сь за деревья. Вода почти скрывает сапоги.
Теперь между кочками я бросаю пучок полутораметровых колен щупа и,  опираясь
на колено с ручками и наконечником,  переправляюсь все дальше, отклоняясь то
вправо,  то влево. Расстояние между кочками увеличилось настолько, что длины
колен уже не хватает.  Что делать?  Идти напропалую,  и пусть вода льется  в
сапоги?  Нет,  это  не  пойдет,  сапоги  лучше  сохранить  сухими,  иначе  и
простудиться недолго.  Подумав,  я стащил сапоги и носки,  подвернул  повыше
брюки и вошел в воду.

В конце  сентября  купаться  мне  еще не доводилось.  Держа в руках сапоги и
колена щупа,  я шел все дальше и дальше, при возможности выбираясь на кочки.
Нужно  было  спешить  - ноги немели от холода.  Наконец они онемели до такой
степени,  что я,  ничего  не  почувствовав,  запнулся  за  что-то,  едва  не
свалившись  при  этом.  Пытаясь  удержать равновесие,  я,  двигаясь,  как на
ходулях,  отклонился в сторону и стал медленно  проваливаться.  Пучок  колен
выставленных мною для опоры тоже уходил во что-то мягкое.  Назад! Где кочка?
С грехом пополам я выбрался на мох.  Нога была слегка рассечена,  но боли не
чувствовалось. Обувшись, я ощутил спасительное тепло.

Усталость и  постоянное ожидание опасности взяли свое - я присел на корточки
и,  держась за деревце,  отдыхал.  Смеркалось.  Дождь продолжал сеять. Я был
мокрый с головы до пят. На месте из которого я только что выбрался, булькали
и лопались пузыри,  вынося на  поверхность  какую-то  грязь.  Внезапно  вода
вздулась жирным мутным нарывом,  и целый поток газа вырвался из недр болота,
каскады его следовали один за другим, и я, сидя на кочке, чувствовал как она
дрожала,  отзываясь на какие то движения в болотной жиже. Наконец бормотание
стихло.

Этот небольшой   спектакль   и  краткий  отдых  позволили  мне  очнуться  от
захватившего меня чада покорения болот и преодоления пространств и взглянуть
на  происходящее  реалистически.  Представившаяся  картина  была  более  чем
странной:  один одинешенек и в полной тишине я сидел  под  дождем  на  кочке
посреди болота.  Пути вперед не было.  А возвращаться назад...  И это ж надо
взрослому  человеку  покинуть  город,  теплую  комнату  и  уютное  кресло  и
запороться в эту дичь и глушь.

Дура-ак, ох дурак.

- Игорь, ты где?

- Здесь, - Голос звучал совсем рядом.

- Я попытаюсь все-таки пройти через это место.

Сняв с  пояса  топорик  я срубил деревце и уронил его к следующей кочке.  По
стволу,  опираясь на щуп,  я  прошел  дальше  и  перетащил  к  себе  дерево.
Постепенно  мне удалось приблизиться к дороге.  Дальше пути действительно не
было:  семиметровый быстрый поток холодной и глубокой черно-коричневой  воды
сильно  и  бесшумно выходил из озер и болота,  двигаясь вдоль дороги.  Игорь
стоял напротив меня.

- Кидай топор, - крикнул он.

Прицелившись, чтоб не задеть за редкие деревья, я метнул ему топорик. Выбрав
подходящее дерево,  Игорь принялся за  работу.  Честно  говоря,  меня  очень
сильно интересовал ее исход: если это высокое дерево упадет мимо, то как мне
до него добраться? а если оно упадет прямо на меня. Кочка длиной и шириной в
полметра с торчавшим из нее деревцем,  прямо скажем, предоставляла не так уж
много пространства для совершения спасительного маневра.

Размышления были прерваны треском падавшего дерева.  Игорь, упершись в него,
пытался  направить  ствол как нужно.  Ощерившаяся мокрыми прутьями вершина с
шумом шла на меня. Занятый вычислением ее возможной траектории, я лишь краем
глаза видел, как падавшее дерево, кажется, подцепило Игоря веткой и швырнуло
его в черную воду.

                                     4

"По сути  дела,  много  ли человеку надо для счастья?" - размышлял я полтора
часа спустя,  лежа в домике на соломе.  Здесь было относительно тепло.  Печь
горела,  одежда  была  развешана для просушки.  Мы переоделись во все сухое,
поели горячей пищи,  а перед тем - для профилактики - изволили  откушать  по
сту граммчиков ее, родимой. Да-а, если бы я сейчас дома валялся на куче сена
при десяти градусах тепла и свечном освещении, счастлив бы я не был.

