н в те
редкие минуты,  когда обычная старческая  раздражительность  оставляла
его. - И, вообще, все, что можно увидеть, я уже видел!
     В тот самый момент,  когда дедушка снова взялся за  чулки,  дверь
отворилась, и на пороге появились двое мужчин.
     Не успев войти,  оба сняли шапки. Потом один из них стащил сапоги
и в одних носках прошел к столу,  где сидела хозяйка дома. Он нагнулся
к ней,  оперся локтями о стол и начал  что-то  тихо  говорить  ей.  Он
говорил очень долго, а хозяйка внимательно слушала. Видимо, речь шла о
чем-то чрезвычайно важном.  Тот,  что остался у двери,  казался  очень
смущенным и неловко переминался с ноги на ногу.
     - Может,  конечно,  это для вас очень трудно,  - сказал тот,  что
стоял  у  стола.  -  Но мы подумали,  что не мешает все-таки спросить:
нельзя ли это как-нибудь устроить?
     Хозяйка долго   молчала.   Потом  она  обернулась  и  пересчитала
сушившиеся на хлебном вертеле хлебы последней выпечки.
     - Вы не хуже меня знаете, сколько у нас муки и картошки...
     - Да,  - сказал тот,  что стоял у  стола.  -  Двадцать  пять  мер
картошки и сто восемьдесят кило муки. Из них сорок пшеничной.
     - А боров...
     - Да,  -  сказал  тот,  что  стоял у стола,  - он потянет кило на
девяносто.
     - И ту рыбу, что засолили, мы еще не трогали,
     - Да, - сказал тот, что стоял у стола, - ни одна кадка не начата.
     Наступило долгое  молчание.  Только слышно было,  как постукивают
дедушкины спицы да тихонько шипит лампа.
     Наконец хозяйка сказала:
     - Что и говорить,  нам и самим маловато.  Но, я думаю, как-нибудь
выкрутимся.
     - Не забывайте к тому ж зимний лов,  - напомнил тот,  что стоял у
двери,  теребя в руках шапку. - Одним человеком будет больше - значит,
и ловить будем больше.
     Мама вопросительно посмотрела на дедушку. Но старик словно ничего
не слышал и не видел.  Он сидел совершенно неподвижно,  спрятав лицо в
седую  бороду.  Глаза  за  стеклами  очков были полузакрыты.  Но спицы
мелькали в руках,  словно спицы хорошо  смазанного  колеса.  Казалось,
живые руки приставлены к какому-то неодушевленному предмету.
     - Дедушка!
     Старик не  отвечал.  Он  только  еще  глубже спрятал лицо в белую
бороду.  Он был похож на устрицу,  прячущуюся  от  мира  за  скорлупой
злости и раздражения.
     В конце концов хозяйка решилась:
     - Ну что ж, подтянем кушаки и дадим еще одному человеку место под
крышей.
     Рыбак, что стоял у стола, выпрямился:
     - Я знал, что вы так скажете!
     Хозяйка усмехнулась:
     - Никто не имеет права отказывать бездомному в крыше над головой.
Вы это не хуже меня знаете.
     - Так-то оно так,  но как дойдет  до  дела  -  получается  совсем
по-другому, - заметил рыбак.
     Хозяйка недоуменно посмотрела на него.
     - Нет,  жаловаться не приходится, - ответил рыбак на ее взгляд. -
Сегодня вечером нам удалось разместить  человек  четырнадцать.  Но  не
думайте, что везде это было так просто!
     - И много еще осталось?
     - Нет.  К  вам  мы  пришли  в последнюю очередь,  потому что были
уверены, что здесь нам не откажут.
     - Где же ваш матрос?
     - Ждет на улице. Все его имущество - маленький узелок с вещами да
черепаха в кармане.
     - Что? Черепаха?
     - Ага.
     - Скажите  же   ему,   чтобы   вошел.   Познакомимся,   и   пусть
располагается, как у себя дома.
     - Но он знает по-шведски только одно слово "здравствуйте"!
     - Вот и чудесно! Значит, поздороваться мы сумеем.
     - Да уж это конечно!
     - Ничего,  потом научится.  Тащи его сюда. Интересно, какой он, -
сказал один из присутствующих.
