ом - опять я.
     Однажды я попросила Анну покормить Понтия вместо меня, но она сказала:
     - Завтра! Сегодня мне некогда!
     А вот  мне нисколько не  надоедает кормить  Понтия.  Я его очень люблю.
Особенно  за то,  что он так радуется, когда видит меня. Я даже  спросила  у
Лассе и Боссе, не думают ли они, что Понтий думает, что я его мама,  и Лассе
ответил:
     - Конечно, думает, ведь ты очень похожа на овцу!
     Через некоторое время папа сказал, что  надо научить Понтия пить молока
из ведерка. Ведь большому барану стыдно сосать соску.
     В первый раз Понтий никак не мог понять, почему вместо соски я сую  ему
в нос какое-то ведерко.  Он  тыкался  в  меня носом, искал  соску и  жалобно
блеял.
     Боссе долго смотрел на Понтия.
     - Ну, что же ты не пьешь, это же так просто! - сказал он ягненку. - Вот
дурачок!
     Я обиделась за Понтия.
     - Сам ты дурачок! Лучше помалкивай, если ничего не смыслишь в  ягнятах!
- сказала я.
     А Понтий продолжал нюхать ведерко и жалобно блеять.
     Все-таки я придумала, как научить Понтия пить молоко, потому что смыслю
в ягнятах гораздо больше, чем Боссе. Я обмакнула руку в молоко и дала Понтию
облизать  мои пальцы.  Потом  снова обмакнула  и снова  дала облизать. Так я
делала, пока молоко не кончилось. Правда, и на землю немного пролилось.
     Несколько дней Понтий облизывал мои пальцы. Но однажды ему так хотелось
есть,  что он не стал дожидаться, пока  я обмакну в  молоку руку, а  сунул в
ведро  мордочку  и  начал  пить.  И  выпил  все без  остатка.  Теперь Понтий
обходится без меня. И мне жалко, что я уже не очень нужна ему.
     Когда  стало теплее, овец выпустили в загон. И Понтий вместе  с другими
ягнятами  научился есть  траву. Но  молоко ягнята тоже еще пили.  Поэтому  я
каждый  день ходила к загону с ведерком молока. Подойду к изгороди и  кричу:
"Понтий! Понтий!" На  другом конце загона слышится блеяние, и Понтий со всех
ног бежит ко мне, виляя крохотным хвостиком.

     Понтий идет в школу

     Лассе очень любит дразнить меня.
     - А все-таки собака лучше, чем ягненок! - сказал он однажды.
     Улле,  конечно,  тут  же с ним согласился: ведь  у  него собака,  а  не
ягненок.
     - Понятно, собака лучше! - сказал он.
     - Это еще почему? - обиделась я.
     - Потому что собаку можно всюду брать с собой,  - сказал Улле. - Собака
всегда ходит за человеком.
     - А твой Понтий не выходит из загона, - сказал Лассе.
     - И все равно ягненочек лучше! - сказала Анна, чтобы поддержать меня.
     Это мы говорили, когда шли из школы домой.
     Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне
такой беленький и хорошенький,  что я подумала, что не променяла бы его даже
на  тысячу собак.  А  еще  я  подумала: "Как жалко, что он бегает только  по
загону, где никто не видит, какой он хорошенький".
     Быстрый часто  провожает Улле до самой школы. Это правда:  собака всюду
следует  за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в  класс и
разрешила ему лечь возле парты Улле.
     Пока  Понтий  пил  молоко,  я  все  думала,  почему  так  несправедливо
устроено,  что  собаки бегают, где хотят, а ягнята - только по загону.  И  я
решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.
     Ребята ждали меня возле калитки.
     - Скорей, Лизи, а то опоздаем! - крикнула Бритта.
     Я повернулась к Понтию и сказала:
     - Слышишь, Понтий? Скорей, а то опоздаем!
     Никогда бы не подумала,  что дети могут так изумиться, как изумились  и
Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.
     - Ку... ку... куда это он? - спросил Лассе.
     - В школу! -  ответила я. - Может, вы теперь перестанете  говорить, что
только собаки всюду ходят с человеком!
     - Лизи, а ты, случайно, не заболела? - спросил Лассе.
     - А папа и мама знают об этом? - спросил Боссе.
     Я немного смутилась, потому что не подумала о папе  и маме. Но тут Анна
захлопала  в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках,
то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.
     - Ладно, пусть идет, -  сказал  он. - Учительница,  конечно, в  обморок
упадет!
