вался.
     Пока  Быстрый  жил у  сапожника, мы  думали, что это  очень  злобный  и
некрасивый пес.  Такой он был всегда грязный, косматый и страшный. Теперь-то
мы знаем, какой он хороший. Но  добрым он стал только благодаря нашему Улле.
Ведь и сам Улле тоже очень добрый.
     А было все так.
     Однажды Улле  понес  сапожнику  в починку  свои  башмаки. Быстрый,  как
обычно, с лаем выскочил из будки. Вид у него  был  такой свирепый, будто  он
хочет разорвать Улле. Улле остановился и стал с ним разговаривать. Он сказал
Быстрому,  что  он славный, добрый пес, только очень  громко  лает. Конечно,
Улле стоял так,  чтобы Быстрый до него  не дотянулся, потому что Быстрый был
совсем не похож на славного, доброго пса.
     На другой день Улле пришел за своими башмаками и принес Быстрому кость.
И хоть Быстрый рычал на Улле, кость все-таки стал грызть. Наверно, ему очень
хотелось  есть. А Улле стоял  поодаль  и опять  говорил  Быстрому,  какой он
славный и добрый.
     Улле пришлось много раз ходить за своими башмаками, потому что сапожник
все  время его  обманывал.  Каждый раз  Улле  приносил  Быстрому  что-нибудь
поесть. И,  представьте себе, в один прекрасный день  Быстрый уже не зарычал
на него, а  радостно залаял. Тогда Улле подошел к Быстрому и погладил его, а
Быстрый лизнул ему руку.
     Однажды сапожник упал  и вывихнул  себе ногу. Он не мог ходить и совсем
перестал кормить Быстрого.  Улле пожалел  Быстрого, он  пошел  к сапожнику и
попросил разрешения кормить собаку, пока у сапожника болит нога. Но сапожник
сказал:
     - Ха, кормить захотел! Да  он тебе  глотку перегрызет, как только ты  к
нему подойдешь!
     Но Улле подошел к Быстрому и  погладил  его, а сапожник сидел  у окна и
все видел. Тогда он разрешил Улле кормить Быстрого.
     Улле  вычистил будку, застлал ее свежим сеном, вымыл миску, налил в нее
свежей воды и накормил Быстрого. А потом повел его на прогулку в Бюллербю. И
Быстрый  прыгал от радости,  потому  что ему очень  надоело сидеть на  цепи.
Каждый  день Улле водил  Быстрого  на  прогулку.  Мы тоже гуляли  с ними, но
Быстрый любил только  Улле и никому, кроме Улле,  не позволял водить себя на
поводке.
     Когда нога у сапожника зажила, он сказал Улле:
     -  Хватит валять дурака! Это сторожевая собака,  и она должна сидеть на
цепи!
     Быстрый ждал, что Улле, как обычно, возмет его на прогулку, и прыгал от
радости. Но когда Улле ушел без него, ему стало грустно  и он жалобно завыл.
Так нам  рассказывал сам Улле.  Улле тоже было грустно, и несколько дней  он
ходил  сам не  свой.  Наконец  его  папа, дядя  Нильс, не выдержал,  пошел к
сапожнику и купил у него Быстрого.
     Мы  все прибежали  к Улле смотреть,  как  он  моет свою  собаку. И даже
помогли ему немножко. Когда Быстрый был вымыт,  вытерт и  причесан,  он стал
похож на обычного пса.
     Теперь он всегда добрый, и его больше не нужно водить на поводке. Ночью
он  спит  возле кровати Улле.  А когда  мы  возвращаемся  из школы,  Быстрый
встречает нас на полпути и несет в зубах портфель  Улле. Но к дому сапожника
он  близко не подходит. Наверно,  боится, что сапожник поймает  его и  снова
посадит на цепь.

