аный мешочек и раздал девушкам по две
серебряные монеты.
   Девушки бесшумно поднялись со своих мест и скрылись за дверью.
   Пир продолжался до утра. Когда все было выпито  и  съедено,  гости  стали
расходиться. Рутан остался один. Он сел к  очагу  с  озабоченной  полупьяной
улыбкой.
   Он думал о красавице Лунд и о том, как бы ее  привести  в  свой  дом.  Он
придумывал для этого разные пути, но все не годились. Рутан махнул  рукой  и
пошел спать. Сантери прикрыл его прохладным меховым одеялом.
   А когда взошло солнце, к купцу явился Сантери и разбудил его.
   - Чего тебе? - недовольно пробурчал купец. Глаза у него слипались, голова
была тяжелой.
   - Пришла дочь Вейкко Лунд. Хочет тебя видеть, - вкрадчиво сказал Сантери.

   - Лунд? - радостно воскликнул Рутан. - Давай  мою  одежду.  Неси  вина  и
мяса. Я приму ее достойно!
   Красавица Лунд стояла у порога. В  приоткрытую  дверь,  обитую  нерпичьей
шкурой, ударил солнечный свет. Рутан прищурил и без того узкие  глаза-щелки.
Девушка смотрела на купца насмешливо.
   - Рад видеть тебя. Ясноглазая! Самой желанной  гостьей  будешь!  Я  угощу
тебя всем, чего захочешь. А что это там лежит у тебя под ногами?
   Лунд молча подвинула мешок к ногам Рутана.
   - Вот тебе долг. Что стоишь, как сухая осина? Считай  шкурки.  Ждать  мне
некогда.
   - Солнце, вижу, невысоко. Дел у тебя  немного,  -  пробормотал  Рутан.  -
Считать шкурки не стану. Дарю их тебе. Оставайся у меня!
   - Прощай! - сказала Лунд.
   Рутан не успел открыть рот, как  девушка  выскользнула  за  порог.  Купец
бросился следом, крича:
   - Погоди, Лунд!.. Проклятая девка. Ты еще  пожалеешь!  -  воскликнул  он,
видя, что Лунд не слушает его и даже не оборачивается.
   Купец вздохнул, постоял у порога и вернулся в хижину.  Он  унес  мешок  в
чулан, где хранил богатства, открыл ставень оконца и  стал  перетряхивать  и
пересчитывать шкурки. Потом опять сложил их в мешок и бросил его в угол.


   Глава десятая
   О ИОМАЛА!?