Темнота наступила быстро.  Первый день работы подходил к концу. Отдохнув, мы
долго  беседовали,  строя  планы  на  завтрашний  день.  Заглянуть с помощью
приборов под землю не удалось.  Нас это не обескуражило.  Всякая наука имеет
свой  предмет  изучения  и  свой  подход к изучению этого предмета,  то есть
теоретические и практические методы работы.  В "устоявшихся" науках все  это
отработано  вплоть  до  мелочей.  Наука  об аномальном имела и "предмет",  и
"подходы",  но она оставалась молодой.  Никто еще не мог нам точно  сказать,
как  и чем работать,  тем более - в таком месте,  где оказались сваленными в
одну кучу фольклор,  археология, геофизика, медицина, геология, метеоритика,
гидрогеология,   аномальные   атмосферные  явления.  Совсем  этим  надлежало
разобраться.  Что-то должно было  отпасть,  что-то  -  прибавиться  И  точно
определить  заранее природу аномалии,  если она есть:  назвать прибор для ее
выявления было сложно.  Здесь следовало действовать и  методом  проб  Сейчас
было  ясно  что заглянуть под землю с помощью приборов в принципе можно,  но
для этого необходимо убрать слой  шлака.  Этот  вывод  был  важным  для  нас
результатом.

Желание начать  раскопки было большим и разрешения на их проведение имелись,
но  мы  решили  отложить  это  до  следующего  года.  До  сих  пор  не   был
зарегистрирован   рельеф   осарков,   не  были  сняты  их  физико-химические
характеристики.  К тому же народу было мало,  а погода - дрянь.  Но работы и
без раскопок хватало.

Время шло к полуночи, пора было спать. За окнами в сплошном мраке лил дождь.
Заперев дверь на проволочный крючок, мы легли поближе к печке. Олег с Игорем
на нарах,  я - на кровати.  День был тяжкий,  и разговоры постепенно стихли.
Дрема  начала  овладевать  нами.  Болотные  приключения еще крутились в моей
голове,  но все медленней и медленней.  "А Игорь-то молоде-е-ец, - гусеницей
проползла мысль - Меня вытащил и хоть я виноват ничего не сказал. Да-а-а".

Неожиданно мощный  удар сотряс дом,  обрушившись снаружи сверху на стену,  у
которой мы лежали. Мокрые бревна избушки будто бы сжались от этого удара и в
следующее  мгновение,  спружинив,  подбросили  домик  вверх  вместе с нами и
нашими кроватями.

Что это?!

Мы замерли. Медленные сполохи пламени в печи бросали тусклые красные отсветы
на стены и окна.  Времени было 23.45.  А ведь нас с улицы может быть видно -
подумал  я.  Кто гам?  Медведь?  Если медведь пролезет через большой проем в
срубе под пол и встанет на задние лапы,  Доски пола не приколочены.  Нам его
не одолеть.  Да и дверь едва держится.  Минуты медленно текли. Не-ет, это не
медведь -тому так сильно не вдарить. Но что это?

Еще один удар, почти столь же мощный, сотрясает избушку.

Господи спаси и помилуй! Чертово место!

И вновь текут минуты. Уже полночь.

Что-то бьет по стене.  Потом Игорь говорит тихо: "Это я попробовал. Что есть
силы".

Нет Игорь,  это не тот удар.  Мы лежим,  ожидая неизвестно чего, и незаметно
засыпаем.

                                     5

Под утро дождь кончился.  Осмотрев местность  из  окон,  мы  открыли  дверь.
Пейзаж был премокрейший, начиная с драных серых туч и кончая большими лужами
на поле. Набрякшая от влаги трава полегла.

Я начал медленный,  методичный осмотр домика и примыкающих к стенам участков
земли,  решив заняться стеной,  у которой мы спали, в последнюю очередь. Мои
следы четко отпечатывались в траве,  освобождая ее от водяного гнета, больше
нигде никаких следов не было,  хотя,  поскольку мы раньше не топтались возле
стен избушки,  здесь были бы хорошо видны старые следы и на мокрой траве.  К
лазу под пол никто не подходил,  но на чистой и относительно сухой земле под
домиком,  как  раз  напротив  лаза,  виднелась  цепочка  круглых  углублений
размером со спичечный коробок.

