нужен людям, а я уже не нужна".
     "Мы  оба нужны", -- отвечал  начальник и  брел в пурге, шатаясь, брел и
брел, брел и брел и нес на плечах Верку Меринову.
     -- Эй, малый, погоди! -- услыхал вдруг он. Дошкольник оглянулся.
     -- Погоди, погоди, -- говорил человек в  овчинном полушубке, взбегая на
бугор.
     -- Тебе чего, дядь?
     -- Хочешь крючочек?
     -- Какой? -- не понял Леша.
     -- Рыболовный, номер пять. На окунька, подлещика. Хочешь?
     -- А то, -- ответил дошкольник.
     -- Вот и хорошо. Все путем.  Насодишь  кашки, а  подлещик -- хлям! -- и
болтается на крючке. Грамм на двести!
     Человек  в полушубке  скинул  с плеча  сундучок  и,  бормоча: "Окуньки,
подлещики", щелкнул замком.
     Леша заглянул в сундучок, и сердце  его  восхищенно  стукнуло. Золотом,
серебром   сияли-переливались    в   сундучке   рыболовные    драгоценности:
блесны-плотвички, перья-поплавки.
     "Подлещик"  же  тем  временем   вытащил  из   сундучка  коробку  из-под
монпансье,  поддел крышку  ногтем. Сотня самых разных  крючков -- стальных и
латунных, гнутых и кованых -- оказалась в коробке.
     -- Выбирай.
     -- А можно два?
     -- Бери, уж больно ты малый хороший.
     Дошкольник Серпокрылов  не  считал  себя таким  уж  бесконечно  хорошим
малым, но все-таки выбрал крючки, снял с головы фуражку и зацепил крючки  за
подкладку.
     -- А на акулу есть? -- спросил он.
     -- Чего на акулу?
     -- Крючок.
     -- Нету.
     -- Ну ладно, я побежал.
     --  Постой-постой!  Я  тебе  крючки, а  ты  мне  чего?  Дай  и  ты  мне
чего-нибудь.
     -- Идет, -- согласился дошкольник  и  вынул  из кармана медный  предмет
неясного назначения. Это был носик от чайника.
     -- Зачем он мне? -- удивился человек в полушубке.
     -- А вот так, -- сказал дошкольник и вдруг приляпал этот носик  на свой
собственный нос.
     Полушубок вздрогнул. Самый настоящий чайник в офицерской фуражке глядел
на него и вращал глазами, как будто собираясь закипать.
     -- Нет-нет, малый. Это не годится. Ты лучше дай мне собачку.
     -- Не могу.
     --  Да ведь я же совсем одинок,  а собачка мне  будет вечным спутником.
Отдай.
     -- Никак не могу, -- сказал дошкольник.
     -- Крючочки взял, а собачку жалеешь. Не ожидал от тебя такого.
     Человек в полушубке оглянулся  и вдруг  подпрыгнул на  месте и  схватил
веревку, за которую привязан был Наполеон.
     -- Отдай  собачку, -- неприятно  зашептал он. --  Это моя собачка, а не
твоя!
     Он рванул веревку, изо всех сил толкнул дошкольника в грудь.
     Дошкольник Серпокрылов упал в снег, теряя ордена и медали.

        "БОЙ У КОВЫЛКИНСКОЙ СОСНЫ"
     Техничка  Амбарова  всунулась  в  дверь,   оглядела  класс  равнодушным
взглядом и сказала:
     -- Свету нету, Павел Сергеевич... Дзынь... Конец уроков...
     Как ни любили ребята рисование, конец уроков они любили еще больше. Все
вскочили из-за парт, зазвонили на сто ладов.
     -- Беги за мной! -- крикнула Вера Коле Калинину и выскочила из класса.
     Коля в таких случаях  долго не рассуждал. Когда ему говорили  "беги  за
мной", его всегда охватывало волнение, он срывался  с места  и летел сам  не
зная куда. Выбежав на  улицу, он с ходу  обошел на  повороте Веру Меринову и
ударил по  снежной дороге  подшитыми валенками.  Только через полсотни шагов
Коля остановился.
