еды, поблажка?...
     Для любящих тебя, как это тяжко!
     Одумайся,
                         побойся,
                                          погоди!..
     Не брезгует ли
                               жертвою такой,
     с небес взирая,
                                тот, кому молился?
     Не оттого ль
                             несчастий дождь пролился
     над хитрою твоею головой?..
                                                        1997

x x x
     Не подведи, лишь на тебя надеюсь,
     За весь свой век тебя не подводил,
     старался не как надо - как хотелось
     и по сердцу компанию водил.

     Быть может, неоправданно измучил,
     тебя мое любимое, а все ж
     так до сих пор вопрос и не изучен:
     кому за что ты сердце отдаешь
     частицами и снова собираешь
     его в груди и с болью и тоской...
     мне кажется все началось вчера лишь -
     ан вот - уже пора и на покой!

     Ты - бич вранья, шестого чувства гений,
     не измени, по-прежнему любя,
     остановись, лиши меня мучений, -
     немало их я принял за тебя.

     Так сделать шаг последний все бы рады,
     но ты реши счастливый выход мой...
     любая смерть тускнеет от награды,
     поклеванная пошлою молвой.
     1997


О  ДНЕ  РОЖДЕНИЯ

     Печальны мартовские дни.
     Воспоминанье похорон
     друзей и близких... крик ворон,
     поминки, пьяной болтовни
     необязательной назавтра
     хрустящий невесомый прах.
     Полуулыбка на устах,
     как бы неведомая,  правда...
     И так весь месяц, а в конце
     свой день рожденья в том ряду,
     что я весь год с тоскою жду,
     как ставшая под пули цель.
     Что делать мне? Что поменять?
     Ведь не вольны мы безусловно
     воинственно иль полюбовно
     свой день рожденья выбирать!?.
     Но все же, если допустить:
     перенести на май, декабрь -
     там больше светлых дней хотя бы,
     чтоб  состраданьем не грешить.
     Увы мой бедный календарь!
     Пожалуй, в месяцы иные
     все дни - одни лишь прописные
     да обводящих рамок гарь...
     нас хочет кто-то приучить:
     кончина рядом и рожденье.
     Но жизнь меж ними без сомненья,
     чтоб их сильнее разделить.
          1997


x x x
     Не плача, не волнуя,
     Не требуя наград,
     Уходят дни - а ну их,
     Иду не в рай, не в ад.

     И только сожаленье
     О скорости пути,
     Стремительно, сложенье -
     Попробуй не пусти!

x x x
     Строчки,  строчки
     И без  продолженья...
     Так ли мысли мои коротки,
     Есть опасность простого сложенья -
     Разорвут на чужие ростки,

     А когда словно капли в потоке
     Или плавность воды у запруд,
     Унесут меня струи и строки,
     В недоступную даль увлекут.
          1998



x x x
     Волненье,
     Но прекрасно пелось,
     Тринадцатым был даже класс!
     Число и дом!
       Куда же делась
     Та пятница?
       Не отреклась?

     Гонимые не суеверьем,
     А бесшабашною мечтой,
     Стучались мы к искуссству в двери
     Навечно,
     А не на постой.

     Крылом фортуны не задеты,
     Но до вершин вознесены,
     Сменяли игреки и зэты
     На восхитительные сны...

     Тогда мы верили, что сказки
     Сумеем в были воплотить,
     И шли открыто без опаски,
     И не за что себя корить.

     Народной массой одолели
     День и число, и номер класса,
     И быль, как сказка, в самом деле,
     И нет нам удержа и спаса.
          1998





x x x
     Я не сумею тебе рассказать,
     Слышал ли, как вы меня хоронили...
     Лучше при жизни опять и опять
     Мне говорить, что меня вы любили...

     Редко придете меня навестить,
     Или со временем и не придете,
     Это заранее просто простить,
     Так приходите сейчас, по охоте...

     Может, и стану я рядом витать,
     Но показать это вам не сумею,
     Лучше, чем песней за сценою стать,
     К вам дотянуться рукою своею.

     Жизнь жестоко диктует порой,
     Но чтобы ей до конца насладиться,
     Может, носиться в ней не по прямой,
     Чтоб не тянуло назад возвратиться.
         1998


x x x
     Пугают даты под стихами,
     Над чащей сосен петухи.
     Полутона в вороньей гамме.
     Почти замолены грехи.

