автобус, он  не
перемещается в пространстве.
   - Зато перемещается во времени,  -  сказал  я.  -  Кто-нибудь,  возможно,
просто хочет здесь жить.
   - Но зачем? Зачем жить в таких условиях?
   - Не знаю. Когда мы его найдем, мы у него спросим.
   -  Полагаю,  нам  придется  поверить  вам,  Тобин,  -  неохотно   признал
Фредерике.  -  Это  слишком  бессмысленная  история,  чтобы  ее  можно  было
выдумать.
   - К тому же ее легко проверить, - заметил я. - Если Дьюи существует  и  я
его видел, думаю, его будет не трудно отыскать. Собственно  говоря,  есть  и
еще один способ  проверить  мои  слова.  Когда  я  пришел,  Дебби  сидела  в
канцелярии. Вы не пригласите ее сюда?
   - Конечно, - согласился Камерон. - Но зачем?
   - Спросите, не видела ли она Дьюи. Может, она вспомнит, что встречалась с
ним сразу же после того, как приехала сюда. Мужчина, немного  за  пятьдесят,
невысокого роста, с мягкими манерами, носит  очки  в  металлической  оправе,
любит рассказывать о "Мидуэе".
   Камерон кивнул и снял трубку. Набрав одну цифру, он попросил Дебби зайти.
Когда он клал трубку на место, она вошла в кабинет.
   - Дебби, вы не помните, не встречали ли вы здесь человека по имени Дьюи?
   Она  сморщила  лоб.  На  меня  Дебби  взглянула  с  любопытством  -   мое
присутствие в кабинете, должно быть, ее озадачило,  -  однако  внимание  она
сосредоточила на заданном ей вопросе.
   - Дьюи? Постоялец "Мидуэя"?
   - Да, мужчина лет пятидесяти с мягкими манерами.  Охотно  рассказывает  о
"Мидуэе".
   - О! - воскликнула она, просияв. - Ну конечно! Я его помню. На  нем  были
такие смешные очки в тонкой металлической оправе.  Знаете,  такие  теперь  в
моде.
   Камерон и Фредерике обменялись взглядами.
   - Когда вы познакомились с ним, Дебби? - спросил Камерон.
   - Думаю, я видела его всего один раз. Да,  один  или  два.  Наверное,  он
сразу после этого уехал.
   - Когда это было?
   - Дня через два после моего приезда. Кажется,  в  марте.  Я  взяла  внизу
пылесос, чтобы убраться в  своей  комнате,  а  он  вдруг  возник  откуда  ни
возьмись и помог мне дотащить пылесос до комнаты. Потом он просидел  у  меня
больше часа, рассказывая о "Мидуэе", пока я делала уборку. Ну да,  я  делала
уборку на следующий день после приезда. Он рассказал  мне  практически  все,
что я сейчас знаю о "Мидуэе".
   - И после этого вы с ним не встречались? - уточнил Камерон.
   Она сосредоточилась, пытаясь припомнить:
   - Не думаю. Может быть, мельком, в коридоре. Не знаю. По-моему, он  сразу
после этого уехал. Он говорил так, словно провел здесь уже много времени.
   - И вам  это  не  показалось  странным?  -  довольно  язвительно  спросил
Фредерике.
   Дебби посмотрела на него в недоумении:
   - Что не показалось странным?
   - То, что вы видели его всего один раз.
   - Не показалось, - ответила она и пожала плечами. - А  что,  должно  было
показаться?
   Камерон, у которого  здравого  смысла  было  больше,  чем  у  Фредерикса,
поспешил сказать:
   - Нет, Дебби, конечно нет. Большое вам спасибо. Она окинула нас взглядом,
еще более озадаченная, чем вначале:
   - Это все?
   Камерон попытался разрядить ситуацию, которая грозила  осложнениями,  дав
необходимое объяснение:
   - Да, все, спасибо. Если бы вы узнали его поближе, то,  возможно,  смогли
бы рассказать нам о впечатлении, которое он на вас произвел. Но поскольку вы
видели его один только раз, в этом нет смысла.
   Это ее не вполне убедило - главным образом потому, что вопрос  Фредерикса
был грубой ошибкой и подразумевал под собой какую-то проблему, которую слова
Камерона не объясняли. А также,  конечно,  из-за  моего  присутствия:  новый
постоялец, сидящий как ни в чем не бывало в кабинете доктора Камерона, в  то
время как оба доктора задают странные вопросы. Но  происходящее  все  же  не
было странным настолько, чтобы Дебби тоже начала  задавать  вопросы,  и  она
вышла с удивленным выражением на лице. Я знал, что какое-то время она  будет
сидеть  и  раздумывать  о  случившемся,  что  было  нежелательно,  но,  увы,
неизбежно.
