улся к обширным,
дымчатого  стекла  дверям   двадцатиэтажного,  карликового  по  сравнению  с
торчавшим рядом "Эмпайр Стейт Билдинг", административного здания, на котором
сверкала выгравированная на меди вывеска с надписью: "Интер-ойл".
     Молодой  человек, сидевший в припаркованном неподалеку сером  "додже" и
со  скукой   листавший  "Нью-Йорк  геральд   трибюн",  наклонился  к  своему
нагрудному карману и негромко сказал:
     -- Внимание. Входит.
     IV
     Едва  за спиной  Азиза  неслышно  сошлись  створки  стеклянных  дверей,
управляемых фотоэлементом, как он  понял,  что попал в  такое место, в каких
никогда до  сих пор не  бывал,  хотя  ему приходилось  посещать и крупнейшие
банки, и очень богатые фирмы.
     В   просторном   холле   с   тонированными  стеклами,   прохладном   от
кондиционеров,  не  было на первый  взгляд ничего  особенного: пол из  белых
мраморных плит,  покрытых  белым ковром, белые  кожаные  кресла вдоль  стен,
много каких-то экзотических цветов  в стилизованных  под  древние  греческие
сосуды кадках,  несколько картин в простенках. И даже непонятно было, откуда
это ощущение  огромного, но  знающего себе цену и  потому не бьющего в глаза
богатства.  И лишь  присмотревшись, Азиз понял  откуда.  Цветы в кадках: это
были  орхидеи.  Да и кадки не подделка, а настоящие древние амфоры. Взглянув
на  одну из  картин в ближнем простенке, Азиз и  вовсе растерялся:  это  был
Сальвадор Дали, эскиз к его знаменитой картине "Открытие Америки". Настоящий
Дали,  никакая   не  копия  и   не  подделка.  Азиз  любил  этого  странного
полусумасшедшего художника, берег его альбом с прекрасно изданными  в Италии
иллюстрациями,  но в  подлинности эскиза его убедило  не  то, что  он хорошо
помнил  эту картину.  В  висевшем на  стене  эскизе  была  такая  внутренняя
убедительность,  какой  никогда  не может  достичь  даже  самый  талантливый
копиист  или  фальсификатор.  И  этот  эскиз  стоил  не меньше  полумиллиона
долларов.
     Азиз  не успел рассмотреть другие картины, потому что неизвестно откуда
возник охранник в серой униформе и преградил Азизу дорогу:
     -- Мистер?
     -- Мне нужно видеть шеф-менеджера компании "Интер-ойл".
     -- Вы договаривались о встрече?
     -- Нет, Я только что прилетел из Москвы.
     -- Подождите секунду.
     Он отошел к  стойке  секьюрити, что-то сказал в интерком или в микрофон
селектора. И  почти  тотчас  откуда-то из  глубины  холла  появился  молодой
белобрысый клерк в странно немодных очках в круглой металлической оправе:
     -- Чем я могу вам помочь?
     -- Мое  имя Азиз  Садыков. Я  прилетел из Чечни, из Грозного. Мне нужно
встретиться с мистером  Тернером. Мистер  Джон Форстер  Тернер,  -- повторил
Азиз,  чувствуя себя почему-то неуютно под взглядом этого  третьестепенного,
судя по всему, служащего. Он взглянул на лацкан его пиджака, где должна была
висеть  его визитная  карточка, "бэджи",  с указанием  имени и должности, но
ничего не обнаружил.
     --  Такой человек не  работает в компании  "Интер-ойл",  --  проговорил
белобрысый клерк. -- Во всяком случае, я о нем ничего не знаю.
     -- Тогда спросите у  того, кто знает, -- посоветовал Азиз, которого уже
начала  раздражать  затянувшаяся  процедура. --  Пусть  ему передадут, что я
прилетел по делу, связанному с Каспийским трубопроводным консорциумом. И что
меня прислал человек по имени Пилигрим, -- добавил он, хотя, возможно, этого
и не следовало говорить мелкому клерку.
     Азиз ожидал, что тот  пойдет советоваться с  начальством, но клерк лишь
пристально взглянул на незнакомца и спросил:
     -- Вы можете доказать, что вас прислал человек по имени Пилигрим?
     Азиз помедлил  с ответом. Что-то здесь было не  то. Война  обострила  в
Азизе присущее всем горцам чувство опасности. И хотя последние годы довольно
спокойной жизни притупили его, сейчас оно остро дало о себе знать.
