увернуться от ее ядовитых
щупалец.
     Словом,  сколько он  ни  искал,  он ничего не нашел:  одни боялись его,
другие смеялись над ним,  а третьи старались его съесть,  и,  уж конечно, ни
тех, ни других, ни третьих нельзя считать настоящими друзьями!
     И наконец,  очень усталый и очень-очень грустный, он присел отдохнуть и
сказал:
     - Вот  я  обошел все  дно  морское и  нигде  не  нашел  друга.  И  море
по-прежнему серое.  Наверное, для меня оно всегда будет серым. Ах, если бы я
мог, я бы утопился!..


        "IV"

     И тут он услышал,  как кто-то с тяжелым вздохом,  словно эхо,  повторил
его слова:
     - Ах, если бы я могла, я бы утопилась...
     Отшельник оглянулся (вернее,  просто повел по  сторонам глазами -  ведь
они у него, как ты помнишь, на стебельках) и никого не увидел. Никого, кроме
Розы,   Морской  Розы.  Но  ведь  Морские  Розы  (ученые  люди  называют  их
Актиниями), хотя они и не цветы, вздыхать не могут!
     Но вздох повторился,  а  потом послышалось всхлипывание.  А ведь кругом
никого не было, кроме Розы, Морской Розы.
     - Это ты плачешь? - удивленно спросил Отшельник.
     Он чуть было не прибавил: "А разве ты умеешь?" - но вовремя удержался.
     Роза ничего не  ответила,  но  так  как  она  заплакала еще громче,  то
ответа, в сущности, и не требовалось.
     - А  почему ты  плачешь?  Тебя кто-нибудь обидел?  -  спросил Отшельник
(ведь не только тело, но и сердце у него было мягкое).
     - Никто не смеет меня обидеть!  - сказала Роза. - Никто во всем море не
смеет ко мне прикоснуться!
     И она гордо выпрямилась и даже перестала плакать.
     - Тогда почему же ты плачешь?  -  спросил ее Отшельник так ласково, что
Роза тоже смягчилась и ответила ему:
     - Мне просто грустно.  А грустно мне потому,  что это море такое серое,
серое!  Вот если бы я нашла друга, все было бы по-другому. Но ведь я не умею
ходить, и все, что мне остается, - это стоять здесь и горевать...
     Отшельник хотел сказать ей,  что он  обошел все дно морское и  нигде не
нашел друга, но ему стало жалко огорчать бедную Розу, тем более что она была
такая красивая.
     И он сказал ей:
     - Я как раз тоже хожу по дну морскому и ищу друга.  Если хочешь, пойдем
вместе,  и,  может быть,  если нам очень,  очень повезет, каждый найдет себе
друга, и тогда море станет синим, и мы совсем не будем грустить.
     - Да ведь я же не умею ходить,  -  сказала Роза,  и лепестки ее грустно
поникли.
     - Ну,  это горе небольшое, - сказал добрый Отшельник. - Если ты хочешь,
я могу тебя понести! Мне это будет только приятно!
     Розе было страшновато сниматься с  насиженного места,  хоть ей и  плохо
там жилось... Так всегда бывает!
     Но Отшельник говорил с ней так ласково и показался ей таким добрым, что
она согласилась.
     И  вот Отшельник помог ей сойти с  камня и сесть к нему на раковину,  и
они тронулись в путь!
     Ох,  как  закружилась у  Розы голова -  ведь она прежде не  знала,  что
значит двигаться,  и  ей  показалось,  что  все  несется вокруг нее  бешеным
хороводом:  и камни, и водоросли, и приросшие ко дну устрицы, и морские ежи.
Она даже побледнела, но из гордости не издала ни звука - да, она была очень,
очень гордая!
     А через несколько минут она привыкла (тем более что Отшельник,  сказать
по  совести,  шел не так уж быстро) и  начала громко восторгаться всем,  что
видела вокруг.
     - Ах,  как хорошо!  -  восхищалась она.  -  Как легко дышать,  когда не
стоишь на месте! Ой, какие пестрые рыбки! Как их зовут? А кто это так сияет?
Морские Звезды, вот как! Не думала, что они такие красивые! А это что? А это
кто? Ох, как хорошо путешествовать!..
     И Отшельник едва успевал отвечать на ее вопросы.  Он, правда, много раз
видел все,  чем она так восхищалась, но (ведь он был очень добрый) думал про
себя: "Пусть радуется, бедная! Скоро ей все это надоест, так же как и мне...
По правде говоря,  мне очень приятно слышать,  как она радуется!  Интересно,
если бы я нашел друга, мы радовались бы с ним вместе или нет?"
     И он задумался о том,  как грустно,  что ему никогда,  никогда не найти
друга; и вдруг Роза, которая уже с минуту как замолчала, спросила, как будто
угадав его мысли:
     - А когда же мы пойдем искать друзей?
     И  тут Отшельник не удержался и  рассказал ей всю правду;  как он искал
друга по всему дну морскому и  видел существа,  создания и  даже чудища,  но
друга не нашел нигде...
     - Может быть,  никаких друзей вовсе не  бывает на  свете,  -  сказал он
грустно, - и лучше их и не искать?


