и  вышли
наружу. Большое чистое поле, обрамленное лесом, расстилалось перед

нами. Справа тускло сверкало озеро. Пейзаж застыл в невероятной тишине.

- Ну вот я и дома. Здравствуй, родина.

На глазах старика блестели слезы.

                                     4

- Горячую  пищу  сготовить не успеем,  но чаек заварить надо,  а,  Александр
Петрович?

- Без чаю никак - бормотал  Гусев,  уютно  устроившись  на  скамеечке  перед
кострищем. - Знаешь, Валерий, давай здесь будем называть друг друга на "ты".

- Давай. Я, пожалуй, за водичкой пойду.

- Нет. Нужно вместе.

До озера было метров 120.  Цепляясь за кусты, мы едва одолели подход к воде.
Берега как такового не было,  под ногами пружинил и раскачивался слой мха  и
травы.  На  траве  стояла  алюминиевая  лодка - кто-то здесь бывал.  Из воды
торчал ряд сгнивших сваи.

- Вот и хорошо, что лодка есть. Завтра я покажу тебе здесь интересные места.

Набрав в котелок коричневой воды для чая, мы умылись. Сразу полегчало.

Возвращаясь к избушке,  я шарил по полю глазами, ища осину на возвышенности,
но ничего подобного не было.

- А где же осарки, Александр Петрович?

- Да вон они рядом, - он махнул рукой налево.

Все было  как-то  неожиданно  просто.  Правда,  в  150 метрах слева одинокой
осиной не пахло - там громоздился небольшой лесок.

- А что, Александр Петрович, давай на осарки за хворостом сходим, близко.

- Да не знаю я. Боязно. Поздно уж.

Я глянул на лицо Гусева,  и моя  беззаботность  стала  куда  то  испаряться.
Смеркалось.  На небе громоздились черные тучи. А мы ведь на многие километры
- одни,  подумал я.  Кругом  лишь  зверье.  Почему-то  припомнился  один  из
"доверительных"  разговоров  зим  ним  вечером  в  кругу  аномальщиков:  "Не
исключено,  что Гусеву нужно попасть в урочище,  но он  боится  это  сделать
один,  вот  и  придумал  историю,  у него могут быть свои цели".  Фантазия о
набитом золотом кургане и хитроумном  священнике  вновь  пронеслась  в  моей
голове.

- Так куда же за хворостом идти? До леса далеко.

- Ну, пошли на осарки - Гусев встал.

Мы приблизились к деревьям и,  поднявшись по небольшому откосу, вошли под их
кроны. Здесь было почти темно. Прямо перед нами открылась заросшая яма метра
в два глубиной и шириной около пяти,  правильной,  почти  сферической  формы
углубление ее,  врезанное правой частью в возвышенность, слева длинной узкой
ложбиной выходило на равнину поля.

- Кратер?

- Не знаю - Гусев сокрушенно качал головой - Заросло-то все как.  Ведь  этих
берез сорок лет назад не было. Одна осина да вот она!

Действительно, правее,  в  нескольких  метрах от нас,  стояла старая толстая
осина на краю другой,  маленькой ямы, за осиной виднелась дугообразная горка
высотой в метр.

- Вот он кратер, - сказал Гусев.

Я с сомнением отвернулся от большой ямы и пошел к осине.

- Осторожней, Валерий. Вон сушняк: возьми немного, на чай хватит.

Мы наломали веток.  Оглядывая осарки,  я видел множество заросших березами и
малинником картофельных ям.  Уже двигаясь с грузом обратно я пнул сапогом по
краю горки,  выбив из нее какойто черный ноздреватый кусок.  Я поднял его и,
выйдя на поле где было заметно светлей, рассмотрел: это был шлак.

Пока закипала вода и Александр Петрович раскладывал наши съестные припасы, я
вытащил снятую на кальку копию карты,  разложил ее на скамеечке и, установив
сверху  компас,  сориентировал  карту  по   сторонам   света.   Мне   хорошо
запомнилось, что более длинные стены находившейся в нескольких метрах от нас
избушки стояли точно по линии север-юг.

- Вот куда мы завтра пойдем - Александр Петрович ткнул  пальцем  в  карту  и
потом  махнул  рукой  на  север.  Там,  всего лишь в двух километрах от нас,
находилось озеро,  "образовавшееся в одну ночь". Гусев положил на карту свой
компас.

