Со двора плотника Меринова вдруг послышался визг и лай.
     --  Вперед! По-пластунски! -- скомандовал  капитан  Серпокрылов, упал в
снег и стремительно пополз к забору, за которым разгорелся невиданный бой.
     Заглянувши  в  дырку между  штакетин,  майор Серпокрылов  сразу  оценил
обстановку.
     --  В штыки! -- послышалась  команда. -- Ребята, рубай их! Не подведите
своего подполковника!
     Град огня и снарядов обрушился на врага.
     --  Спасибо  вам,  товарищ  Серпокрылов, --  сказала  Пальма.  --  Ваши
активные боевые действия привели к полной победе.
     -- Я -- солдат! -- скромно ответил полковник Серпокрылов.
     Дошкольник  хотел продолжать  путь боевых подвигов, как  вдруг  заметил
пушистого, с огромным хвостом солдатика, привязанного за веревку к конуре.
     "Вон какую штуку завела себе Верка Меринова!" -- изумленно  подумал он,
раскрыл глаза пошире, и в голову его хлынули сугубо  штатские мысли: кто это
такой, чего он сидит у конуры и  при чем здесь огромная перчатка, валяющаяся
на снегу?
     Дошкольник перелез через забор, поднял перчатку и примерил. Рука влезла
аж до плеча, и дошкольник засмеялся от удовольствия.
     --  А  ты  кто  такой? -- спросил  он  Наполеона, присел на  корточки и
перчаточным пальцем провел ему по носу.
     Наполеон зажмурился.
     Новые стремительные мысли пронеслись в  голове  дошкольника, и  главная
насчет Верки  Мериновой:  мол, надо бы ее немного подразнить,  а то  чего-то
загордилась, давно недразненная ходит.
     -- Ты мой трофей, -- сказал он Наполеону и отвязал веревку.
     Потягивая за собой недопеска, дошкольник вышел через калитку на улицу.
     Победные флаги трепетали над головой генерала Серпокрылова.

        "НА ПОЛЮС!"
     "Это, наверно,  росомаха, --  думал дошкольник,  выходя из  калитки  на
дорогу,  вдрызг  перепаханную  тракторами.  --  А  может,  барсук?  Как  раз
полосочка на носу. Нет, он похож на лису. Но не очень. Какой-то недолисок!"
     Тут  мысли  дошкольника побежали по  дороге, проторенной уже  плотником
Мериновым: "Может,  это  помесь собаки  с  лисой? Лисья  собачка? Лисопес...
Лисица-псица!.. Лисец..."
     -- Песец!  -- закричал вдруг дошкольник, подпрыгнул на месте и  выпалил
из водопроводной винтовки. -- Песец! Песец! Чтоб мне треснуть! Это песец!
     Восхищенный  своей  догадливостью, он  палил  безостановочно  в воздух.
Бах-тарарах-ба-бах!  Наполеон  поник,  пришибленный   неслыханным   салютом.
Никогда в жизни не приходилось слышать ему ничего подобного.
     Дошкольник быстро  израсходовал все боеприпасы и дернул за веревку. Ему
хотелось  немедленно куда-то  бежать. Песец  неожиданно заупрямился,  уперся
лапами в землю и затряс головой.
     -- Пойдем, пойдем, -- торопил дошкольник.
     Наполеон завертел головой, упал на бок, перевернулся на спину, стараясь
задними и передними лапами сорвать с шеи веревку.
     Дошкольник Серпокрылов, надо сказать,  был человек сообразительный.  Он
подождал, пока Наполеон успокоится, а  потом заманчиво помахал мотоциклетной
перчаткой.
     -- Пойдем  со  мной,  --  сказал  он.  --  Перчатку  получишь.  Хорошая
перчаточка!
     Однако перчатка не помогла. Песец вовсе ее не заметил.