     И  мы побежали  в школу,  а  Понтий -  за  нами.  Иногда  он  ненадолго
останавливался,  как  будто  удивлялся: что все это значит?  Но я звала его:
"Понтий! Понтий!", он послушно отвечал "Бе-е!" и догонял меня.
     В школу  в  этот день мы, разумеется опоздали. Звонок уже прозвенел,  и
все ребята давно ушли в класс.
     На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и  мне  пришлось  взять его на
руки.
     - А может, он еще слишком мал для школы? - неуверенно спросил Лассе.
     Когда сам Лассе в первый раз пришел в школу, он так вертелся за партой,
что учительница сказала, что он еще мал для школы, и велела ему прийти через
год. "Видно, он еще не наигрался", - сказала она.  Лассе этого до сих пор не
забыл. Вот почему он сказал, что Понтию еще рано ходить в школу.
     Бритта приоткрыла дверь класса.
     - Простите, пожалуйста, мы немного опоздали, - сказала она.
     Улле сразу начал хихикать. Мы молча  ждали, когда нам разрешат войти, а
Улле все хихикал, словно его щекотали.
     - Что это тебе сегодня так весело? - спросила его учительница.
     Понтий стоял у меня за спиной,  и его  никто не видел. Вдруг он высунул
голову вперед и сказал: "Бе-е!" Дети как подпрыгнут! Да и учительница тоже.
     - Боже мой! - воскликнула она. - Никак, вы привели с собой ягненка?
     - Это Лизи... -  сказал Боссе и замолчал: он испугался, что учительница
на меня рассердится.
     Я тоже этого испугалась.
     - Мы в прошлый раз читали про домашних животных, - сказала я  тихо, - и
я...
     - Что ты? - спросила учительница.
     - Я решила, что надо показать живого ягненка... - сказала я первое, что
пришло в голову.
     Учительница рассмеялась,  и  все  дети тоже. Особенно  Улле.  У него  в
животе даже что-то громко забулькало.
     Понтия подвели к учительскому столу,  и все ребята  подходили и гладили
его.  А  потом мы читали вслух про овец,  и  я  рассказывала,  как выкормила
Понтия  через  соску.  Он  всем  очень  понравился. Мы спели  ему песню  про
барашка.  Но,  по-моему, Понтий устал от  нашего шума  и  заскучал по своему
загону.  Правда,  вел он себя очень хорошо: до конца урока он спокойно стоял
возле моей парты. То есть почти спокойно. Иногда он тихонько блеял,  и тогда
Улле   начинал   смеяться.  Он  опускал  голову  на  парту  и  смеялся   так
заразительно, что вслед за ним начинали смеяться все дети.
     В хорошую погоду мы на большой перемене завтракаем на школьном крыльце.
Так было  и в этот день. У меня была с собой бутылка  молока, и  я  половину
отдала Понтию. Анна тоже отдала ему полбутылки молока. Он хотел полакомиться
еще и морковкой,  что взошла  на  грядках  у учительницы, но  я прогнала его
прочь и велела вести себя прилично.
     Когда уроки кончились и мы стали собираться домой, Лассе сказал:
     - Завтра мы будем проходить крупный рогатый  скот.  Вот будет  здорово,
если я приведу нашего быка!
     Улле от смеха начал икать.
     - Боюсь только, ему будет тесновато между партами.
     Но учительница сказала, чтобы мы больше  не приводили  в школу  никаких
животных. Даже если мы проходим их по естествознанию. Это уж слишком.
     - Да,  особенно, когда мы  начнем проходить про  крокодилов,  - сказала
Анна.
     Улле даже завыл от смеха и с трудом выговорил:
     - Ой, тогда я приведу крокодила!
     По дороге домой Понтий устал, и мы по  очереди несли его на руках вверх
по склону. Когда его выпустили в загон, он громко заблеял и галопом помчался
к другим овцам.
     - Нет, конечно, он еще слишком мал для школы, - сказал Лассе.

     Что мы делаем по дороге домой

     Нам всегда очень весело, когда мы идем из школы домой. Мы разговариваем
про  школу,  рассказываем  сказки,  мечтаем, кем мы станем,  когда вырастем,
лазим по деревьям, отдыхаем на обочине и всякое такое.
     Мама говорит, что ей непонятно, почему мы из школы идем гораздо дольше,
чем в школу. Я и сама этого не понимаю. Но уж так получается.
     Однажды, когда мы пришли чересчур поздно, мама попросила:
     - Лизи, расскажи мне, что вы сегодня делали по дороге.
     И я рассказала все по порядку.