- Я слажу посмотрю - Олег,  опираясь на руки,  пролез в проем,  осмотрелся и
приблизился  к углублениям - Это просто норки кротов.  А следов здесь ничьих
нет.

Медленно мы пошли дальше.  Ничего не было и на второй стене - фасаде с двумя
оконцами. Но на третьей, глухой...

Начиная с высоты 175 сантиметров вниз под углом 10 градусов слева направо по
четырем  бревнам  шли отметины,  оставленные каким-то двигавшимся с огромной
быстротой деревянным телом.  Остатки этого тела, кстати довольно трухлявого,
прилипли к стене в виде плотных,  потерявших структуру дерева нашлепок. Сила
удара была так велика, что до сих пор вокруг мест удара влага была отжата на
расстояние до полутора сантиметров.  Тело прошло к стене по касательной,  не
задев за выступающую крышу.  При более внимательном рассмотрении становилось
ясно, что угол в 10 градусов с вертикалью составляла лишь цепочка из четырех
отметин,  само же тело двигалось под углом в 20 градусов, поочередно касаясь
бревен разными своими частями,  как бы слегка поворачиваясь при этом.  Чтобы
так получилось, ширина тела должна была составлять сантиметров 15.

Казалось естественным,  что это быстро мчавшееся тело,  оставившее последнюю
отметину лишь в 103 сантиметрах над землей,  должно было  с  огромной  силой
врезаться в землю.  Но ничего подобного не произошло. Трава под местом удара
оставалась ничем  и  никем  не  тронутой.  На  земле  -  ни  одной  ямы  или
взрыхления.  Там вообще не было ничего по виду похожего на прилипшее к стене
вещество.  Валялся лишь  небольшой  кусок  коричневого,  разрушавшегося  при
прикосновении дерева, но он лежал здесь давно: травы под ним не было.

Дальнейший осмотр  не дал ничего нового.  Не были обнаружены и следы второго
удара.

Притащив жердь,   мы   пытались   воспроизвести  удар,  но  домик  не  желал
подпрыгивать,  звук был слаб,  жердь отскакивала от стены после первого же с
ней соприкосновения.  Человеческой силы не хватало ни на удар "с поворотом",
ни на удар "с отжимом влаги.

Шутник, заставивший  нас  пережить  неприятные моменты,  был не только силен
(куски дерева держались на стене несколько  пет)  но  и  ловок:  собственных
следов  он не оставил.  Зачем он шел сюда через лес темной дождливой ночью и
почему вновь ушел в нее?  Неужели для того,  чтобы попугать  нас?  А  может,
шутник  приехал на транспорте?  Но мы ни до удара,  ни после не слышали шума
мотора и не видели света фар.

                                     6

24 сентября  я  проводил  первую  группу и встретил вторую.  Приехали Виктор
Малышев,  Александр Зенитато,  Сергей Смирнов.  Нас стало четверо.  Завезено
было опять так много, что вновь пришлось выпрашивать трактор.

Честно говоря,  я  чувствовал  себя  не  в  своей  тарелке.  Вымотавшись  за
последний год с организацией экспедиции,  я умудрился и  сильно  одичать  за
прошедшие трое суток,  мне казалось,  что я не был дома уже с месяц.  Олег и
Игорь сдержанно сияли в мыслях - они были  уже  дома.  Трое  прибывших  тоже
сияли, но ослепительно, сыпали остротами и требовали отчета о содеянном: они
еще не представляли себя в грязи и сырости, которые их ожидали.

Вскоре вонючее  чудо  техники  дернулось  и  потащило  телегу  с   компанией
свежевыбритых и чистых, среди которых затесался один грязный и небритый, еще
двое таких же махали им вслед руками.

Одна из   намеченных  программ  -  измерение  радиационного  фона  -  начала
выполняться сразу же, как только тронулся трактор.

- Ну  что?  -  допытывался  неутомимый  Сергей,   приехавший   несмотря   на
недомогание - Я же по вашим рожам вижу, что что-то было?

Что, собственно,  было?  Стуки-бряки?  Все  это,  несмотря  на   необычность
(которая,  объявись  шутник,  тотчас  перешла бы в разряд серой реальности),
стоило весьма мало сравнительно,  скажем  с  точной  информацией  о  наличии
возвышенности под слоем мха на озере,  в месте указанном Гусевым,  но так уж
устроен человек:  точные знания для него часто пресны,  а влечет  к  себе  в
первую очередь тайна.  Был и еще непонятный случай,  который можно объяснить
простым переутомлением:  уже при подходе к поселку,  когда стали видны крыши
домов,  Игорь вдруг охнул,  остановился и потащил с себя рюкзак. Мы с Олегом
тоже сняли рюкзаки и решили отдохнуть,  хотя идти до места оставалось  всего
минут семь.

