али
мисс Тервиллигер... И вот они остановились рядом, не дойдя полдюжины футов
до судейской будки, напротив главного входа. Остановились на одной линии.

Ипподром замер...

- Я выиграл!!! - закричал вдруг во все горло дядюшка Телемах, и все
зрители, как один, вздрогнули. - Смотрите! Судья! У шерифа конец веревки
приклеен к грецкому ореху, а у меня нет! Значит, мой клубок длиннее!.. Я
выиграл! Слышите?!

Послышались ликующие крики:

- Ура, Телемах! Да здравствует Телик! Пламенный привет чемпиону мира по
собиранию веревок! Ура!.. Мо-ло-дец!..

Когда шум постепенно затих, все услыхали негромкий тонкий голос:

- А ведь выиграла я!

И тут каждый из присутствующих увидел, что мисс Тервиллигер стоит прямо
возле судейской будки напротив главного входа; стоит в своем новом розовом
платье с сине-желто-малиновой отделкой вокруг шеи... И в правой руке у нее
корзинка, а в левой, как вы уже прекрасно помните, зонтик!..

Судья выскочил из будки, подбежал к мисс Тервиллигер, выхватил из ее рук
желтый конец нитки, поднял высоко в воздух и провозгласил:

- Я объявляю победителя в этом матче первым чемпионом мира по собиранию
веревок!..

                                  [Image]

И долго не умолкали приветственные возгласы в честь мисс Тервиллигер.

Дядюшка Телемах (серебряная медаль) и шериф (бронзовая медаль), как им ни
было обидно, нашли в себе силы сразу подойти и поздравить мисс Тервиллигер
с победой.

Они были огорчены не столько поражением, сколько тем, что вновь остается
все та же неопределенность в их взаимоотношениях с мисс Тервиллигер и друг
с другом...

Надо сказать, что не было, наверно, на всем ипподроме ни одной женщины,
которая с удовлетворением бы не заметила, с какой ловкостью и находчивостью
мисс Тервиллигер выхватила знамя победы из рук противников. И женщины не
удивились этому. Потому что, во-первых, они всегда знали, как умна мисс
Тервиллигер, а во-вторых... во-вторых, чего не придумает женщина, если не
хочет лишиться ни одного из своих поклонников!

Конечно, и некоторые из мужчин - наиболее наблюдательные, такие, как,
скажем, Гомер - поняли, что придумала мисс Тервиллигер для того, чтобы
добиться победы. Но они почти ни словом не обмолвились об этом, а если их
языки и развязались, то лишь после того, как мисс Тервиллигер согласилась
выйти замуж за дядюшку Телемаха. Это случилось через неделю после закрытия
ярмарки. Свадьбу закатили на славу, и самым почетным гостем был шериф.

Дядюшка Телемах и его жена давно уже уехали посмотреть на Ниагарский
водопад, а гости все еще пили пунш в их доме и ели свадебный пирог и
пончики, не говоря уже про знаменитых жареных цыплят.

- ...Да, - сказал шериф Гомеру на пятый день празднования. - Свавная была
сладьба... то есть я хотел сказать - славная свадьба. Ничего не скажешь.

Он обсосал грудную косточку очередного цыпленка, взял двумя пальцами дужку
- некоторые называют ее "бери да помни", - повертел в руках и вздохнул. Но
он недолго оставался печальным, через минуту взор его прояснился, и шериф
сказал:

- А ты знаешь, они пригласили меня обедать у них каждый четверг.

И еще через минуту он добавил:

- Я думаю, это будет очень порошая хара... то есть я хотел сказать -
хорошая пара. Они вместе пойдут по жизни, собирая веревки.

- Да уж, - сказал Гомер, - теперь их никто на свете не обгонит.

- Ты прав, парень. Никому не намотать столько веревок, сколько у них у
двоих... А я, пожалуй, начну теперь собирать бумажные мешки или эти... как
их... каночные брышки... то есть хотел сказать - баночные крышки!

Глава 5. СЕНТЕРБЕРГСКИЙ МЫШЕЛОВ.

После закрытия ярмарки жизнь в городе Сентерберге вошла в обычную колею.
Гомер и его друзья снова сосредоточили главные силы на арифметике и
баскетболе, а взрослые занялись своими делами и старались их вести так,
чтобы во всем была тишь да благодать. До выборов в городское управление
оставался месяц с лишним, и сторонники демократической и республиканской
партий еще не начали спорить о том, как лучше управлять городом. Члены
Женского клуба тоже пока ни с чем не боролись, дядюшка Одиссей не
приобретал новых автоматов для своего кафе... Словом, ничего нового не
происходило и не о чем было людям посудачить, поразмыслить,
посплетничать... Не о чем, кроме погоды, кинофильмов и последних фасонов
дамских шляп, а этого хотя и не так уж мало, но все же недостаточно.