     Сперва мы зашли  в  лавку и  купили дедушке  леденцов. Он  очень  любит
леденцы, и мы  часто  их для него  покупаем. В лавку бегала  Бритта, а мы ее
ждали. Нам  ужасно хотелось взять себе  по одной штучке, но  Бритта спрятала
кулек в портфель и сказала:
     - Если каждый возмет по штучке, дедушке достанется пустой кулек.
     - Правильно, - сказал  Лассе. - Пошли скорей, а  то мало  ли  что может
случиться!
     И мы пошли домой. А Боссе, он ведь такой сластена, сказал:
     -  Если бы  у меня  была  хоть  одна крона,  я бы  на  всю крону  купил
леденцов!
     - Откуда у тебя может быть крона! - засмеялась Анна.
     - А разве я не могу случайно найти одну крону? - спросил Боссе.
     - Случайно - не можешь, - ответила Бритта. - Кроны валяются на земле, а
ты смотришь только на небо!
     Тогда Боссе стал смотреть себе под ноги. Не успели мы пройти  несколько
шагов, как он нашел крону.
     Вот чудо, правда?
     Наверно, это гномы услыхали, о чем мы говорим, и подкинули Боссе крону.
Она лежала на  развилке  дорог. Боссе смотрел на  крону, как будто не  верил
своим глазам. Потом он схватил ее и побежал обратно  в лавку за леденцами. А
мы его ждали на развилке.
     - Я и не знал, что находить деньги так просто! - сказал он, угостив нас
леденцами. - Вы только подумайте, сколько денег мы проморгали!
     Теперь мы все стали смотреть себе под ноги. Лассе сказал:
     - Эх, бы у меня крона!
     Он думал, что гном и ему подкинет  крону. Но он  ничего не нашел. Тогда
он сказал:
     - Ну, хоть полкроны!
     Но он не нашел и полкроны.
     -  Ну,  хоть десять  эре! -  сказал  он,  так ему  хотелось  тоже найти
монетку.
     Но он не нашел и десяти эре. Лассе рассердился.
     - Вот увидите, одно эре я все-таки найду! - сказал он.
     Но никто не нашел больше ни эре.
     Мы шли и  сосали  леденцы. Но Боссе показалось,  что мы едим их слишком
быстро,  и он  предложил состязаться, кто  дольше  прососет  леденец.  Тогда
леденцы  стали исчезать не так  быстро. Мы шли и состязались.  У каждого  на
языке лежало  по леденцу,  и мы медленно-медленно сосали их. Через некоторое
время мы остановились, высунули языки  и начали сравнивать остатки леденцов.
Это было перед  домом сапожника. Он  увидел  нас в окно и закричал, что если
среди нас есть хотя бы один нормальный, пусть отнесет Агде ее туфли, которые
он только что  починил. Мы тут же спрятали  языки. Нам не хотелось, чтобы на
наше состязание глазели посторонние. (Выиграла это состязание Бритта.) Лассе
взял у сапожника туфли и положил их в свою сумку.
     Потом Улле придумал другое состязание: кто сможет дольше  не дышать.  И
мы  опять стали состязаться.  Но  на всякий случай  отошли  подальше от дома
сапожника. Ведь ему и это могло показаться ненормальным.
     Мы все не дышали  очень долго. Хотя, конечно,  не только из-за этого мы
пришли так поздно. Лассе сказал, что  теперь  выиграл он,  но Улле  с ним не
согласился.
     - Нет,  выиграл Боссе, он посинел гораздо больше, чем ты! - сказал Улле
и предложил состязаться, кто дальше плюнет. - Только без девчонок,  они  все
равно не умеют далеко плевать, - сказал он.
     Мы с Анной  и  Бриттой обиделись, потому что мы умеем плеваться не хуже
их.  Бритта  сказала, что  если  они будут  состязаться  без  нас, пусть  не
приходят  завтра к ней на день рождения. Тогда они нас  приняли. На этот раз
выиграл, конечно, Лассе. Зато Анна плюнула гораздо дальше, чем Боссе и Улле.
     Мы как раз дошли до луга,  который принадлежит сапожнику. Луг был залит
полой  водой и напоминал озеро, а плоский  камень,  что  лежал на лугу,  был
похож на островок.
     - Я иду на камень! - заявил Лассе.
     Нам  всем тоже захотелось на камень. Лассе  вынул две жерди из изгороди
сапожника и положил их концами на камень. Получились мостки. И мы по очереди
перебрались по ним на камень. Первым, конечно, Лассе.
