согласился  сопровождать  Андрея.  Андрей  ушел
обрадованный моим решением.
   В тот же час я сообщил Нине, что завтра улетаю на один  -  два  дня,  и
попросил ее не прерывать работы над сбором материала для "Антологии".  Но,
узнав, что я отправляюсь в заповедник, Нина тоже захотела лететь со мной.
   - Как, ты хочешь видеть, как убивают зверей? - удивился я. - Вот уж  не
ожидал!
   - Да нет, что ты! - возразила  Нина.  -  Просто  я  хочу  побыть  среди
природы. И лишний раз посмотреть на живых зверей.
   - Ну это другое дело, - сказал я. -  Тогда  завтра  утром  я  зайду  за
тобой.
   В глубине души я был очень рад, что Нина решила отправиться со  мной  в
заповедник. Я решил, что дело тут не в природе, а во мне. Быть может,  она
ждет от меня объяснения... И ради этого она даже  согласилась  отправиться
на  охоту.  Для  Людей  охота  давно  перестала   быть   удовольствием   и
превратилась в неприятную обязанность, которая возникала время от времени,
когда зверей в заповедниках становилось слишком много. С тех  пор  как  на
Земле  навсегда  прекратились  войны  и  исчезли   нищета   и   социальное
неравенство, нравы Человечества смягчились и преступность  сошла  на  нет.
Перестав быть жестокими друг к другу, Люди изменили  и  свое  отношение  к
животным. Еще задолго до моего рождения вышел всемирный закон, запрещающий
производить  опыты  над   животными,   -   их   теперь   вполне   заменяют
электронно-бионические модели. Держать зверей в неволе, в  так  называемых
зоологических   садах,   было   признано   жестоким,   и   зоосады    были
раскассированы. Это никого не огорчало, так как  совершенство  и  быстрота
путей сообщения позволяли каждому увидеть зверей в местах их  естественных
обиталищ - в заповедниках. Человек уже не нуждался в охоте - ни ради мяса,
ни ради шкур, ни даже ради мехов. Звериные меха давно заменила  синтетика,
и синтемы (синтетические меха)  были  теперь  гораздо  красивее  и  теплее
естественного меха. Таким  образом,  экономическая  нужда  в  охоте  давно
отпала, а морально она теперь  Человеку  претила,  как  всякое  насилие  и
убийство. Помню, когда мы в школе проходили старинных классиков, мы всегда
с удивлением читали  превосходно  написанные  сцены  охоты.  Нам  казалось
странным это любование жестокостью.
   На следующее утро я направился к Нине. Она жила не в общежитии, а дома,
вместе с матерью. Отец Нины погиб во время подводной  экспедиции,  и  хоть
произошло это давно, но у Нининой матери порой бывал такой вид, будто  это
произошло только вчера. Однако в доме у  них  было  уютно,  мне  нравилось
бывать там. В то утро и  Нина  и  ее  мать  встретили  меня,  как  всегда,
приветливо. Это утро запомнилось мне хорошо, потому что именно с этого дня
в моей и Нининой судьбах начались большие изменения.
   - Вам надо поесть как следует перед дорогой, - сказала мне Минина мать.
- Там, в университетской столовой, вы едите то, что предлагает вам САВАОФ,
а у него фантазия небогатая. Я же сама программирую  наш  ДИВЭР  [Домашний
Индивидуальный Всевыполняющий Электронный Работник  -  старинный  кухонный
агрегат; давно заменен более совершенным], и он накопил уже большой опыт.
   - Я с удовольствием поем домашней еды,  -  согласился  я.  -  Закажите,
пожалуйста, ДИВЭРу две синте-бараньих отбивных.
   - Заработайте своим трудом эти отбивные, - засмеялась  Нинина  мать.  -
Спрограммируйте агрегат сами. Идемте, я вас научу.  Ведь  когда-нибудь  на
ком-нибудь вы женитесь, и это вам пригодится.
   Она повела меня в кухню. При нашем приближении ДИВЭР вышел  из  ниши  и
протянул  нам  подобие  металлической  ладони,  на  которой   была   видна
клавиатура с изображением цифр, букв и значков.
   - Вот баранина для вас, - сказала  Нинина  мать,  нажимая  на  какие-то
значки и буквы, - а вот телячья отбивная для Нины. Все это так просто.
   ДИВЭР опустил руку и застыл в позе готовности.
   - А это не опасно - лететь на охоту? - спросила Нинина мать.  -  Я  так
боюсь за Нину, она такая неосторожная, вся в отца.
   - Не беспокойтесь, я не взял бы ее с собой, если бы это было опасно,  -
ответил я.