     -- Ну ладно, -- сказал  дошкольник.  -- Ты  не  идешь за мной, тогда  я
пойду за тобой. Беги куда хочешь.
     Разных  людей повидал  за свою  жизнь  Наполеон  Третий, но  никогда не
встречал он таких маленьких, чуть выше елового пня. Это Наполеону неожиданно
понравилось, и еще  понравилось, что  дошкольник  перестал дергать веревку и
палить.
     Недопесок  обнюхал снег и  валенки дошкольника Серпокрылова. От валенок
пахло мышами.
     Наполеон  оглянулся на  мериновский  двор.  Пальма  стояла  у  калитки,
печально помахивая  тропическими ушами.  Наполеон  кивнул ей и установил нос
точно на север.
     --  Валяй!  -- шепнул дошкольник,  и  на север,  точно на север побежал
недопесок через деревню Ковылкино, а за ним -- дошкольник Серпокрылов.
     Ему хотелось свистнуть, как свистят  кавалеристы, скачущие в степи, или
взреветь  мотоциклом "Ява", на котором ездит агроном, но он  боялся напугать
зверя, бегущего перед ним.
     "Куда же он бежит? -- думал Серпокрылов. -- Наверно, на север. Северный
зверь должен бежать на север. На полюс!"
     Серпокрылов смеялся, ему  казалось, что он все знает,  все понимает,  и
действительно, он все больше понимал, что это за зверь бежит перед ним, куда
бежит и зачем.
     "Назову его Филькой", -- думал он.
     Кто из нас,  людей деревенских или городских, поймет сердце песца, душу
недопеска? Даже  и  в собачьей  душе  мы  только чуть  научились читать, а о
песцах и ведать не ведаем. Есть, конечно, десяток на земле знатоков, которые
расскажут  о песцах. Но что скажут они о душе песца, не того, что бродит  по
белым   пустыням  тундры,  а  вот  этого  --  искусственного,   платинового,
выведенного в клетке! Что там бьется у  него в груди -- сердце или моторчик,
заведенный на время человеком?
     Не  видно   в   платиновом   Наполеоне   сходства   с  его   свободными
родственниками, и не слишком  похож он на придуманного плотником английского
шпица.
     Более всего схож Наполеон с тюфячком на коротких ножках. И вся душа его
ушла, наверно, в этот густой теплейший мех, в этот красивый  волос. А сердце
бьется лишь для того, чтобы волос становился все длиннее и краше.
     Наполеон спешил. Ему казалось, еще немного -- и он убежит от веревки. А
дошкольник старался так поспевать, чтоб веревка не резала песцу шею.
     "Мы бежим на полюс! -- думал дошкольник Серпокрылов. -- А куда же иначе
нам бежать? Вперед! Я там давно хотел побывать!"
     Позвякивая  боевыми наградами,  бежал  дошкольник  Алексей  Серпокрылов
через деревню Ковылкино вслед за недопеском Наполеоном Третьим.
     С  каждым  шагом увеличивалось  на его груди количество  орденов  и все
ближе был Северный полюс.

     КОЛЁСА, КОТОРЫЕ ВИДИТ СТАРИК КАРАСЁВ
     Настало  наконец-таки   время   поговорить   о   старике  Карасеве,   о
ковылкинском человеке с небритою бородой и носом кисельного цвета.
     Старики  такие  есть  во  всех деревнях. Они  сторожат  колхозные сады,
подшивают валенки. Этими делами занимался и старик  Карасев -- и сад стерег,
и валенки  подшивал.  Короче, это  был обычный  старик, и  только одна черта
отличала его от всех других стариков.
     Старик Карасев был колдун.
     Впрочем, разобраться в этом  деле -- умеет Карасев колдовать или нет --
никто толком не мог.
     Печник Волопасов спросил как-то:
     -- Ну что, дедок, ты вправду, что ль, колдовать умеешь?
     -- Колдуем помаленьку, -- ответил на это старик Карасев.