     Хорошо иметь собственную собаку, но дедушку иметь тоже неплохо

     Каждому  человеку  приятно  иметь собственное  животное.  Мне  бы  тоже
хотелось, чтобы у меня была своя собака, но у меня ее нет. А вообще-то у нас
в  Бюллербю  много всяких  животных. Есть лошади,  коровы,  телята, свиньи и
овцы. Ещемоя  мама держит  кур.  Это называется бюллербюнская куриная ферма.
Мама продает яйца всем, кто хочет, чтобы у них вывелись цыплята.
     Одного из наших коней зовут Аякс, и  считается, что он мой. Но ведь это
не по-настоящему, не так, как  Быстрый  у  Улле.  По-настоящему  мои  только
кролики. Они живут  в клетке, которую сделал папа, и я каждый день кормлю их
травой и листьями.  Одно время у Боссе  тоже были  кролики, но потом они ему
надоели. Ему надоедает все, кроме птичьих яиц.
     У нас в саду есть старое-престарое дерево. Мы зовем его совиным, потому
что  там живут  совы. Однажды Боссе  влез на совиное  дерево и стащил у совы
яйцо. Всего  в гнезде  было четыре яйца, так что у  совы осталось три. Боссе
выдул из яйца  все содержимое положил яйцо  в свою коллекцию. Потом он решил
подшутить  над совой и положил ей в гнездо куриное яйцо. Очень  странно,  но
сова ничего не заметила. Она сидела на яйцах, пока в один прекрасный день из
них не вылупились три  совенка и один цыпленок. Сова ужасно удивилась, когда
обнаружила, что один из  ее  детей  похож  на  желтый  пушистый шарик! Боссе
испугался, что она станет обижать цыпленка, и забрал его из гнезда.
     - Это мой цыпленок, а не ее! - сказал он.
     Он привязал цыпленку к лапке  красную  тряпочку, чтобы не спутать его с
остальными, и  пустил к маминым  цыплятам.  Цыпленка он назвал Альбертом, но
когда он  подрос, оказалось, что он вовсе не петушок, а курочка. Тогда Боссе
переименовал ее в Альбертину. Теперь Альбертина уже взрослая курица, и когда
Боссе ест яйца, он говорит, что это Альбертина снесла специально для него.
     Альбертина  летает  гораздо  выше,  чем  все  остальные  курицы.  Боссе
говорит, это потому, что она родилась в совином гнезде.
     Однажды Лассе  решил тоже завести  собственных животных. Он поставил  в
свинарнике три мышеловки, поймал  шестнадцать мышей и посадил их в бочку. На
бочке  он написал  мелом: "Бюллербюнская мышиная ферма". Но  ночью все  мыши
сбежали, и мышиная ферма перестала существовать.
     - А зачем тебе мышиная ферма? Ведь мыши яиц не несут, - сказала Бритта.
     - Ну и что  же! - ответил Лассе. - Мне хотелось, чтобы у меня была своя
ферма. - Он очень огорчился, что мыши убежали.
     А вот  у Бритты  и Анны нет ни  собаки, ни  кроликов. Зато у  них  есть
дедушка. Он очень добрый. Наверно, это самый добрый дедушка на свете. Мы все
зовем его дедушкой, хотя дедушкой он приходится только Бритте и Анне.
     Мы  бегаем  к нему, когда у нас  нет никаких других дел. Дедушка всегда
сидит  в  качалке. У  него длинная седая борода, как  у гнома. Дедушка очень
плохо видит и не может  читать ни  книг, ни газет. Но это  не страшно - он и
так  знает  все,  что  в  них написано.  Он  часто рассказывает  нам  всякие
старинные истории и еще про то, как жили люди, когда он был маленький.
     А мы, Бритта,  Анна  и  я,  читаем ему вслух  газету  -  кто умер, кому
сколько лет исполнилось, что где случилось и всякие другие объявления. Когда
мы читаем, что где-то ударила молния, дедушка рассказывает нам, как  ударяли
молнии в прежние времена. А если мы читаем, что кого-то забодал бык, дедушка
рассказывает  нам  про  своих знакомых, которые тоже угодили  быку на  рога.