- Что, устал? - спросил я Игоря.

- Да знаешь,  рюкзак потяжелел килограммов на  шестнадцать,  да  так  резко,
будто туда пудовую гирю бросили, от неожиданности аж мышцы потянуло.

Позднее мы  узнали,  что  сразу  же по возвращении в Ярославль Игорь попал в
больницу - стало плохо с сердцем.  Но здесь необходимо заметить,  что  врачи
советовали  ему провести лечение еще до экспедиции,  мы об этом не знали,  а
сам Игорь с больницей решил не спешить.

Трактор полз,  полз и,  наконец, к вечеру дополз до того места, где буксовал
накануне.  Грязь была как солидол,  и машина слушалась толчков телеги,  а не
рулевого  управления.  Вскоре  мы вновь застряли.  И,  как в прошлый раз,  в
избушке были лишь в двенадцать ночи.

                                     7

На этот  раз  бурение  провели  на  Северном  озере  и протоке.  Малышев как
гидрогеолог работал обстоятельно.  Пробы были отмыты,  анализ их  предстояло
сделать в Ярославле.

На Северном  же  озере провели промеры уровней дна,  удаляясь от уреза воды.
Песок лежал ровненько,  как на столе,  на глубине всего 4,5  метра.  Никакой
"чашеобразности" верхнего дна здесь не наблюдалось. Пробив щупом первый слой
песка,  дошли до основного дна:  на глубине 11,3 метра щуп с хрустом вошел в
гравий.

Радиация везде  была  в  норме.   Нарушений   радиоприема   не   отмечалось.
Проводились  работа  приборами,  наблюдения  за компасами и буссолью,  серии
ночного фотографирования.  В двух местах  на  осарках  сделали  вертикальные
срезы почвы,  обнаружив при этом и осколки глиняных сосудов, которые позднее
археологи датировали  XI  веком.  Продолжили  программу  по  биолоцированию.
Делались  спилы  деревьев,  отбирались  образцы  почвы  и  шлака.  Вновь был
произведен осмотр озера близ  урочища  -  и  вновь  безрезультатно:  никаких
следов  "контейнера".  Но  работа шла.  В этой,  шестой последней экспедиции
второго полевого сезона  мы  успешно  набирали  данные,  которые  предстояло
осмыслить  лишь  в будущем,  здесь же требовался труд,  часто однообразный и
нелегкий.  После прошлогодних разведок и  "налетов"  практически  с  пустыми
руками  это  была  наша  первая экспедиция,  когда мы работали методически и
довольно долго. Несмотря на все трудности, это был нормальный экспедиционный
ход работ.  Два года борьбы за возможность работать именно так принесли свои
плоды. Это была первая и маленькая, но - победа.

                                   * * *

Позднее мы узнали,  что в результате проделанных исследований были  получены
предварительные     подтверждения     некоторым     нашим    предположениям,
высказывавшимся еще в начале работы,  в 1988 году. Виктор Малышев представил
заключение, в котором, в частности, говорилось:

"Анализ карт местности показывает, что в районе работ есть хорошо выраженные
в рельефе кольцевые озера диаметром от 0,5 до нескольких километров.  Съемки
1970  г.  не  смогли  установить происхождение загадочных озер.  Выдвигались
версии их карстового или мерзлотного (термокарстового) образования.

Сейчас типичные  для  метеоритных кратеров концентрические возвышения на дне
озер,  проявляющиеся в виде цепочек островов,  и идеально круглая форма озер
позволяют   утверждать,   что   они   образовались   при  падении  метеорита
(метеоритного дождя) в период после валдайского оледенения.

Кроме того,  можно предположить, что динамическое воздействие от удара могло
усилить неотектонические процессы,  в  том  числе  "омолодить"  разломы,  по
которым усилилось поступление грунтовых вод, питающих озера".