        "V"

     - Неправда!  -  сказала Роза. - Друзья на свете бывают, я уверена, а не
нашел ты их только потому, что не знал, где их искать.
     - А ты знаешь? - спросил Отшельник.
     - Я знаю!  Настоящие друзья живут в Алом городе. Они построили его сами
и  живут там  и  дружат,  и  для них море всегда,  всегда синее!  И  знаешь,
говорят,  что  эти  друзья -  мои  сестры или  братья,  или  вообще какие-то
родственники, так что мы должны пойти к ним, и они нам очень обрадуются!
     - А  они  не  будут  щипать нас...  для  нашей  же  пользы?  -  спросил
Отшельник, который при слове "родственники" вспомнил дядю Краба.
     - Надеюсь,  что нет,  - сказала Роза гордо, - ведь я говорила тебе, что
никто не смеет прикоснуться ко мне!  Если я этого не захочу, - добавила она,
вспомнив,  что ведь Отшельник прикоснулся к ней, когда помогал ей взобраться
на раковину.
     Отшельник хотел сказать,  что  его это очень утешает,  хотя его самого,
увы,  щипали много раз,  но  не  успел,  потому что в  эту минуту перед ними
появился дядя Краб собственной персоной.
     - Доброе утро,  племянничек,  -  бросил он небрежно и хотел было пройти
боком по своим делам (у крабов всегда множество дел), но тут он заметил Розу
и от удивления выпучил глаза.  -  А это еще что такое? - спросил он и махнул
своей толстой клешней в сторону Розы.
     Нельзя сказать, что он был слишком хорошо воспитан!
     - Это не что,  а кто! Это Роза, - объяснил Отшельник. - Мы с ней идем к
Алому городу искать друзей!
     Дядя  Краб  удивился еще  больше -  глаза  у  него  на  длинных-длинных
стебельках совсем вылезли.
     - Мое дело,  конечно, сторона, - сказал он, - но все-таки я должен тебе
кое-что сказать. Во-первых, Алый город находится за семью морями, так что ты
туда не  дойдешь!  Во-вторых,  по-настоящему он называется не Алый город,  а
как-то  иначе,  так что ты его не найдешь!  В-третьих,  там тоже нет никаких
друзей,  так что ты зря его ищешь!  Словом,  ты собираешься совершить глупый
поступок!  А еще глупее -  таскать с собой такую обузу. - И он снова показал
на Розу своей толстой клешней.
     Роза побледнела от обиды, и лепестки ее сжались.
     И  тут  дяде Крабу пришлось удивиться еще больше,  потому что Отшельник
(ведь ты не забыл, что он был очень добрый) впервые в жизни рассердился.
     - Не смей обижать Розу! - крикнул он и бросился на дядю Краба.
     Дядя Краб едва успел увернуться. Но все-таки успел.
     - Мое дело,  конечно,  сторона,  - крикнул он, отбежав бочком-бочком на
почтительное расстояние, - но в одном из семи морей ты обязательно встретишь
Госпожу К.,  и она покажет тебе,  где раки зимуют! От души желаю тебе этого,
дерзкий мальчишка! Для твоей же пользы!
     Отшельнику  стало  страшновато  -   ведь  никто  не  любит,  когда  ему
показывают,  где раки зимуют, а раки - особенно. Кроме того, он хорошо знал,
кто такая Госпожа К. И он невольно замедлил шаги...
     - Ты боишься? - мягко спросила его Роза. - Скажи откровенно! Ты боишься
этой Госпожи К.? Не бойся! Ведь я с тобой!
     Как ни страшно было Отшельнику, он едва не засмеялся.
     Ведь Госпожа К. - так все раки и крабы называют самого страшного своего
врага, такого страшного, что они даже не решаются произнести его полное имя.
Своими  страшными щупальцами она  хватает  самого  сильного  краба  -  и  он
становится беспомощным,  как младенец; своим страшным клювом она раскусывает
самый прочный панцирь, как яичную скорлупу...
     Что может сделать, чем может ему помочь бедная маленькая Роза, если они
встретят Госпожу К.?
     Но он не засмеялся - ведь он не хотел обидеть Розу.
     - Чему быть,  того не миновать,  -  сказал он храбро.  - Но все-таки...
все-таки будем надеяться, что мы ее не встретим!
     - А если мы ее встретим, мы сами покажем ей, где раки зимуют, - сказала
Роза,  и тут Отшельник расхохотался и с удивлением почувствовал, что ему уже
почти совсем-совсем не страшно!
     И они пошли дальше.