     Светило солнце, и нам было очень хорошо на большом теплом камне.
     - Вот если бы у нас было что поесть! - сказала Анна.
     Но поесть было нечего. Леденцы уже кончились. Лассе открыл свою  сумку.
Там лежали туфли и бутерброд с сыром, который он не доел в школе.
     И мы стали играть, будто камень - это корабль, потерявший управление, а
мы - матросы, которых ждет голодная смерть. Лассе разделил свой бутерброд на
шесть одинаковых кусочков и роздал нам.
     - Дети  мои!  -  сказал он.  -  Это единственное, что  отделяет нас  от
смерти. Но берите пример со своего капитана, он не теряет мужества!
     Капитаном, конечно, был сам Лассе. Еще он сказал:
     -  Хуже всего,  что у нас нет воды. Мы умрем  не от голода, а от жажды.
Нас всех ждет страшная смерть!
     Боссе засмеялся.
     - А это разве не вода? - спросил он.
     Но Лассе ответил, что Боссе дурак.  Ведь наш корабль плывет по соленому
океану,  и  капитан  собственноручно  пристрелит  любого, кто вздумает  пить
морскую воду. Потому что от соленой воды люди сходят с ума. Он лег на камень
и сделал вид, что бредит от голода и жажды. Боссе сказал:
     - По-моему, он все-таки хлебнул соленой водички, - видите, свихнулся.
     А Лассе стал на колени, сложил руки и заорал во всю глотку:
     - Спасите! На помощь!
     Даже эхо откликнулось на его крик.
     И кто же, как вы думаете, бросился спасать Лассе?
     Конечно,  сапожник! Он  решил,  что Лассе  и  в самом  деле нуждается в
помощи, но когда понял, что мы просто играем, ужасно разозлился.
     - Как  туда  забрались, так и  выбирайтесь! - закричал  он, но все-таки
вошел в воду и по одному перетащил нас на дорогу.
     Правда,  сапожник был в  резиновых сапогах и  страшно  ругал  нас,  но,
по-моему, он  поступил  очень благородно, когда бросился нам на помощь. Ведь
он не знал, что нас не нужно спасать.
     Мы поспешили убраться  подобру-поздорову, а сапожник  кричал нам вслед,
что  ему  осточертели  дети  из Бюллербю и чтобы  в  другой раз  мы не смели
прикасаться к его изгороди.
     И мы пошли дальше. Случайно я  поглядела  на сумку Лассе и увидела, что
она пустая.
     - А где же туфли? - спросила я.
     Лассе растерялся. Он сказал, что  туфли, наверно, остались на камне. Он
выложил их, когда доставал бутерброд.
     Мы все вместе вернулись к камню и увидели завернутые в газету туфли. Но
жерди сапожник уже унес. Лассе предложил нам  разуться и идти прямо по воде.
Мы так и сделали.  Вода была не  очень холодная, и мы стали играть: камень -
это корабль,  севший на мель,  а  мы -  пираты, которые хотят снять  с этого
корабля сокровище, то есть туфли. Но и корабль  и сокровище охраняли  другие
пираты. Мы бегали вокруг корабля  и стреляли в них. Потом Лассе дал команду,
и мы полезли на корабль с ножами в зубах. Ножами служили ручки. Когда мы все
стояли на камне, Лассе заорал, размахивая туфлями над головой:
     - Ура! Добыча наша! Смерть первому, кто осмелится подойти к нам!
     Первым к нам подошел  сапожник. Кто же, кроме него, мог подойти к нам в
этом месте?  Бедный  сапожник! Мне стало по-настоящему  жаль  его,  когда он
увидел нас и понял, что спасал нас напрасно. Сперва он  онемел, а  потом как
заорет:
     - Убирайтесь отсюда! Убирайтесь, пока я вас не убил!
     Мы спрыгнули  с камня и  зашлепали  по воде к дороге. Там мы подхватили
свои чулки  с башмаками  и  бросились  наутек.  А туфли Агды так  и остались
лежать  на  камне.  Сапожник  долго  кричал нам  вслед,  что  и  в  Бюллербю
достаточно места, где можно шуметь.
     Больше  мы нигде не задерживались. Только один раз.  Боссе  показал нам
гнездо. Мы по  очереди влезали  на дерево и рассматривали гнездо, в  котором
лежали четыре  голубоватых маленьких  яйца. У Боссе есть  такие  яйца в  его
коллекции.
     Когда я закончила свой рассказ, мама сказала:
     - Вот теперь я понимаю, почему вы приходите из школы так поздно.