Если в этом месте действительно в давние времена прошел "метеоритный дождь",
то имелись некоторые основания допустить,  что в районе  Череповца  издревле
выплавлялось  железо не земного,  а космического происхождения.  Это было бы
возможным,  если   бы   тела,   оставившие   кратеры,   являлись   железными
(железо-никелевыми)  метеоритами.  Аналогичные  факты известны.  Выяснилось,
например,  что богатейшие залежи никеля в Канаде  (провинция  Онтарио)  тоже
имеют  космическое  происхождение:  около  двух  миллиардов лет назад в этот
район упал огромный железо-никелевый метеорит.

                                     8

Наступает вечер. Усталые люди сидят у догорающего костра, и сгущающаяся тьма
все сильней и сильней сжимает его свет.  На многие  километры  вокруг  -  ни
огонька.  Лишь гроздья крупных звезд висят в близкой бездне.  Закрывая их, с
шипеньем и слабым свистом проплывает в воздухе огромная птица. Холод, мрак и
пустота вокруг нас.  Сильно пахнет водой,  травами и тиной. Тишина наполнена
редкими звуками:  что-то  ухает  в  лесу;  вот  тяжелая  черная  вода  жирно
плеснулась и запузырилась; что-то шипит и трещит.

Угли в костре догорают, звезды пылают все сильней и звуки становятся громче:
те,  кто их производит,  давно уже считают эти места своими;  они потихоньку
подвигаются к умолкнувшим пришельцам, бормочут, стонут, гукают. Мы озираемся
вокруг: где мы? Разве есть на свете города? Или они - химера?

Последний уголь  погас,  и  дом  -  как  заплата из черного бархата на ткани
звездного балдахина.  Скрипит,  отворяясь,  дверь.  Входить нужно  тихо,  не
спеша,  чтобы тишина,  уставившаяся нам в затылки своими зрачками,  не сочла
это за трусость,  не бросилась бы,  как хищный зверь,  сзади, не ворвалась в
дом.

Слабо загорается пламя свечи.  Еще одно,  еще.  Теплый свет разливается  все
шире,  вот он коснулся лиц людей, ласкает стены. Кто жил здесь? О чем думал?
Почему ушел?  Когда в последний раз собирались здесь за  столом  люди,  ели,
смеялись? Что помнят эти стены?

В печи  все  сильней  трещит  и пылает.  Тепло заполняет избу,  сливается со
светом свечей. Стол застилаем бумагой, уставляем нехитрой снедью. Голоса все
громче.  Суета,  топот,  гомон.  Гремит  посуда.  Дымящиеся  котлы с пищей и
душистым чаем водружаются на стол.  Придвинуты скамьи - приглашать никого не
надо,  каждый  садится  на  свое место.  Шутки,  смех,  сигаретный дым.  Под
обильные комментарии черпак,  как маятник,  раскачивается от котла к мискам,
до краев наполняя их грубым мужским варевом - все будет съедено.  Простота и
безыскусность обстановки расковывают: тепло, возня, шутки, смех и дружелюбие
заполняют домик до последнего закутка,  как теплая,  освещенная и насыщенная
жизнью вода - аквариум. Какое нам дело до того, что снаружи!

Древний благодатный напиток из заветной фляжки с бульканьем выплескивается в
подставленные железные и  алюминиевые  кружки  -  сегодня  можно.  Оживление
возрастает.

- Дав-нень-ко я не брал в руки шашек,  - с расстановкой произносит кто-то из
остряков, ставя жестяной сосуд на стол.

- Знаем мы вас,  как вы плохо играете, - с расстановкой же добавляет другой,
придвигая к себе лук, хлеб и сало.

- Давненько я...

- Знаем мы вас.

Жесть с  грохотом сдвигается.  Тост за удачу,  за дружбу.  Аппетит отличный,
слова "дай" и "добавь" звучат чаще других. Ложки снуют как челноки. Наконец,
насыщаемся.

Веселье, вино  и пища сделали свое дело:  мышцы еще ноют от работы м ходьбы,
но мы вновь сильны,  напряжение  спало.  Смакуем  чай,  и  постепенно  гомон
утихает.  Мы  припоминаем дневные события,  вновь переживаем их,  оцениваем.
Мысль,  как фонарик,  как гонец,  то и дело засылается нами во внешний  мир,
который сейчас,  в наших воспоминаниях,  все еще дневной:  он солоноватый от
пота,  мозолистый,  врезающийся лямками в плечи и усталостью -  в  ноги,  он
такой болотистый, туманный, травянистый и пахучий...

В молчащей ночи по огромному радиусу циркуль мысли чертит размашистую кривую
вокруг центра - домика,  поочередно касаясь озер