Поэтому мы читаем газету очень долго.
     Иногда газету дедушке читают мальчики. Но он больше любит, чтобы читали
мы. Мальчишки ленятся и пропускают много интересного. У дедушки в шкафу есть
ящик с разными инструментами, и он  разрешает мальчикам ими пользоваться. Он
даже помогает  им выстругивать  кораблики, хотя и плохо  видит.  И оловянных
солдатиков мальчики всегда расплавляют только у дедушки в печке.
     На окне у дедушки растет пеларгония, и он сам за ней ухаживает. Он даже
разговаривает  с  ней. На стенах  у него висят картины,  очень красивые. Мне
особенно нравятся две. На одной  нарисован пророк Иона в  брюхе у кита, а на
другой -  человек, которого душит уползший из зверинца удав. Эта картина  не
такая красивая, зато она очень страшная.
     В  хорошую погоду дедушка выходит погулять. У него  есть палка, которой
он нащупывает дорогу. Летом он любит сидеть под большим вязом, что растет на
лужайке перед их  домом.  Дедушка  греется  на  солнышке и  время от времени
произносит:
     - О-хо-хо!
     Мы  у него  спросили, почему  он всегда говорит "О-хо-хо!", и он сказал
нам, что он  говорит  так, когда вспоминает, как был  молодым. Я  думаю, это
было ужасно давно.
     Мы все очень рады, что у нас есть такой добрый дедушка. По-моему, иметь
дедушку даже лучше, чем собаку.

     Мальчишки не умеют хранить свои тайны.

     Вскоре после того как мы пропололи репу, начался сенокос.
     - В этом году я не позволю детям бегать на сеновал и прыгать по сену, -
сказал папа.
     Он так говорит каждый год, но никто не верит, что это серьезно.
     С утра до вечера  мы катались на  возах с сеном и  прыгали на сеновале.
Лассе предложил соревноваться: кто прыгнет выше  всех. Конечно, сверху вниз,
а не снизу вверх. Мы влезли  на балку  под  самой крышей и прыгнули вниз.  У
меня  даже  в животе  защекотало. Лассе обещал,  что  победитель  получит  в
награду тянучку, которую он купил, когда ходил в лавку за дрожжами для мамы.
Мы прыгали,  прыгали и прыгали.  В конце концов Лассе забрался  выше всех  и
спрыгнул на совсем маленькую  кучку сена. Он упал  и некоторое  время  лежал
неподвижно.  Потом  он  сказал,  что  ему  показалось, будто сердце  у  него
провалилось в  живот и теперь останется там  на всю  жизнь. Никто  из нас не
осмелился прыгнуть с такой высоты. Тогда  Лассе засунул тянучку себе в рот и
сказал:
     - Приз вручен Лассе за смелый подвиг на сеновале!
     Как-то раз мы с Бриттой и Анной ехали на возу  с сеном и среди каменной
россыпи увидели земляничную полянку.  Там было столько земляники, сколько  я
никогда в жизни не видела. Мы  тут же решили никогда-никогда не рассказывать
про это место  мальчишкам. Землянику  мы, конечно, собрали и нанизали  ее на
соломинки.  У нас получилось  тринадцать  длинных соломинок.  Вечером  мы ее
съели. Лассе,  Боссе  и  Улле мы  тоже  угостили  земляникой,  но когда  они
спросили, где мы ее набрали, мы ответили:
     - Этого вы никогда не узнаете, потому что это наша тайна!
     Несколько дней мы с Бриттой  и Анной искали новые земляничные полянки и
на сеновал больше не приходили. А мальчишки играли там каждый день, и мы все
удивлялись, как им это не надоест.
     Однажды мы  сказали им, что у нас есть уже семь земляничных полянок, но
им мы не покажем ни одной, это наша тайна.
