Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
й жираф, наоборот, мил и
хорош. Да так оно и есть, в общем. Но тот, кто помнит это стихотворение,
разумеется, заметил, что я его привел не целиком. Я оставил напоследок две
строчки - всего две, но какие важные!
Мне очень нравится Жираф, -
снова повторяет Борис Заходер. И оказывается, не просто повторяет, но
прибавляет что-то очень существенное:
Хотя боюсь, что он неправ.
Это "боюсь" - как вздох сожаления. Всем хорош Жираф - и ест только
траву, и не трогает никого, хотя мог бы победить самого хищного хищника. Но
может, и жаль немножко, что он - при своей-то силе - такой смирный? Может,
именно поэтому он не может быть примером для нас, для людей? Ведь нам с
вами, какими бы мы ни были, сильными или не очень сильными, нужно всегда
вступать в бой со злом и несправедливостью... Понимаете, какая непростая
мысль в этом вроде бы таком простеньком стихотворении?
Если пока что не понимаете, не огорчайтесь. Пусть в этом стихотворении
- и во многих других - я, очень взрослый человек (или, как написал бы,
наверное, Борис Заходер, Очень Взрослый Человек), вижу что-то такое, чего
еще не видят те, кому пять, семь или даже двенадцать лет, но, поверьте мне
на слово, они-то, когда вырастут, поймут и то, что понимаю я, зато мне уже
никогда не будет пять, семь или даже двенадцать, и я никогда не пойму того,
что понимают они. Вы!
Многие книги, особенно самые серьезные и самые великие, например "Войну
и мир", можно в полной мере понять, только прожив двадцать, а может быть,
двадцать пять, а скорее всего, и тридцать пять лет. И тот, кто прочтет этот
роман в двенадцать, всего в нем не поймет (а то и пропустит те страницы,
которые ему пока что не очень интересны; какой-нибудь мальчик пропустит "про
любовь", какая-нибудь девочка - "про войну"). Но кто-то очень умный давно
заметил, что, впервые прочитав "Войну и мир" в тридцать лет, уже не увидишь
в книге того, что обязательно увидел бы в двенадцать.
Это я говорю про книгу гениальную, про такую, равной которой, может
быть, нет во всей русской литературе. И про книгу, написанную, конечно, для
взрослых, но даже в ней дети могут увидеть что-то свое, особенное. Что уж
тогда говорить о книгах, которые для детей и писались? Про "Крокодила" и
"Винни-Пуха", про стихи Маршака и Михалкова? Вот почему мне так жаль, что в
моем детстве - а я, напоминаю, Очень Взрослый Человек, и детство мое
кончилось лет тридцать тому назад - еще не было стихов Бориса Заходера.
У поэта Валентина Берестова есть стихи о Корнее Чуковском:
Нам жалко дедушку Корнея:
В сравненье с нами он отстал,
Поскольку в детстве "Бармалея"
И "Крокодила" не читал,
Не восхищался "Телефоном"
И в "Тараканище" не вник.
Как вырос он таким ученым,
Не зная самых главных книг?
Так вот, в этом - шутливом - смысле мне жалко и Бориса Заходера. А
кроме всяких шуток - себя самого, потому что у сегодняшних ребят еще на
одного хорошего учителя больше, чем было у меня.
Но главное все-таки в другом. Если и пятилетний малыш и я радуемся
одним и тем же стихам Заходера, это и значит: стихи - настоящие, и их автор,
даже если он обращается к самому крохотному своему слушателю, говорит в них
и о себе самом, выражает себя самого, то есть оказывается (помните?)
лирическим поэтом.
Он пишет о нашем огромном мире, обо всех, кто его населяет, и,
наверное, больше всего о тех, кого Сергей Есенин назвал нашими "меньшими
братьями". Вот они, так и мелькают в его книге - на все буквы азбуки: Аист,
Бизон, Воробей, Дикобраз, Ехидна, Индюк, Кит... Ну, этих-то кто не знает? Но
вот, глядишь, попадаются и такие диковины, о которых уже не всякий слыхал:
Суринамская Пипа, Окапи, Коати, - сами их имена звучат, как словечки из
считалки или скороговорки (а ну, попробуйте быстро выговорить: "Окапи-Коати,
Коати-Окапи" - сразу собьетесь). Кажется, будто все эти звери не существуют
на самом деле, хоть и далеко-далеко от нас, а просто рождены веселой
фантазией ребенка. Или - поэта. А если так, то отчего бы не явиться на свет,
скажем, Кавоту? Или Камуту? Или Ктототаму? Тем, кого никогда не было. И кто
теперь - есть.