Облака сгущались все более.  Мы стояли у костра. В который раз за этот вечер
я обратил внимание на странное выражение лица

Гусева: на нем смешались и застыли радость - он снова был в родных местах, и
горечь:  мы  стояли  на  мертвом  месте.  Я огляделся кругом.  Неужели здесь
когда-то бурлила жизнь, жили люди? Голое поле. Тишина...

- Смотри! Что это?

Я обернулся.  Гусев стоял над картой,  указывая на что-то рукой.  Я глянул и
обомлел:  у  нас  на  глазах  стрелки обоих компасов медленно поворачивались
влево,  в сторону  осарков.  БЫЛА  ПЯТНИЦА.  ДВАДЦАТЬ  НОЛЬ-НОЛЬ.  Все,  как
рассказывал нам Гусев в Ярославле.

Потрясенные, мы стояли у костра. Приборы были простейшие: два компаса и двое
часов;  я записывал их показания. Отклонение составило уже 45 градусов! Все!
Стрелки  остановились.  Где  теперь был юг,  а где - север?  Какое положение
стрелок считать истинным?

Механически, будто  бы  в  каком-то  чаду,  мы  тут  же,  у  костра,  жевали
бутерброды,  запивая их чаем и не спуская глаз с компасов.  Мысли толклись в
голове без всякой пользы:  они утомляли,  не более.  О  сне  нечего  было  и
думать:  ХИМЕРЫ ОЖИВАЛИ.  Нужно было лишь наблюдать.  Так прошло полчаса.  В
20.30,  описав дугу в 45 градусов,  стрелки возвратились на место.  В  21.10
какая-то  сила  очень  медленно вновь натянула нити магнитных полей.  Мы уже
успокоились, но почти не разговаривали.

- Наверное, дождь будет, - произнес Гусев. - Вон какая туча идет,

Черное клубящееся  облако  быстро  шло  над  озером,  надвигаясь  на  нас  и
стремительно увеличиваясь в размерах.

- Александр Петрович, ты следи за компасами и все записывай, а я за водичкой
сбегаю: нужно еще чайку на вечер вскипятить. - Я выплеснул остатки кипятка и
пошел к озеру.

В небе  будто  бы что-то открылось:  странный лиловый свет залил все вокруг,
предметы  словно  бы  сами  источали  его;   представления   о   расстояниях
исказились.  Наступила  поразительная  тишина:  не  слышно было ни птиц,  ни
кузнечиков.  Туча мчалась прямо на нас.  Остановившись,  я  некоторое  время
рассматривал ее правильную форму:  черная большая "голова" вверху посередине
и как бы два огромных крыла,  с которых неряшливо свисали, отклоненные назад
большой  скоростью,  седые  струи  дождя.  "Как  волосы мертвой старухи",  -
промчалось в голове сравнение.  Нужно успеть.  Я бросился  бежать  к  озеру;
облако будто бы прыгнуло навстречу.

Внезапно словно  какой-то  пресс  опустился  с неба,  прижав к земле траву и
деревья. И в следующее мгновение дикий порыв ветра взметнул ветви деревьев и
травы; листья и солома летели по воздуху. Дождь хлынул разом. Все, не успел!
Я остановился,  а затем бросился назад.  Александр Петрович уже затаскивал в
избушку наши пожитки.

- Что делать с компасами? - крикнул он мне.

Карта была   готова  сорваться  и  улететь.  21.15,  306  градусов  -  четко
высветились показания стрелок на часах и компасе  при  целой  серии  вспышек
молнии.  Я  сгреб  все с лавочки и заскочил в домик.  Здесь было темно.  Над
избушкой грохотало.

При свете свечи мы сидели у стола.  Горошины дождя хлестали по окнам, молнии
и  громы  бесновались.  Вдарило  где-то рядом:  небо с треском разодралось в
клочья. Еще раз. Еще! "А ведь так и по домухе садануть может - одна торчит в
поле..." - подумалось с суеверным страхом.

Такой грозы  я  еще  не  видывал.  Молнии  выбивали за окном застывшие кадры
стихии:  стелющиеся ветви деревьев и летящие листья. Через мгновение картина
менялась,  но  смотреть  фильм не хотелось:  инстинктивно мы отодвигались от
окон-экранов.

- Валерий, погасил бы ты свечку... Не ровен час...

Я дунул на пламя.  Никакие законы физики не в состоянии были  объяснить  то,
что  чувствовалось  отчетливо:  огонек  свечи на многие километры вокруг был
рукотворным,  содеянным нами, с головой выдавая нас окружавшей дикой стихии;
метнувшись,  он  погас,  и  мы  растворились,  исчезли в хаосе мрака,  воды,
вспышек и грома.