   - Да-да, вы правы. Когда она с вами, я  за  нее  спокойна.  Вы  Человек
выдержанный и рассудительный...
   - К этому меня обязывает моя профессия, - скромно ответил я.
   - Я хотела бы, - призналась  Нинина  мать,  -  чтобы  у  Нины  был  муж
безопасной профессии, вроде вашей... Однако покинем кухню, а то мы не даем
ДИВЭРу работать.
   Мы вышли из кухни, и ДИВЭР принялся за работу. При людях работать он не
мог, ибо был снабжен эффектом стыдливости. За все минувшие  века  женщинам
настолько надоело возиться в кухне, приготовляя обеды и  моя  посуду,  что
теперь это дело считалось неэстетичным, и при Людях ДИВЭР  не  действовал,
дабы не портить им настроения. Если вы входили в кухню, он прерывал работу
в ожидании ваших указаний. Получив же их, он почтительно  ждал,  когда  вы
уйдете, чтобы приняться за дело.
   Мы вернулись в комнату, и Нина завела разговор  об  "Антологии  забытых
Поэтов" и о том, что надо включить стихи Вадима Шефнера.
   - А что он за Человек  был?  -  спросила  Нинина  мать.  -  Он  не  был
Чепьювином?
   - Этого я сказать  точно  не  могу,  -  ответил  я.  -  Вот  Чекуртабом
[Человек,  курящий  табак  -  медицинский  термин  того  времени]  он  был
определенно: у него  в  стихах  где-то  упоминаются  папиросы.  Но  вполне
возможно, что он был и Чепьювином. От этих забытых Поэтов Двадцатого  века
всего ожидать можно.
   - О Людях нужно судить по их достоинствам, - а не по их недостаткам,  -
заявила вдруг Нина.
   - Это ненаучный подход, - возразил я. - Для меня и моей науки важно  не
только то, что Писатель написал, но и то, как он вел себя в быту.
   - Как вы правы! - воскликнула Нинина мать. - А скажите, этот  Светочев,
с которым вы отправляетесь на охоту, -  уравновешенный  Человек?  Ведь  от
Человека, которого так строго наказали, можно  ожидать  самых  неожиданных
поступков.
   - Андрей - хороший товарищ, - успокоил я ее. - Он никого никогда еще не
подводил. Кроме самого себя.
   - Ты, мама, не беспокойся, - вмешалась Нина. - Я хоть никогда не видала
этого  Андрея,  но  вполне  представляю  его  по  рассказам  Матвея.  Это,
по-моему, неплохой Человек, только он  из  породы  неудачников.  Все  ищет
чего-то и все ошибается. Мне его почему-то жалко.
   - Да, он хороший Человек, - добавил я. - Звезд с неба он не достанет  и
пороху не выдумает, но это не мешает ему быть  хорошим  Человеком  и  моим
другом.



ПО ПУТИ В ЗАПОВЕДНИК

   Вскоре  мы  с  Ниной  вышли  из  дому  и  направились  к   авиастоянке,
расположенной на крыше высотного дома.  Поднявшись  лифтом  на  крышу,  мы
встретили  здесь  Андрея.  Я  познакомил  его  с  Ниной,  и  мы   сели   в
четырехместный легколет. Я занял место рядом  с  ЭОЛом  [ЭОЛ  (Электронный
Ответственный Летчик) - агрегат XXI века], а Нина и  Андрей  расположились
на задних сиденьях.
   - Полеты бесплатные, - сказал ЭОЛ. - Дайте курс и закажите  нужную  вам
скорость: прогулочную, деловую, ускоренную или экстренную.