     Умеет за глухой оградой
     Взгляд различить и тон, и суть.
     И непомерною наградой
     Считаешь каждое чуть-чуть.
         1998



x x x
     Я опять на часы не гляжу.
     Слишком рано детей разбужу.
     Что со мной? Нетерпения зуд.
     Жизнь короткая - долог мой суд.
     И вы будете тоже мечтать,
     Чтобы мог вас мой голос поднять,
     Но никак не вернуть, не забыть,
     И вы станете детям звонить...
         1998.





ПЕТЕРБУРГСКИЕ НОЧИ

x x x
     Пыльный ветер по стылой Фонтанке,
     В Шереметьевском доме окно,
     Можно в горькую тайну изнанки
     Заглянуть сквозь него заодно.

     До Цепного моста недалеко:
     Только окна твои миновать
     И подъезд недреманного ока,
     Чтоб вернуться от Летнего вспять.

     Все круженье,
       круженье,
                        круженье,
     Нету силы идти напролом,
     Окружение, как окруженье,
     Неразъемность наручников - дом.

     В этом городе полном печали
     Строк, отлитых на все времена,
     Сколько душ свою ночь повстречали
     Под приютом безмолвным окна.

     К Черной речке теперь пешеходом,
     Незастроенным веком мечты,
     И больнее печаль с каждым годом,
     И разведены ночью мосты.


x x x
     Письма - это совсем не бумага,
     Не отчаянья мрак по ночам,
     Эти строки при свете - отвага
     Разговора с собой по душам.

     Тайна здешних болот не раскрыта,
     Из погубленных душ пьедестал,
     Конь в брезгливом испуге копыта
     Над застывшею болью задрал.

     И отчаянье в реку стекает,
     Не скудеют его родники -
     Наводнения проза такая
     Хмуролобым совсем не с руки.

     Обновления ветер спесивый,
     Ожидание жизни иной,
     Город самый красивый в России,
     Город самый в России больной.

     Червоточина в тайне зачатья
     Открывается много спустя,
     А смертельные сфинксов объятья
     На почтовых конвертах - пустяк.

     Но он тянет, как пропасть с обрыва,
     Как объятья в разлуке твои,
     Над Фонтанкой окно молчаливо,
     За оградой в саду - воробьи.


x x x
     Где-то тут, на Кронверке
     Витают
     Души их, и тени их бредут,
     В жизни неприкаянны веками
     Верой защищавшие редут.

     Сколько тут опал и междометий,
     Возвращений горьких и смертей,
     Уголок не сыщешь на планете
     Сердцу и страшнее и святей.

     Отдана Лубянке эстафета,
     Наполняет голос новояз,
     Это здесь они висели где-то,
     И веревка тут оборвалась.

     Но концы ее легко связали
     С той поры в трепещущей ночи
     Тени их и души их из дали,
     А за ними следом палачи.

     Не полны раскаянья и страха
     В рвенье "до конца искоренить",
     По ветру их красная рубаха,
     "Слово - дело"  - вековая нить.

     Волны что-то важное такое
     Шепчут, как им кажется тайком,
     На Руси не ведают покоя
     Души ни до смерти, ни потом.

x x x
     Это  тайна ночного полета
     Всех на свете земных Маргарит,
     На Исакии ангел кого-то
     Словно... шерп молодой сторожит.

     За Фонтанкой у церковки Анны,
     Зацепившись, упала луна
     И катилась по рельсам трамвайным,
     Как однажды в Москве голова.

     Эти тонкие ленты стальные
     Ночь разрежут двойной колеей,
     И пойдут за тобой остальные,
     Как тропинкой идут полевой.

     Но в томительном сером тумане
     Ночи, не насылающей сон,
     Все мосты развели атаманы
     Недоступных для смертных времен.

     И приходится верить, тем паче,
     Что уже совпаденья пошли,
     И нельзя прикоснуться иначе
     Ни к каким наслажденьям земли.

x x x
     Тышлер здесь подглядел свои тени
     Декорации крыш городских,
     Робко окна трепещут в смятенье,
     Заворожено город притих.