     -- Куда мы, Вер?
     -- В погоню! Серпокрылов песца увел!
     -- Песца! -- закричал Коля. -- Ура! В погоню! Какого песца?
     -- Настоящего.
     От таких  слов у Коли голова кругом пошла, он не  стал разбираться, что
это  за  песец и откуда, он только подпрыгнул  на месте, будто  горячий конь
ударил  в землю копытом, и помчался прямиком  к одинокой ковылкинской сосне,
под которой маячила фигура в офицерской фуражке.
     Подбежав  к сосне, Коля  удивился, что у дошкольника не  видно никакого
песца.  Но,  с  другой стороны, он  не  так  уж хорошо  знал, на  что  похож
настоящий песец. Да может, дошкольник его за пазухой прячет! Поэтому Коля не
стал рассуждать, где у дошкольника песец -- за пазухой или под шапкой.
     --  Ура!  --  закричал  он. --  Вот он,  дошкольник  Серпокрылов!  Дави
дошкольника!
     С разгона налетел Коля на Серпокрылова, сбил в снег офицерскую фуражку.
Но  дошкольник  был не из тех  людей,  которых можно было взять  на  ура. Он
уперся  коленом в живот  противника,  сообразив, что наконец-то  настал час,
когда можно применить известный ему прием японской борьбы дзюдо.
     -- Стой! -- закричала Вера, подбегая. -- Песца замнете!
     Ей почему-то казалось, что недопесок принимает живое участие в схватке.
     Слово  "замнете"  притормозило  Колю  Калинина.  Он  теперь  совершенно
убедился, что  песец у дошкольника за пазухой. Поэтому Коля  ослабил мертвую
хватку. Но дошкольник Серпокрылов точно знал, что за  пазухой у него  ничего
нет, кроме гордого, яростного сердца. Тут Коля и попал на прием. Одним махом
дошкольник  перекинул его  через  бедро,  и  Коля  так грянулся о землю, что
вздрогнула одинокая  ковылкинская сосна и увидела наконец-таки пальму на юге
далеком.
     Легла поднял с земли офицерскую фуражку и сказал:
     -- Семь раз отмерь и лучше не отрезай.
     -- Я  те  отмерю!..  --  закричал обиженный  Коля, горячо поднимаясь  с
земли.  -- Я те отрежу... Я  те  сейчас  так отрежу, что и отмеривать нечего
будет!..
     -- А ну постой! -- сказала Вера, дернув Колю за рукав. -- Где же песец?
     Большая  Вера Меринова  посмотрела  дошкольнику  Серпокрылову  прямо  в
глаза.
     Взгляда  Веры Мериновой дошкольник Серпокрылов вынести  не мог.  Он мог
сражаться  с лазутчиками, мог  ловить на прием  Колю Калинина,  спокойно мог
глядеть в глаза своего папаши слесаря, но  перед Верой он бледнел и терялся.
Поэтому  дошкольник не стал глядеть  ей в глаза.  Поглядел  под ноги,  повел
глазами по растоптанному снегу, добрался  до  подножия ковылкинской одинокой
сосны, а там  по  стволу, по стволу, белочкой, белочкой,  все выше и как раз
добрался до небес.
     -- Где песец, Серпокрылыч? Это  слово "Серпокрылыч",  такое ласковое  и
тревожное, разбередило сердце дошкольника.
     -- Ты зачем отвязал песца? И действительно, зачем?  Ну зачем отвязал он
песца?
     -- Подразнить хотел.
     -- Кого?
     -- Тебя.
     О Орион! Да  что  же это  на свете  делается?  Уж и  подразнить  нельзя
симпатичного тебе человека!
     -- Где песец, Серпокрылыч?
     -- Дяденька отнял.

        "СЕРВЕЛАТ"
     Впилась-впиявилась веревка в шею, натянулась струной, придушила. Померк
белый свет в глазах Наполеона.