Дядюшка Одиссей, шериф и все остальные, кто любил собираться в
парикмахерской, давно уже ломали голову, о чем бы еще потолковать и как бы
убить время до выборов.

Правда, иногда, особенно по утрам, их беседа становилась довольно
оживленной. Так случилось и в тот описываемый нами день, когда шериф, весь
сияющий, вошел в парикмахерскую и заявил:

- А я надел сегодня берстяное шелье... то есть я хотел сказать - шерстяное
белье. С утра было страшно холодно.

- Да ну? - удивился дядюшка Одиссей. - Разве? Надо сказать Агнессе, чтобы
достала и мое.

- Что касается меня, - сказал парикмахер, - я не надену теплого белья ни за
какие деньги! От него все тело зудит...

И они заспорили на целый час, если не больше. Потом их разговор,
естественно, перескочил на шерстяные носки, ботинки, галоши, а отсюда и
рукой подать до грязи, которая на дорогах, в коровниках, в курятниках...
Потом наступило длительное молчание. Городские часы показывали всего
половину одиннадцатого, а беседа уже иссякла. Говорить было абсолютно не о
чем. Оставалось лишь глазеть через витрину парикмахерской на улицу.

- Вон доктор Пелли пошел, - проговорил парикмахер. - Кто-то заболел,
наверно... Интересно, кто?

- Может, обморок у жены судьи, - предположил шериф.

- В семье Колби ожидают ребенка, - сказал дядюшка Одиссей. - Я спрошу
сегодня у Агнессы. Она все разузнает.

- Далей Дунер идет, - сказал шериф. - Он уже три года как без работы.

За окном прошли несколько ребят.

- В школе, должно быть, большая перемена, - сказал дядюшка Одиссей.

И немедленно вслед за этими словами в парикмахерскую вошел Гомер,
поздоровался и сказал:

- Дядюшка Одиссей, меня послала тетя Агнесса. Она велела вам сейчас же идти
домой и помочь ей подавать дежурный завтрак.

Дядюшка Одиссей вздохнул, поправил свой белый колпак и уже приподнялся было
с парикмахерского кресла, как вдруг шериф приложил ладонь к уху и сказал:

- Слышите?.. Что это?

Дядюшка Одиссей перестал вздыхать и прислушался. То же сделал и парикмахер.

Шум (он больше походил на треск) сделался громче, и вот из-за угла выполз и
задребезжал по городской площади странного вида автомобиль. Наблюдатели из
окна парикмахерской глазели, разинув рты, на то, как он сделал один круг по
площади, потом второй и после третьего весь затрясся и остановился наконец
перед самыми дверями кафе дядюшки Одиссея.

Автомобиль был таким древним, что его хоть в музее показывай. Вместо кузова
на нем стояло какое-то страшное оборудование, видневшееся из-под старого,
замызганного брезента. Но не это заставило Гомера, и шерифа, и дядюшку
Одиссея, не говоря уже о парикмахере, широко разинуть рты и долго не
закрывать Нет! Больше всего их поразил вид самого водителя.

- Ух ты, какая бородища! - воскликнул Гомер.

- А волосы! - сказал парикмахер. - Ручаюсь, здесь стрижки доллара на два,
не меньше!

- Кто-нибудь видит, какое у него лицо? - спросил шериф.

- Никто, - ответил дядюшка Одиссей, не сводя глаз с удивительного
незнакомца.

А тот вытащил свою бороду из рулевой баранки, вылез из кабины и скрылся в
дверях кафе дядюшки Одиссея. Владелец кафе тут же ринулся к выходу, на пути
крикнув:

- Пока! Увидимся позже.

- Подожди, я с тобой, - сказал шериф. - Мне что-то есть захотелось.

Гомер, конечно, побежал вслед за ними, а парикмахер закричал вдогонку:

- Поскорее возвращайтесь и расскажите, в чем дело!

- Если я доставлю к тебе этого клиента, - не оборачиваясь, сказал шериф, -
с тебя причитается!