- О Господи... - шептал Гусев.

                                     5

- Не-е-т, уж это ни в какие ворота... - сдерживаясь, бушевал я в шестом часу
утра,  взывая  к  Гусеву,  поскольку истерзанная грозой природа к моим речам
была равнодушна.  - Александр Петрович,  ведь когда мы  установили  компасы,
стрелки стояли на нуле?..

- На нуле, - подтвердил Гусев, - оба компаса.

- И потом стрелки пошли влево?

- Влево, к осаркам.

- И остановились на 315 градусах?

- Ну, ты же писал.

- Александр Петрович,  если стрелки пошли с 360 градусов к 315, а потом и до
306 дошли, то и в записи должно быть то же. А здесь - все наоборот! Ни черта
не понимаю.

Действительно, все цифры стояли,  поменявшись местами. Желая в этом все-таки
разобраться,  я вновь положил на скамейку карту  и  установил  компас.  Если
верить прибору,  за ночь наша избушка развернулась на 53 градуса!  Именно на
такую величину север оказался правее вчерашнего положения.  Получалось,  что
стрелка  была  оттянута  к  западу  еще до начала наблюдения.  В этом случае
величина ее вчерашнего отклонения была в два раза больше,  чем  мы  поначалу
думали, и составляла 107 градусов!

"Все равно виновата гроза она навела в осарках  токи,  которые  и  отклонили
стрелку",  - повторил я про себя вчерашнюю догадку.  "'Да, такие грозы здесь
бывают каждую пятницу,  - ехидно пропищал в сознании чей-то голосок, - ровно
в 20.00". Я не обратил на хама внимания.

Думать следовало о другом как вдвоем сделать работу за четверых.  Предстояло
составить   хотя   бы  примерный  план  осарков,  с  помощью  щупа  поискать
известковый щит над кратером (по  словам  Гусева,  для  засыпки  кратера  со
"стрелами  привезли  10-12  подвод  извести.  В  "Очерках обозной жизни Ф.М.
Решетников пишет:  "Мы накладываем на телегу летом восемнадцать  и  двадцать
пудов, а зимой и двадцать два пуда. Судя по всему, падение стрел произошло в
теплое время года.  Таким образом в  яму  могли  навалить  около  трех  тонн
извести.  При  диаметре  ямы  в  10 метров толщина слоя извести составила бы
порядка двух сантиметров, а с песком могла дойти до четырех), определиться с
местом  находки шара,  отобрать пробы почвы и шлака,  описать и заснять ямы,
отобрать колонку верхового торфа,  определить толщину верхнего  слоя  гумуса
над  шлаком осарков,  найти и обследовать озеро,  "появившееся в одну ночь",
попытаться обнаружить на его берегах  следы  вывала  леса  и  песчаный  вал,
поискать ненормальные растения.

С утра мы работали на осарках.  Разрешения  на  проведение  раскопок  мы  не
имели,  но  даже  обследование  верхней части почвы показало,  что,  судя по
всему,  холм длиной метров в 60,  шириной в 20 и толщиной в 2,5 метра сплошь
состоял  из  шлака.  Прямо  сверху  мы  отбирали пористые куски,  из которых
выбегали рыжие муравьи.  Был найден большой кусок шлака,  очень  похожий  на
крицу  -  слиток  сыродутного железа из маленькой печи-домницы,  такие крицы
служили в Древней Руси не только сырьем для получения качественного железа и
стали,  но  и  своеобразной монетой.  Неужели действительно вся эта огромная
куча -  отходы  железоплавильного  производства?  А  вот  и  кусок  тяжелого
зеленоватого шлака, о котором говорил Гусев, я поднял его - и в ямке заиграл
малиновым цветом  кусочек  кирпича.  Нет,  это  был  не  кирпич,  а  обломок
глиняного цилиндрика,  прикипевший к вспузыренному шлаку. Сопло! Я был прав!
Да  это  -  отходы  железоплавильного  производства.  Куча  -   рукодельная.
Наверняка где-то недалеко в старину располагалось и селение.  Еще одно сопло
- крупное и шестигранной формы, это уже позднее.

Простукивание щупом участка между большой  ямой,  которую  я  втайне  считал
кратером,  и  малой ямой (с осиной перед "валом") показало наличие какого-то
уплотнения на глубине 2,7  метра,  но  определенно  говорить  об  этом  было
нельзя:  щуп  постоянно  останавливался натыкаясь на куски шлака;  при более
сильном ударе он разбивал их и уходил глубже, с еще большей легкостью острие
щупа пронзало и слой уплотнения. Разобраться во всем этом было сложно.