     - Ха-ха-ха! Ваша  тайна ничего не стоит по  сравнению с нашей! - сказал
Улле.
     - А какая у вас тайна? - спросила Бритта.
     - Так мы вам и сказали! - засмеялся Улле.
     Но Лассе возразил ему:
     - Наоборот! Пусть знают.  Как же  они  иначе убедятся,  что  наша тайна
гораздо важнее, чем их?
     - Ну, скажите, скажите, какая у вас тайна? - стали просить мы.
     -  Пожалуйста! Если хотите  знать,  мы  вырыли в сене  девять пещер!  -
сказал Лассе.
     - Но где, вы не узнаете никогда! - воскликнул Боссе и запрыгал на одной
ножке.
     - А мы их найдем! - сказали мы и побежали на сеновал искать пещеры.
     Мы искали весь тот день и весь следующий,  но не нашли ни одной пещеры.
А мальчишки важничали и смеялись над нами. Наконец Лассе сказал:
     - Лучше сдавайтесь, все  равно  вам их не найти.  Чтобы их найти, нужна
карта, а она хранится в надежном месте.
     - Что еще за карта? - спросили мы.
     - Обыкновенная. На ней  указаны  все  пещеры.  Мы сами ее  начертили, -
сказал Лассе. - Она хранится в нашем тайнике.
     Тогда мы с Бриттой и Анной бросили искать пещеры и стали искать карту.
     Мы знали,  что она спрятана где-нибудь у нас  дома.  Лассе  никогда  не
согласился бы  спрятать  ее  в другом месте.  Несколько часов  мы  рылись  в
комнате Лассе  и Боссе, перетрясли постели, перерыли комод и шкаф, но ничего
не нашли. Тогда мы попросили Лассе:
     - Подскажи хотя бы, к чему эта карта ближе  спрятана: к птицам, к рыбам
или к чему-нибудь среднему.
     Мы всегда так подсказываем друг другу, когда играем в "холодно-горячо".
     Лассе, Боссе и Улле долго смеялись, а потом Лассе сказал:
     - Да, пожалуй, к птицам. Лопни, мои глаза, если не к птицам!
     И мальчишки стали  перемигиваться. Мы  осмотрели лампу, отогнули сверху
ковер,  который висел на стене - ведь карта была спрятана где-то высоко, раз
это ближе всего к птицам, - но там ничего не было. Лассе сказал:
     - Лучше сдавайтесь! Все равно вам ее никогда не найти!
     И мы перестали искать.
     На другой день шел дождь и гулять  было  нельзя. Лассе и  Боссе куда-то
убежали. Я пошла к ним  в  комнату и полезла по липе к  Улле,  чтобы взять у
него почитать "Тысячу и одну ночь".
     Раньше  у нас на  липе в маленьком  дупле жила птичка. Там у  нее  было
гнездо.  Но  теперь в нем уже никто не живет. Когда  я  лезла мимо  дупла, я
увидела,  что оттуда  свешивается  какой-то шнурок. "Интересно, зачем  птице
шнурок?" - подумала я и дернула  за него. Оказалось,  что к шнурку привязана
бумага, свернутая трубочкой. Представьте себе,  это и была карта! От радости
я чуть не свалилась с дерева. Я забыла про "Тысячу и одну ночь", вернулась в
комнату  Лассе  и Боссе и  со  всех  ног  побежала к Бритте и  Анне.  Я  так
торопилась, что на лестнице упала и расшибла коленку.
     Если  бы вы  только видели, как обрадовались Бритта и  Анна! Мы  тут же
побежали на сеновал и  с помощью карты  отыскали  все  пещеры.  Кроме пещер,
мальчишки вырыли в сене еще и коридоры, они  тоже были обозначены  на карте.
Когда ползешь по такому длинному темному коридору,  кажется, что он нигде не
кончается. И это очень страшно.