     -- Шевелись, шевелись, собачка,  --  торопил человек в полушубке, тянул
изо  всех  сил за  веревку к  лесу,  к  оврагу,  тому  самому,  из  которого
выливается на небо Млечный Путь -- молочная дорога.
     Наполеон пробовал упираться, но веревка так схватила за горло, что ноги
подкосились. Он  еле поднялся и, спотыкаясь, поспешил к оврагу,  куда тянула
веревка. То  рысью, то галопом  бежал человек, а то  тормозил, как  бы делая
вид,  что  он  просто с собачкой  прогуливается. Страшная  палка,  окованная
полосовой сталью, тяжело лежала на его плече, а на спине подскакивал зеленый
сундучок, бренькали в нем блесны, крючки и коробочки.
     Ковылкинский овраг  глубоко разрезал землю. Склоны его  сплошь  заросли
глухой  бузиной,  одичавшей  малиной,  завалены  были  истлевшим  хворостом,
который вяло трещал под ногами.
     У  бузинных кустов веревка ослабла. Наполеон ткнулся в бурелом, пытаясь
спрятаться.
     -- Сейчас-сейчас, -- сказал полушубок. -- Сейчас все будет в порядке. Я
тебе колбаски дам.
     Он резко дернул веревку, поволок недопеска вниз по склону.
     На дне оврага  чернел в снегу старый колодец. Бревна, из которых сложен
был его сруб, давно сгнили, обросли грибами, похожими на оранжевые копыта.
     --  У  фуфу!  --  вздохнул  наконец  полушубок, захлестнул  Наполеонову
веревку за скобу, вколоченную в  бревна. -- Ну вот и все путем. Сейчас будем
колбаску есть. Хорошая колбаска, ну прямо сервелат.
     Он открыл сундучок и вынул из него газетный сверток.
     -- На-ка, -- сказал он  и бросил Наполеону колесико  колбасы с напухшим
на нем маслом и крошками хлеба, а  сам принялся  жевать бутерброд. Белый его
нос выглядывал  из-под  шапки и  внимательно  шевелился,  как  бы следя и за
Наполеоном, и за поеданием бутерброда.
     Недопесок тяжело дышал. Очень болела шея, нарезанная веревкой.
     Он лег в снег, закрыл глаза.
     --  Ешь колбаску. Будь культурным зверьком. Все, кто нас увидит,  так и
подумают: культурный человек кормит свою собачку. Никто не догадается, что и
человек-то я не очень культурный, а собачка -- не собачка вовсе, а Наполеон!
     Тут засмеялся человек, и действительно некультурно как-то засмеялся. От
смеха вылетели из-под носа хлебные крошки.
     -- То-то бабы в автобусе болтают: Наполеон, мол, сбежал. Редкий зверек,
мех золотой, государственного значения. А он,  глядь, Наполеон, -- вот он, в
овражке сидит. Ху-ху! Сейчас  мы  поиграем в игру. Ты будешь  Наполеон,  а я
Кутузов. И зовут меня как раз дядя Миша.
     Он дожевал бутерброд, поднял с земли палку, окованную полосовой сталью.
     -- А то жена говорит, --  толковал он Наполеону,  -- ну чего  ты зря на
рыбалку  ездишь,  только  деньги  переводишь! Вот я и  привезу ей  рыбку  на
воротник.  Скажу:  баба,  ну  что  ты   все  ругаешься?   Вот  тебе  окунек.
Государственный окунек. Наполеон Третий! Видишь эту палочку? -- спросил дядя
Миша. -- Это, Наполеоша, рыбацкая пешня, которой лед колют.
     Тут он  подпрыгнул  и  взмахнул  рыбацкой  пешней, Наполеон отскочил  в
сторону, спрятался за сруб колодца. Дядя Миша опустил пешню.
     -- У фуфу! -- вздохнул он.  -- Не могу, Наполеоша. Какой я  все-таки не
очень хороший человек. Зверька хочу погубить из-за глупой бабы. Ну  зачем ей
воротник с  такою  рожей?  Лучше уж воротник продать,  а на деньги  сервелат
покупать...