   Когда мы опять остались втроем, Камерон произнес:
   - Вы были правы, мистер Тобин.
   Было приятно  слышать,  что  перед  моим  именем  снова  появилось  слово
"мистер", которое исчезло во время спора Камерона с Фредериксом.
   Но Фредериксу по-прежнему хотелось драки.
   - Что означает, что у нас тут двое посторонних, а не один. Как  мы  можем
делать что-то полезное с терапевтической точки зрения, если не  контролируем
ситуацию?
   Вопрос был обращен к Камерону, но я вмешался:
   - Все ситуации неконтролируемы в той или  иной  степени,  за  исключением
смерти.
   Он бросил на меня сердитый взгляд: теперь, когда я доказал, что был прав,
он злился еще больше. Он напоминал мне тех  властителей  древности,  которые
убивали посланца, принесшего дурную весть.
   -  Я  по-прежнему  не  надеюсь,  что  непрофессионал  поймет  технические
проблемы. Тобин, я был бы вам очень признателен, если бы  вы  не  встревали,
когда мы с доктором Камероном разговариваем.
   - Извините, - произнес я и поднялся на ноги.
   - Куда вы? - спросил Камерон.
   - К себе в комнату. Подожду еще немного.
   - А как же этот человек, Дьюи? Что нам с ним делать?
   - Доктор Камерон, - начал я, - вы говорите  как  непрофессионал.  Сначала
следует уладить технические проблемы. Когда вы и  доктор  Фредерике  решите,
что вы думаете об обстановке в "Мидуэе" и контроле над  ситуацией,  а  также
обо всем прочем, дайте мне знать, если вы еще...
   - Прекратите, Тобин, - взорвался Фредерике. - Перестаньте вести себя  как
испорченный ребенок. Знаете, есть проблемы и помимо вас, и...
   - Зато вы - не одна из моих проблем, доктор Фредерике, - парировал я. - И
никогда ею не будете. Я отказываюсь соревноваться с вами за доброе отношение
доктора Камерона. Меня наняли для выполнения весьма специфической работы,  а
это...
   - Это ослиное упрямство...
   - ..Все, что я собираюсь сделать, и если...
   - Соревнование? Вы что, действительно полагаете, что...
   - Если вы не хотите, чтобы я занимался этим делом, то я буду счастлив...
   - Джентльмены! -  Доктор  Камерон  вскочил  и  замахал  руками,  стараясь
перекричать нас. - Джентльмены! Прошу вас!
   - У вас чертовски раздутое представление о собственной персоне, Тобин,  и
это все, что я могу...
   - Говорю, я буду счастлив, - повторил я громче, - уложить свой чемодан  и
убраться к черту из этого бедлама.
   - Джентльмены, пожалуйста, джентльмены!
   - Вы, - орал Фредерике, - с вашими типично  полицейскими  мозгами  можете
думать лишь только о том, чтобы выслеживать людей, чье поведение отклоняется
от нормы, как выслеживают аллигаторов в болоте. Почему мне не  рассказали  о
том, что происходит? - неожиданно накинулся он на Камерона. - Почему ко  мне
не обратились за помощью? Доктор Камерон, я знаю этих людей, я знаю,  о  чем
они думают. Вам не пришло в голову, что я могу найти человека,  который  все
это устраивает? У Камерона был очень несчастный вид.
   - Я считал, - растерянно проговорил он, разводя руками, - что  нам  нужна
помощь профессионала.
   - Профессионала? Профессионала?! Мне не хотелось бы  обижать  Тобина,  но
неужели вы полагаете, что его бессмысленные блуждания по дому можно  назвать
профессиональной помощью? Первое, что он сделал, попав сюда,  -  это  сломал
руку!
   - Вы несправедливы, Лоример, - возразил доктор  Камерон,  -  и  сами  это
знаете. Кроме того, кое-что он уже сделал. Он обнаружил  Дьюи,  который  жил
среди нас, и никто об этом не догадывался.
   - Обнаружил? - И Фредерике демонстративно огляделся по сторонам. - Я  его
не вижу.
   - Он обнаружил, что Дьюи существует. - У доктора Камерона  терпения  было
больше, чем у меня. - Лоример, я понимаю,  что  вы  расстроены,  но  это  не
оправдывает  вас.  Мы  оба  знаем,  что  мистер  Тобин  был  сердит,   когда
разговаривал с вами в таком тоне. Все его обвинения - чепуха,  и  я  уверен,
что он уже сожалеет о них.