     А Лассе  пошел к Агде и сказал  ей, что завтра она получит  свои туфли,
которые сапожник только что починил. Они хранятся в надежном месте. Пусть не
беспокоится,  за ночь они никуда не денутся.  Они лежат на обломках корабля.
Их охраняют пираты. И злющий сапожник.

     Как мы вырывали Улле зуб

     Однажды учительница спросила Улле:
     - Почему ты все время держишь палец во рту?
     Улле смутился.
     - У меня зуб качается.
     - Ты его выдерни,  когда придешь домой, - сказала учительница. - Сейчас
мы  будем заниматься арифметикой,  а  завтра  Улле покажет нам  вместо  зуба
дырку.
     Улле испугался. Он боится вырывать зубы, как бы сильно они ни качались.
Я тоже боюсь, но все-таки меньше, чем Улле.
     - Чепуха! Вырвать  молочный  зуб ни капельки не  больно,  - говорит мой
папа.
     Может  быть,  и не больно, но страшно. Мы  получаем  по десять  эре  за
каждый зуб, который папа нам вырывает. Конечно, он вырывает только  молочные
зубы,  но  их вполне  достаточно.  По-моему,  у человека  всегда  есть зубы,
которые качаются. А вот Боссе совсем не боится вырывать зубы. Он привязывает
к зубу шелковинку - раз, два, три! - и зуба как не бывало. Поэтому я считаю,
что ему не следует платить по десять эре за зуб. Но  папа все равно платит -
за храбрость.
     По  дороге  домой Улле дал нам  потрогать  свой зуб.  Зуб  очень сильно
качался.
     - Хочешь, я тебе его выбью и ты даже не заметишь? - предложил Боссе.
     - Не хочу! - ответил Улле.
     Он шел мрачный и ни с кем не разговаривал.
     -  Подумаешь, так раскиснуть  из-за какого-то молочного зуба! - сказала
я.
     Когда зуб нужно вырвать другому, а не тебе, всегда не страшно.
     - Я знаю, что нужно  сделать! - сказал Лассе. - Дома мы привяжем к зубу
нитку, а другой  ее конец привяжем к изгороди. Потом я раскалю железный прут
и суну тебе в нос. Ты отпрыгнешь, и зуб вылетит.
     - Так я и согласился, - мрачно сказал Улле.
     Ему это предложение совсем не понравилось. Но все-таки дома он привязал
к  зубу  шелковую  нитку  и  стал за нее дергать, чтобы  зуб  закачался  еще
сильнее. Ведь все равно  он  должен был его  вырвать и  завтра показать всем
дырку. Если он этого не сделает, учительница поймет, что он струсил. А этого
Улле боялся еще больше.
     Анне захотелось утешить Улле, и она сказала:
     - Вот увидишь, завтра учительница и не вспомнит про твой зуб!
     Но все мы прекрасно знали, что учительница никогда ничего не забывает.
     - У нее железная память, - часто говорит Лассе.
     Вечером  мы,  по  обыкновению,  играли на дороге  в лапту. Изо рта Улле
болталась длинная  черная нитка. Так смешно: бежит, а за  ним нитка тянется.
Когда Улле забывал про зуб, он начинал весело смеяться, потом вдруг мрачнел,
испуганно дергал за нитку и вздыхал.
     - Смотри, уже семь часов, а твой зуб все еще на месте, -  сказал Лассе.
- Давай раскалим прут!
     Боссе заглянул Улле в рот и сказал:
     - Да он у тебя еле держится!
     Улле вздрогнул - еле не еле, а все равно страшно.
     - Ну что вы ко мне пристали? - рассердился он. - Это мой зуб, а не ваш!
     -  Конечно,  твой. Вот  и скажи, когда  ты  его выдернешь, -  вмешалась
Бритта.
     Улле подергал за нитку и ответил:
     - Может быть, завтра утром! - и побежал, бедняга, домой.
     Лассе сказал:
     -  Мне его жалко. Но я знаю, как ему помочь. Когда он уснет, я влезу  к
нему и выдерну ему этот зуб!
     - Ничего у тебя не выйдет! - сказали мы.
     - Еще  как выйдет! Зубной врач Ларс Эрикссон удаляет зубы под наркозом,
- ответил он с важным видом.
     Тогда мы сказали, что полезем  вместе  с ним и  посмотрим, как он будет
удалять зуб под наркозом.
     Мы побежали в  комнату к  Лассе и Боссе и стали  ждать. Нам было слышно
все, что делает Улле. Наконец Лассе к