     За какой занавеской отсюда
     Абажуром расправленный свет,
     Уцелевшая чудом посуда
     Вековых дореформенных лет,

     Молью травленный стол с перламутром,
     Речь, отличная вязью от всех,
     Этот взгляд неожиданно мудрый,
     Этот не позабытый успех.

     Возвращение, как отрезвленье,
     Здесь живет еще дух, а не быт,
     Из раскромсанного поколенья,
     Кто осмеян, обгажен, убит...

     У Никольского, словно в котомке,
     В саркофаге глухого двора,
     Перворусских варягов потомки,
     Что на службу к холопам с утра.

     А ночами,
       ночами,
        ночами,
     Неподвластные гнусной братве,
     Были горькой судьбе палачами
     В непокорной своей голове.

     И над крышами вдовой столицы
     Поднимается дух по ночам,
     И узорами окон хранится,
     Шифрограммами светится нам.

     И читается без перевода
     Через век, через тысячу лет,
     По истории странной подвода
     На пути без конца и примет.

x x x
     В Озерках горят дома
     Вековой постройки,
     На пожаре кутерьма,
     Перерыв на койке...


     Бродит Бродский под окном,
     Ходасевич ходит,
     Пушкин с пушкой - в полдень гром,
     Эхо не находит.

     Достоевский достает,
     Пьет чаек Чайковский,
     А на Невском идиот
     Ищет нос майорский.

     Скачут кони, львы рычат,
     Фрески, маски, доски,
     Барельефы для внучат
     Мизерны и плоски..

     Першпективы, купола,
     Ворота, решетки,
     Божья матерь, чья взяла?
     Контуры нечетки...

     У излучины реки
     С подставной Авроры
     Разбежались морячки
     Все на заговоры.

     Белый выбелил в ночи
     Серебром останки,
     Не умчались палачи
     В табор на тачанке.

     Задохнулись митинга,
     И филон Филонов
     Не хрипатит ни фига
     Ни с каких балконов.

     Киров бросился кирять
     Из пуантов потных,
     Жданов не желает ждать -
     Скрип засовов плотных...

     Ягужинский стылый дух,
     Некрасив Некрасов.
     Страсти фитилек потух
     На трухе матрасов.

x x x
     Как от дружбы дойти до любви.
     Креслом бил зеркала режиссер.
     И все кутался Храм на крови
     В бесконечный ремонта узор.

     Чилинзелли в окно заглянул,
     Бестолково трубили слоны.
     А мне слышался нежный Катул,
     А им снились об Африке сны.

     Не взирая на вывески лет,
     На их красный партийный резон,
     Во дворцах по полуночи свет
     И хрустальный напоненный звон.


     У Ани`чкова в красном дому
     К Белосельской спешили на бал,
     Угоревший в картежном дыму
     Пушкин руку Россет подавал.

     Их движения тень не легла
     За решетки тельняшечьих лет,
     И поганая власть не смогла
     Воспаривших загнать в турникет.

     Днем отсюда инспектор ходил
     К Демени и спектакль принимал,
     Он из марионеток удил
     Большевистским чутьем криминал.

     Но на вывеске каждой кресты
     Жирно ставил хозяин былой
     И бросал в опохмелку висты,
     И в года, как в Неву, с головой.

     Словно видел убогий конец
       Неподкупно жестокий возврат.
     По истории верный гонец
     Возвращает беспечных назад.

x x x
     Что за "Красная стрела",
     Что за горькие дела,
     Проводница убирала
     Чай в стакане со стола.


     Кутался в туман перрон,
     Обреченно обнажен,
     И Глиэр всегда готовый
     Заводил свой грамофон.

     Ни пролетки, ни такси,
     Как обычно на Руси,
     Встретят, если ты на кресле,
     А проводят - не проси.

     В электрическом луче,
     Как в ночном параличе,
     Шпиль один горит воспетый,
     Лямка сумки на плече.

     А на тихой Моховой,
     На подушке пуховой
     Досыпает сон Обломов
     Непробудный, роковой.
       Дек.1998

x x x
     Прожил век, не зная покоя,
     Пролетели годы, трубя.
     Счастье, ты из себя какое?
     Под конец бы взглянуть на тебя...