     Но темно было только в коридорах, а в самих пещерах было светло, потому
что  мальчишки  вырыли их у стен, а  в стенах много щелей.  Мы сразу поняли,
какие  это замечательные пещеры и как трудно было их вырыть. Пока мы  искали
земляничные  полянки, мальчишки работали не покладая рук. К последней пещере
в223>л такой длиннющий коридор, что мы испугались: а вдруг мы уже никогда из
него не выберемся? Я ползла первая, за мной - Бритта, за Бриттой - Анна.
     - Вот увидите, это лабиринт, из которого нет выхода, - сказала Бритта.
     Но тут я заметила впереди  что-то  светлое.  Это была  пещера.  А в ней
сидели Лассе, Боссе и Улле! Они ужасно удивились, когда увидели нас.
     - Как вы сюда попали? - спросил Лассе.
     - Очень просто, по карте! - ответила я. - Вы спрятали ее в такое легкое
место!
     И  нам было  приятно, что  хоть на этот  раз  Лассе  немного  смутился.
Подумав, он сказал:
     - Ладно! Пусть девчонки играют с нами!
     И весь день, пока  шел дождь,  мы  играли в пещерах,  и  нам было очень
весело. А назавтра Лассе сказал:
     -  Ну,  раз  вы  узнали  нашу  тайну,  вы  обязаны  показать  нам  свои
земляничные полянки.
     -  Ничего подобного!  - сказали мы. - Найдите их сами, так  же, как  мы
нашли ваши пещеры!
     Но  чтобы  им  было  легче  искать, мы  положили на  дороге  деревянные
стрелки. Расстояние между стрелками было большое, и мальчишки не сразу нашли
наши места. Но самое лучшее место мы им так и не показали. Это наша тайна, и
мы никогда-никогда ее не откроем.

     Мы ночуем на сеновале

     Как-то раз Боссе похвастался:
     - А  мы с  Лассе будем сегодня ночевать на  сеновале! И Улле тоже, если
ему разрешат.
     - На сеновалах ночуют только бродяги, - сказала я.
     - Ничего подобного! Нам мама разрешила, - сказал Боссе.
     Я побежала к Бритте и Анне и сообщила им эту новость.
     - Тогда  и мы  будем ночевать на сеновале, - сказали они.  -  На нашем.
Хочешь с нами?
     Конечно, я согласилась, ведь ночевать на сеновале очень интересно! Жаль
только, что придумали это мальчишки, а не мы. Я побежала к маме и спросила у
нее разрешения.  Она сказала, что маленьким девочкам не  следует ночевать на
сеновале, но я возразила, что  и девочкам тоже хочется  иногда повеселиться,
точно так же, как мальчикам. И тогда мама разрешила.
     Мы никак не могли дождаться вечера. Лассе сказал:
     - И  вы тоже  собираетесь ночевать на  сеновале? А  не струхнете? Вдруг
туда явится привидение?
     -  Сами вы струхнете!  -  ответили  мы  и стали готовить себе  на  ночь
бутерброды.
     Мальчишки, конечно, собезьянничали и тоже сделали себе бутерброды.
     В восемь часов мы отправились  на сеновал. Мальчишки ночевали на  нашем
сеновале, а мы - у Бритты и Анны. Нам  дали попоны, чтобы завернуться в них.
А Улле Колифинк взял с  собой своего  Быстрого. Как хорошо все-таки тому,  у
кого есть собака!
     - Спокойной ночи, бродяжки! - сказал папа.
     А мама прибавила:
     - Не забудьте утром прийти ко мне за  молоком. Настоящие бродяги всегда
так делают.
     Когда мы прощались с мальчиками, Лассе сказал:
     - Спите спокойно... если сможете. В прошлом году на том сеновале видели
гадюку. Теперь мы узнаем, живет ли она там и в этом году.
     А Боссе сказал:
     -   Может,   живет,   а  может,   и  нет.  Но  уж   полевых  мышей  там
видимо-невидимо, это точно. Бр-р, они такие противные!
