голос:
     - Говорков! Савелий, подойди, пожалуйста, ко мне!
     -  Да  мы  играем,  Марфа  Иннокентьевна!  -   с   горячностью   стал
оправдываться Савелий.
     - Я вижу! - улыбнулась воспитательница, полненькая невысокая женщина.
Миловидное лицо ее, обрамленное кудрявыми волосами, светилось  добротой  и
нежностью. Строгие массивные очки, за которыми она иногда пыталась  скрыть
мягкость своего характера, не делали ее строже. Хотя надо сказать, что она
редко ими пользовалась, и только  для  того,  чтобы  рассмотреть  что-либо
вдали. Марфа Иннокентьевна заменила Руту.
     - Подойди ко мне! - настойчиво повторила воспитательница.
     Не  без  сожаления  выпустив  из  рук  толстячка,  который,   потеряв
равновесие, бултыхнулся в воду, поднимая  в  воздух  мириады  разноцветных
брызг, засверкавших на солнце яркими огоньками, Савелий  нехотя  вышел  на
берег.
     -  Вот  что,  Савушка!  -   стараясь   быть   серьезной,   произнесла
воспитательница. - Пойди и приведи себя  в  порядок:  оденься  в  парадный
костюм, причешись, а потом приходи ко мне в кабинет... в директорскую...
     - Хочу познакомить тебя с... -  Воспитательница  неожиданно  смущенно
запнулась, но тут же спохватилась: - ...с одними хорошими людьми...
     - Опять в сыновья детей мнут? -  догадливо  произнес  Савелий,  потом
вздохнул совсем по-взрослому и деловито добавил, безнадежно махнув  рукой:
- Не возьмут, худенький я... Сколько раз уж хотели... Он снова вздохнул  и
послушно отправился одеваться.
     Марфа Иннокентьевна с жалостью смотрела ему вслед, пока он не скрылся
в жилом корпусе, потом вздохнула точно так  же,  как  и  Савка,  и  быстро
подала в директорскую...
     Савелия не впервые выбирали для "смотрин",  но  от  него  всякий  раз
стыдливо отказывались Однако каждый раз он волновался и ждал,  что  придет
добрая и красивая женщина, похожая на тетю Тому и на Марфу  Иннокентьевну,
заберет его в сыновья и вся его жизнь станет сплошным праздником...
     Вот и сейчас, услышав эту новость, он очень спешил: вдруг не дождутся
и уедут, не встретившись с ним. Руки никак не  хотели  попадать  в  рукава
полосатой футболки, а  ноги  -  в  штанины  темно-серых  брюк,  подаренных
шефами.  Однако  он  справился,  взглянул  на  себя   в   большое   трюмо,
установленное  между  кроватями,  пригладил  мокрые  непослушные  вихры  и
несколько раз "проутюжил" рукой стрелки на брюках.
     У самого входа в административный корпус Савелий быстро  огляделся  и
юркнул за угол. Наклоняясь под итогами окнами,  он  подкрался  к  кабинету
директора. Створки окна были приоткрыты, и Савелий прислушался.
     А мне все-таки непонятно, голос Марфы Иннокентьевны звучал  несколько
раздраженно, когда двое бездетных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно
и вполне естественно, а вы... Она сделала паузу.  -  У  вас  же  есть  уже
ребенок?!
     - Я не понимаю, какое вам до этого дело? - спокойно отозвался женский
голос, который вполне можно было спутать и с мужским: настолько  грубым  и
низким он был. Савелий вскарабкался на завалинку и с  опаской  заглянул  в
окно. Полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными  губами  невозмутимо
разглядывала свои ухоженные руки с ядовито-красными ногтями.
     - Как вам ни кажется странным, но мне действительно  не  безразлично,
как будет жить единю моих воспитанников,  будет  ли  ему  хорошо  в  новой
семье...