   Собственно говоря, так оно и было, но я бы все же не  согласился  с  тем,
что мои обвинения - чепуха. Однако я ничего не имел против всего остального,
поскольку мне пришло в голову, что  глупо  стоять  на  своем,  состязаясь  в
меткости ударов с Лоримером Фредериксом. Поэтому я сказал:
   - Я действительно сожалею, это было сказано сгоряча. Извините.
   Фредерике, видимо, тоже решил, что снайперской стрельбы по  мишеням  было
более чем достаточно. И хотя я обращался к Камерону, Фредерике воспринял мои
слова как извинение и ответил:
   - Конечно, Тобин. Я понимаю, в споре трудно удержаться от  упреков.  Я  и
сам пару раз пал жертвой излишней запальчивости.
   Предполагалось, что это шутка, но даже шутки  Фредерикса  действовали  на
меня как красная тряпка на быка.  Однако  я  сдержался  и  выдавил  из  себя
натянутую и совершенно фальшивую улыбку.
   - Теперь, - поспешил вставить Камерон, пока мы снова не завелись, - самое
важное - выяснить, кто этот Дьюи. И как мне кажется, перед нами  встают  два
вопроса: как нам его найти и кто несет ответственность за несчастные случаи?
   - Очень может быть, что и он, - заметил Фредерике. - Каковы  бы  ни  были
причины его тайного пребывания здесь, они, вероятно, имеют отношение к тому,
почему он устраивает эти ловушки.
   Я  считал,  что  это  маловероятно:  Дьюи  не  показался  мне  человеком,
способным на такое. Однако не было смысла снова начинать перепалку,  поэтому
я не стал возражать Фредерик-су, а просто сказал:
   - Мы все узнаем, когда найдем его.
   - А как вы предлагаете это сделать? - поинтересовался Камерон.
   - Придется привлечь Боба Гейла. Мы вчетвером  обследуем  дом,  начиная  с
цокольного  этажа  и  постепенно  продвигаясь  наверх.  Нам  надо  сохранять
достаточно большую дистанцию, чтобы Дьюи не мог проскользнуть мимо нас в  ту
часть дома, которую мы уже осмотрим к  тому  времени,  и  все  же  стараться
держаться поближе друг к другу, чтобы не терять связь. Сделать это непросто,
но мы справимся.
   - А что  подумают  остальные  постояльцы,  увидев,  как  мы  крадемся  по
коридорам с таинственным видом? - спросил Фредерике. - Или мы расскажем  им,
в чем дело?
   - Думаю, этого делать не стоит.  На  тот  случай,  если  Дьюи  невиновен.
Обследовать дом надо поздно ночью. Именно в это время Дьюи решается выходить
из своего убежища, поэтому у нас будет больше шансов на него наткнуться.  Да
и остальные постояльцы будут спать и не узнают, чем мы занимаемся.
   - Когда вы думаете начинать? - уточнил Камерон.
   - Ну, я встретил его в... И тут дверь  внезапно  распахнулась.  Мы  резко
обернулись - за дверью стояла Дебби Латтимор, а за ней взволнованный  Джерри
Кантер.
   - Доктор Камерон, - выпалила Дебби, - произошел несчастный случай!

Глава 9

   Итак,  список  подозреваемых   уменьшился   на   одного   человека.   Кей
Прендергаст, двадцатидвухлетняя женщина, ставшая  матерью  троих  внебрачных
детей, еще не достигнув своего двадцатилетия, жертва сексуального  влечения,
не принесшего ей, судя по всему, никакой радости и полностью  изгладившегося
из ее памяти за пять лет, проведенных в клинике, лежала без сознания на полу
своей комнаты, а из-под ее  головы  на  половицы  медленно  сочилась  темная
кровь.
   Было легко догадаться, что случилось.  Маленький  черно-белый  телевизор,
стоявший на  столике,  невразумительно  болтал  что-то  сам  себе  -  с  той
нервозностью, которая ощущается, когда телевизор работает, а  его  никто  не
смотрит. Он  был  собственностью  Кей:  в  "Мидуэе"  не  было  денег,  чтобы
оборудовать комнаты постояльцев радиоприемниками или телевизорами.  Напротив
столика у окна  стояло  кресло  темного  дерева,  его  спинка  изгибалась  и
закруглялась по краям, образуя подлокотники. Кей поднялась к себе,  включила
телевизор, пересекла комнату и села в  кресло.  Левая  задняя  ножка  кресла
подломилась, и Кей  упала  назад,  ударившись  головой  о  батарею  парового
отопления, которая находилась под подоконником.
