гли бы еще освободить его  из-под  ареста,  а
империя встала бы перед угрозой возвращения Парижа к республике).
   Но...
   - К чему додумывать! - убеждал себя  Мале,  вышагивая  по  камере  тюрьмы
Аббатства. - Пора готовить себя к концу...
   Обвинительные акты он не стал даже читать:
   - Зачем? Вряд ли  здесь  кроется  что-либо  приятное  для  меня.  В  моем
возрасте лучше поберечь себя от всякого вздора!..
   В срочном порядке была  образована  военно-судебная  комиссия,  во  главе
которой был поставлен граф Дежан (тоже бывший республиканец - генералу  Мале
везло на них).
   Мале первым и предстал перед своими судьями.
   - Прошу учесть  мое  заявление,  -  начал  он  сразу,  еще  с  порога,  -
виновником всего произошедшего в Париже я считаю только одного себя, и никто
более в этом не виновен!
   - Но заговор невозможен для одного человека, -  допытывался  граф  Фрошо,
тоже попавший в число судей. - Кто же ваши главные помощники?
   - Странный вопрос, - хмыкнул Мале.
   - Может, и странный. Но кто же ваши сообщники?
   - ВСЯ ФРАНЦИЯ, - ответил Мале, - и даже вы, граф Фрошо,  если  бы  мне  и
моим планам сопутствовал окончательный успех.
   - Обвиняемый, - вступился Дежан в защиту префекта, - у вас  отнято  право
говорить от имени империи... Франция - это наш император, это  слава  нашего
императора!
   - Вот именно, - согласился Мале. - Я всегда утверждал то же  самое...  Но
куда делась слава французов? О-о, я понимаю теперь  -  она  загнана  вами  в
нищенские подвалы или на чердачные мансарды, униженная и ограбленная тем  же
императором, которого вы так восторженно прославляете. Впрочем, так и  надо:
порох ведь тоже хранят в подвалах.
   - Остановитесь, Мале: у вас очень мало доказательств...
   Мале почти беспечно рассмеялся в ответ:
   - Какие же вам нужны еще доказательства? Разве мой заговор не доказал всю
гнилость империи Наполеона? Я, один только я,  бежавший  ночью  из  бедлама,
выхожу, почти безоружный, на улицы Парижа и за три кратких  часа  разваливаю
весь государственный аппарат вашей хваленой и непобедимой империи...

***

   Настал день суда... Большинство обвиняемых были офицерами Десятой когорты
или войск парижского гарнизона.
   - Эти люди ни в чем не виновны, - оправдывал их Мале. - Они, как  честные
солдаты,  повиновались  генеральским  приказам,  мало  задумываясь  над   их
смыслом...
   Защита Мале не могла им помочь. Прокурор в своей речи  назвал  участников
мятежа преступниками от рождения.
   -  Взгляните  на  этих  разбойников!  -  призывал  он  публику.   -   Как
выразительно сама природа начертала на их  лицах  следы  всяческих  пороков!
Нет, для таких чудовищ не могут быть дороги заветы священной присяги, данной
ими императору...  Это  они  стремились  ввергнуть  Францию  в  ужасы  новой
революции!
   Граф Дежан по очереди вызывал обвиняемых:
   - Что вы можете заявить в свое оправдание? Пожилые служаки  могли  только
перечислить перед судьями заслуги боевого прошлого, а граф Дежан  кричал  на
них:
   - Этого  мало!  Теперь  каждый  француз  имеет  заслуги...  Бедный  Сулье
перечислял битвы, в которых участвовал; щупая свое тело,  он  вспоминал  уже
забытые контузии и раны.
   Но граф Фрошо уже звонил в колокольчик.
   - Слово предоставляется защите! - торжественно возвестил он и показал  на
пустые ряды адвокатских кресел.
   - Стыдитесь! - выкрикнул Мале. - Ни один адвокат Парижа даже не явился на
этот суд, все они придавлены страхом за свои лощеные шкуры... О какой защите
может идти речь? Разве же человек,  выступивший  на  защиту  прав  Человека,
может нуждаться в какой-либо защите?
   - Мале, замолчите, - потребовал Дежан.
   - Нет, - возвысил голос Мале, - патриоты не нуждаются  в  адвокатах.  Они
торжествуют или же погибают...
   Судебное заседание длилось весь день 27 октября, и только в  четыре  часа
утра следующего дня был оглашен приговор.  Из  24-х  обвиняемых  в  заговоре
против империи 14 человек были приговорены к смерти.  Первым  назвали  Мале,
вторым Лагори.
   Лагори схватил толстую книгу, запустив ее в судей.
   - Так, - выкрикнул он, - вы лучше запомните человека, которого  посылаете
в могилу!..
   Далее  следовали  имена  Гидаля,  полковника  Сулье,  капитана  Пиккереля
(Ровиго лично отомстил ему), лейтенанта Ренье,  капрала  Рато  и  корсиканца
Боккеямпе... Приговор по делу о мятеже читался очень долго, и Гидаль  слушал
его с большим вниманием, склонив набок  голову.  Лишь  когда  речь  зашла  о
конфискации имущества приговоренных, он радостно загоготал.
   - Вот ты, ворюга, и попался на этом! -  громогласно  заявил  он,  хлопнув
себя по животу. - Смотри: вот здесь мое единственное имущество, и оно всегда
при мне... На этот раз я обещаю оставить его специально для тебя - в параше!
Бойся, как бы его не расхватали другие, более алчные...