     -- Да ладно врать-то, -- сказал печник.
     Карасев  равнодушно улыбнулся и вдруг  глянул  на  печника  через левое
плечо. Волопасов вздрогнул и отошел в сторону сельсовета.
     А на другой день на шее у него выросла болячка.
     С каждым днем болячка разрасталась,  и жена  Волопасова уговаривала его
пойти к старику повиниться.
     -- Против колдовства имеется наука! -- возражал Волопасов.
     Он купил йоду и стал смазывать им болячку. Научное лекарство вступило в
борьбу с колдовской болячкой и в конце концов, конечно, победило.
     Но не болячками удивлял  старик Карасев белый  свет. Главная  сила  его
заключалась в другом: старик Карасев видел колеса!
     Что это за колеса, Карасев и сам толком объяснить не мог. Но, по словам
его,  получалось,  что  возле  каждого человека  имеется в воздухе  какое-то
цветное колесо. Вроде радуги. Да только колесо это не всякому дано увидеть.
     Например: плотник Меринов никаких колес не видит, и слесарь Серпокрылов
не видит, да и вообще никто не видит. А вот старик Карасев видит.
     В  тот  день, когда  появился  в Ковылкине Наполеон, Карасев  сидел  на
лавочке у калитки, а соседка Нефедова шла из магазина и присела передохнуть.
     --  Куда  ты  столько  хлеба  набрала?  -- сказал  Карасев.  --  Десять
кирпичей.
     -- Как это куда!  -- закричала  в ответ Нефедова  и  принялась считать,
сколько у нее в доме народу,  да куры, да  корова, да поросята, да праздники
впереди. Своими крикливыми подсчетами она оглушила старика на оба уха, дотом
перевела дух  и решила поболтать о колесах. -- Не уж все-таки вправду бывают
колеса вокруг людей?
     -- А как же, -- ответил Карасев. -- Обязательно бывают.
     -- И ты видишь это?
     -- А как же мне не видеть-то их, если они видны, -- возразил старик.
     -- Ну а вокруг меня есть такое колесо?
     --  Виднеется,  --  подтвердил  Карасев. --  Да только  не  слишком  уж
большое.
     -- Что  уж,  совсем,  что  ли,  маленькое?  --  спросила Нефедова  чуть
огорченно.
     --  Ну  как тебе  сказать, -- ответил  Карасев,  закуривая  цигарку, --
сантиметра на четыре.
     -- И какого ж оно цвета?
     Тут старик  Карасев поглядел на соседку  внимательно, выпустил в воздух
дыму и сказал:
     -- Коричневое.
     Такой цвет Нефедову почему-то обидел.
     -- Старый ты пес, -- сказала  она. --  Напустил дыму, вот  и натемнил в
колесе.
     --  Табачный   дым  колесам  не  помеха,  --  ответил  старик  Карасев,
равнодушно еще раз взглянувши на соседкино колесо.
     -- Тьфу! -- плюнула Нефедова. -- У тебя небось  и вовсе никакого колеса
нету.
     -- Мне свое колесо видеть не дано.
     Старик  покуривал  цигарку,  а  Нефедова искоса  взглядывала  на  него,
прищуривалась, словно  хотела разглядеть,  не видно ли  какого  колеса.  Но,
кроме шапки солдатской, носа да цигарки, она не видела ничего. И на улице не
видно было никаких колес, только у дороги валялась, как обычно автомобильная
покрышка.
     На  дорогу выскочила из-за  угла собачка на  веревке,  а  за  нею бежал
дошкольник Серпокрылов.
     -- Смотри-ка,  дед,  вон мальчишка слесарев  бежит. Неуж и  вокруг него
есть чего-то?
     -- А... это Лешка Серпокрылов. Вокруг него радуга васильковая с розовым
разводом.
     -- И вокруг собаки есть?