   Мы задали курс и выбрали прогулочную скорость. Погода стояла хорошая, и
лететь было  одно  удовольствие.  Город  медленно  плыл  под  нами,  затем
показались огромные белые  кубы  заводов  синтетических  продуктов,  башни
зерновых элеваторов.  Вскоре  потянулись  зеленеющие  поля;  через  равные
промежутки  среди  полей  возвышались  башни   дистанционного   управления
электротракторами.  Через  поля,  уходя  вдаль,  тянулись  прямые   дороги
дальнего следования, крытые желтоватыми и серыми  пластмассовыми  плитами;
видны были лаковые  спины  многоместных  элмобилей.  То  параллельно  этим
дорогам, то отбегая от них в сторону, то совсем уходя в лес, петляя  вдоль
берегов речек, вились неширокие грунтовые дороги для всадников. Возле этих
дорог кое-где стояли небольшие гостиницы, где каждый всадник мог отдохнуть
сам, накормить и напоить своего коня и показать его дежурному ФАВНу  [ФАВН
(Фармацевтический Агрегат Ветеринарного Назначения) - существует и ныне  в
улучшенном виде (ФАВН-2)], если конь заболел. Хоть население Земли росло и
множилось, но с переходом на синтетическое мясо высвободилось столь  много
земли, что Человечество могло позволить себе роскошь  ездить  на  верховых
конях. Впрочем, Ученые доказали, что это, в сущности, даже не  роскошь,  а
выгода.  При  мне  начали  создаваться  конные  клубы,  начались  массовые
состязания всадников.  Многие  теперь  предпочитали  ездить  на  недальние
расстояния верхом. Молодые Люди бросали свои элциклы и в  свободное  время
овладевали конным делом. Некоторые всадники ходили  в  суконных  шлемах  с
красными  звездами  и  длиннополых  кавалерийских  шинелях  с  поперечными
нашивками, воскрешая форму Буденовцев. Старики  предпочитали  механические
средства передвижения и были недовольны этим, как они говорили, парадоксом
развития транспорта.  Однако  число  коней  и  всадников  росло  и  сейчас
продолжает увеличиваться.
   Сидя рядом с ЭОЛом, я толком не слышал,  о  чем  разговаривают  Нина  с
Андреем. Но разговаривали они весьма оживленно, и до меня порой доносились
обрывки их фраз и иногда даже смех. Смеялась не только Нина, но и Андрей.
   "Странно, как может Андрей смеяться, - думал  я.  -  Ведь  он  наказан,
направляется на такое неприятное дело - и вдруг этот смех!"
   - Что смешного рассказала тебе Нина, что ты так смеешься? -  спросил  я
его, перегнувшись через спинку сиденья.
   - Ничего особенного, - ответила за него Нина. - Просто я вспомнила, как
однажды ради шутки вставила в рукопись "Антологии" пять  четверостиший  из
Омара Хайяма, а ты  прочел  их  и  совершенно  серьезно  сказал,  что  эти
упадочные стихи не отражают Двадцатого века.
   - Я в этот момент думал о чем-то другом и ошибся,  -  ответил  я.  -  Я
отлично знаю, когда жил Хайям. Но разве Андрей знает его стихи?
   - Представь себе, знает, - ответила Нина.
   - Сейчас ему нужно думать не  об  Омаре  Хайяме,  а  о  том  наказании,
которое он заслужил. И тебе,  Нина,  совсем  незачем  настраивать  его  на
веселый лад. Ведь всякий наказуемый должен не только понести наказание, но
и внутренне осознать свою вину.
   После этого моего совершенно справедливого, кстати, замечания  смех  на
задних сиденьях прекратился. Однако разговаривать они  продолжали,  только
стали говорить тише.
   Вскоре мы приземлились у  границы  заповедника.  ЭОЛ,  получив  задание
вернуться в город на стоянку, поднял машину в воздух  и  лег  на  обратный
курс.
   Здесь,  в   районе   заповедника,   запрещалось   строить   современные
сооружения, и мы перешли через речку по бревенчатому мостику  и  пошли  по
лесной дороге. Нам нужно было найти жилище Лесного Смотрителя, у  которого
Андрей должен был взять орудие убийства, чтобы выполнить задание.
   Андрей шагал впереди, а я с Ниной шел несколько поодаль за  ним.  Порой
через дорогу перебегали зайцы; в одном месте лисица  воровато  глянула  на
нас из подлеска и побежала дальше  своим  путем.  На  ветвях  пели  лесные
птицы, и наше приближение их ничуть не пугало.
   - Знаешь, я представляла твоего друга совсем другим,  -  сказала  вдруг
Нина. - Он лучше, чем ты рассказывал о нем.
   - Я никогда не говорил тебе о нем ничего плохого, - возразил  я.  -  Не
понимаю, чего тебе еще надо!
   - Ты говорил о нем слишком мало хорошего, - ответила Нина. -  По-моему,
он не совсем обыкновенный Человек. Ты плохо знаешь его.
   - Как ты можешь так говорить, Нина, - спокойно сказал я. - Я  его  знаю
всю жизнь, а ты знакома с ним полтора часа.
   - И все-таки он не похож на других.
   - Каждый Человек чем-то не похож на других.
   - В нем чувствуется устремленность к какой-то высокой цели.
   - Можно ставить себе большие цели и оставаться неудачником,  -  резонно
возразил я.
   - Что ж, может быть, он и неудачник, - задумчиво  сказала  Нина.  -  Но
ведь большая неудача лучше маленьких удач.
   - Не понимаю тебя, Нина. Удача - это всегда  удача,  а  неудача  -  это
всегда неудача.