     -  Бедные  детки,  -  сказали  мы  мальчишкам. -  Если  вы так  боитесь
маленьких полевых мышек, лучше вам вернуться домой и лечь в свои постельки!
     И мы  ушли, взяв  попоны и бутерброды. На  дворе было еще светло, но на
сеновале уже почти ничего не было видно.
     - Чур, я в серединке! - крикнула я.
     И  мы  улеглись на сено. Пахло оно  изумительно,  но зато очень  сильно
кололось.
     Мы  лежали  и разговаривали  про  настоящих бродяг,  которые всю  жизнь
ночуют на сеновалах. Анна не сомневалась, что это должно быть приятно. Спать
нам нисколько не хотелось, и мы решили поесть. Надо было  съесть бутерброды,
пока на сеновале не стало  совсем темно. А темнело быстро. Вскоре  мы уже не
могли разглядеть даже собственные руки, хотя держали их прямо перед глазами.
Я  радовалась, что лежу в серединке, потому  что  на  сеновале вдруг  что-то
подозрительно зашуршало. Анна и Бритта придвинулись ко мне поближе:
     - А что,  если сюда придет настоящий бродяга? Возьмет и не  станет ни у
кого спрашивать разрешения, - прошептала Бритта.
     Мы притихли. И тут раздался вой. Жуткий вой!  Как  будто  завыла тысяча
привидений. Просто не понимаю, как мы не умерли  от страха. Но мы не умерли.
Зато мы заорали. Если бы вы только  слышали, как захохотали Лассе,  Боссе  и
Улле! Конечно, это выли  они. И шуршали сеном тоже они, когда  подбирались к
нам  поближе.  Бритта  сказала,  что  пугать людей опасно, потому  что когда
человек испугается,  у него  в жилах может  застыть  кровь,  и  она  обещала
пожаловаться на них маме. Но Лассе сказал:
     - Подумаешь, мы же пошутили!
     А Боссе добавил:
     - Ябеда соленая.
     Анна сказала,  что она даже чувствует, как у нее  в жилах уже  немножко
застыла кровь.
     Наконец мальчишки ушли  на  свой  сеновал. Мы  посовещались,  стоит  ли
прокрасться туда и тоже напугать их, но нам уже очень хотелось спать.
     Разбудил нас петух и еще холод. Мы застыли, как ледышки. Который час мы
не знали, но были уверены,  что давно  пора вставать.  Возле нашего  дома мы
увидели Лассе, Боссе и Улле.  Они тоже замерзли, и  мы все побежали к нам на
кухню  греться.  Оказалось, что  дома еще  спят.  Часы  показывали  половину
пятого.  Вскоре  у  Агды  зазвенел  будильник.  Она встала  доить  коров.  И
накормила нас всех парным молоком с булочками.
     А потом я пошла спать. По-моему,  люди  очень умно делают, что  спят  в
кроватях. Все-таки это удобнее, чем на сеновале!

     Мы с Анной решаем убежать из дому

     Больше всех я люблю играть с Анной. Мы с ней придумываем разные игры, о
которых никто, кроме  нас, не знает. Иногда мы играем, будто  мы взрослые, и
ходим друг к другу в гости. Анну зовут фру Бенгтссон,  а меня - фру Ларссон.
Анна делает неприступный вид и говорит,  как важная барыня. Я тоже  стараюсь
говорить по-взрослому. Иногда мы играем, будто фру  Бенгтссон  и фру Ларссон
ссорятся. Тогда Анна говорит:
     - Будет просто  прекрасно,  фру Ларссон, если вы  заберете домой  своих
несносных детей!
     А я ей отвечаю:
     - Я считаю, фру Бенгтссон, что ваши дети еще более несносные, чем мои!
     Потом они мирятся, ходят  вместе по магазинам и покупают шелк, бархат и
конфеты. Мы нарисовали игрушечные деньги и  покупаем все на них.  И мы очень
боимся, что мальчиш