Незнакомец скромно сидел на самом дальнем конце прилавка и выглядел до
крайности смущенным и застенчивым. Тетя Агнесса, глядя на него с
нескрываемым подозрением, подала на голубой тарелке дежурный завтрак. Чтоб
не показаться вконец невежливыми, дядюшка Одиссей и Гомер не пялили на него
глаза, а зашли за прилавок и сделали вид, что чем-то очень заняты. Шериф
притворился, что внимательно изучает меню, которое давно уже знал назубок.
Все они лишь изредка бросали мимолетные взгляды на странного посетителя.

Но в конце концов любопытство дядюшки Одиссея взяло верх над всеми
правилами приличия. Он приблизился к незнакомцу и безразличным голосом
спросил:

- Ну как? Нравятся вам наши завтраки? Может, желаете еще что-нибудь?

Эти слова повергли незнакомца в еще большее смущение. Даже волосы и борода
не могли скрыть, как он покраснел.

- Спасибо, сэр, - ответил он, - Все в порядке. Завтрак очень хороший.

Он кивнул головой, подтверждая свои слова, и борода его угодила в тарелку с
кашей, от чего он смутился так, что дальше некуда.

Дядюшка Одиссей помолчал, ожидая, что незнакомец продолжит разговор, но
этого не случилось. Тогда дядюшка Одиссей взял дело в свои руки.

- Прекрасная погода сегодня, - сказал он.

- Да, прекрасная, - подтвердил незнакомец и уронил вилку.

После чего смутился окончательно - просто готов был сквозь землю
провалиться от смущения.

Дядюшка Одиссей подал ему чистую вилку и поскорее ретировался за прилавок,
пока тот не уронил тарелку или, чего доброго, не упал со стула.

Закончив завтрак, незнакомец полез в карман своего потрепанного,
залатанного пальто и вытащил оттуда потертый кожаный бумажник. Он долго
искал в нем деньги, расплатился, кивнул на прощание и вышел из кафе.

Все напряженно глядели ему вслед, пока тетя Агнесса не кинула на прилавок
монету, полученную от бородатого незнакомца.

- Деньги не фальшивые, - сказала она. - Только, похоже, пролежали сто лет в
земле.

- Таких стеснительных я в жизни еще не видел, - сказал дядюшка Одиссей.

- Да, - подтвердил шериф. - Муглив, как пышка... то есть я хотел сказать -
пуглив, как мышка.

- А бородища-то! - сказал Гомер. Тетя Агнесса посмотрела на часы.

- А ну-ка, Гомер, - сказала она, - отправляйся в школу. Перемена кончается.

Спустя какой-нибудь час после полудня у любого человека в городе, включая
стариков и детей, было уже о чем потолковать, поразмыслить, посудачить...

Кто этот незнакомец? Откуда он? Куда направляется? Какой длины у него
борода? А волосы? Как его зовут? Чем он вообще занимается? И что спрятано в
кузове его автомобиля под большим брезентом?..

Вопросов было много, и ни на один из них никто не знал ответа. Ровным
счетом никто.

Знали только, что незнакомец оставил свою машину на городской стоянке и уже
довольно долго бродит по городу. Очевидцы сообщали, что время от времени он
останавливается и насвистывает какую-то странную, никому не известную
мелодию. Он по-прежнему очень застенчив, и если кто-нибудь из взрослых
приближается к нему, чтобы заговорить, незнакомец немедленно переходит на
другую сторону улицы или заворачивает за угол. Однако детей не избегает. Он
улыбается им и испытывает в их обществе явное удовольствие.

Со всех концов города люди звонили шерифу в парикмахерскую, спрашивали про
незнакомца и сами сообщали все новые и новые сведения о нем.

Шерифу становилось уже явно не по себе от всего этого. Он не чувствовал за
собой права допрашивать незнакомца, а если бы и допросил, то понимал, что
все равно ничего бы не добился. Ведь застенчивость просто душила этого
человека и не давала ему выговорить ни слова...

Когда Гомер, уже после школы, шел домой мимо парикмахерской, его позвал
шериф.

- Послушай, - сказал он, - мне нужна твоя помощь. Этот незнакомец с его
бородой здорово меня беспокоит. Понимаешь, никак не могу выяснить, кто он и
что здесь делает. Возможно, он вполне приличный человек, только чудак.
Вроде этих... как их... индивидуалистов. Но, с другой стороны, вполне
вероятно, что он беглый каторжник или еще похуже...