     Дядя Миша поднял пешню над головой.
     -- Что наша жизнь? -- сказал он, подходя к Наполеону. -- Сервелат!

     "ВСЁ ПУТЁМ"
     Исподлобья,  из-под  круглых  бровей глядел  недопесок  на  скачущего и
бормочущего  дядю  Мишу.  Трудно сказать,  понимал  он  или не понимал,  что
задумал дядя Миша, но только больше Наполеон  не прятался, а  просто стоял и
снизу вверх глядел на человека. Почему-то Наполеон успокоился, в  глазах его
мелькнуло действительно что-то  императорское. Он глядел на дядю Мишу  снизу
вверх, но в  то же  время и сверху вниз.  Да он уж  и не  видел человека  --
бескрайнее снежное поле лежало перед ним.
     --  Не  могу, -- сказал  дядя  Миша.  -- Какой  я все-таки слабовольный
человек. Ничего не достигну в жизни.
     Он подошел к колодцу и заглянул в затхлую глубину.
     -- Все путем! -- крикнул он, успокаивая сам  себя. Крик его ухнул вниз,
провалился,  завяз где-то,  и  эхо не вылетело  обратно.  --  Все путем, все
путем... В руках у меня ценный зверек. И никто ничего не узнает. У фуфу...
     Дядя Миша потел, в душе его происходила тяжелая борьба, и неизвестно, в
какую сторону  склонилась бы  чаша весов, если б стеклянно  и  неожиданно не
прозвенел вдруг голос:
     -- Сюда!
     -- Куда? Куда? -- заволновался  дядя Миша. -- Куда это сюда? Ну не сюда
же!
     -- Заходите  с флангов! -- закричал в бузине и другой голос. -- Возьмем
их в клещи!
     Послышался  треск валежника. На склон оврага, будто танкетка, выкатился
человек в офицерской фуражке:
     -- Огонь!
     Он выхватил из кармана не то пистолет, не то гранату,  прицелился, и --
свись! -- свистнула над головой дяди Миши -- что ж это, неужели пуля?
     -- Озоровать!  -- нехорошим  голосом закричал дядя  Миша. --  Я те  уши
пооборву! Спрячь рогатульку!
     Но в это время на другом склоне завыл  миномет, и коровья бомба повисла
над дядей Мишей.
     -- Крой беглым!
     И тут действительно беглым стали  крыть дядю Мишу. Небо над его головой
наполнилось  комьями, палками,  и особенно  неприятен был изжеванный  кем-то
ботинок, который, квакая, ударил прямо в грудь.
     -- Прекратить  огонь!  --  послышался голос. Прямо к  колодцу из кустов
выбежала девочка и отвязала Наполеона.
     -- Нехорошо, гражданин, -- сказала она. -- Стыдно!
     -- Ты что это? Нет, постой. Кто тебе разрешил? Это мой зверек!
     -- Артиллерия, огонь!
     -- Отставить!
     Цепляясь за ветки бузины, в овраг спустился  Павел Сергеевич. Глаза его
по-учительски блистали, а  на плече висело двуствольное ружье --  Зауэр "Три
кольца".
     -- Не трогай мою собачку! -- закричал дядя  Миша. -- Это моя собачка, я
ее дрессировать буду -- на лапках ходить, в барабан стучать.
     --  Отпустите  веревку! -- строго  сказал Павел Сергеевич  и  сдернул с
плеча ружье.
     -- Это что же такое! -- засуетился дядя Миша. -- Вооруженным конфликтом
пахнет.
     -- Пойдемте в сельсовет, гражданин.
     -- Что вы! Что  вы, молодой человек! Все  путем! Берите  вашу проклятую
собачку!
     Дядя Миша подхватил сундучок и побежал, побежал по оврагу в сторону.
     -- Стреляйте, Пал Сергеич! Стреляйте, а то уйдет!
     Павел  Сергеевич  не  стал  долго  рассуждать,  он  поднял  ружье вверх
стволами и  пальнул  вдогонку.  Грозно, назидательно  прозвучал  учительский
выстрел. В душе дяди Миши что-то оборвалось раз и навсегда.