        "VI"

     Да,  это было долгое путешествие,  куда длиннее его первого путешествия
по дну морскому! Они прошли Первое море, и Второе море, и Третье море, а это
гораздо скорее сказать,  чем сделать.  Но вот что удивительно:  этот долгий,
долгий путь показался Отшельнику гораздо короче.
     Может быть,  потому,  что по дороге они делились всем: и каждой крошкой
еды,  и всеми радостями,  и горестями -  и весело болтали обо всем,  что они
видели в пути?
     Они шли,  и шли, и шли, и, когда они пришли в Четвертое море, Отшельник
вдруг почувствовал, что он больше не помещается в своей раковине, и вышел из
нее, чтобы поискать себе другую.
     - Постой! - шепотом сказала ему Роза. - Ты хочешь меня оставить?
     - Да что ты,  -  сказал Отшельник, - я просто вырос, и мне нужна другая
раковина, побольше!
     - Нет,  ты хочешь меня оставить!  - настаивала Роза. Она вся совершенно
побелела.
     И  ему пришлось долго успокаивать ее,  но совсем успокоилась она только
тогда,  когда он нашел другую раковину и  посадил на нее Розу.  И  они снова
тронулись в путь.
     - Если бы ты меня оставил, я бы сразу умерла, - сказала Роза.
     - Да и я тоже! - искренне сказал Отшельник.
     И  Роза снова засияла и начала рассказывать ему сказки и болтать всякие
веселые глупости,  и за разговором они даже не заметили, что вода становится
все теплее и теплее,  а это могло означать только одно: что они уже пришли в
Седьмое море, в то самое море, где живет страшная Госпожа К.
     - Погоди-ка,  что  это  такое?  -  сказал Отшельник и  остановился,  не
дослушав  сказки  о   том,   как   Рыба-Молот   (такая  есть)   женилась  на
Рыбе-Наковальне (такой на  самом деле нет) и  что  у  них родилось множество
детей:   Рыба-Пила,   Рыба-Гвоздь,  Рыба-Серп,  Рыба-Щипцы,  Рыба-Напильник,
Рыба-Подкова,  Рыба-Меч и  множество других рыб,  из которых одни бывают,  а
другие нет...
     Отшельник остановился потому, что перед ними было ужасное зрелище!
     Впереди было ущелье между подводными скалами,  и  у  входа в это ущелье
лежала целая груда панцирей раков и крабов. Все они были пустые и расколотые
пополам,  словно орехи,  и раздавленные,  как яичная скорлупа.  И Отшельнику
показалось даже,  что  среди них  лежат изуродованный панцирь и  клешни дяди
Краба.  Правда,  в  такой горе панцирей,  клешней и  ног  трудно было узнать
какой-нибудь один панцирь, даже панцирь родственника...
     Ясно было только одно:  где-то поблизости живет Госпожа К...  Но путь к
Алому городу лежал вперед, только вперед...


        "VII"