   Доктор Камерон действовал быстро и толково:
   - Дебби, позвоните  в  больницу.  Нужна  "скорая  помощь".  Скажите,  что
срочно.
   - Хорошо, доктор.
   В комнату уже набился народ, и Дебби пришлось проталкиваться к выходу.  Я
отступил  к  телевизору,  уйдя  с  линии,  зрительно  соединявшей  жертву  и
остальных постояльцев, и стал наблюдать за их лицами. Здесь  были  несколько
человек из списка подозреваемых, например, Уолтер  Стоддард,  тот  официант,
что обслуживал меня за обедом, скорбная личность с картин Нормана  Рокуэлла.
И Хелен Дорси, бой-баба, помешавшаяся на чистоте в  доме.  И  Дорис  Брейди,
жертва  культурного  шока.  И  Роберт  О'Хара,  блондин-здоровяк,  по   виду
настоящий американец, - он не раз был уличен в совращении  детей.  И  Джерри
Кантер, убивший семерых  человек,  а  в  последнее  время  озабоченный  лишь
предстоящей работой на мойке для машин, принадлежавшей его шурину.
   Я смотрел на все эти лица, пытаясь подметить на одном из них неподобающее
случаю выражение - удовлетворение, удивление  или  даже  злость.  Но  ничего
такого не увидел. Уолтер Стоддард казался еще более мрачным, чем обычно, и в
его взгляде сквозила отчаянная жалость к  раненой  женщине.  На  лице  Хелен
Дорси тоже была  жалость  с  примесью  беспокойства  -  ей  хотелось  начать
действовать и привести комнату в порядок. Дорис Брейди выглядела напуганной,
кроме того, на лице ее читалось отвращение,  словно  распростертое  на  полу
тело бросало вызов ее  убеждениям,  которые  она  с  таким  трудом  обретала
заново. У Роберта О'Хары был испуганный вид, как будто он думал о  том,  что
то, что случилось с Кей, могло произойти и с  ним  самим.  А  Джерри  Кантер
старался быть полезным и проявлял сочувствие,  как  хороший  сосед,  который
всегда окажет помощь в случае необходимости, не выказывая лишних эмоций.
   Кроме них в комнате находились жертвы  других  несчастных  случаев.  Роуз
Акерсон и Молли Швейцлер, они стояли рядом и смотрели  то  на  распростертое
тело, то на зрителей, как бы сравнивая реакцию на  это  происшествие  с  тем
смехом, который раздался, когда упал стол. На этот раз никто не смеялся.
   Одного из присутствующих я не знал.  Судя  по  устрашающего  вида  шрамам
вокруг рта и на правой щеке, это был  Джордж  Бартоломью,  которого  ударило
металлической осью от кровати, когда он открыл  дверь  кладовки.  Невысокого
роста, чуть старше сорока, Джордж Бартоломью всю  свою  жизнь  копил  разный
хлам, собирая бечевочки, тесемочки и  старые  газеты.  Кроме  того,  он  был
клептоманом, совершавшим мелкие кражи из  магазинов:  тащил  всякую  мелочь,
которая была ему не нужна, и именно клептомания привлекла  к  нему  внимание
властей. Когда его дом обыскали, все  эти  вещи  были  найдены  в  комнатах,
битком набитых всякой ерундой: они валялись вперемешку со старыми  газетами,
отдельными предметами из мебельных гарнитуров, мешками  с  гниющим  мусором,
сваленной в кучи старой одеждой  и  всякой  мыслимой  и  немыслимой  дрянью.
Старьевщик, который  в  конце  концов  вычистил  его  квартиру  для  другого
владельца, говорил потом, что среди прочего вывез  оттуда  на  четыре  сотни
долларов пустых бутылок.
   Почему Джорджа Бартоломью отпустили после того, как он девять лет  провел
в сумасшедшем доме, я не знаю. Возможно, дело в том, что  из-за  переизбытка
пациентов  было  решено  освободить  наименее  буйных  и  опасных.  Вряд  ли
Бартоломью вылечили. Его клептомания ограничивалась  только  магазинами:  он
никогда не крал у людей, которых  знал.  Но  что  еще  могло  заставить  его
открыть ту кладовку, которой так редко пользовались, если  не  бес,  который
сидел у него глубоко внутри. Я смотрел на его обезображенное лицо и не видел
на нем ничего, кроме беспомощного сочувствия доброго человека.