     И заметил бывалый ветер,
     Усмехнулся ехидно: -Ишь!
                           Где-то есть ведь оно на свете!
                           Ну, не тут - так там поглядишь!

     - Ветер, ветер! - Мне так не светит!
     Надо здесь - не живется вспять!
     И про счастье хотел бы детям
     Правду я до конца сказать!
     1983


x x x
     Слова растеряли, быть может,
     Поступки зато обрели,
     И совесть все яростней гложет
     За все неустройства земли.


     С годами трудней примириться
     С неодушевленным концом,
     И что, невзирая на лица,
     Нам вечность заглянет в лицо.

     И, не проявляя участья,
     Проставит нам буднично лит,
     А то, что не ведал ты счастья,
     Нисколько твой век не продлит.
     1983




x x x
     В бесконечном караване
     От восхода до заката,
     Кто убит, а кто тут ранен,
     Не замечена утрата.

     На ходу тебя оплачут,
     Кто идет с тобою близко,
     И они же все оплатят
     От носков до обелиска.

     Но прошли, и нет возврата,
     Топотня неумолимо -
     Может быть,  была утрата? -
     Караван проходит мимо!..

     По незнанью и от лени,
     Презирая равнодушно
     Мысли о переселеньи,
     Ожидающем все души.

     Только желтой пыли тучи,
     Да жалельщики в опале,
     На зубах песок скрипучий,
     Будто тоже закопали.

     В бесконечном караване
     От восхода до заката -
     Похоронен и едва ли
     Переселишься куда-то...
     1983

x x x
     Я так привык к своему дому.
     Я так привык к своим детям.
     Я так привык к своей жене.

     Мне так хорошо с этим небом,
     Мне так хорошо с этим ветром,
     Мне так хорошо с этим солнцем.

     Почему же я должен покинуть их?
     Почему же я должен знать об этом?
     Почему я должен так жить?.
     1982


x x x
     Обыденность всесильна, как пехота,
     В нас прочно занимает рубежи,
     Она, как королевская охота,
     И жертва точно на нее бежит.

     Она легко любого настигает,
     Не оставляя даже шанса нам,
     И буднично безжалостно стегает
     По тронам, креслам, званьям и чинам.

     И мечутся офлаженные тяжко,
     Стараются, дрожат и сторожат,
     И вдруг провал - осечка и промашка,
     Прорыв в кругу, и больше круг не сжат.

     А тот один уходит в мир, в бессмертье
     И буднично бросает на лету:
     - О, люди, не играйте и не верьте
     Ни в будничность, ни в смерть, ни в суету.
     1982




x x x
     Продешевить боясь и показаться
     Невыгодно в глазах своих друзей,
     Всю жизнь жаждал славы и оваций
     И громкой репутации своей.

     Как он боялся говорить об этом,
     Как прятал эту тайну и берег,
     А был когда-то, кажется, поэтом,
     И может быть, достичь чего-то мог.

     Но это время так и не настало,
     И слава загордилась - не пришла.
     А он все ждет и все брюзжит устало,
     И, если что-то делает, - со зла.
          1983


x x x
     Что ты просишь в юности для счастья?
     Пониманья, ласки и участья, -
     Чтобы одолеть, дойти цели,
     Чтобы оценить тебя сумели.

     В зрелые года  - здоровья близким...
     Раздаешь, что можешь без расписки,
     И кому-то подставляешь плечи,
     Сомневаясь, что увековечен.

     В старости, оборотившись к Богу,
     Силы на последнюю дорогу,
     Чтоб не быть обузой и помехой
     Тем, кому ты был всю жизнь утехой.
     1993





ВЕСЕННЯЯ  ЗВЕЗДА

x x x
     Где-то падает звезда
     В никуда,
     Ты уходишь из гнезда
     Навсегда,
     Я слова свои листу
     На лету,
     Просто душу я мету
     В пустоту.
     На звезду мою падет
     Этот сор.
     И кому-то перейдет
     Мой позор,
     Никого не огорчит
     Моя ночь,
     И строка моя горчит - не помочь.
     Кто кому дарил давно
     Все равно,
     Всем нам прошлое дано
     Заодно,
     Вот и падает звезда
     В никуда,
     И строка идет туда
     Без следа.
     1994

x x x
     Не бывает ветер старым,
     Все, что он приносит ново.
     Все вокруг зеленым стало -
     Не найдешь теперь другого.