Чуженицы, Рапуны, Себехи - вот какие Совсем Небывалые Звери обитают в
стране, которую Борис Заходер назвал Вообразилией. И не только они:
Там и водится чудо природы -
Тихий зверь по прозванию Мним.
Сам Мюнхаузен, долгие годы
Посвятивший погоне за ним,
Услыхав это слово, немеет,
Ничего сообщить не имеет,
И скорее всего потому,
Что похвастаться нечем ему...
Вот какие чудеса. И главное из них - то, что все эти звери в родстве
между собою. Они из одного мира. Каждому из них, будь то самый что ни на
есть обыкновенный Воробей или самый что ни на есть фантастический Мним,
Заходер подарил что-то свое. Это его звери. Это его мир, войдя в который мы
все время будем чувствовать присутствие того, кто его создал.
Как вы знаете, медвежонок Винни-Пух тоже поэт. Он сочиняет Ворчалки,
Пыхтелки и Шумелки:
Опять ничего не могу я понять -
Опилки мои - в беспорядке,
Везде и повсюду, опять и опять
Меня окружают загадки.
Возьмем это самое слово опять,
Зачем мы его произносим,
Когда мы свободно могли бы сказать:
"Ошесть", и "осемь", и "овосемь"?
Молчит этажерка, молчит и тахта -
От них не добьешься ответа,
Зачем эта хта обязательно та,
А жерка, как правило, эта?..
Сразу видно: такое мог сочинить именно Маленький Медвежонок с Опилками
в Голове. Но самое интересное, что эту Шумелку написал все-таки Борис
Заходер, - ну, хорошо, договоримся так: в соавторстве с Пухом. Мы читаем
Шумелку и видим: медвежонок никак не может справиться со своими опилками, он
то и дело сбивается. Но для того, чтобы он так забавно сбивался, до такой
степени не умел выразить свою мысль, для этого очень много нужно уметь
Заходеру. И когда "тахта" превращается в "ту хту", а "этажерка" - в "эту
жерку", в этом видно как раз его, заходеровское, умение играть словами.
Причем играть так, что игры словно бы и нету.
Вот уже не Пух, а Тюлень, у которого моль съела его замечательную шубу
и которому никто из друзей и знакомых не хочет одолжить свою, сокрушается:
Постоял Тюлень у двери:
- Боже мой, какие звери!
Вот Очень Вежливый Индюк, к которому почему-то никто, ни Свинья, ни
Осел, ни Корова, не желает идти в гости, разгневанно бурчит:
Не усвоили,
Скоты,
Правила приличия!
А вот что говорится про Сома, которому все приходится делать самому,
потому что никто ему, бедняге, не поможет:
Он лежит себе
На дне
Самостоятельный вполне!
Слышите, как в этом длинном и неповоротливом слове "самостоятельный"
звучит: "сОмостоятельный", - ведь речь-то идет о сОме? (Не зря другое
стихотворение Заходера про самонадеянного... нет, про сОмонадеянного,
сОмодовольного, сОмовлюбленного сома так и называется: "Сомомнение".) И как
сОмо... нет, простите, теперь уже сАмо по себе обращение Тюленя или Индюка:
"звери" или "скоты" звучит (так было и в стихах про Киску - помните?)
одновременно и смешно и серьезно? Потому что разве Морж, Хорек или Хомяк,
отказавшие Тюленю, и в самом деле не звери? А Свинья или Корова - не скоты?