Комары донимали.  Утомившись,  мы  умылись  на озере и сидели около костра у
избушки.

- И все-таки я думаю,  что шар находился в седьмой яме, - произнес Александр
Петрович,  указывая на самодельную карту: мы успели набросать план осарков и
присвоить номера ямам - их оказалось около двадцати.  Несмотря на неизбежные
погрешности  нарисованной от руки карты,  мы уже имели возможность с помощью
рулетки точно привязывать  к  поверхности  по  отмеченным  ориентирам  места
археологических находок, точки отбора проб, результаты прощупывания.

- Очень  уж  много  деревьев  там  выросло  Даже  если  и  разрешат  копать,
замучаемся корни рубить.  А заметил, Александр Петрович, как деревья растут?
Либо точно из центра ямы, либо по ее окружности.

- Да-а. Заросло все сильно. Отдохнем, поедим и пойдем на ТО озеро - к вечеру
туда ходить нельзя.

Точность, с   какой   подтверждались   рассказы   Гусева,   и  его  глубокая
убежденность  в  действенности  рекомендаций  "стариков",   помноженная   на
крестьянскую осторожность, оказывали на меня достаточно сильное воздействие.

Солнышко припекало.  Суп  булькал в котелке.  Вчерашние страсти отошли уже в
нашем сознании довольно далеко,  когда в воздухе раздался  сильный  удар  по
металлу  -  что-то  стукнуло по алюминиевому днищу лодки,  стоявшей на боку;
через кусты в 150 метрах от нас разглядеть ничего было невозможно.

- Странно,  мы  там только что были и никого...  - Я замолчал,  подчинившись
движению руки Гусева. Часы показывали 9.20.

                                     6

Если сегодня запад все еще находился на юге,  то,  идя на восток, можно было
попасть на север, но если юг уже был на месте, то мы могли двигаться и точно
на  север в надежде,  что нас угораздит попасть на желанное "двойное" озеро.
Погрешность в три километра  на  двухкилометровой  дистанции  представлялась
сущим  пустяком  сравнительно  с  вопросом,  посчастливится  ли  нам попасть
обратно в домик,  если север к тому времени надумает прогуляться до  запада,
питающего слабость к теплу, гонимому на восток...

Пройдя поле  до конца,  мы уперлись в уже знакомую нам канавку.  В подзорную
трубу в направлении озера,  всего  в  километре  от  нас,  виднелись  редкие
мертвые сосны; в этом месте, по сообщению Гусева, когда-то и бушевал низовой
пожар.  Форсирование  полутораметровой  канавки   после   вчерашнего   ливня
представлялось делом затруднительным.  Кое-как по шесту мы перешли на другую
сторону,  на практике убедившись,  что самый короткий путь здесь - не  самый
близкий.

По лесной дороге ездили редко,  это было видно по следам.  Зато по следам же
можно было понять,  что  местные  звери  приобщились  к  культуре  и  вместо
героических  вояжей по кустам и буеракам предпочитали пользоваться дорогами;
нас, уставших от суеты городских жителей, это возвращение в лоно цивилизации
не   радовало,   да  и  не  было  уверенности,  что  просветительские  идеи,
внедрившись в лохматые головы аборигенов до уровня "равенство", уже дошли до
категории "братство".

- Следы медведя,  - Александр Петрович  склонился  над  дорогой.  -  Точнее,
медведицы. Видишь, рядом отпечатки лап медвежонка. Давай-ка будем железом по
железу постукивать; что у зверя в голове - неизвестно.

После вчерашнего разверзания хлябей небесных на дороге стояли огромные лужи.
До озера,  как нам сказали в поселке, нужно было перейти "через две гривки".
Дорога понизилась, и болота теперь вплотную подступили к ней с обеих сторон.
Иногда  мы  выходили из луж на участки дорожной грязи,  и если их можно было
считать "гривками", то озеро мы уже давно прошли.

- Погоди, Валерий, озера, я помню, видны были прямо слева от дороги, и перед
поворотом на них здесь вот стояла старая сосна...