     Почему этот клерк  вышел из дальних помещений холла, а не спустился  на
лифте с какого-либо из верхних этажей,  где,  как по опыту знал Азиз, всегда
располагаются  секретариаты  руководителей  фирм?  Почему  он  появился  так
быстро? И главное: почему он не удивился, услышав имя Пилигрим?
     --  Я  думаю,  мистер  Садыков,  вам  лучше  ответить,  --  бесстрастно
проговорил клерк.
     Еще   немного  поколебавшись,  Азиз  решил  последовать  этому  совету,
звучавшему как приказ. Он явно ошибся, приняв  этого белобрысого очкарика за
мелкого  клерка.  Он  был  кем-то  другим. Кем? Какая разница?  Азизу  нужно
встретиться с  Тернером,  а  как это произойдет --  не  имеет значения. И он
ответил:
     --  Передайте мистеру  Тернеру  фразу: "Майами, 12 мая  1982 года, 4.30
утра". Он поймет.
     -- Я попытаюсь  связаться с мистером Тернером, -- кивнул белобрысый. --
А  вы пока подождите. Советую посмотреть картины. Это подлинный Дали. Там --
Ренуар  и Дега.  Тоже  подлинники.  В  корпорации "Интер-ойл"  умеют  ценить
настоящее искусство. Любое искусство, -- для  чего-то добавил  он и отошел к
конторке секьюрити, где, очевидно, был оборудован центр связи.
     Минут через пять клерк вернулся и жестом показал на выход:
     -- Пойдемте.
     Вместе с ними на улицу вышел и охранник, встретивший  Азиза. Едва за их
спинами  сомкнулись  стеклянные  плоскости  дверей,  как  у  под®езда  мягко
затормозил  длинный  белый  "кадиллак"-лимузин   с  тонированными  стеклами.
Охранник молча открыл перед Азизом и клерком заднюю дверцу, а сам сел  рядом
с  водителем. "Кадиллак" тотчас тронулся.  Клерк нажал  кнопку  на  передней
панели. Выплыла стеклянная полупрозрачная перегородка, отделившая  салон  от
водителя.  Другой  кнопкой  и каким-то  регулятором  спутник  Азиза затемнил
боковые стекла  так,  что  сквозь  них  невозможно  было ничего рассмотреть.
Нажатие следующей  кнопки  открыло  встроенный  в передние кресла освещенный
изнутри бар с богатым выбором напитков.
     -- Что будете пить? -- спросил клерк.
     -- Спасибо, ничего. Наш закон запрещает нам пить, -- ответил Азиз. Ему,
конечно, не раз и не два  приходилось нарушать этот закон шариата, но сейчас
был слишком ответственный момент, чтобы позволить себе расслабиться.
     Клерк равнодушно пожал плечами и  убрал  бар.  Поездка продолжалась  не
меньше часа. Даже  если бы  Азиз хорошо знал Нью-Йорк,  он мало что сумел бы
рассмотреть через  полупрозрачную  переднюю  перегородку.  Сначала ехали  по
городу, потом пересекли один длинный мост и другой покороче, шоссе некоторое
время шло среди холмов, потом свернуло на  побережье. За всю дорогу клерк не
произнес ни слова. Лишь когда лимузин остановился у  ворот какой-то усадьбы,
окруженной огромными дубами, проговорил:
     -- Сейчас вас примет мистер  Тернер. Вы изложите ему свое дело. Никаких
вопросов  не  задавать.  На  его  вопросы   отвечать  кратко  и  точно.  Все
необходимые дополнительные вопросы буду задавать я. А теперь давайте мне ваш
паспорт и вылезайте.
     В сопровождении клерка и охранника Азиз  прошел по дорожке, проложенной
посреди хорошо ухоженного газона, поднялся на высокий первый этаж особняка и
оказался в  просторном холле перед высокой дубовой дверью.  Старый слуга или
секретарь  в  сером  сюртуке  молча  открыл  дверь. За  ней  был  просторный
сумрачный кабинет с горящим камином и массивным письменным столом в углу. За
столом  сидел  сухощавый,  с  плешью до  затылка,  человек  лет  пятидесяти,
возможно,  чуть  больше,  сильно  загорелый,  с  молодыми карими  глазами, в
несколько  легкомысленном  для его возраста  и  положения  белом  полотняном
костюме и с шелковым  красным фуляром на шее.  Письменный стол перед ним был
совершенно пуст.
     Клерк принес дубовый стул и  поставил его поодаль от письменного  стола
-- так,  как ставят  стул  при допросах, молча кивнул:  садитесь.  Азиз сел.
Клерк отошел в сторону и устроился в одном из кресел.