Гомер кивнул, и шериф продолжил:

- Так вот о чем я тебя прошу: войди к нему в доверие. Говорят, с ребятами
он не боится разговаривать. Попробуй узнать у него, что к чему. Только не
откладывай в долгий ящик... А за мной тогда считай двойную порцию
сливочного с клубникой.

- Договорились, шериф, - сказал Гомер. - Я начинаю действовать сразу.

В шесть часов вечера Гомер докладывал шерифу:

- Он совсем неплохой дяденька. Мы прошли с ним по всей ночной улице, и он
мне кое-что рассказал. Нет, не про то, кто такой и что делает... Но зато он
говорил, что очень долго не видел людей. А еще спрашивал, где бы ему
остановиться, и я посоветовал прибрежную гостиницу. Он туда сейчас и пошел,
когда мы расстались... Ну ладно, шериф, мне надо бежать домой, ужинать, а
то мама ругаться будет. А завтра я опять чего-нибудь выясню... Не забудьте
про мороженое с клубникой!

- Не забуду, - пообещал шериф. - А ты тоже не оставляй это дело на
полдороге. Надо уж все разузнать.

После ухода Гомера шериф повернулся к парикмахеру и сказал:

- Недалеко уехали! Пока все, что мы знаем о нем, это что он тих и скромен и
сто лет не видел людей. Все эти данные одинаково подходят и к беглому
каторжнику, и к сумасшедшему, и к этим... как их называют... которые теряют
память. Если б еще у него не было таких длинных волос, я бы тогда вмиг
определил, кто он и что... Да, да. Не веришь? Разок бы взглянул на его уши
и все бы знал!

- Вполне может быть, - согласился парикмахер, - Лично я привык определять
людей по волосам... И вот когда я глядел на этого... с бородой, мне
показалось, что где-то я видел такое на картинках... или читал. Ты меня
понимаешь, шериф?

- Да, кажется... немного, - отвечал шериф. - Но хорошо бы посмотреть на его
уши... А, вон Одиссей! Интересно знать, что он думает.

Дядюшка Одиссей помедлил с минуту и сказал потом:

- Что касается меня, я сужу о людях по их животу и по аппетиту. Живота мне
видно не было под его старым пальто, а насчет аппетита... Пожалуй, я о нем
где-то читал... об этом человеке... Но вот где - убейте, не помню! Наверно,
в какой-нибудь книжке.

- Н-да, наверно, - промычал шериф.

И в это время в парикмахерскую зашел Тони, местный сапожник, - он хотел
подстричься. После того как Тони уселся в кресло и парикмахер накинул на
него простыню, шериф спросил, что он, Тони, думает об этом загадочном
незнакомце.

- Что я скажу, шериф? - ответил Тони. - Я привык судить о людях по ногам да
по ботинкам. Таких сапог, как у этого волосатого, я не видал уже лет
двадцать пять. Похоже на то, что эти самоходы свалились сюда прямо со
страниц какой-нибудь старой пыльной книжонки.

- Вот-вот! - воскликнул шериф. - Кажется, что-то начинает проясняться. Одну
минуту!..

Он кинулся к телефону и позвонил мистеру Гиршу, владельцу магазина одежды.

- Слушай, Сэм, - сказал он. - Один вопрос. Как ты смотришь на этого, с
блинной дородой... то есть я хотел сказать - с длинной бородой. Да...
Так... Понятно... Одежда как из старинной легенды... Угу... Спасибо, Сэм,
спокойной ночи. И тут же он попросил соединить его с гаражом.

- Привет, Люк, - сказал он, - это шериф говорит. Какое у тебя мнение насчет
длинной бороды?.. Что? Машина как из сказки? Так, так... Можешь все сказать
о человеке, лишь взглянув на его машину? Не знаю... Не знаю... Но тебе верю
на слово... Будь здоров, Люк. Спасибо.

У шерифа был очень довольный вид, когда он положил телефонную трубку и
принялся мерять шагами комнату и бормотать:

- Начинает проясняться... Начинает проясняться... проясняться наконец...

И затем он удивил всех присутствующих, заявив, что немедленно отправляется
в библиотеку.

Он пробыл там недолго, и, когда вернулся, усы его топорщились и содрогались
от возбуждения.

- Все ясно! - закричал он еще с порога, - Псе вонятно... то есть я хотел
сказать - все понятно! Библиотекарша сразу сказала мне, из какой он
книжки... Знаете, кто это? Рип ван Винкль! Да, да, вроде того, про которого
написал Ирвинг[1]. Мы это проходили когда-то в школе. Помните?.. Он пошел с
ружьем в горы, а потом его сморил сон, и он заснул лет на двадцать, если не
больше... Вспомнили?