     - Вы что же, думаете, ему будет хуже  в  нашей  семье,  чем  в  вашем
приютском доме? - Дама заметно начала терять терпение и спокойствие.
     - Я этого не говорила... пока, во всяком случае!  -  мягко  возразила
Марфа Иннокентьевна. - А почему ваш  муж  не  приехал  вместе  с  вами  за
ребенком?
     - Мой  муж,  как  вам,  вероятно,  известно,  занимает  ответственную
должностей у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по...  -
она явно хотела сказать "по пустякам", но вовремя  спохватилась,  -  ...по
тем вопросам, с которыми я могу справиться  сама...  -  Женщина  горделиво
улыбнулась, довольная тем,  что  ей  удалось  вывернуться  из  щекотливого
положения. - Так где же этот мальчик?
     - Сейчас появится, я ж его прямо из речки вытащила...
     Услышав, что  воспитательница  взволнована  его  долгим  отсутствием,
Савелий спешно соскочил на землю. Подбежав к дверям кабинета,  он  перевел
дыхание и негромко постучал.
     - Входи, Говорков, входи! - сразу отозвалась Марфа Иннокентьевна.
     Чуть приоткрыв дверь, Савелий бочком  проскользнул  и  остановился  у
порога, переминаясь с ноги на ногу. Немного помедлив, тихо поздоровался.
     - Здравствуй, здравствуй, мальчик! - Женщина даже не пыталась  скрыть
разочарование. Беззастенчиво обошла его вокруг, внимательно  осматривая  с
ног до головы. - Какой же ты худющий!  -  поморщилась  она,  ощупывая  его
руки, грудь, как покупатель на невольничьем рынке.
     Чтобы как-то скрыть свою досаду  и  неловкость,  Марфа  Иннокентьевна
смущенно улыбнулась Савелию:
     - Познакомься, Савушка, - это Алла Семеновна.
     - Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! - перебила ее женщина.
Савелий тут же согласно кивнул.
     - Так вот, Савушка, Альбина Семеновна хочет взять тебя  жить  к  себе
домой... - продолжала воспитательница. - Ты как, будешь возражать?
     Эта фраза явно не устроила гостью, и  она  недовольно  посмотрела  на
Марфу Иннокентьевну.
     - Ну, что же ты  молчишь?  -  не  обращая  внимания  на  недовольство
посетительницы, спросила воспитательница Савелия.
     - Я... я не знаю... - Он наконец поднял  голову  и  посмотрел  своими
голубыми печальными глазами, в которых было тревожное ожидание, сначала на
женщину, потом на Марфу  Иннокентьевну.  -  Тетенька  же  говорит,  что  я
худющий... Значит, не приглянулся. Его детская непосредственность  смутила
женщину.
     - Это я так... для себя отметила! - быстро  пояснила  она  в  тут  же
распорядилась: - Ладно, иди собирайся и  подходи  к  воротам  -  там  наша
"Волга" стоит...
     Савелий вопросительно взглянул на  воспитательницу,  словно  не  веря
еще, потом радостно улыбнулся: наконец-то и его тоже выбрали в сыновья! Он
столько ждал этого момента, что  даже  растерялся  и  позабыл,  что  хотел
сделать,  когда  услышит  это  важное  решение.  Много  раз  он   мысленно
репетировал, как радостно бросается он к своей новой маме и  новому  папе,
обнимает,  целует  их...  Савелий  уже  заранее  любил  их  той  чистой  и
всепрощающей любовью, какая бывает только  у  детей.  В  его  глазах  было
написано  столько  счастья,  столько  радости,  что  Марфа  Иннокентьевна,
ревниво посмотрев на женщину, грустно кивнула ему:
     - Иди, собирайся... Я тоже сейчас приду и помогу тебе...
     Окрыленный и радостный, выскочил Савелий из кабинета и побежал первым
делом на берег, чтобы рассказать  своим  друзьям  о  неожиданном  счастье,
свалившемся на него...