   Лунд Ясноглазая услышала плач  и  причитания,  доносившиеся  с  улицы,  и
выбежала из хижины. Мимо шла, растянувшись  по  дороге,  вереница  мужчин  и
женщин. Головы у всех были непокрытые. Женщины вели за руки детей.
   Впереди всех шел, опустив голову, охотник Укам. В руках он нес  небольшой
кожаный мешочек. Густые спутанные волосы Укама трепал ветер. Солнце  светило
ярко. Но вскоре Ораул, разглядев с неба, что биармы идут к Иомале,  смущенно
спрятался за облаками, и день померк.
   Следом за Укамом шла его жена Баруга. Она плакала, размазывая по грязному
лицу обильные слезы. Все,  кто  шел  следом  за  Укамом,  время  от  времени
повторяли:
   - О Иомала!..
   Возгласы мешались со вздохами и стенаниями. С  сухой  дороги  поднималась
пыль. Она, словно пепел, покрывала головы, одежды и лица  людей.  Полотняные
штаны мужчин стали серыми, подзоры из цветного  меха  на  куртках  не  столь
яркими, как прежде. Все поблекло, померкло. Семья Укама была  в  горе.  Умер
отец охотника - Ламби.
   Когда Ламби предали земле, имущество его  разделили  на  три  части.  Две
части - хижина, лодки, сети, оружие,  запасы  мехов  и  шкур  отошли  Укаму.
Третью - серебро, накопленное Ламби, процессия несла в дар Богине Вод.
   Имя Иомалы не сходило с уст биармов. Их возгласы становились все  громче,
все исступленнее:
   - О Иомала!
   О Иомала, мы несем тебе скудный дар старого зверолова Ламби.  Восемьдесят
лет хранила ты его дом от  напастей.  Ты  сопутствовала  ему  на  охотничьей
тропе, в жаркий день ты поила  его  водой,  прохладной  и  приятной,  утоляя
жажду. Зимой ты кутала его в меха и помогала поддерживать огонь в очаге.  Ты
даровала жизнь сыну Ламби - Укаму и послала ему хорошую и трудолюбивую  жену
- Баругу. Ты сделала так,  чтобы  род  Укама  продолжался.  Ты  послала  ему
сына...
   За все это благодарит тебя покойный. Сын его выполняет волю отца.
   Процессия оставила позади Ой-Ял, миновала мелколесье и углубилась в  бор.
Ветки деревьев ударяли людей по лицам, по плечам,  но  никто,  казалось,  не
замечал этого.
   Умолкли птицы. Затаились на деревьях белки, посматривая  из-за  веток  на
людей черными глазами-бусинками.
   Лунд Ясноглазая присоединилась к шествию, и вместе с другими зазвенел  ее
высокий голос:
   - О Иомала!.. О Иомала!
   Возгласы сопровождались ударами в бубны, которые  были  в  руках  мужчин.
Голоса биармов становились все более напряженными,  и  возглас  "О  Иомала!"
звучал все чаще...
   Наконец  Укам  поравнялся  с  высокой  старой  сосной,  верхушку  которой
надломал ураган. Сосна широко распростерла свои  руки-сучья,  словно  силясь
удержать того, кто подходил к священной роще, обиталищу Богини Вод.
   Из-под корней сосны выбегал светлый, студеный ручей. Волшебный ручей.  Из
воды его Иомала сотворила людей и дала им имя - биармы.
   Укам опустился на колени  перед  ручьем  и,  зачерпнув  пригоршней  воды,
напился, а потом смочил себе голову и лицо. То же проделали все остальные.
   Теперь биармы были очищены от  всего,  что  могло  помешать  им  войти  в
священную рощу. Вода ручья делает людей беспорочными. Все грехи и  низменные
побуждения уходят в землю вместе с ней. Человек может теперь предстать перед
Богиней Вод и доверить ей самое ________________________
   ?  В  историко  краеведческой  литературе  по  поводу  божества   биармов
встречаются различные толкования: Ю м а л а  -  бог  грома,  соответствующий
славянскому Перуну; И о м а л а - богиня вод и  т.  п.  Автор  оставляет  за
собой право выбора.

   сокровенное желание, самую большую тайну.
   Укам отправился дальше, и все пошли за ним.
   Никто не имел с собой оружия. Богиня Вод не терпит оружных. Никто не смел
думать ни о чем, кроме нее.
   Чужое горе тронуло Лунд Ясноглазую, и на глазах у нее  заблестели  слезы.
Она украдкой вытирала их и в мыслях молила Иомалу, чтобы  та  сделала  их  с
Рейс счастливыми и богатыми. Но, подумав о богатстве,  Лунд  спохватилась  и
упрекнула себя в жадности. Разве счастье в богатстве? Разве не  богат  купец
Рутан? В его сундуках немало добра. Но счастлив ли он? Нет, не счастлив.
   "Не надо нам богатства!" - думала девушка.  Пусть  охотнику  Рейе  всегда
будет удача. Пусть в сети попадается много серебристой рыбы. Пусть всегда  у
очага будет много дров. Вот и все, о  чем  просила  Лунд  Ясноглазая  богиню
биармов.
   Вереница людей приблизилась к храму.  На  поляне  показался  частокол  из
заостренных, врытых в землю бревен. Близ частокола был навес  из  коры.  Под
навесом висела деревянная доска. Укам поднял с земли камень  и  четыре  раза
ударил по доске. Удары раскололи безмолвие. Из-за кустов вышел сторож  Лакки
в доспехах из китового уса, в шлеме из толстой кожи. Он молча приблизился  к
Укаму, снял шлем и спросил:
   - Что привело охотника к Иомале?
   - У меня умер отец. Он завещал треть добра  матери-Иомале.  Я  принес  ей
завещанное...
   Укам стал на колени и передал Лакки мешочек.
 Все тотчас также опустились на колени, и по лесу разнеслось пение:

   О Иомала, ты даруешь нам жизнь!
   О Иомала, ты хранишь нас от бед.
   О Иомала, мы твои верные слуги,
   Твои до капельки крови,
   Что течет в жилах биармов!

   Лакки принял мешочек, взял под мышку  шлем  и  неторопливо  направился  к
воротам. Он распахнул их настежь, и все увидели статую богини.
   Лакки подошел к ней и положил горсть серебра  в  чашу,  которая  была  на
коленях статуи, потом пошел к земляному кургану, высыпал  туда  остальное  и
перемешал серебро с землей.
   Сторож вернулся, закрыл ворота и молча стал возле них.
   Процессия возвращалась обратно в Ой-Ял.  Лунд  Ясноглазая  оглянулась  на
ограду, мысленно опять упрекнула себя, что любопытство - нехорошее  дело,  и
потом уже больше не оглядывалась.

   Глава одиннадцатая
   ВЛАДИМИРКО ПЛЫВЕТ ОБРАТНО

   Ночью нежданно пал иней.  Его  принес  на  холодных  крыльях  ветер,  что
рождается в полуночном краю льда и снега. Но вскоре взошло  солнце  и  стало
тепло. Иней растаял и обернулся  каплями  влаги.  Они,  как  роса,  светлыми
жемчугами висели на стеблях трав, на листьях, на острых перьях осоки.
   Рейе пробрался к своей лодке, спрятанной в зарослях у берега,  положил  в
нее заплечный берестяной кошель, весло.  Он  оттолкнул  лодку  от  берега  и
вскочил в нее. По воде пошла зыбь, водяная курочка  испуганно  пробежала  по
зеленым листьям кувшинок. Крошечная птица - камышовка запрыгала прочь.
   Кожаные бока  лодки  шуршали  о  стебли  хвоща  и  осоки.  Вода  казалась
красноперой от розового солнца. Всплескивала жирующая рыба.  Щуки  бороздили
хребтинами поверхность воды, гоняясь за добычей. Мелюзга, вынырнув из  воды,
дождем сыпалась по сторонам.
   Рейе скоро подгреб к тому месту, где у  него  была  поставлена  сеть.  Он
торопился: судя по приметам и по погоде, улов обещал быть богатым.
   Он выдернул шест, к которому  был  привязан  один  конец  сетки,  и  стал
вынимать ее, подтягивая нижнюю бечеву и разворачивая полотно сети так, чтобы
не упустить добычу. У лодки заблестели серебристые бока  рыбин.  Рейе  скоро
наполнил кошель и стал бросать рыбу на дно  лодки.  Длинная  синяя  тень  от
ельника скрыла лодку. Сеть  сильно  и  упруго  дернуло,  и  Рейе  приготовил
костяную острогу. Он взмахнул острогой,  и  на  конце  трезубца  затрепетала
крупная щука. Рейе вывалил рыбину в лодку и вынул у нее из  хребта  острогу.
Рыба встрепенулась.  Он  ударил  по  голове  щуки  деревянной  колотушкой  и
довольно улыбнулся: "Хорошая добыча. Подарю ее Вейкко".
   Распутав сеть, он сложил ее на дно лодки и поплыл вниз по течению,  чтобы
потом повернуть к причалу.
   И тут он увидел  ладью,  поднимавшуюся  с  низовьев.  Слабый  ветер  чуть
наполнял ее парус. Гребцы устало  взмахивали  веслами.  Рейе  направил  свою
лодку к ладье. "Кто там плывет? - думал он.  -  Неужели  те  нувеграды,  что
несколько дней назад отправились в море?"
   Он угадал. С моря возвращалась ладья кормчего Владимирка. Но  ведь  ладей
было три! Где же остальные? Рейе опустил весло и присмотрелся  к  ладье.  Он
заметил, что она была наспех починена - на  борту  белели  свежие  доски,  а
мачта связана посредине веревкой. Из десяти гребцов  уцелело  шесть.  Раньше
они сидели по двое на пару весел, а теперь по одному.  В  корме,  у  руля  -
бородатый мужик с перевязанной головой. На повязке запеклась кровь.
   Что случилось с рыбаками? Уж не разгневался ли на  них  морской  бог?  Не
послал ли он ладьи  в  бурю  на  прибрежные  скалы?  Не  напоролись  ли  они
штормовой ночью на подводные камни? А может, встретилось поморам стадо китов
- морских чудовищ, и они могучими хвостами разметали ладьи по океану?
   Заслонив глаза от солнца рукой, биарм глядел на ладью. Бородатый  человек
замахал ему рукой с кормы:
   - Здорово, парень!
 Рейе поднял вверх три растопыренных пальца, потом, загнув два, выставил торчком один и крикнул на языке биармов:
   - Было три ладьи - стала одна. Где же две?
   Владимирко понял его. Показав рукой  назад,  в  низовья,  он  поднял  два
пальца. Две ладьи остались там. Гребцы осушили весла и, сняв шапки,  осенили
себя крестом. Рейе понял, что две ладьи погибли.  Гребцы  опять  взялись  за
весла. Ватажный староста крикнул:
   -  Нурманны  близко-о-о!  Передай-а-ай   своим!   Нур-ма-а-н-ны   близко!
Привечайте гостей копьем и топором!
   Рейе понял только одно слово: нурманны. Он догадался, что вот-вот  придут
сюда нежданные гости, и, помахав поморам на прощанье, взялся за весло. Лодка
птицей заскользила к берегу.
   Рейе  спрятал  ее  на  прежнем  месте,  взял  рыбу  и  побежал  в   Ой-Ял
предупредить своих о том, что к берегам Вины идут нурманны-викинги.
   ...Солнце высушило капли влаги на травах, на листьях деревьев.  Пустынные
лесистые берега затаились в ожидании беды.