     Человек  за столом некоторое время молча  рассматривал  Азиза, а  потом
приказал:
     -- Рассказывайте. Клерк подсказал:
     -- Представьтесь.  И  сразу  переходите  к делу. Азиз  произнес заранее
приготовленные фразы:
     -- Мое  имя  Азиз Садыков.  Я являюсь  советником  командующего  армией
освобождения Ичкерии полковника  Султана Рузаева.  Я  приехал к  вам, мистер
Тернер, чтобы изложить план, разработанный известным  вам человеком по имени
Пилигрим и одобренный полковником Рузаевым...
     Через полтора часа, когда беседа закончилась, Азиза препроводили  в тот
же лимузин, на  котором  он  сюда приехал, и  отвезли в двухкомнатный  номер
пригородной  гостиницы.  Там  ему было приказано ждать решения.  В  передней
комнате расположился охранник в  серой униформе, из чего Азиз  заключил, что
он находится во  временной  изоляции. Он ничего не имел против. Он прекрасно
понимал,  что  мистеру  Тернеру нужно время,  чтобы  обдумать и обсудить  со
своими консультантами это крайне необычное предложение.
     Азиз  был  бы потрясен, если  бы  смог  видеть  то,  что  происходило в
особняке после его от®езда.
     Едва  посланник Рузаева вышел  из дома, в кабинет с камином из  смежной
комнаты вошел  очень  старый  человек  с  седыми  до  голубизны  волосами  и
иссеченным тонкой сеткой морщин лицом.
     -- Нет слов, полковник, -- слегка скрипучим голосом сказал он. -- В вас
пропал  незаурядный  актер.  Даже  по  монитору  я  чувствовал холодность  и
злобность, исходящую от вас. Я всего раз в жизни, мельком, имел сомнительное
удовольствие  видеть  мистера  Тернера,  но  это  ощущение  злобного  скунса
сохранилось у меня навсегда. Не думаю, что с годами он изменился.
     --  Спасибо,  сэр,  что  вы  согласились  нам  помочь, --  ответил  его
собеседник, уступая старику кресло за  письменным столом.  -- Без этого  нам
пришлось бы трудно. Слишком мало  было времени,  чтобы подыскать  подходящую
виллу и все подготовить.
     Старик усмехнулся:
     --  Это  вам  спасибо,  мистер Блюмберг.  Вы  помогаете  мне  забыть  о
старости. Но давайте послушаем, что скажет Джеф.
     Заместитель  начальника  информационно-аналитического  директората  ЦРУ
командор Джеффри Коллинз появился в кабинете сэра Генри Уэлша через минуту с
видеокассетой в руках.
     -- Все о'кей, -- сказал  он,  привычным жестом поправляя на  носу  свои
старообразные очки.  -- Запись отличная. Мы хоть сейчас можем  пред®явить ее
генеральному  прокурору.  И  получим  санкции  на  глобальный  контроль  над
мистером Тернером. Сэр Генри Уэлш только покачал головой:
     --  Вы  не  получите  санкций,  Джеф.  Вы  получите  вызов  в  комиссию
конгресса. И вам будет  очень непросто ответить  на многие вопросы уважаемых
конгрессменов. Один из них будет примерно такой:
     "Не  об®ясните ли вы нам, командор, каким образом  вы получили  запись,
которую только что продемонстрировали нам?"
     -- Вам  часто приходилось отчитываться перед  комиссиями конгресса?  --
поинтересовался Коллинз.
     -- Случалось.
     -- Это мешало вам делать то, что вы считали необходимым?
     -- Не слишком.
     -- Я ваш ученик, сэр. Старик усмехнулся:
     -- Это я уже понял. Что теперь вы намерены предпринять?
     -- Это естественно, сэр Генри, -- ответил вместо Коллинза Блюмберг.  --
Я немедленно отправляюсь к мистеру Тернеру. На этот раз -- под видом мистера
Азиза Садыкова.  И с паспортом на его имя, который выглядит как настоящий. Я
не очень похож  на чеченца, но кто  не знает, что бывший Советский  Союз,  а
ныне  Россия  -- страна многонациональная?  И почему бы  среди  чеченцев  не
затесаться еврею?  Полагаю, что  Азиз Садыков  и  мистер Тернер в  обозримом
будущем не увидят  друг друга. А если увидятся позже  -- у них  будет  о чем
поговорить. Во  время  этого  разговора  я не хотел бы  стоять  между  ними.