     -- Ну нет, -- сказал Карасев. -- Вокруг
     собак не бывает... Они их видят, а сами не имеют. Постой, постой... Что
за оказия? Вроде что-то намечается синеватое! Да это не собака!
     Старик Карасев разволновался, достал из кармана очки.
     -- Эй, Лешка, подь-ка сюда!
     -- Некогда, дедушка  Карасев!  --  крикнул в  ответ Серпокрылов. --  На
полюс бегу! -- И скрылся за углом.
     -- Странное дело, -- взволнованно рассуждал  старик Карасев. --  Вокруг
собак никогда не бывает, а тут что-то синеватое.
     Пока старик рассуждал, на улице появился новый человек.
     В  шапке "пирожок", в овчинном  полушубке романовской дубки,  он быстро
шагал,  почти бежал по улице.  В  руках он держал  толстую  палку, окованную
полосовой сталью, а на спине его подпрыгивал зеленый, через плечо  на ремне,
сундучок.
     -- Это что за человек? -- спросила Нефедова. -- Какое вокруг него будет
колесо?
     -- Тьфу! -- плюнул старик Карасев. -- Салатовое!

        "НА СЕВЕРЕ ДИКОМ..."
     Последним уроком во втором классе был урок рисования.
     Кончилась переменка. Техничка Амбарова пробежала по коридорам.
     -- Звонок не работает!  -- кричала она. -- Движок барахлит.  Току нету!
Расходись по классам!
     --  Без звонка не  пойдем! -- кричали Белов  и Быкодоров из  четвертого
класса.
     -- Дззззззз... -- зазвенела Вера Меринова.
     -- Дзынь-трынь! Трам-блям-блям! -- подхватил весь второй класс, и скоро
в  школе  раздался  такой   звон,  какого  никогда  в  жизни   не   устроить
электрическому току.
     --  Кончай звонить! --  закричал учитель  рисования Павел Сергеевич. --
Готовь карандаши да альбомы!
     Во втором классе очень любили рисование, и рисовали здесь отлично.
     "Таланты! -- говорил о них Павел Сергеевич. -- Петровы-Водкины!"
     Уроки свои Павел Сергеевич начинал обычно с какого-нибудь фокуса. Вдруг
доставал из  кармана огромный  гипсовый нос или приносил в рюкзаке лошадиный
череп. Сегодня он пришел  с  пустыми  руками, и напрасно  таланты глядели  с
надеждой  на учительские  карманы. Карманы не  оттопыривались,  гипсовый нос
оттуда не высовывался.
     Павел Сергеевич прошелся по классу, остановился у окна.
     -- Сколько снегу навалило, -- сказал он. -- Скоро настоящая зима.
     Ребята поглядели  в окно на старые  березы,  присыпанные снегом. Черные
грачиные гнезда на березах накрылись белыми колпаками.
     -- Видите за фермой сосну? -- спросил Павел Сергеевич.
     -- Видим, видим! -- закричал хорошист Миша Чашин.
     -- Посмотрите на нее хорошенько, -- попросил Павел Сергеевич.
     Ребята с любопытством принялись рассматривать сосну, как будто ожидали,
что Павел Сергеевич сейчас устроит с нею какой-нибудь фокус.
     Но Павел  Сергеевич ничего  не  устраивал, а сосна стояла не  шевелясь,
подпирала мудрой головой серое ковылкинское небо.
     Эта сосна была знаменита. Ни в деревнях, ни в окрестных  лесах не  было
дерева выше ковылкинской сосны, а медовый ее ствол был толще самой  огромной
бочки.  Старики  говорили,  что сосна заколдована.  В нее ни разу не  попала
молния.  Другие, мелкие деревья  июльские грозы крошили  каждый год, а сосну
обходили стороной.
     -- Это очень старая сосна, -- сказал  Павел  Сергеевич. -- И вот каждое
утро,  по  дороге  в  школу,  я  думаю,  что это  про нее написал  Лермонтов
стихотворение... Послушайте.