   Глава двенадцатая
   ЧУЖЕЗЕМНЫЕ ПАРУСА

   В становище Ой-Ял все  пришло  в  движение.  Биармы,  прознав  о  приходе
норманнов, отсылали жен и детишек  в  леса,  в  укромные  охотничьи  чумы  и
шалаши, поспешно закапывали в землю одежду, запасы пищи,  дорогие  украшения
и, у кого было, серебро. То тут, то там ширкало железо  о  точильные  камни:
мужчины вострили оружие, готовили доспехи на тот случай, если Вик-Инг пришли
с войной. Старейшина Хальмар отправил гонцов-охотников в соседние городища и
стойбища оповестить соплеменников о том, что гости на  подходе.  Слишком  уж
недоброй была слава норманнов. Чаще всего встречи  их  с  местными  жителями
начинались с торга и кончались грабежом.  Закованные  в  железо,  с  острыми
мечами и копьями, норманны лавиной устремлялись в леса и, встретив на  своем
пути хижины биармов, жгли и ломали их. Копьями,  точно  щупами,  разыскивали
ямы  с  запрятанным  добром,  насиловали  женщин,  врубались  в  ряды  плохо
вооруженных воинов лесных племен. Костяные стрелы охотников  мало  причиняли
вреда викингам, защищенным кольчугами и крепкими щитами. И только в  ближнем
рукопашном смертном бою отважные биармы топорами и  палицами  чинили  врагам
немалый урон.
   Зимними долгими ночами в хижинах, у очагов, старые  биармы  рассказывали,
что много лет назад на Вину пришел викинг Гаральд  Волчий  Зуб.  Он  сначала
открыл торг, а потом его викинги бросились с  оружием  на  биармов  и  стали
отбирать все, что продали им. Биармы взялись за кистени и рогатины, но битва
не принесла победы. Большой овраг, где звенели  щиты  и  летали  стрелы,  до
краев был заполнен трупами сынов Иомалы. Гаральд Волчий Зуб ушел  с  берегов
Вины целым и невредимым, потеряв лишь десяток людей.
   Насторожился дремучий лес. За  каждым  деревом  -  дозорный.  Одна  птица
передавала другой весть  о  том,  что  чужеземец  близко.  И  едва  норманны
появились, на всем пути к берегам Ой-Ял  их  провожали  зоркие,  недремлющие
глаза.
   Ватажный староста Владимирко привез новгородским поселенцам, жившим  выше
по реке, тревожную весть о подходе викингов, которые в  горле  моря  Ган-Вик
ястребами налетели на мирные поморские ладьи и потопили две из них.  Третьей
удалось спастись только чудом. Она ушла от погони, скрывшись в  волнах.  Всю
ночь гребцы, выбиваясь из сил и непрестанно отливая воду  из  ладьи  ведром,
гребли к берегу, где на спех починили посудину.
   Едва  Владимирко  добрался  до  острога  на  берегу  Вины  и  усталый  до
полусмерти ввалился в свою избу, к нему явился молодой биарм. Крепкая  обувь
из кожи на нерпичьей подошве разбита в прах, одежонка разодрана в  клочья  -
пробирался, видимо, ночью по лесу без пути, без  дороги.  Но  лицо  у  парня
молодое, не очень утомленное. Он подал Владимирку  горячую  крепкую  руку  и