***

   В ночь накануне казни многие спать вообще не ложились  и  писали  письма.
Мале же сказал тюремщикам:
   - Стоит ли отдыхать накануне вечности?.. О чем он думал в последние  часы
жизни, можно только догадываться: никаких записок после себя он не  оставил.
Около трех часов дня 29 октября перед тюрьмой Аббатства  остановились  шесть
просторных экипажей. Смертников вывели во двор.
   Мале сразу шагнул к Лагори и Гидалю:
   - Не имеете ли зла на меня за всю эту историю? Лагори  промолчал,  Гидаль
же хмуро ответил:
   - История, конечно, с дерьмовым концом. Но надо  же  было  показать  этим
выскочкам, на что мы, филадельфы, способны!
   Боккеямпе, завидев Мале, крикнул ему:
   - Скажите начальству, что священник забыл навестить меня!  А  я  не  могу
умереть без святого причастия.
   Мале, убежденный атеист, вступился за верующего:
   - Дайте же корсиканцу священника!
   - Прелат, - ответили ему, - ждет его у Военной школы.
   Последние завещания - последние пожатья рук. Лагори просил опустить  верх
траурной колесницы.
   - Ей-богу, - заявил он, - мы, наверное, стоим того, чтобы  народ  Франции
посмотрел на нас напоследок! Не такие уж мы канальи, чтобы не заслужить этой
маленькой чести...
   Верха карет откинули, и мрачный  кортеж  тронулся  к  Гренельскому  полю,
окруженный по бокам конными жандармами. Одна из цветочниц бросила  в  экипаж
Мале букетик запоздалых осенних цветов, и он рассыпался у ног  генерала.  Им
встретились шумные толпы студентов, спешивших по домам после лекций.
   - Молодые люди! - обратился к ним Мале. - Я  верю,  что  вы  не  забудете
двадцать третье октября...
   Коляска уже выкатывалась на плац.
   - Граждане  Франции!  Мы  погибаем,  но  помните,  что  мы  не  последние
римляне.., за нами - легионы! И вот оно - жуткое Гренельское поле.