- Да, конечно! Это он! Или очень похож на него! - крикнул парикмахер, а
дядюшка Одиссей и сапожник поддержали его.

Когда немного утихло волнение, дядюшка Одиссей спросил:

- Интересно, а что же все-таки у этого Рип ван Винкля номер два спрятано
под брезентом?

- Ладно, хватит на сегодня, - сказал шериф. - Мы и так немало потрудились.
Утро вечера мудренее... Давай-ка сразимся в шашки!..

Ранним солнечным утром следующего дня бородатый незнакомец, похожий на Рип
ван Винкля, опять разгуливал по улицам Сентерберга.

К десяти часам никто не называл его иначе, как "старина Рип", и все
дивились прозорливости их шерифа и его умению решать самые головоломные
задачи.

Шериф уже заглянул под брезент Рип ван Винклевой машины, но все равно не
понял, что за штука там скрывается. Дядюшка Одиссей тоже не отстал от него
и тоже ничего не понял.

- Тут сам черт ногу сломит, - сказал дядюшка Одиссей. - Но ничего, шериф.
Есть человек, который сумеет это выяснить. И зовут его Гомер Прайс!..

В тот же день после полудня, когда в школе кончились занятия, дядюшка
Одиссей и шериф увидели из окна парикмахерской, как по главной улице
прогуливаются... кто бы вы думали? Старина Рип и, конечно, Гомер.

- Похоже, что он рассказывает Гомеру обо всем, - сказал шериф.

- А, что я вам говорил?! - воскликнул дядюшка Одиссей с гордостью.

И потом они стали свидетелями того, как Рип ван Винкль ‘ 2 повел Гомера
через площадь прямо к городской стоянке автомобилей. Там он приподнял
брезент со своей машины и стал что-то объяснять, указывая пальцем под
брезент, а Гомер глядел, слушал и кивал головой. Потом Гомер и незнакомец
пожали друг другу руки и разошлись - один побрел к себе в гостиницу, а
другой... другой помчался в парикмахерскую.

- Что он сказал?! - крикнули все хором, как только Гомер появился в дверях.

- Как его зовут?..

- Что он здесь делает?..

- Да, теперь я знаю про него все, - скромно заявил Гомер. - Это похоже на
историю из книжки.

- Что я вам говорил?! - закричал шериф. - Он заснул в горах? Верно, сынок?

- Ну, не совсем так, шериф, - ответила Гомер. - Но он действительно жил в
горах последние тридцать лет.

- А что он здесь делает? - спросил парикмахер.

- Лучше я начну сначала, - сказал Гомер.

- Да, это морошая хысль! - подтвердил шериф и даже не поправился, как
обычно, - так он спешил послушать, что расскажет Гомер, - Я даже запишу
кое-что. Пригодится в будущем.

Гомер же рассказал вот что:

- Бородатого незнакомца зовут Мерфи. Майкл Мерфи. Лет тридцать назад он
выстроил в горах небольшую хижину и время от времени уезжал туда отдыхать
от городских дел. А потом ему так понравилось там, что он решил жить в этой
хижине все время. Он уложил свои вещи в машину и отправился в горы.

- Захотел стать отшельником? - спросил шериф.

- Не знаю, как это назвать, - сказал Гомер, - но вчера он в первый раз за
тридцать лет покинул горы и в первый раз увидел людей. Вот почему он так
стесняется.

- Значит, все-таки потянуло, так сказать, к цивилизации? - спросил дядюшка
Одиссей.

- Об этом потом, - ответил Гомер, - а сейчас я расскажу про то, что было
двадцать девять лет назад.

- Нельзя ли перескочить хоть через несколько лет, сынок? - предложил шериф.

- Нет, - твердо сказал Гомер и продолжал: - Двадцать девять лет назад
мистер Мерфи прочитал в каком-то журнале, что человек, который изобретет
лучшую в мире мышеловку, этот человек прославит себя в веках, и все будут
ему благодарны. И вот мистер Мерфи начал изобретать мышеловки...

Наступило молчание, которое прервал голос шерифа:

- Мышеловки, сынок? Повтори, я не ослышался?

- Мышеловки, - сказал Гомер. - Он делал сначала хорошие, потом совсем
хорошие, потом самые лучшие. И когда в такую мышеловку попадала мышь, то
возврата ей уже не было...

Шериф так заслу