     Пацаны! - кричал он на бегу. - Ладаны!.. Меня в сыновья берут!  Берут
в сыновья!
     Первыми к нему подбежали его бывшие соперники.
     - Савка,  а  как  же  мой  день  рождения?  -  растерянно  проговорил
толстенький паренек. - Тетя Валя столько печенья напечет...
     - Ничего, Серый, слопаете, а  мне  теперь  магазинного  купят!  -  Он
похлопал огорченного паренька по плечу
     Фартовый ты! - завистливо протянул ушастый Ничего, и вас  скоро  тоже
всех заберут в сыновья, вот увидите, - успокоил их Савелий. - Ну, мне пора
собираться, а вы к нашей машине идите... Там  у  ворот...  "Волга"!  -  не
удержался он, чтобы не похвастаться.
     Он быстро побежал к жилому зданию, а приятели смотрели с завистью ему
вслед, потом, словно по команде, устремились к воротам...
     Ну где пропадаешь? -  спросила  Марфа  Иннокентьевна,  когда  Савелий
вбежал в спальную палату Она уже принесла новенький вещмешок  и  аккуратно
укладывала в него нехитрые пожитки.
     К пацанам бегал... прощаться! - Савелий  неожиданно  бросился  ей  на
шею. - Мама-Марфочка! Я никогда, никогда не забуду вас!.. Я все время буду
навещать вас! А если она не разрешит  -  буду  писать!  Длинные-предлинные
письма! А когда вырасту большой, то всех вас заберу к себе... Всех-всех...
     Воспитательница крепко прижала к  груди,  его  голову,  чтобы  он  не
заметил ее волнения, и тихо произнесла:
     - Добрая у тебя душа,  Савушка!  Ласковая  и  добрая!  Счастья  тебе!
Огромного счастья! - Незаметно смахнув невольно навернувшиеся слезы, Марфа
Иннокентьевна подтолкнула его к выходу.
     Перед  корпусом  собрались  почти  все   обитатели   детского   дома:
воспитанники, воспитательницы, поварихи... Савелий  осмотрелся,  выискивая
кого-то, растерянно спросил:
     - А где тетя Тома?
     - В город она уехала... Вот жалость какая... - отозвалась повариха. -
Я передам ей от тебя поклон...
     Савелий вздохнул. Его сразу же  окружили  плотным  кольцом  ребята  и
хором проскандировали:
     -   До-сви-да-ни-я-Са-ве-лий-Го-вор-ков!   Же-ла-ем   те-бе-сча-стья!
Сча-стли-во-го-пу-ти! Пи-ши-нам!
     - Обязательно напишу! До свидания!  -  грустно  улыбнулся  Савелий  и
медленно пошел к воротам. Перед ним  расступался  живой  коридор  и  сразу
смыкался. Плотной толпой все следовали за мальчиком до самых  ворот.  Трое
его приятелей, обняв Савелия за плечи, шли рядом, как бы купаясь  в  лучах
его счастья. Это странное молчаливое шествие запомнилось  Савелию  на  всю
жизнь. Казалось, что они целую вечность двигались к воротам,  за  которыми
поблескивала на солнце кофейная "Волга". Перед тем  как  сесть  в  машину,
Савелий обернулся, и все вновь хором попрощались с ним.
     - До свидания!.. Я буду приходить к вам!.. -  Его  голос  дрогнул,  и
Савелий быстро сел на заднее сиденье. Машина сразу тронулась с места.
     В заднее окно он видел, как ребятишки  высыпали  из  ворот  и,  махая
руками, долго бежали следом за машиной.
     - Мы еще встретимся! - шептал Савелий...



        ОПАСНЫЙ ПРЫЖОК

     - Спасибо тебе, Бешеный! - услышал Савелий и проснулся.
     - О чем ты? - Савелий недоуменно уставился на Угрюмого.
     - Спас ты меня...