Мы, судя по всему, находились на какой-то гривке, так как деревья здесь были
крупные. Справа и слева, подобные вымершим животным, громоздились пласты мха
и  земли,  вывороченные  вместе  с  корнями  упавших  деревьев.  Среди  них,
возможно,  была  и старая сосна.  Мы прошли еще дальше,  мимо дерева с синей
пластиковой лентой на ветке (что здесь было отмечено?),  но  озер  не  было.
Медведица   находилась   где-то  рядом;  мы  были  на  чужой  территории,  и
злоупотреблять терпением мохнатой родительницы,  от которой  в  случае  чего
спастись   было   невозможно,  не  стоило;  по  неопытности  я  недооценивал
щекотливость ситуации, а Гусев, по опытности, вероятно, ее переоценивал.

Какое-то время мы двигались по дороге.

- Нет - Гусев остановился.  - Если судить по времени,  озера  мы  прошли.  А
места здесь сильно изменились - я их не узнаю Пошли обратно.

Мы повернули,  вновь  всматриваясь  в  чащу.  Так ничего и не обнаружив,  мы
благополучно возвратились к избушке.

                                     7

Весла путались в стеблях толстых листьев кувшинок,  цеплялись  за  подводные
коряги. Наконец лодка вышла на середину крохотного заливчика. Грести пожелал
Гусев.  Вода и дальше от  берега  была  коричневатой.  Озеро,  раскинувшееся
недалеко  от  избушки,  имело форму эллипса и просматривалось во все стороны
хорошо. Длина его была около полутора километров.

- Давай погребу, Александр Петрович.

- Нет, я сам.

Гусев греб не спеша.  Лодка повернула направо.  Открылись еще два заливчика;
осарки находились примерно напротив второго из них.

- Вот здесь вот люди и лечились.  - Гусев сложил весла,  и  лодка  плыла  по
инерции.  Ничего особенного здесь не было:  та же вода,  тот же берег, разве
что по нему никто не ходил лет двадцать-сорок.  Виднелся кем-то  и  когда-то
сработанный маленький мосточек.

Мы омыли  руки  и  лица.  Остроты  по поводу ожидавшегося с минуты на минуту
омоложения,  подобно шустрым муравьям,  так и крутились у меня на языке, но,
взглянув  на Гусева,  я вновь присмирел.  Прошлое властвовало над ним.  Оно,
оказывается,  властвовало  и  надо  мной:  я  поймал  себя  на  мысли,   что
несостоявшиеся шутки были призваны подбодрить нас.

Мы переплыли во второй заливчик.

- Здесь  всплывал  корабль...  -  Комментировать  Гусеву  более  ничего   не
приходилось:  я слышал об этой истории не раз. Признаюсь, нам было несколько
неуютно,  как если бы мы,  рассуждая  о  Несси,  подозревали,  что  чудовище
находится под нами.  За кустами,  на небольшом удалении от нас,  угадывались
березы, росшие на осарках.

- Давай погребу, Александр Петрович...

- Нет,  Валерий... Погоди. - Гусев вновь взмахнул веслами, разворачиваясь, и
было заметно,  что он старался не грохотать металлом по металлу: лодка и без
того гремела, как пустая бочка.

"Что же  ударило по дну этой лодки сегодня утром?" - подумал я,  не утруждая
себя  поисками  ответа  и  стремясь  отделаться  от  этой   мысли   так   же
стремительно, как вчера, во время грозы - от пламени свечи.

- А там вот зеленые человечки костер жгли.  На той стороне.  Точно  напротив
нас. А березовый лесок - вон где. Видишь? - Я кивнул. - А здесь вот, на этом
берегу,  где-то и сети с  мелкой  ячеей  были  развешаны.  Помнишь,  я  тебе
рассказывал?  - Я кивнул еще раз.  - Верховой торф вон где,  на той стороне,
как нам указали, завтра туда и поплывем. На, погреби...

Я развернул  суденышко  и  повел  его обратно.  Места,  конечно,  были здесь
красивые,  да какие-то  заброшенные,  неуютные.  Ничего  интересного  мы  не
заметили.

                                     8

Дополнительный осмотр   осарков   показал,  что  изменения  здесь  произошли
большие,  нежели Гусеву поначалу показалось.  С северо-восточной стороны  от
кучи  находились  еще две большие ямы.  Их,  по мнению Александра Петровича,
раньше здесь не было.  Должно быть, отсюда брали землю для засыпки подполий,
когда деревню снесли,  - решили мы.  Никаких остатков часовни, установленной
когда-то вблизи кратера, обнаружить также не удалось. Ее местоположение, как
припомнил Гусев, можно было определить по яблоням, но где они? В двух местах
близ осарков стояли полусгнившие искривленные стволы яблонь -  они  это  или