Учитывая привычку  охранников Тернера  сначала стрелять,  а потом  думать. А
сейчас  нам  с  мистером Тернером  необходимо решить,  каким  образом  будет
финансироваться операция по захвату Северной АЭС.  Надеюсь,  вы  согласны со
мной. Адмирал?
     -- Вы авантюрист, полковник. Просто авантюрист.
     -- Возможно, -- согласился Блюмберг. -- Но разве идея  захвата и взрыва
Северной АЭС не авантюра?
     -- Это не  авантюра, -- возразил сэр Генри  Уэлш. -- Это безумие  всего
нашего мира. И расплата. Не знаю за что. За все.
     * * *

     "ШИФРОГРАММА
     Доктор -- Туристу.
     Все  проблемы финансирования операции  "Капкан" решены. Эмиссар об®екта
Р. Азиз  Садыков  получил  подробные инструкции и  вылетел в Грозный. Первый
транш в два миллиона долларов будет переведен на счет фонда  "Ичкерия" через
расчетную систему банка "Босфор". Операции документируются. Жду информации о
ситуации у вас".

     "ШИФРОГРАММА
     Турист -- Доктору.
     14   апреля  с.г.  об®ект  П.   в  сопровождении  Люси  Жермен  и  пяти
сопутствующих  лиц  из известной  Вам команды  выехал в  Хибины. В гостинице
города  Полярные  Зори  для  них  заказаны номера "люкс", "полулюкс"  и пять
одноместных номеров.
     Легенда: Люси Жермен  намерена купить  или взять в долгосрочную  аренду
турбазу "Лапландия", чтобы превратить ее в международный горнолыжный курорт.
Об®ект П. выполняет при ней роль шеф-менеджера, остальные являются охраной и
экспертами по оборудованию..."
     Глава седьмая. Мадам
     I
     Не  знаю, чем Люси  Жермен занималась в Париже и еще раньше, когда была
просто Люськой из Балашихи,  но с первых минут нашего  появления  в  городке
энергетиков Полярные Зори она повела себя так, что мы просто офонарели.
     Выступать она начала, как только мы сошли с поезда "Мурманск -- Москва"
на станции Зашеек, сохранившей  свое название с тех  времен,  когда никакими
Полярными Зорями и атомными электростанциями тут и не пахло. Все окрестности
были  покрыты  снежным  настом, ослепительно  сверкавшим на солнце.  Со всех
сторон возвышались  сопки,  тоже заснеженные, с черными куртинами ельников у
подножий. После полутора суток в душном  вагоне  оказаться на свежем воздухе
было настоящим удовольствием.
     Но  только не для  Люси.  Она  ехала  одна  в прокуренном  ее  любимыми
сигаретами "Мо" двухместном купе СВ. Люси вышла на дощатый перрон,  потянула
носом и заявила:
     -- Воняет псиной.
     -- Это просто свежий воздух, -- успокоил ее Генрих.
     Ехать  на  черной двадцать  четвертой "Волге",  на которой  ее встречал
представитель Мурманской туристической фирмы (ей принадлежала  "Лапландия"),
она наотрез  отказалась.  В "Волге", видите ли, тоже воняло --  на  этот раз
бензином. Про "рафик", который выделили для нас, и разговора не могло  быть.
После   получасовых   перезваниваний   где-то  достали   довольно  приличный
"мицубиси-паджеро".  Люси   снизошла.  Но  перед  этим  провела   батистовым
платочком по коже сиденья  и  внимательно осмотрела  платок, нет  ли  на нем
грязи.
     В аккуратной  трехэтажной гостинице энергетиков  для  нее  был  выделен
двухкомнатный  "люкс"  (его называли тут министерским  и  держали  лишь  для
самого большого начальства или для  представителей МАГАТЭ, иногда посещавших
ядерную  станцию в инспекционных  целях). Что  происходило  в момент первого
появления Люси в этом "люксе", я не видел, так как вместе  с ребятами таскал
из машины штативы, ящики с геодезическими приборами и прочее оборудование во
временно  выделенную  нам под  камеру  хранения  полуподвальную комнату.  Но
что-то наверняка случилось,  потому что  уже через минуту по всей  гостинице
забегали  люди, потащили на второй этаж новую мебель со склада, а кастелянши
и горничные  сметали  с  ног тех, кто оказывался на их  пути,  стопами новых
матрацев и постельного белья.
     Не знаю,  приезжал ли  когда-нибудь на Северную АЭС министр, но то, что
его  приезд  не вызвал бы такого переполоха, уверен. И если  бы я совершенно
точно  не  знал,  что  весь этот  проект  с  покупкой  или  арендой  турбазы
"Лапландия" --  полная  туфтяра,  просто прикрытие,  я бы поверил,  что  эта
дорогая французская  блядь (а Люси  выглядела и вела себя именно как дорогая
французская   блядь)   действительно   намерена  превратить  "Лапландию"   в
международный горнолыжный курорт.