     - Я-то, может, еще и попытался бы сам выбраться, во тебя од  точно  с
того света вытащил! -  усмехнулся  Тихоня.  -  Ты  ж  вообще  не  дышал...
Сейчас-то как?
     - Оклемаюсь со временем...
     - Это хорошо, да времени-то нет: река скоро... -  Он  как-то  странно
посмотрел на Угрюмого, прищурился. - Прыгать нужно будет...
     - Чего пялишься? - вспылил вдруг тот. - Жалеешь, что не окочурился? -
Он закашлялся - и со злостью бросил: - Я еще тебя переживу!  Пялится...  А
прыгать... чуть толкнете, и все... Плаваю-то я отлично, выплыву!
     - Да что ты, кореш?! Я ничего такого  не  имел...  -  смущенно  пожал
плечами Тихоня. - Нервный какой! Уж и посмотреть на него не моги... Ладно,
готовьтесь, я дыбану пойду... - Он пополз к краю вагона.
     - Ты вот что... Бешеный - прошептал Угрюмый,  едва  Тихоня  отполз  в
сторону и не мог услышать - будь осторожен: избавится он  от  тебя...  при
удобном случае... Вот, держи для верочки! - Он вытащил из-за пояса финку с
ножнами. - Сам сгоношил, для себя... С ртутью, в любом положении бросай  -
воткнется...
     Савелий с интересом посмотрел на него и молча сунул подарок в карман.
От неосторожного движения рана отозвалась резкой болью.  Он  поморщился  и
приподнял куртку - рубашка на боку была в крови.
     - Тоже задело?
     - Ну... печет здорово...
     - Вот гад! А ему хоть бы царапина...  Пожав  плечами,  Савелий  вдруг
вспомнил о фотографии.
     - У тебя пакета нет? Полиэтиленового...
     - Большого? Савелий вытащил фото.
     - В рюкзаке есть, с продуктами... Савелий быстро  развязал  рюкзак  и
сунул фото в пакет с припасами, потом подполз к Угрюмому и  подхватил  его
под мышки, пытаясь поднять на ноги.
     - Может, не стоит? - простонал  он.  -  Плавать-то  я  все  равно  не
умею... Савелий удивленно  взглянул  на  странного  парня,  вспоминая  его
стычку с Тихоней, потом решительно проговорил:
     - Вместе прыгать  будем,  вытащу  -  только  сапоги  снять  придется:
тяжеловато с ними будет... -  Он  подхватил  одной  рукой  рюкзак,  другой
Угрюмого и подтащил к краю борта вагона. Опустив его  на  опилки,  снял  с
него сапоги, потом с себя. Немного подумав, вернулся  назад  и  отыскал  в
опилках свою разорванную майку, связал ею обе пары сапог.
     - Может, сохранить удастся...
     - Как же  тебя  проткнуло-то,  ведь  доска?..  -  неожиданно  спросил
Угрюмый, над чем-то размышляя.
     - Если бы не она, то и меня бы  пригвоздило  к  вагону,  а  так  юзом
ткнуло в бок...
     Вернулся Тихоня и протянул Савелию коробок спичек:
     - Посвети-ка!
     Вырвавшееся пламя ярко осветило их  грязные  н  потные  лица.  Тихоня
поднес к огню кусок  какой-то  белой  ткани,  но  что  это  было,  Савелий
рассмотреть не успел: спичка погасла.
     - Ты-то успел? - спросил он Тихоню.
     - Вроде... - неуверенно буркнул тот. - Если он не наколол,  то  речка
вот-вот будет... - сказал Тихоня, вглядываясь в темноту. - Скорость  вроде
небольшая... от борта сильнее толкайтесь метра на два... - Он сунул  ткань
в пакет, туда же и спички, сложил в  несколько  раз  и  сунул,  в  другой.
Скрутив все в плотный комочек,  опустил  в  карман.  Подойдя  к  Угрюмому,
положил ему руку на плечо:
     - Ты не думай... я это...
     - Ладно, чего там... - ухмыльнулся тот и похлопал его по боку.
