любовник, он не стал бы писать  любовные
письма, запечатанные воском. Почему ты спрашиваешь об этом?
   - О черт!... Ладно, не обращай внимания. - И  я  нажал  кнопку  лифта.  -
Возвращайся к своим англичанам. Извини меня. Я...
   Мне хотелось сочинить хоть какое-то объяснение.
   - Я должен был получить из провинции один важный документ для статьи. Мне
показалось, что я по ошибке дал его тебе,  и...  Ладно,  извини,  забудь  об
этом.
   - Мы сегодня идем в кино, дорогой?
   - Нет, - сказал я, - мы обедаем дома.
   - Ты заедешь за мной?
   - Не улыбайся, - попросил я, заходя в лифт, - ради Бога не улыбайся.
   Она наклонилась, когда лифт начал опускаться.
   - Прими валидол, дорогой. Я просто... < Вернувшись к остановке,  я  долго
не мог найти билет. Пришлось выгрузить все содержимое  карманов  на  скамью.
Наконец он нашелся, и через 20 минут я прибыл в офис. Мой ум был расслаблен,
как после долгой беспробудной пьянки.
   Невозмутимый Феррер возился со своими диапозитивами.
   - Иди сюда, Серж, - позвал он и вручил мне увеличительное стекло. -  Вот,
посмотри.
   Насколько я мог видеть, это были фотографии облаков.
   - Большая гроза 15 октября. Я ездил в  Брест  по  поводу  той  истории  о
пропавшем адвокате. Но больше всего меня интересовал Сен-Мишель. Смотри...
   Гора Сен-Мишель выступала из тумана и волн облаков, из  пустоты  и  моего
кошмара, словно застывшая в небе  каменная  молитва.  (Может,  ей  могла  бы
помочь вера в Бога?) - Но Берни этим не интересуется, - продолжал Феррер.  -
Хочу послать в "Имаж де Франс". Как ты думаешь, стоит?
   - Я тоже не интересуюсь.
   - Что случилось, Серж?
   - Чем ты сейчас интересуется Берни?  -  спросил  я.  Вопрос  казался  мне
чрезвычайно важным. Я обратился к Фернанду, составителю макета:
   - У тебя случайно нет вечерней газеты?
   - Только что принесли последний номер, - сказал он, протянув  мне  "Франс
Суар".
   Я начал читать колонку за колонкой и на третьей странице  нашел  то,  что
хотел, - это была настоящая удача. Сложив газету, я  бросился  к  стеклянной
кабинке, в которой обитала Сюзанна, секретарша Берни.
   - Шеф один?
   - Можешь зайти.
   Берни правил рукопись. Это занятие всегда  выводило  его  из  себя.  "Все
приходится делать самому".
   - Ты видел это'? - спросил я, бросая перед ним  заметку.  Она  называлась
"Героин опять убивает". История о подростке, покончившем с собой на пляже  у
Перпиньяка. Довольно заурядная история, но я знал - и делал ставку именно на
это, - что тема "Юность и наркотики" была у нас самой ходовой последние  три
недели.
   - Парню было всего восемнадцать, - продолжал я.
   - Я знаю.
   - У него, наверное, были отец, мать, девушка.  Как  он  дошел  до  такого
состояния?
   - А мне что прикажешь делать с этим?
   - Ты удивляешь меня, Андрэ. У тебя есть дети?
   - Да, - сказал он, даже не поднимая головы, - сын, 15 лет.
   -  Несмышленый,  легкомысленный  и  такой  беззащитный.  Все   вечера   с
мечтательным видом что-то наигрывает на гитаре.
   - Что ты пытаешься подсунуть мне? - спросил Берни,  наконец  взглянув  на
меня. - Мой сын играет на гитаре, но в  остальном  он  шалопай,  как  и  все
остальные.
   - Может, у него есть дневники?
   - Что?
   - Почему эти мальчишки убивают себя? Должна быть причина. Тут дело  не  в
водородной бомбе и не в "потребительском обществе". Андре,  этот  парень  из
Перпиньяка интересует меня больше, чем все события в английской  королевской
семье (статья, которую правил Берни, называлась "Маргарет и К"). Он для меня
важнее тех, что разгуливают по Луне.
   - Переходи к делу, - перебил  Берни  с  явным  раздражением.  -  Чего  ты
хочешь?
   - Я хочу написать очерк об этом юнце, опросить всех, кто  его  знал,  его
учителей, родителей, друзей. Мне хотелось бы знать,  что  он  читал,  о  чем
мечтал, я хочу сделать то, чего до сих пор не делал никто,  -  понять.  Хочу
найти истину. Полный  портрет.  И  я  хочу  показать  читателям:  это  может
случиться и с вашим сыном.
   Кажется в глазах Берни появилась заинтересованность.
   - И сколько времени тебе понадобиться?
   - Дней десять, может, две  недели.  Он  вытаращил  глаза.  Не  давая  ему
опомниться, я пустил в ход тяжелую артиллерию.
   - Уверен, ребята из "Кулис дю Монд" уже в'Перпиньяке.  Но  они  проторчат
там сутки и получат лишь то, что мы читали сотни раз.  Черт  возьми,  Андре,
давай посыплем немного соли на рану. Давай возьмем под защиту этих юнцов., В
конце концов, это наш долг. Мы -  единственная  газета,  которая  может  тут
что-то сделать.
   Я знал, что мой завершающий выпад достигнет цели.
   - Две недели? О чем ты говоришь? Ты мне нужен здесь. Я собирался  послать
тебя в...
   - Думаешь, я делаю это для забавы? Или ради выгоды?
   - Тогда зачем?
   - Андре... - я сделал очень серьезное лицо, - Однажды человек вроде  меня
говорит  себе:  "Неужели  ты  собираешься  провести  всю  оставшуюся   жизнь
занимаясь чепухой?"
   - Я говорю себе так с девяти утра и до девяти вечера, - возразил он. -  И
не теряю от этого сон. Постарайся уложиться в пять - шесть дней.
   - Постараюсь, но обещать не могу, - Я снял телефонную трубку и подал ему.
- Позвони в расчетный отдел, пусть мне дадут аванс.
   - Когда ты хочешь поехать?
   - Вчера.
   Вечером, когда я собирал вещи, Ким спросила:
   - Твоя поездка имеет отношение к тем  бумагам,  про  которые  ты  говорил
утром?
   - Некоторая связь есть, - уклончиво ответил я.

Глава 9

   Маленький городок пробуждался от мирного сна к едва  ли  менее  покойному
дню. Так было со  времен  средневековья,  и,  наверное,  так  будет  всегда.
Проехав всю ночь, я остановился возле  фонтана,  присел  на  край  каменного
бассейна и, как бы совершая очистительный ритуал, ополоснул  холодной  водой
лицо и шею.
   Я наблюдал за скрипучей телегой, поднимавшейся на холм Св.  Михаила.  Два
огромных быка под ярмом смирно покачивали головами  и  помахивали  хвостами,
отгоняя мух. В