     На севере диком стоит одиноко
     На голой вершине сосна.
     И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим,
     Как ризой, одета она.
     И снится ей все, что в пустыне далекой,
     В том крае, где солнца восход,
     Одна и грустна на утесе горючем
     Прекрасная пальма растет.
     Ребята помолчали, обдумывая стихотворение, а потом сразу стали спорить,
про какую это сосну написано.
     -- Да не про нашу это!
     -- Про нашу! Про нашу!
     -- Погодите,  -- сказал Павел  Сергеевич. --  Давайте по порядку.  Миша
Чашин!
     Второклассники  замолчали.  Хорошист  Миша Чашин пользовался  в  классе
авторитетом. Его уважали.
     --  Это не  про  нашу,  -- сказал Миша Чашин. --  Нету горной  вершины.
Почему ничего не сказано про ферму, а ведь она под сосной?
     Миша Чашин сел на место, и слово взял Коля Калинин.
     -- Горной вершины нет, зато есть бугорок, -- сказал он. -- Но дело не в
этом.  Стихотворение про  сосну, которая стоит одиноко. Значит, и  про нашу.
Значит, это наша сосна спит и видит пальму.
     -- Пальму Меринову, -- сказал Миша Чашин и засмеялся.
     -- Кокосовую! -- закричал Коля Калинин. -- Не тебя же во сне видеть!
     -- Спокойно! -- сказал Павел Сергеевич. -- Калинин, сядь. Говори, Вера.
     -- Это написано  не про сосну, --  сказала  неожиданно  Вера, -- а  про
одинокого человека. Он стоит, и ему печально.
     -- Ну сказанула!
     -- Тогда б так и было написано: на голой вершине стоит человек!
     -- Ну ладно, -- сказал Павел Сергеевич. -- Хватит кричать. Я согласен с
Верой.  Поэт пишет  стихотворение о сосне, а  сам думает, конечно,  о  своей
судьбе, о других людях. Мы читаем и тоже задумываемся о себе и о других. Вот
так. Ну, начали рисовать.
     -- Чего рисовать?
     -- Как чего? Сосну, пальму, все, о чем написал Лермонтов.
     -- Вот это задание!
     -- Давайте лучше гипсовый нос!
     Ребята задумались, стали вспоминать, как выглядит  пальма. Только  лишь
Коля Калинин немедленно кинулся в бой.
     -- Во  -- сосна! -- шептал он. -- А  во  -- пальма! Во -- песок!  Во --
скала!
     -- Не спеши, -- сказал ему Павел Сергеевич. -- Продумай композицию.
     Коля остановился на минутку и тут же снова зашептал:
     --  Во -- снег идет! Прям  на ветки!  Прям на  ветки! Во -- гора! Во --
ферма под горой, коровы, куры! Во -- школа!
     -- Вера Меринова пойдет к доске рисовать цветными мелками.
     --  Повезло, повезло Верке, --  бормотал  Коля. -- Во -- лошадка  везет
сено. На возу мой папаня.
     Тихо стало  в классе. Слышался только приятный шорох карандашей да стук
мела по грифельной доске.
     Синяя  северная гора,  изрезанная скалами,  изрытая пещерами,  охватила
полдоски, красным мелом наметила Вера сосновый ствол.  Горел огненный ствол,
оранжевые  ветки  уползали  вверх  и  добирались  чуть  ли  не  до  портрета
знаменитого химика Менделеева, который висел  над доскою.  На верхушке, там,
где у сосны голова, нарисовала Вера кружок, а в нем -- песок, песок, горючий
утес, одинокую -  пальму. И так  уж получилось, что листья ее были похожи на
уши Пальмы Мериновой.
     -- Хорошо, -- похвалил Павел Сергеевич. -- А это кто такой под сосною?
     -- Песец, -- ответила Вера. -- Северный зверь.