   - А по-моему, не так. Один Человек, скажем, решил подняться на  вершину
горы, а другой - стать на болотную кочку. Человек, не дошедший до  вершины
горы, поднимется все-таки выше того, кто стоит на болотной кочке.
   Я не стал продолжать этого бесцельного спора,  тем  более  что  мы  уже
подошли к дому Лесного Смотрителя. Здесь жил тот самый старик,  о  котором
мне сказали, что он знает  старинный  фольклор.  Поэтому  я  включил  свой
карманный микромагнитофон, надеясь потом использовать запись разговора  со
Смотрителем для пополнения своего СОСУДа.



СТАРЫЙ ЧЕПЬЮВИН

   Жилище Лесного Смотрителя стояло на зеленой поляне у  ручья.  Это  была
настоящая деревянно-пластмассовая  изба  конца  XX  века  -  со  старинной
телевизионной антенной на крыше, с  крылечком  и  завалинкой.  Возле  избы
стоял древний мотоцикл.  В  стороне,  под  деревьями,  видны  были  зимние
кормушки для лосей и оленей и маленькие ящики на столбах  -  кормушки  для
птиц. Все здесь так не походило на город!
   Из избы, приветливо  улыбаясь,  вышел  навстречу  нам  статный  старик,
учтиво поздоровался и повел нас в свое жилище. Комната, куда он ввел  нас,
была весьма уютна. Все в ней дышало  стариной  -  и  дряхлый  телевизор  в
потрескавшемся футляре, и древний диван невиданной конструкции, и  высокий
деревянный стол, и кресла с плетеными спинками. Довершая это  впечатление,
на отдельном столике с мраморной крышкой стоял блестящий электросамовар, а
на стене висело два ружья.
   - Как у вас тут интересно! - сказала Нина. - Хотела бы я пожить здесь.
   - А кто вам мешает! - ответил Смотритель. - Приезжайте и живите, мы  со
старухой потеснимся. Мы всегда рады гостям.
   - Видите ли, - вмешался Андрей, - мы по делу сюда прилетели. - Нам,  то
есть мне, надо убить одного зайца.
   - Да, я давал заявку на убийство, - подтвердил старик. -  Зайцев  много
развелось. Тут садоферма есть в десяти километрах, так они  стволы  грызть
начали... А за что же вам такое наказание?
   Андрей объяснил, за что он  наказан,  и  старик  сказал  с  добродушной
насмешкой:
   - Строго у вас в городах! Мы с женой тут в глуши нет-нет да и поспорим.
Если б мне за каждую "дуру" зверя убивать, тут в заповеднике  живности  бы
не осталось... Ну, бери, что ли, ружье. Идем к сараю, стрельбе тебя обучу,
- закончил он свою речь.
   Старик и Андрей вышли из избы  и  направились  за  одну  из  пристроек.
Вскоре оттуда послышался выстрел, потом другой. Затем старик вернулся,  за
ним Шел Андрей с ружьем.
   - Понятливый парень, - похвалил Андрея Смотритель. - Ружье в первый раз
в руки взял - и все понял. Сразу в яблочко попал.
   - Ну, я пойду зайца  убивать,  -  сказал  нам  Андрей.  -  Надо  скорей
покончить с этим неприятным делом... А что потом с ним делать?  -  спросил
он у старика.
   - Сюда принесешь, не пропадать же добру. Съедим - и вся недолга.
   - Можно, и я с вами пойду? - обратилась вдруг Нина к Андрею.
   - Нет, Нина, что вы! Зачем вам-то видеть все это? Я уж один.
   Он ушел в лес, а Нина вышла из дому и села на скамейку. К  ней  подошел
олененок и начал тереться мордой о ее колени,  а  она  стала  гладить  ему
спину. Я смотрел на нее в окно, и в эти минуты  она  показалась  мне  даже
привлекательнее, чем обычно.
   - А славная девчонка, - сказал  вдруг  Смотритель,  словно  угадав  мои
мысли. - Девчонка что надо.
   - Она не девчонка. Она уже на втором курсе, - поправил я старика.
   - А по мне хоть на двадцать втором. Передо мной она девчонка.  Мне  сто
восемьдесят семь через неделю стукнет.
   - Стукнет, - значит, исполнится, - понимающе сказал  я.  -  На  вид  вы
моложе.  Только  подумать  -  МИДЖ  плюс  семьдесят  семь!  Вы,  наверное,
обращались в Комиссию продления жизни?
   - Никуда я не обращался. Я сам себе жизнь продлеваю. Мы, Лесники, долго
живем.