     Уже  на  другой день  все  в городке знали  ее  и  называли  мадам.  Ее
ознакомительная   прогулка   по  короткому  центральному  проспекту  городка
превратилась едва ли не в демонстрацию.
     Проспект, как и везде  в нынешней России, был забит кафе,  ресторанами,
магазинами и лавчонками с пышными названиями с местным колоритом: "Снежана",
"Приют четырех", "Зимовка", "Лапландский чум".
     Вокруг Люси, царственно запахнутой в соболью шубку" суетились чиновники
из местной  администрации во главе с  мэром. Представителя  мурманской фирмы
оттерли в  сторону  как фигуру  третьестепенную.  Изумленные  местные жители
сопровождали группку, держась поодаль.
     Шествие  продолжалось  недолго,  потому  что  в  городке  нечего   было
смотреть.  В  магазины  Люси  заходить не  стала, на  растрескавшуюся  дверь
краеведческого музея посмотрела с большим  сомнением и прошла мимо. Только в
конце  проспекта, где  посреди круглого газончика на площади был  установлен
памятный камень в честь тех, кто осваивал эти  края, задержалась и выслушала
подробные об®яснения. Из  них следовало, что промышленное освоение этих мест
началось  еще  в  30-е  годы  и  велось,  как всегда  в  те  времена, силами
заключенных.
     Люси подняла руку и слегка  пошевелила пальцами,  унизанными  кольцами.
Лишь  Генрих  сразу  понял  смысл  этого  жеста.  С  непривычной  для   него
проворностью он выбрался из толпы, купил у цветочницы на углу огромный букет
белых калл и вручил  его Люси.  Даже  не взглянув на Генриха, она  возложила
цветы к основанию памятного камня.
     В толпе зааплодировали.
     -- Вот  сучка!  --  почему-то пробормотал  сквозь  зубы  глава  местной
администрации, но тоже заулыбался и присоединился к аплодисментам.
     На обратном пути Люси  вновь остановилась  возле входа  в краеведческий
музей. Оттуда вышел маленький седой старичок,  назвался заведующим  музеем и
пригласил госпожу внутрь.
     -- У нас есть уникальные экспонаты, просто уникальные! -- заверил он.
     -- Какие? -- спросила Люси. И хотя глава администрации делал  старикану
явно запрещающие знаки, тот об®яснил:
     --  Полный  набор  для  пыток.  Ручные,  ножные и  совмещенные кандалы.
Женские   и  даже  детские.  Щипцы  для  вырывания  ногтей.  Установки   для
электрошока. А карцер-отстойник! Мы перенесли его нетронутым из лагеря 3/16.
Жаль только, что  большинство экспонатов  находятся в запасниках.  У  нас не
хватает выставочных  площадей.  А этого  не должно быть. Нет, не должно! Эта
экспозиция должна быть открыта  для всех. Заходите, мадам. Поверьте,  такого
вы не увидите нигде в мире!
     Люси вынула  из рукава  шубейки руку с кольцами и  вновь  требовательно
шевельнула пальцами.  И снова лишь Генрих сразу понял ее жест. Он извлек  из
кармана чековую книжку и золотое стило.
     -- Пятьдесят, -- бросила через плечо Люси. Она небрежно подписала чек и
протянула его старикану. --  Пятьдесят  тысяч долларов.  Это немного, но  на
первое время вам хватит. Расширьте экспозицию. Со временем  мы превратим ваш
музей в одну из главных достопримечательностей города.
     И она двинулась  своей царственной походкой дальше, даже не оглянувшись
на ошалевшего старика.
     --  Кстати,  -- неожиданно  обратилась  она  к  мэру, -- в городе  есть
детский дом?
     -- Да, мадам.
     -- Не спрашиваю, в каком он состоянии. Нет, не спрашиваю. Сто тысяч, --
кивнула она  Генриху. Но, подписав чек,  она лишь показала его мэру и тут же
вернула Генриху: --  Позаботьтесь, чтобы  все было потрачено  по назначению.
Все до единого цента.
     -- Не сучка, нет, -- снова пробормотал мэр. -- Настоящая сука!
     И тут  же  рассыпался в благодарностях и в самых изысканных  выражениях
пригласил мадам Жермен на ужин,  который город намерен дать в ее честь. Люси
немного подумала и милостиво