   Между Хелен Дорси и доктором Камероном  завязался  оживленный  спор.  Она
настаивала, чтобы Кей подняли с пола и переложили на  кровать,  говоря,  что
там ей будет удобнее, а доктор Камерон  не  хотел  трогать  пострадавшую  до
приезда "скорой", которая определит, насколько  серьезны  повреждения.  Пока
они спорили, я продолжал разглядывать постояльцев, но потом заметил, что  за
мной наблюдает доктор Фредерике.
   Я посмотрел на  него  в  упор,  ожидая,  что  он  отведет  глаза,  но  он
по-прежнему глядел на меня, и скептицизм на его лице сменялся  чем-то  вроде
злости и иронического вызова. Он явно хотел сказать:  "Вот  и  еще  один  из
ваших провалов. И что вы собираетесь теперь делать?"
   А что, если злоумышленник - именно он? Возможно ли это? В  тот  момент  я
был похож на неумелого игрока в покер, придерживающего  карты  вместо  того,
чтобы сбросить, и все  рассматривающего  и  рассматривающего  их  в  тщетной
надежде   найти   какую-нибудь    комбинацию,    которая    оправдает    его
нерешительность. Мне хотелось, чтобы виновным оказался доктор  Фредерике:  у
него для  этого  были  весьма  подходящие  данные,  однако  я  понимал,  что
задерживаться на  Фредериксе  глупо  и  бесполезно  и  надо  искать  другого
человека.
   Но где? В этой комнате?  Насколько  вероятно,  что  злоумышленник  придет
посмотреть на дело своих рук? Если он находит удовлетворение, нанося  увечья
и причиняя боль своим собратьям, живущим рядом с ним, то не  усиливается  ли
оно при виде реальных результатов его действий? Я снова оглядел  окружающих.
Уолтер Стоддард, Хелен Дорси, Дорис Брейди, Роберт О'Хара, Джерри  Кантер  -
все они из списка подозреваемых. Для каждого из них можно придумать какой-то
лишенный логики мотив, но что толку? На их лицах не отражалось  ничего,  что
позволило  бы  строить  догадки  или  предположения.  Единственными  людьми,
проявлявшими помимо сочувствия еще какие-то  эмоции,  были  Роуз  Акерсон  и
Молли Швейцлер, чьих  имен  даже  не  было  в  списке  подозреваемых  и  чье
любопытство по поводу окружающих было вполне понятным.
   Хелен  Дорси,  которой   не   позволили   перенести   Кей   на   кровать,
компенсировала свою неудачу, выставив всех из комнаты.
   - Мы видели уже достаточно,  -  громко  заявила  она.  -  Давайте  теперь
займемся своими делами. - И первой вышла в коридор.
   Как  правило,  люди  подчиняются  приказам,  отданным  громким  уверенным
голосом. Так случилось и на этот раз. Мы все потянулись к выходу,  некоторые
с неохотой, но я был только рад  избавиться  от  необходимости  смотреть  на
лежащую без сознания  женщину  и  выдерживать  скептический  взгляд  доктора
Фредерикса. Пока остальные, разделившись на группы  по  двое  или  по  трое,
остановились в  коридоре,  обсуждая  случившееся,  я  направился  к  себе  в
комнату, двигаясь с настороженностью человека, прокладывающего  себе  дорогу
по минному полю, что в общем-то соответствовало реальному положению дел.
   Я не пытался логически размышлять о случившемся, пока не оказался в своей
комнате. Спустя  некоторое  время  я  понял,  что  снова  думаю  о  Дьюи.  Я
автоматически исключал его из числа подозреваемых, но это было не правильно.
Ведь он был "зайцем", и кто знает, кем еще он мог оказаться. И  почему  я  с
таким упорством не хотел считать его убийцей?
   Я лежал на кровати, хмуро уставившись в потолок, и думал о Дьюи, стараясь
не принимать в расчет свое представление о нем как  о  мягком  и  безобидном
человеке и пытаясь понять, как оно сложилось. И наконец  я,  кажется,  нашел
ответ. Во-первых, доктор Фредерике сразу же принял  в  штыки  предположение,
что Дьюи - один из постояльцев, поэтому я  конечно  же  должен  был  принять
противоположную точку зрения, как и в любом другом споре с  этим  человеком.
Правда, впоследствии Фредерике, демонстрируя свою  непредвзятость,  отступил
от своего первоначального мнения  и  даже  пожелал  отыскать  и  расспросить
самого Дьюи, но первое впечатление осталось. Во-вторых, Дьюи  был  для  меня
кем-то вроде товарища по несчастью, одним из моей команды или кем-то в  этом
роде. И дело не только в