     - Постарайся тело прямо держать и войти в воду  ногами!  -  прошептал
Савелий, поднимая Угрюмого на ноги. Взяв в другую руку  связку  сапог,  он
стал всматриваться вперед. - Рюкзак возьми, Тихоня!
     Тот хотел возразить, но Савелий вдруг тревожно крикнул:
     - Смотрите!
     - Тьфу, черт! Суки позорные! - ругнулся Тихоня.
     - Пролеты начали строить... Ничего,  должны  успеть:  они  только  до
половины дошли...
     Он подхватил рюкзак и вцепился рукой в борт вагона.
     Крепче прижав правой рукой Угрюмого за талию, Савелий  выждал,  когда
до моста оставалось метров семьдесят, и выбросил  за  борт  связку  сапог.
Речка действительно неширокая, и ее  ширины  было  явно  недостаточно  для
того, чтобы вписаться в нее  с  такой  скоростью  состава.  Вся  трудность
заключалась в том,  что  мост  был  почти  наполовину  застроен  железными
перекладинами пролетов...
     Савелий вспомнил, как однажды ему пришлось прыгать  с  вертолета  без
парашюта в небольшой котлован, наполненный  водой.  Это  было  единственно
верным решением, чтобы выжить: вся местность простреливалась, и  добраться
до  небольшой  группы  наших  ребят,  окруженных  душманами,  было  просто
невозможно. Передать по рации разработанный план координированных действий
нельзя: рация была разбитая да еще и боеприпасы у группы были на исходе...
такие прыжки, конечно, отрабатывались им  в  "спецназе",  но  в  спокойных
условиях, а в бою... Короче,  он  предложил  пойти  на  риск  и...  Там-то
получил и свое первое ранение, но не во время прыжка,  а  в  бою,  и  свой
первый орден...
     Ситуация очень похожа... Еще раз взглянув в  сторону  моста,  Савелий
понял, что отталкиваться нужно  прямо  над  берегом:  только  тогда  можно
успеть вписаться в свободное пространство до железных пролетов моста.
     - Над берегом прыгай, Тихоня! - крикнул он. - Над берегом! Понял?
     Стремительно приближался мост, и  Тихоня,  судорожно  сжимая  рюкзак,
вдруг испуганно завопил:
     - Почему? Почему над берегом?
     - Чтоб живым остаться, идиот! - зло бросил Савелий и тут же прошептал
Угрюмому: - Приготовься... Сильнее оттолкнись!.. Пошли!..
     Угрюмый, увидев внизу землю, зажмурился от страха: ему казалось,  что
они сейчас разобьются в лепешку о землю, но,  всецело  доверившись  своему
спасителю, сиганул вместе с ним в неизвестное, страшное...
     Они летели в воздухе, и земля стремительно летела на  них,  казалось,
еще мгновение - и им придет конец...
     Уже у  самой  воды  они  расслышали  истошный,  нечеловеческий  крик,
который резко оборвался...
     - Лешь! Слыхал? - спросил машинист своего помощника, который  за  обе
щеки уписывал огромный бутерброд с колбасой, запивая молоком из бутылки.
     - Чего ж ты хочешь? - спокойно  отозвался  тот,  с  трудом  проглотив
кусок. - Тайга, милай, тайга! Здеся и не такое можно  услыхать.  -  Тяжело
вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд...
     Когда они вынырнули  из  воды,  до  берега  было  совсем  близко,  но
Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся  за  руки,
не давая ему свободно плыть.
     - Да отпусти же, вместе потонем! Слышишь? Не  размахивай  руками,  не
цепляйся за руки, положи руку мне на плечо, а второй подгребай!