     А потом примчится пестрый
     Ветер - листьям в салки бегать,
     Станет ветер белым...
         Просто
     Будем в темноте обедать.

     Был бы вечно старым ветер,
     Чтобы жизнь не летела, -
     До того, что есть на свете,
     Никакого ветру дела.

     Подневольный он бродяга -
     Ни воды ему, ни хлеба -
     Дремлет у любого флага,
     Если вызвездило небо.

     Не жалея сил и духа,
     Дует, дует,
     Веет, веет,
     По прорверенным по слухам
     Никогда не постареет.
        1998



x x x
     Откуда эта тяга к обновленью?
     От смен в году  -
            от марта, сентября...
     нам в душу Бог вложил,
     что мы не зря
     не подвергаем череду сомненью.

     Не в постоянстве благо и покой,
     Приносит ветер солнце или влагу,
     И мы привыкли: премены к благу,
     И не к добру смиренье и застой.

     Уже  в утробе перемены ждем,
     И так - весь век...
       преследуемы страхом...
     что остановим перемены махом,
     когда в дубовый ящик упадем.
          1998

x x x

     Чем дальше свет моей звезды,
     Тем здесь он видится яснее,
     И я сказать уже не смею,
     Что это прошлого следы.

     И может, не напрасен труд
     Любви и самоотреченья,
     Когда далекого свеченья
     Еще сердца другие ждут.

     И наступает звездный час,
     Когда с далекого плафона
     Беспечно и непринужденно
     Согреет свет звезды хоть раз.
         1995


x x x
     Его явление похоже
     На свет, идущий изнутри,
     Мурашки по спине, по коже,
     Предвосхищение пари
     Двух тел в любовном беспокойстве,
     Мерцанье жадное огня,
     И рифмы сыплются из горсти,
     Бросая навсегда меня.
     И тянут за собою строки
     Те нервы, что во мне живут,
     И отправляются на строгий
     И как всегда неверный суд.
     Так в тягостном опустошенье
     Ни жить не в силах, ни грешить,
     Гадаю лишь, за что мишенью
     По божью промыслу служить!?.
     Взамен - ни счастья, ни участья,
     Наветы зависти слепой
     И крест, распятье без причастья
     Тупой озлобленной толпой.
     1995

x x x
     Шло весеннее тепло,
     Примеряясь понемногу,
     На разбитую дорогу
     Щедро тратило стекло.

     Не хотело прогонять
     Стужу, чтоб не стать привычным,
     Что считаем необычным,
     В том находим благодать.

     Да, по-правде, неспроста,
     Вспомнив прошлые печали, -
     Радость солнышка вначале -
     После пыль и духота.

     И томленье от жары,
     От прилипчивого зноя,
     Нам бы только, что другое -
     Не навечно, до поры.

     Да и это, как сказать, -
     Надоевшая привычка,
     То, что близко и обычно,
     На чужое поменять.
        1998

x x x
     Сомненья дух посеян
     В привычности простой,
     Владеет лист осенний
     Чужою наготой.

     Любовная привычка
     Расширить просит круг,
     Все так же, все обычно,
     А все таки, а вдруг...

     Боязнь и тревога:
     Пройти и не успеть,
     Короткая дорога,
     Безвыходная сеть.

     Улыбки и походки
     Невыносимый свет,
     Презренья миг короткий,
     Звезда на много лет.

     Воображенье дразнит,
     Но обжигает страх,
     И нет однообразья
     Лишь в горе и стихах.
     1995



x x x
     Я снова старый том возьму,
     В который верил свято
     И поверял тоску ему,
     В него записки прятал.

     Прочту опять я стих, другой...
     Но что же с книгой стало?!
     Она была мне дорогой
     И часто выручала.

     Теперь... теперь я удивлен:
     Все плоско в ней и глупо,
     Во что же был я тут влюблен,
     Во что так верил тупо.

     Поднялся выше на чуть-чуть,
     И...  новые сравнеья,
     А кто п