залопотал по-своему, по-чудному. Владимирко плохо понимал его.
 Тогда биарм достал из-за пазухи небольшой скрученный лист бересты. На бересте были вырезаны ножом какие-то знаки. Владимирко накормил биарма. Жена принесла кусок холста и разодрала его надвое. Биарму дали сапоги и холст. Он переобулся в сухое и, приложив руку к сердцу, поблагодарил хозяев. Он все заглядывал в лицо Владимирка, силясь угадать мысли ватажного старосты. Владимирко задумчиво рассматривал рисунки на бересте. Мало-помалу значение рисунков стало для него понятным.
   Норманн стоял с мешочком денег в руках, биарм рядом с ним  держал  шкурку
песца - значит, норманны прибыли на торг. Следующие  рисунки  означали,  что
после торга норманны,  может  быть,  нападут  на  биармов.  Владимирко  знал
повадки викингов. Норманн держал в руке меч, биарм был с  луком  -  выходит,
будет бой. А кто же этот четвертый человечек? Судя по топору, который был  в
его руках, - ватажник, новгородец. Он должен быть рядом с биармом, прийти  к
нему на помощь.
   - Все понятно, - сказал Владимирко, свернув  бересту.  -  Ваш  старейшина
просит помочь ему в случае войны...
   Биарм, видя, как взгляд Владимирка прояснился, радостно закивал  и  опять
залопотал по-своему. Владимирко похлопал его по плечу:
   - Придем. Не оставим вас в беде! - он  показал  жестами,  что  новгородцы
непременно явятся на помощь.
   Затем Владимирко взял острый охотничий нож и  рядом  с  рисунком  биармов
стал вырезывать свои фигурки.
   Он вырезал новгородца и биарма рядом, со шкурками в руках, а  за  ними  -
норманна с мешочком денег. Это означало, что и  новгородцы  и  биармы  будут
вместе на торге. А когда норманны после торга вздумают  драться  -  об  этом
говорила фигурка норманна с мечом, -  то  биармы  возьмут  в  руки  луки,  а
новгородцы - топоры.
   Закончив работу, Владимирко поправил повязку на голове  и  подал  бересту
посланцу. Тот взял ее, посмотрел на фигурки и опять радостно закивал головой
и приложил руку к сердцу. Владимирко смотрел на него  с  улыбкой.  Он  вдруг
вспомнил что-то и радостно воскликнул:
   - Погоди, парень, это ты подъехал к нам на  лодке,  когда  мы  торопились
домой на своей ладье?
   Владимирко поднял руку с тремя растопыренными пальцами, потом загнул два.
Биарм радостно закивал и затыкал пальцем себе в грудь.
   - Я тогда встретил вас на реке утром! - сказал он.
   Это был Рейе.
   Владимирко дал пареньку на дорогу харчей и проводил  его  за  бревенчатый
острожек. Рейе шел, посматривая по сторонам на  высокие,  крепко  срубленные
избы, на женщин в длинных  сарафанах,  которые  несли  от  колодца  воду  на
коромыслах, похожих на луки.
   В тот же день Рейе, пройдя около тридцати верст, вернулся домой и передал
ответ Владимирка Хальмару.