     Савелий говорил спокойно, уверенно, без  нервов,  пытаясь  образумить
раненого. Однако Угрюмый уже ничего не слышал  и  продолжал  хвататься  за
Савелия. К берегу они  продвигались  очень  медленно.  В  какой-то  момент
Савелий, чувствуя, что силы на  исходе,  изловчился  и  резко  ударил  его
кулаком в лицо. Угрюмый,  оказавшись  в  нокдауне,  разжал  руки.  Савелий
поднырнул под него и подтолкнул своего "напарника" вперед, хватил  воздуха
и снова ушел под воду. Наконец ноги коснулись илистого дна, и  он  вытащил
раненого на берег.
     Они долго лежали неподвижно  набираясь  сил.  Приподнявшись,  Савелий
прислушался,  вглядываясь  в  гладкую  поверхность  реки:  вокруг   стояла
звенящая тишина. Он посмотрел на очнувшегося Угрюмого.
     - Ну как ты?
     - Напился на всю жизнь! - икнул тот. - Если бы не  ты...  Второй  раз
мне жизнь даришь... Ну и ручонка у тебя! - Он потрогал опухшую щеку.
     - А что оставалось делать? Могли оба на дно пойти... Крик  слышал?  -
Да... жуткий! Не Тихоня ли?
     - Пойду... за сапогами схожу! Босиком далеко не уйдешь.
     - Погоди... - Угрюмый неуверенно запнулся. - Ты... тыне бросишь меня?
     - Ох и дурак же ты, Угрюмый! Такой  большой,  а  дурак!  -  улыбнулся
Савелий и укоризненно покачал головой. - Слушай, почему Угрюмый? Как  твое
имя?
     - Федор я... Федор Угрюмев! - Он вдруг смутился.
     - Ну а меня - Савелий! - Говорков крепко пожал Федору руку. -  Вот  и
познакомились!
     И не оглядываясь,  Савелий  быстро  начал  подниматься  по  насыпи  к
железнодорожному полотну.  Шел,  осторожно  прислушиваясь  и  внимательно,
оглядываясь по сторонам. Наступив на острый сучок  сухой  ветки,  чуть  не
вскрикнул  и  чертыхнулся  на  себя  за  невнимательность.   Небо   совсем
очистилось от облаков и  вызвездилось  до  самого  горизонта.  Яркая  луна
хорошо освещала все  вокруг.  Искать  сапоги  долго  не  пришлось:  связка
валялась у самой насыпи. Тщательно обтерев травой исколотые ноги,  Савелий
намотал портянки и  с  удовольствием  натянул  сапоги,  прозванные  зеками
"говнодавами". Потопав  для  верности,  сунул  другую  пару  под  мышку  и
медленно побрел по шпалам в сторону моста...



        ГИБЕЛЬ ТИХОНИ

     С  тревожным  нетерпением  вглядывался  Угрюмый  в  полумрак,  ожидая
Савелия. По его подсчетам, тот должен был уже вернуться.
     - Неужели сбросил? - проговорил он вслух. - Нет, не должен...  Верно,
сапоги куда-то завалились, вот и ищет их...
     Резко повернувшись на  какой-то  шорох.  Угрюмый  застонал  от  боли,
потревожив рану, и едва не потерял сознание. Полного полежавшие  шевелясь,
чтобы боль успокоилась, снова принялся сам  себя  уговаривать:  "Парень-то
вроде не из тех, чтобы бросить... да и спас уже дважды... Отделаться мог к
в воде, спокойно мог, а не стал. А ведь и сам  чуть  ко  дну  не  пошел...
Молодец, что по морде дал! Тяжелая у него рука.  -  Он  снова  поморщился,
поглаживая щеку. - Да нет,  не  такой!  Не  то  что  Тихоня!  Тот  даже  и
раздумывать бы  не  стал:  вмиг  избавился  бы,  а  тон  сам  пришил,  для
"верочки", чтобы не выжил и не навел на след..."
     Угрюмый вдруг вспомнил, как Тихоня впервые сказал о Бешеном...
     - Слушай, Угрюмый, дело одно есть... - Он прищурился и поглядел прямо
в глаз