     Медленно,  осторожно  двинулся  Отшельник по  ущелью,  ощупывая  каждый
клочок дна своими длинными усами и глядя во все глаза,  хотя он и знал,  что
это  почти  бесполезно,  потому что  Госпожа К.,  как  и  ее  родственники -
осьминоги, спруты и кальмары, - умеет становиться невидимкой, когда захочет,
и  вы ни за что не отличите ее от камня или кучи песка,  пока она не кинется
на вас, а тогда будет уже поздно...
     Ущелье становилось все уже,  все круче вздымались его скалистые стены с
мрачными отверстиями пещер, все темнее становилось кругом... А Отшельник все
шел...
     Вот снова стало светлее.  Казалось,  опасность миновала.  Им оставалось
лишь несколько десятков шагов до выхода, как вдруг в большой пещере блеснули
чьи-то  страшные  глаза...   Показались  длинные  щупальца...   и  медленно,
беззвучно из пещеры выплыла Госпожа К.
     - Роза, спасайся! - отчаянно крикнул Отшельник.
     В ужасе он даже забыл,  что Роза не умеет ходить, и, видимо, забыл, что
сам он ходить умеет:  он застыл на месте.  И только угрожающе поднял клешни,
чтобы прикрыть Розу...
     А  Каракатица (так по-настоящему называют Госпожу К.)  не спеша -  ведь
она была уверена, что добыча от нее не уйдет! - подплывала все ближе.
     Вот  Отшельник  уже  мог  разглядеть страшные  присоски  на  концах  ее
щупалец... Извиваясь, как змеи, щупальца все приближались и наконец схватили
бедного маленького Отшельника и  неумолимо повлекли его  туда,  где  мерцали
огромные немигающие глаза. Щелкнул страшный клюв...
     Отшельник отчаянно боролся,  но  щупальца были крепкие,  как  железо...
Клешни его бессильно опустились...
     "Все кончено, - мелькнуло в голове Отшельника. - Прощай, Роза!"
     И  тут сноп сверкающих молний ударил в толстое тело Каракатицы у самого
основания ее щупалец.  Это Морская Роза пустила в  ход свое грозное оружие -
жгучие  стрелы,  спрятанные  в  ее  прелестных лепестках.  Да,  недаром  она
говорила, что к ней никто не смеет прикоснуться!
     Удар  -  и  подернулись пленкой немигающие глаза;  удар  -  и  щупальца
бессильно повисли,  выпустив  свою  жертву;  еще  удар  -  и  Каракатица как
ошпаренная (в сущности, так и было!) отлетела в сторону, выпустив напоследок
"чернильную бомбу" -  облако темной,  как чернила,  краски...  Все заволокло
чернильно-черной мглой...
     А когда тьма рассеялась,  Каракатицы нигде не было.  Путь из ущелья был
свободен.
     - Ну что, кто кому показал, где раки зимуют? - спросила Роза.


        "VIII"

     Путь  был  свободен,   и  когда  путешественники  вышли  на  отмель,  в
ослепительном сиянии солнца им открылся город! Причудливы были очертания его
стен,  уступами поднимавшихся все выше и  выше и  утопавших где-то  наверху,
там,  где  кончается море  и  начинается небо.  И  далеко-далеко разносились
кругом веселые звуки песен и неумолчная трескотня рыб (ты не забыл, что рыбы
большие любители поболтать?).
     "Ах,  как,  должно быть,  весело тут живется!" -  подумали одновременно
Отшельник и Роза.
     И  хотя они никогда не видали Алого города,  они сразу догадались,  что
это он.  Ведь стены у него были такого чудесного цвета - красные, и розовые,
и пунцовые, и ярко-ярко-алые!
     - Это ведь Алый город? - спросили путешественники у первого встречного.
     Это  оказалась Рыба-Доктор,  которая как  раз  лечила больного Тунца от
морской болезни. Доктор оторвался от своего дела и серьезно сказал:
     - Гм-гм!  Алый  город?  Гм-гм!  Это  нельзя  считать научным названием.
Можете называть его  Алым  городом,  если  хотите,  но  на  самом  деле  это
Коралловый риф!  Ведь  его  построили кораллы,  и  с  научной  точки  зрения
правильней называть это сооружение Коралловым рифом.
     - Вспомнила!  -  неожиданно сказала Роза.  - Так и зовут этих друзей...
или родственников... Кораллы! Да, да, это они. Идем скорей.
     Но когда Отшельник и  Роза подошли к городу (или рифу) так близко,  что
им  стали  видны  миллионы  прозрачных  венчиков,  очень  похожих  на  венец
лепестков Розы  (а  именно  так  выглядят кораллы),  Отшельник остановился и
заговорил, и в ту же секунду заговорила Роза, так что они сказали хором:
     - Я НЕ ХОЧУ ИСКАТЬ НИКАКИХ ДРУЗЕЙ, КРОМЕ ТЕБЯ!
     - Давно бы так!  -  прозвучал удивительно знакомый голос.  - Искать то,
что давно нашел, - это попусту тратить время!
     То был, конечно, Дельфин, морской волшебник.
     Видя, что ни Отшельник, ни Роза его не поняли, он прибавил:
     - Чудаки!  Да неужели вы до сих пор не догадались,  что вы и есть самые
настоящие друзья?  Про настоящих друзей говорят:  их  водой не разольешь!  А
ведь для вас не хватило целых семи морей!
     - Иги-ги-ги! - тоненько заржал кто-то рядом.
     Это был Морской Конек,  как всегда вертевшийся поблизости. Должно быть,
впервые в жизни он засмеялся чужой, а не своей шутке:
     - Иги-ги-ги-ги!
     Но,  конечно,  ни  Отшельник,  ни  Роза  не  обиделись.  Ведь море было
синее-синее - самое синее на свете! Жить было так весело, так интересно!
     И они подхватили веселую песенку, звучавшую со всех сторон.