***

   За шпалерами солдат  глухо  волновались  толпы  народа.  Всех  осужденных
поставили к глухой стене здания Военной школы.
   - Где же священник? - выкрикнул Боккеямпе, но тут барабаны забили  частую
дробь.
   Мале расстегнул мундир, смело шагнув вперед. Лагори и Гидаль старались не
отставать от него. За ними двигались остальные - тоже геройски. Старик Судье
громко выкрикивал ругательства.
   - К стене, назад.., к стене! - командовали  жандармы.  Люди  шли  вперед,
головы их  были  обнажены.  Мале  смотрел  в  небо,  где  кружились  голуби.
Боккеямпе продолжал просить о священнике.  Очевидцы  слышали  гневный  окрик
Мале:
   - Послушайте, у этого человека было так мало просьб  в  жизни  -  так  не
откажите ему в последней!.. Они остановились, когда барабаны смолкли.
   - Прощайте, братья мои - Лагори и Гидаль.
   - Прощай и ты, наш брат Мале...
   С треуголкой, зажатой  под  локтем,  появился  секретарь  военно-судебной
комиссии. Снова зачитывался приговор.
   Боккеямпе встал на колени - горячо молился.
   Долго и нудно повторялись избитые слова:
   - Высокий долг.., священная обязанность.., император...
   Наконец секретарь свернул бумаги, надел  треуголку.  Качнулись  ружья.  И
вдруг послышалось - резкое:
   - Пли! - это скомандовал сам генерал Мале. Все его  сообщники,  как  один
человек, растопырив руки, упали ничком вперед. Но Мале продолжал стоять...
   - Пли! - крикнул он снова.
   Со второго залпа он тоже упал. В своем генеральском  мундире  Мале  лежал
среди разметавшихся тел ярким золотым пятном.
   - Казнь окончена. Пригласите врача.
   Через весь плац к убитым шагал доктор. Он проходил вдоль ряда  мертвецов,
нагибаясь над каждым. Тронул запястье  Мале,  и  генерал  Мале  вдруг  снова
поднялся на ноги.
   - Отойдите, - прохрипел он, - еще не все кончено...
   Боясь нежданного залпа, врач пугливо отбежал в сторону.
   Толпа в ужасе присела, когда на фоне кирпичной стены снова во  весь  рост
вытянулась стройная фигура генерала Мале...  Он  что-то  еще  кричал  -  под
грохот барабанов. До парижан едва долетали его слова:
   - Франция.., народ.., гений.., республика... Последнее, что он запомнил в
этом безбожном, сверкающем мире,  -  это  шеренгу  солдат,  идущих  прямо  к
нему... Генерал-республиканец Клод Франсуа Мале был добит штыками!
   Имя этого удивительного человека очень редко встречается в нашей  русской
литературе.

DIXI

   Холодный туман, словно саван, покрыл улицы старого, но всегда прекрасного
Парижа... На стенах домов и на заборах были расклеены  списки  казненных,  в
которых объявлялось, в чем они виноваты. Мадам Софи  Гюго,  давно  брошенная
мужем, шла по улице с сыном Виктором и тихо плакала.
   - Прочти, - вдруг остановилась она.
   Мальчик прочел список, запнувшись на имени Лагори.
   - Их уже нет с нами.., они ушли. Они ушли в историю,  как  в  потемки,  -
сказала мать. - Но ты обязан помнить их  имена:  на  Гренельском  поле  были
убиты великие французы...
   И больше не плакала! Вместе с сыном  она  проводила  до  кладбища  черные
дроги, на которых отвозили тела казненных.
   Из дешевых гробов, через плохо  сбитые  доски,  на  мостовые  Парижа  еще
капала кровь,  и  мать  с  сыном,  будущим  писателем,  ступали  по  красным
булыжникам.
   А дорога до кладбища была очень дальняя...
   - Не отставай от меня, - говорила женщина сыну. - И  никогда,  прошу,  не
забудь, что ты наречен ради великого будущего именем человека, которого твоя
мать всегда любила...
   Филипп Буонарроти  составил  "Список  великих  людей".  Он  открывал  его
именами Христа и Пифагора, а  в  конце  списка  поместил  двух  генералов  -
генерала Моро, который в рядах русской армии пал за свободу народов  Европы,
и генерала  Мале,  "отважного  республиканца-демократа,  который  из  глубин
темницы восстал во имя защиты прав свободного человека...".
   В 1814 году  скромную  могилу  генерала  Мале  посетили  молодые  русские
офицеры - освободители Европы  от  наполеоновского  ига.  Они  украсили  его
могилу свежими розами.
   Это были будущие декабристы... Dixi!

   1960 - 1962
   Ленинград
   1984 - 1985
   Рига