     -- Очень хорошо, -- подтвердил Павел Сергеевич.
     Вера почти закончила рисунок и решила еще разок глянуть на ковылкинскую
сосну. Она подошла к окну, и тут же все смешалось у нее в глазах.
     За  школьным забором бежал по  улице Лешка Серпокрылов, а  перед ним на
веревке --Тишка, песец, северный зверь. Заприметив в окошке Веру, дошкольник
остановился, поднял  водопроводную винтовку, прицелился и,  конечно, попал в
самое сердце. Песец дернул веревку  -- дошкольник состроил  нехорошую рожу и
скрылся из глаз.
     Из-за  поворота тем  временем  появился новый  человек  --  в  овчинном
полушубке,  с  зеленым  сундучком на плече.  Вера  не видела  его.  Она  так
разволновалась, что еле дотянула рисунок до конца.
     Павел Сергеевич поставил ей пятерку, посадил на место.
     Тысячи мыслей проносились в голове Веры Мериновой, и из всех мыслей она
выбрала одну, самую верную.
     Вера написала записку и перекинула ее Коле Калинину:
     "Готовься! Будет дело!"
     К чему надо готовиться, Коля не понял и, какое будет дело, не  знал, но
все последние пять минут сидел как на иголках и готовился к делу.
     "Будь спокойна, Вера, -- думал он. -- Я готовлюсь! "

        "ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ"
     К этому моменту  погоны  на плечах дошкольника Серпокрылова выросли уже
до каких-то ненормальных размеров. Куда больше на  них сверкало звезд, чем в
созвездии  Ориона, и  установить армейский чин дошкольника было  трудновато.
Получалось что-то вроде супергенералиссимуса.
     Вслед за  песцом  дошкольник  пробежал  через  всю деревню.  Веревку он
старался  не натягивать, и Наполеону почудилось даже, что он вновь свободен,
а маленький человечек просто бежит за ним на правах Сто шестнадцатого.
     На  бугре  под ковылкинской  сосной Наполеон остановился, оглянулся  на
дошкольника. Нет, не был похож  дошкольник на  Сто  шестнадцатого,  но  хоть
вперед не забегал и веревку не дергал.
     Запыхавшись немного, Лепта сопел и ласково глядел на недопеска.
     С  бугра от  края до края видна была деревня  Ковылкино. Что ж, настало
время прощаться с нею. Много  здесь  прожито  -- шесть  с  половиной лет, --
много пережито. Все теперь  позади, а впереди долгий  путь на полюс, бураны,
метели, вьюги.
     Впереди  морозы  в сто градусов  и отряд  полярников,  во главе которых
начальник Серпокрылов. В меховых унтах, с пистолетом в руке.
     А Верка Меринова -- фельдшерица.
     "Товарищ начальник, -- скажет она, -- разрешите залезть на айсберг".
     "Ладно,  лезь да смотри не задерживайся  на  макушке, а то скоро задует
пурга. Сама знаешь, что такое Север".
     "Я мигом. Только слазию -- и обратно".
     И вот Верка полезла на айсберг, и тут же задула пурга.
     "Сидите в красной палатке! --  приказал Серпокрылов полярникам. --  А я
пойду спасу ее".
     И он быстро-быстро стал карабкаться на айсберг.
     Пурга дула с нестерпимой силой, и не было ничего видно на земле, но все
же начальник заметил Верку. Полумертвая от холода, она лежала в снегу. А над
нею  стоял  белый  медведь.  Тут  начальник  хлоп  из  пистолета --  медведь
шмякнулся...
     Тогда Серпокрылов взвалил Верку на плечи и потащил ее вниз.
     "Оставь  меня,  Лепта,  -- слабым голосом  просила Верка.  --  Дай  мне
умереть в снегу!"
     "Ни за что, -- отвечал Серпокрылов. -- Я спасу тебя ".
     "Спасайся сам, ты еще