        "БЕГ НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС"
     Странно  подействовал  выстрел на старый  колодец.  Дремавший последние
двадцать  лет колодец вдруг  ожил, ворчливо буркнул: "Все  путем" -- и после
этого заглох навсегда.
     Дошкольник  Серпокрылов  и   Коля   скатились  тем  временем   к  месту
происшествия.
     -- Во чудо-то! -- восхищался Коля, хлопая себя восторженно по бокам. --
Вот это песец! Во бы кого нарисовать!
     -- Красив! -- соглашался учитель. -- Удивительный  мех. Давайте отведем
его в школу.
     -- Тиша, вставай! -- сказала Вера и дернула веревку.
     И тут  спасенный Наполеон должен был,  конечно,  встать, улыбнуться, но
вместо этого  он  злобно  оскалился,  будто  сроду не  был  знаком  с  Верой
Мериновой.
     -- Тиш, Тиш, ты чего?
     -- "Тиша"! -- презрительно фыркнул дошкольник. -- Его звать Филька.
     -- Не Филька, а Тиша, -- заспорила Вера. -- Тоже мне придумал.
     Серпокрылов уважал Веру Меринову и мог без конца снимать  ее с айсберга
и носить  на руках.  Но когда его задевали за живое, он становился упрям как
бык. Поэтому пару минут у колодца  только и сльшно  было: "Тиша... Филька...
Дурак...  Сейчас по шее...  А ну попробуй... Сейчас попробую...  Ну  пробуй,
пробуй, что ж стоишь..."
     И Леша хотел попробовать, но в дело вмешался учитель.
     -- Ладно вам, -- сказал  он.  -- Неважно, как его зовут.  Важно другое:
что с ним делать?
     -- В деревню отведем, -- ответила Вера.
     -- А дальше что?
     -- Будет жить у меня. Я его воспитаю.
     -- Ишь придумала, -- сказал дошкольник,  как будто и не уважал  никогда
Веру  Меринову. Он терпеть все-таки не мог, когда его задевали  за живое. --
Ну ладно, бери Фильку себе. А мы посмотрим, как ты это сделаешь.
     -- И возьму.
     Вера решительно дернула веревку.  Опять померк в глазах недопеска белый
свет. Он уперся в землю короткими своими лапами, изловчился и злобно схватил
веревку зубами.
     -- Ну, ловко! Ай да Верка! Прямо животновод.
     -- Тиша, Тиша, -- нежно говорила Вера, -- успокойся.
     Она  достала  из  кармана  конфету,  осторожно  протянула  руку,  чтобы
погладить песца. Наполеон огрызнулся -- конфета упала в снег.
     -- Фу, какой злой. Тиша, что с тобой?
     -- А ты думала,  из-за конфетки он  тебе валенки будет лизать? Дай сюда
веревку и отойди  в сторону. Он  пугается. Вылезай совсем из оврага. За дело
берется Серпокрылов!
     --  Отойдем,  ребята,  --  рассудительно  сказал  Павел  Сергеевич.  --
Посмотрим, как у Леши получится.
     Павел Сергеевич и ребята вылезли  на  гребень оврага  и  стали  глядеть
сверху, что будет делать дошкольник.
     Он ничего не  делал, только вытянул из кармана мотоциклетную перчатку и
бросил ее прямо под нос Наполеону. Потом не удержался, поднял конфету "Озеро
Рица" и сунул в рот.
     И большее не шевелился, руками не махал, за веревку не дергал.  Правда,
порой  раздавались в  овраге какие-то диковатые  звуки,  похожие на чмоканье
лошади,  -- это  дошкольник Серпокрылов  сосал "Озеро Рица".  Наполеону  эти
звуки чем-то понравились, даже успокоили.
     Легонечко носом толкнул  он  мотоциклетную перчатку, взял  ее  в  зубы.
Перчатка слабо запищала.