                        Никто и нигде,
                        Никто и нигде
                        Не жил веселое,
                        Чем рыбы в воде! -

пели рыбки.

                        Но ведь мы - ты и я,
                        Мы - такие друзья,
                        Что нам бы могли бы
                        Позавидовать даже и рыбы! -

пели Отшельник и Роза.
     И,  по-моему,  они совершенно правы! Ведь если ты нашел друга и поешь с
ним веселую песню, значит, у тебя есть все, что нужно для полного счастья!



                                Жил-был Фип


        "I"

     Жил-был Фип.
     Правду сказать,  жил он еще так недолго, что даже сам и не знал, кем он
был.
     А был он инкубаторным цыпленком трех дней от роду -  маленьким, желтым,
пушистым комочком на тоненьких ножках и с тоненьким голоском: "Фип! Фип!"
     Вместе с  тысячами -  если  тебя интересуют цифры,  могу сказать точно:
вместе с 39312 (знаешь,  как это произносится?  С тридцатью девятью тысячами
тремястами двенадцатью) - братьями и сестрами он появился на свет в огромном
здании, на котором красовалась вывеска: "Птицефабрика Э 2".
     Появился на свет - так, пожалуй, можно сказать, хотя было там не так-то
уж и  светло.  Правда,  там было тепло;  но не было ни солнца,  ни неба,  ни
земли, ни травы, ни ветра - словом, ни природы, ни погоды!
     Но Фип ни капельки из-за этого не огорчался!  Ведь он и  не подозревал,
что на свете бывают такие вещи,  как природа,  погода, небо, солнце, земля и
так далее. Что греха таить, знал он маловато, а умел еще меньше.
     И  все-таки  он  весело  поклевывал вкусную  кашку  из  молотых  зерен,
косточек,  червячков и  тому  подобного (называется это  кормовой смесью)  и
весело попискивал своим тоненьким голоском: "Фип!"
     Уж это-то он умел.
     И так продолжалось - ты не забыл - ровно три дня.
     А на четвертый день поутру его посадили в картонную коробочку,  где уже
сидело  35  (тридцать пять)  его  братьев и  сестер -  таких  же,  как  Фип,
желтеньких и пушистых,  и так же перепуганных. Все они, включая Фипа, пищали
изо всех сил.
     Но, как известно, писк обычно мало помогает.
     Не помог он и  нашим цыплятам.  Их коробку погрузили в кузов маленького
автомобиля "пикапа", где было совсем темно и не очень-то приятно пахло и где
уже  стояло множество таких же  картонных коробок,  -  все они тоже отчаянно
пищали.  Но  тут что-то  громко зафыркало,  затарахтело,  зарычало:  цыплята
почувствовали,  что все куда-то едет,  едет,  едет... и запищали еще громче,
но,  так  как  они  сами не  слышали собственного писка,  им  скоро пришлось
перестать.
     Грузовичок  вскоре  остановился,  и  шофер  начал  передавать притихшие
коробочки в руки какой-то тете.
     Тетя,  кстати сказать,  была  очень миловидная (то  есть  на  нее  было
приятно смотреть).
     И  шофер на  нее так засмотрелся,  что даже не  заметил,  как из  одной
коробочки полетел на траву желтый пушистый комочек.
     Это был Фип.


        "II"

     Не  от  страха  (испугаться  он  не  успел),  а,  наверное,  просто  от
неожиданности (ведь он еще никогда не летал) Фип потерял сознание: он закрыл
глаза и как будто заснул.
     Но когда он пришел в  себя и открыл глаза,  он испугался по-настоящему:
прямо  над  ним  нависла чья-то  огромная страшная морда с  большими зубами.
Бедный Фип не знал,  что делать.  Он было вскочил на ноги, но они у него тут
же подкосились; он снова зажмурился, но так было еще страшней...
     Все это случилось с  ним только потому,  что он так мало знал;  знай он
чуть побольше,  он  бы понял,  что эта страшная,  как ему показалось,  морда
принадлежит веселому, добродушному и люб