Тут сталкиваются два смысла: этот, ничуть не ругательный, и тот,
который придали этим словам мы, люди, для которых нет ничего хуже обвинения
в "зверстве" или "скотстве", - и возникает (как будто сам по себе, как будто
без всякой посторонней помощи) юмор Бориса Заходера. Особенный юмор, который
ни с каким другим не спутаешь, особенное умение всюду оставаться самим
собой. Даже в тех книгах, на обложках которых значится, предположим:
"А.А.Милн. Винни-Пух и Все-Все-Все". Или: "Л.Кэрролл. Алиса в Стране Чудес".
И только потом, ниже написано: "Пересказ Бориса Заходера".
В своем предисловии к изданиям "Винни-Пуха" Заходер говорит:
- Я научил Винни-Пуха говорить по-русски.
И вот тут я с ним категорически не согласен.
Подумаешь: научить англичанина говорить по-русски! Он ведь все равно
так англичанином и останется, даже если будет говорить по-русски без всякого
акцента. А Винни-Пух... Что с ним произошло в пересказе Заходера? Может
быть, он стал русским медвежонком? И лучше было бы назвать его не Пухом, а,
скажем, Топтыжкой?
Нет, не получится. Как-никак друг и хозяин Винни-Пуха не Вася Иванов и
не Петя Сидоров, а Кристофер Робин, да и вообще, читая эту книгу, мы - даже
самые маленькие из нас - понимаем: дело происходит не на Арбате и не на
Невском проспекте, а... где?
В том-то и дело, что не сразу скажешь где.
Винни-Пух, как и многие другие герои детских книг, которых Заходер
научил говорить по-русски, а главное, научил жить среди нас, остался
английским медвежонком. Таким, каким и родился. И в то же время перестал
быть только английским... Понимаете? Или не очень? Я-то, во всяком случае, и
в самом деле не очень понимаю, как это все происходит, как Пух, или Питер
Пэн, или Алиса, не превращаясь в Топтыжку, или в Петю, или в Соню (Соню я не
выдумал: именно так и назывался очень старый перевод "Алисы в Стране Чудес"
- "Соня в Царстве Дива"), все-таки становятся нашими, русскими. Вернее, и
нашими. И русскими тоже.
В этом "и" как раз и состоит чудо.
В общем, вероятно, для того, чтобы понять, как все это оказывается
возможным, надо самому быть поэтом. Да еще поэтом-переводчиком. А я (не
знаю, как вы), к сожалению, не поэт.
Правда, и поэты иногда признаются, что тоже не понимают этого чуда.
Польский поэт Ян Бжехва (загляните в книгу: "На Горизонтских островах",
"Дырки в сыре", "Как Тюлень стал тюленем", "Сомомнение", "Очень Вежливый
Индюк" - это Заходер пересказывает именно его) однажды печально заметил:
"Как известно, существует мнение, в общем правильное, что поэзия
непереводима..."
После этого заявления, казалось бы, надо просто прекратить заниматься
таким сомнительным делом, как перевод. Но вдруг Бжехва добавил вот что:
"Случаются, однако, счастливые исключения. И тут могу заявить, что мне,
несомненно, достался выигрыш в этой лотерее, ибо то, что сделал Заходер,
переводя мои стихи или, вернее, написав их по-русски, представляет собой
редкий феномен в области переводной литературы. Трудно поверить в
возможность такой виртуозности в овладении чужим стихотворением, стихом,
замыслом, версификационной шуткой".
Если вам будут непонятны некоторые слова, например "версификационной",
то пусть вам их кто-нибудь объяснит. А мне вы снова поверьте на слово:
Бжехва был просто счастлив, что стихи его попали в руки Заходеру.
Короче говоря... но, кажется, мне и в самом деле следует говорить
короче. Перед вами - книга, вот она, читайте (или, что куда вероятнее,
перечитывайте). Книга поэта, который может сказать много нового, своего, и
самому маленькому из его слушателей, и самому пожилому из его читателей.
Поэта, который настолько ни на кого не похож, что я берусь узнать его по
одной, почти любой его строчке, и который даже в переводах (пересказах)
проявляется во всю свою веселую и умную силу. Проявляется таким, каков он
есть. Один-единственный.