   - А как вы себе продлеваете жизнь? - заинтересовался  я.  -  Может,  вы
знаете какие-нибудь старинные лекарства, травы?
   - И лекарство одно знаю, и о смерти и всякой ерунде  не  думаю,  вот  и
продлеваюсь. А как тебя величать-то?
   - Величать - значит звать, - сказал я. - Меня зовут Матвей Людмилович.
   - А меня - Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю,  -
добавил он с доброй стариковской усмешкой. - Завели новые моды  -  женские
отчества, корабли с парусами, на конях  по  дорогам  скачут...  Нет,  мне,
старику, к этим новинкам уже не привыкнуть.
   Окончив свою речь,  Смотритель  выдвинул  ящик  стола  и  вынул  оттуда
кожаный мешочек и пачечку бумаги.
   - Что это такое? - заинтересовался я.
   - Это кисет, а в кисете - махорка. Самосад.
   - Как, неужели вы Чекуртаб? - изумился я. - И еще в такие годы!
   - Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек!
   Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем  свернул
бумажку в трубочку - и закурил. Тяжелый синий  дым  пополз  ко  мне,  и  я
расчихался. В это время в лесу послышался выстрел.
   - Был заяц - нету зайца, - затягиваясь сказал старик. -  Твой  приятель
не промахнется. А ты - цирлих-манирлих.
   - Что это такое - цирлих-манирлих? - спросил  я.  -  Что  означает  эта
фольклорная идиома?
   - Так, ничего, - ответил старик. - Это я просто так. Дядя шутит.
   - Может быть, это ругательство? -  обрадовался  я.  -  Не  стесняйтесь,
пожалуйста, обругайте меня еще как-нибудь.
   - С чего же мне тебя ругать, ты плохого мне не  сделал.  Да  и  не  под
градусом я. Вот лекарства своего приму - тогда, может, поругаюсь. Идем,  я
тебе аптеку свою покажу, где лекарство мое варится.
   Он повел меня на кухню, а из кухни - в небольшую пристройку. Там сильно
пахло чем-то. Запах был какой-то странный - и неприятный, и в то же  время
чем-то приятный. На старинной электрической плите стояли объемистые  баки,
тянулись трубки. Из одной трубочки в пластмассовую  миску  капала  пахучая
жидкость.
   - Что это? - спросил я. - Химическая лаборатория?
   - Она самая, - бодро ответил старик, отливая из миски в стакан жидкость
и протягивая мне.
   Я медлил, начиная подозревать самое худшее.
   - Да ты бери, пей. Как слеза! К  своему  будущему  дню  рождения  гоню.
Выпей ты, а потом и я хватану!
   - Вы - Чепьювин! -  воскликнул  я.  -  Как  несовместимо  это  с  вашим
почтенным возрастом!
   - Пей, - ласково повторил старик. - А то обидишь меня.
   - А вы скажете мне бранные выражения?
   - Скажу, скажу. Только пей. Все скажу.
   Решив пожертвовать  своим  здоровьем  для  науки  и  не  желая  обижать
старика, я сделал несколько глотков. Сперва мне было  противно,  но  затем
это чувство начало проходить.
   - Пей да закусывай! - отечески сказал  Смотритель,  сунув  мне  в  руку
кусок сыра.
   Я закусил и, чтобы не обижать старика, выпил стакан до дна.  Мне  стало
совсем хорошо и весело. Это было новое состояние души и тела. Затем  выпил
и старик, и мы вернулись в комнату.
   - Нейдет что-то охотничек-то наш, - сказал  Смотритель.  -  И  девчонка
куда-то делась, верно, в лес побежала... А парень он, видать,  с  головой.
Отобьет он ее у тебя. Я-то заметил, как она на него поглядывает. Даст  она
тебе отскоч.
   - Что это такое "отскоч"? - спросил я.
   В ответ старый Чепьювин запел нетвердым голосом:

   Эх, сама садочек я садила,
   Сама, как вишенка, цвела,
   Сама я милого любила,
   Сама отскоч ему дала.

   И закончил так:
   - Отошьет она тебя - вот что. Забудет - и вся недолга.
   - Вы мне обещали  обругать  меня  некоторыми  фольклорными  словами,  -
напомнил я старику.
   - Это пожалуйста, это мы за милую душу, -  ответил  Чепьювин.  -  Этого
добра я много помню. Бывало, дед мой как начнет загибать, а я запоминаю.
   И Смотритель действительно стал  произносить  бранные  слова,  а  я  их
повторял, - и мой карманный микромагнитофон записывал. СОСУД пополнялся.
   Но в это время в комнату вошел Андрей, а за ним Нина, и наша беседа  со
старым