     Наполеон тряхнул головой, обнюхал знакомые валенки,  установил нос свой
на север и решительно стал выбираться из оврага. Дошкольник поспешил за ним,
стараясь  не   натягивать  веревку.  Неизвестно,  что  успокоило  Наполеона:
перчатка или валенки. Наверно, он просто понял, что дошкольник -- порядочный
человек: веревку не дергает, пешней  не машет. Он только бежит следом, вроде
Сто шестнадцатого.
     -- Ну дает дошкольник! -- изумлялся Коля Калинин.
     Наполеон вылез из оврага шагах  в тридцати  от ребят и  побежал прямо в
открытое поле.
     -- Куда это вы?
     -- На Северный полюс!
     -- Поворачивай, поворачивай в  деревню! -- закричала Вера и побежала за
ними вдогонку, а за нею тронулись  Коля и Павел  Сергеевич.  -- Поворачивай!
Поворачивай!
     Но Наполеон  не  собирался поворачивать  в деревню.  Он пробежал озимое
поле, пересек клеверище,  опустился в овраг, теперь уже в другой  овраг,  не
ковылкинский, а кадошкинский, по гнилым  мосткам  перебежал речку  Мшажку  и
снова выскочил на поле. На север, точно на север бежал Наполеон  и  странную
вел  за  собой компанию  -- дошкольника,  двух  второклассников и  учителя с
ружьем.
     -- Что ж, так и будем бегать? -- кричал Павел Сергеевич.
     -- Ага,  -- оборачивался дошкольник. -- Мы мчимся на Северный полюс! Мы
-- песцы!
     Вера и Коля засмеялись  от  счастья и тут же стали легонько тявкать  на
бегу, как, очевидно, делают это песцы.
     Павлу Сергеевичу скоро надоела бестолковая беготня.
     -- Теперь  мы не  песцы! -- закричал он. --  Теперь мы  охотники! Вера,
Коля, заходите справа, прижимайте его к деревне!
     Наполеона подогнали к деревне. Павел Сергеевич сбросил куртку и накинул
ее на недопеска.
     -- Отнесем его в школу, -- сказал он.

        "СИКИМОРА"
     Уроки в школе давно кончились. Ребята разошлись по домам.
     Техничка  Амбарова  мыла  в  классах  полы,  а  Белов  и  Быкодоров  из
четвертого класса, наказанные директором, таскали ей ведра  с водой и вообще
мешали как могли.
     Перемывши  полы в классах и в учительской,  техничка вышла на крыльцо и
тут столкнулась с Павлом Сергеевичем, который нес на вытянутых руках  что-то
бьющееся, пушистое, закутанное куртками и шарфами.
     Из-под курток и шарфов блистали гордые и угрюмые глаза Наполеона.
     -- Батюшка, Пал Сергеич! --  закричала  Амбарова.  -- Какую-то сикимору
принесли!
     Так  Наполеон Третий  получил  четвертое в своей жизни,  совершенно  уж
несуразное имя -- Сикимора! Что это за слово, откуда оно  взялось, этого  не
могла  бы  сказать  и  сама Амбарова.  Оно  внезапно созрело в  груди  да  и
выскочило на язык.
     Как водится, самое глупое имя понравилось больше всего.
     -- Сикимора! Сикимора! -- восторженно закричали Белов и  Быкодоров.  --
Тащите ее на пришкольный участок. Посадим ее в клетку!
     -- Какая он вам Сикимора, --  недовольно сказал дошкольник Серпокрылов.
-- Это -- песец, он с Северного полюса.
     -- Молчал бы, соплячишко! -- орали Белов и Быкодоров. -- Ты вначале "А"
да "Б" писать научись.
     --  Ты ошибаешься,  -- сказал дошкольнику и  Павел  Сергеевич.  --  Он,
конечно, не с полюса. Видимо, он сбежал со зверофермы "Мшага" -- от нас семь
километров.
     -- Вовсе я не ошибаюсь. Вот и Вера подтвердит. Она его первая открыла.
     И дошкольник Серпокрылов поглядел Вере прямо в глаза.
     Конечно, Вере раньше и в голову не приходило, что Тишка мог при