Станислав Рассадин
"МАРТЫШКИН ДОМ"
Я - последняя буква в азбуке.
Поговорка
Буква "Я"
Всем известно:
Буква "Я"
В азбуке
Последняя.
А известно ли кому,
Отчего и почему?
- Неизвестно?
- Неизвестно.
- Интересно?
- Интересно! -
Ну, так слушайте рассказ.
Жили в азбуке у нас
Буквы.
Жили, не тужили,
Потому что все дружили,
Где никто не ссорится,
Там и дело спорится.
Только раз
Все дело
Стало
Из-за страшного скандала:
Буква "Я"
В строку не встала,
Взбунтовалась
Буква "Я"!
- Я, -
Сказала буква "Я", -
Главная-заглавная!
Я хочу,
Чтобы повсюду
Впереди
Стояла
Я!
Не хочу стоять в ряду.
Быть желаю
На виду! -
Говорят ей:
- Встань на место! -
Отвечает: - Не пойду!
Я ведь вам не просто буква,
Я - местоимение.
Вы
В сравнении со мною -
Недоразумение!
Недоразумение -
Не более не менее!
Тут вся азбука пришла
В страшное волнение.
- Фу-ты ну-ты! -
Фыркнул Ф,
От обиды покраснев.
- Срам! -
Сердито С сказало.
В кричит:
- Воображала!
Это всякий так бы мог!
Может, я и сам - предлог! -
Проворчало П:
- Попробуй,
Потолкуй с такой особой!
- Нужен к ней подход особый, -
Вдруг промямлил Мягкий Знак.
А сердитый Твердый Знак
Молча показал кулак.
- Ти-и-ше, буквы! Стыдно, знаки! -
Закричали Гласные. -
Не хватало только драки!
А еще Согласные!
Надо раньше разобраться,
А потом уже и драться!
Мы же грамотный народ!
Буква "Я"
Сама поймет:
Разве мыслимое дело
Всюду
Я
Совать вперед?
Ведь никто в таком письме
Не поймет ни бе ни ме! -
Я
Затопало ногами:
- Не хочу водиться с вами!
Буду делать все сама!
Хватит у меня ума! -
Буквы тут переглянулись,
Все - буквально! - улыбнулись,
И ответил дружный хор:
- Хорошо,
Идем на спор:
Если сможешь
В одиночку
Написать
Хотя бы строчку, -
Правда,
Стало быть,
Твоя!
- Чтобы я
Да не сумела,
Я ж не кто-нибудь,
А Я!
...Буква "Я" взялась за дело:
Целый час она
Пыхтела,
И кряхтела,
И потела, -
Написать она сумела
Только
"...яяяяя!"
Как зальется буква "X":
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! -
О
От смеха покатилось!
А
За голову схватилось.
Б
Схватилось за живот...
Буква "Я"
Сперва крепилась,
А потом как заревет:
- Я, ребята, виновата!
Признаю
Вину свою!
Я согласна встать, ребята,
Даже сзади
Буквы "Ю"!
- Что ж, - решил весь алфавит, -
Если хочет - пусть стоит!
Дело ведь совсем не в месте.
Дело в том, что все мы - вместе!
В том, чтоб все -
От А до Я -
Жили, как одна семья!
"x x x"
Буква "Я"
Всегда была
Всем и каждому мила.
Но советуем, друзья,
Помнить место
Буквы "Я"!
"1947"
География всмятку
Батюшки!
Глобус
Попал под автобус!
Смялся в лепешку
Новехонький глобус!
Многое
Наша Земля повидала,
Но не видала
Такого скандала!
Неузнаваема
Стала планета.
Все перепуталось:
Части света,
Материки,
Острова,
Океаны,
Все параллели и меридианы
Компасы, бедные,
Бьются в истерике:
Северный полюс -
В Южной Америке!
Южный распался,
Как менее прочный,
На два: на Западный
И на Восточный.
Африка сделала
Сальто-мортале,
Дыбом
Обе Америки встали.
И в довершение
Безобразия
Влезла в Австралию
Малая Азия!
Слышите? Слышите
Шип ядовитый?
Это кипит
Океан Ледовитый -