   *
   * *

   Наступил тихий зоревой вечер. Вина лишь  кое-где  была  подсинена  рябью.
Полуночный ветер опустил свои крылья. И там, где небо взялось синей  хмарью,
лесные люди увидели большой полосатый парус. Отблески заката играли на  нем.
Красные полосы казались кровавыми, зловещими, а синие  напоминали  о  чужих,
неведомых морях.
   За полосатым парусом показался другой, поменьше, с  изображением  черного
морского орла. Драккары шли на веслах друг за другом.  Можно  было  опустить
паруса - ветер очень слаб, - но викинги хотели, чтобы лесные люди увидели их
быстроходные корабли во всей красе.
   Туре Хунд-Собака в голубом  шелковом  плаще  неподвижно  стоял  на  носу,
опираясь на меч, обшаривая берег прищуренными глазами. Туре догадывался, что
с берега за драккарами следят десятки биармов. Пусть жалкие  лесные  людишки
видят силу и могучесть викингов, богатых ярлов и  купцов,  сыновей  фиордов,
знатных воинов и настоящих мужчин!
   В конце пути, повеселев, викинги дружно и сильно  взмахивали  веслами,  и
радужные брызги, подсвеченные зарей, вспыхивали возле черных смоленых бортов
драккаров, на которых поблескивали развешанные боевые щиты.
   На носовую палубу поднялся Орвар. Он стал рядом с хозяином, сжав  крепкой
рукой рукоять меча. На телохранителе Туре - боевые  доспехи:  рогатый  шлем,
пластинчатая кольчуга, в левой руке овальный бронзовый щит.
   Зоркий взгляд Туре приметил в камышах под берегом кожаные  лодки.  Викинг
уверился в том, что городище биармов ,близко. Он поднял над  головой  меч  и
бросил его на палубу. Орвар снял шлем и также  положил  его  рядом  с  мечом
Туре.  Туда  же  он  сложил  и  щит  и  меч.  Затем  Орвар  поднял   заранее
приготовленный шест, на котором была привязана  заячья  шкурка.  Это  должно
было означать намерения гостей: "Мы пришли сюда  не  воевать,  а  торговать.
Бояться нас не следует".
   Биармы видели все это с берега, но  никто  из  них  не  показывался.  Они
выжидали.
   Викинги вынули  весла  из  весельных  дыр  и  сложили  их  вдоль  бортов.
Опустился полосатый парус. За борт  упал  якорь.  Рядом  с  драккаром  Хунда
бросил якорь корабль Карле.
   Викинги повскакали с румов и с любопытством смотрели на незнакомый берег.
Потом они стали приводить в порядок свои корабли.  Орвар  ударил  в  гонг  -
сигнал к ужину.
   Ночью вверх и вниз по реке шныряли дозорные лодки викингов с вооруженными
моряками. На кораблях усталые команды рано легли спать.
   По берегу, у городища Ой-Ял, крадучись и прячась за  деревьями,  до  утра
хо