     - Одну минуточку,  - сказала хозяйка и, выйдя в соседнюю комнату,
вынесла оттуда смену белья и верхней одежды.
     - Кто знает,  может быть,  у него вши.  Проведите его в конюшню и
попросите переодеться.
     - А куда деть его одежду? Сжечь?
     - Нет,  зачем же!  Оставьте ее пока в конюшне.  А  придет  весна,
потеплеет - разложим ее на муравейнике. Уж муравьи-то ее вычистят!
     В шхерах муравейники - общепризнанные  санитарные  станции.  Даже
лиса,  когда  блохи  начинают  очень докучать,  приходит покататься по
муравейнику. В благодарность она потом съедает хозяев.
     Рыбак повернулся и на цыпочках пошел к двери.
     Дедушка, во все время разговора не произнесший ни  слова,  уронил
вязанье  на  пол  и  схватился  за  костыли.  Это  у  него всегда было
признаком сильного волнения.
     - И чего шушукаются,  чего шепчутся?  Будто яд разъедает мои уши.
Не иначе, что-нибудь случилось!
     Хозяйка перегнулась к нему через стол и ласково сказала:
     - Ну что вы,  дедушка!  Ничего не случилось.  У нас теперь  будет
жить один бездомный чужеземец - только и всего.
     Старик загремел костылями,  с трудом пытаясь подняться со  своего
стула.  Его слабые руки тряслись,  он был беспомощный и жалкий.  Седая
борода поднялась и встала торчком.
     - Чужеземец?  - в ужасе пробормотал он.  - Зачем он пришел? Чтобы
отнять у меня кусок хлеба и выжить меня из дому?
     Хозяйка взяла  старика  за  руки  и  осторожно усадила обратно на
стул. Она уже давно привыкла к его подозрительности.
     - Дедушка, ну чего это вы вдруг испугались? Сидите себе спокойно,
а не то,  чего доброго, упадете и расшибетесь. Ведь вы на ногах-то еле
держитесь.
     - Ну конечно,  меня выживут из дому  и  выбросят  на  улицу,  как
старую тряпку! Я уже никому не нужен, ни на что не гожусь!
     Хозяйка продолжала ласково уговаривать старика:
     - Напрасно  вы  тревожитесь,  совсем напрасно.  Это всего-навсего
потерпевший кораблекрушение матрос.  Он с той  самой  польской  шхуны,
которая два дня назад разбилась около Тюленьего Острова.
     Дедушка долго молчал,  уставившись в пространство и  беспрестанно
жуя беззубым, ввалившимся ртом.
     - Матрос...  - сказал он,  наконец,  очень тихо,  будто вспоминая
что-то  далекое,  давно забытое.  - Матрос...  а я тут сижу.  Больной,
беспомощный калека...
     Белая борода  старика  медленно опустилась на грудь и снова стала
мягкой и шелковистой.
     Забившись в  угол  лежанки,  Дундертак  за  какие-нибудь  две-три
секунды  проделал  тысячи  миль.  Но  вот  он  вернулся  из   далекого
путешествия  по  морям  и океанам и снова очутился в маленькой хижине,
заброшенной среди островов шведских шхер.
     Что это? Посреди кухни стоит незнакомый человек. На голове у него
старая, потертая фуражка, надетая задом наперед, потрепанным козырьком
на затылок.
     - Вот и он!  - сказал, обращаясь к хозяйке, рыбак в носках. - Тот
самый  поляк,  которого  вы  обещали  приютить  на зиму.  Остальных мы
расселили по всему острову.
     Мама отошла от дедушки и направилась к незнакомцу:
     - Добро пожаловать!
     Дундертак еще  глубже  забился  в  угол лежанки и пожирал глазами
иноземного гостя, носившего почему-то фуражку задом наперед.
     Старик за   спиной  хозяйки  стучал  костылями  и  подозрительным
взглядом следил за каждым движением незнакомца.
     Перед ними  стоял  изголодавшийся,  замерзший человек.  Его худое
лицо заросло рыжеватой щетиной.  В левой руке он держал узелок  -  все
свое имущество.
     - Здравствуйте!  - сказал незнакомец и поспешно добавил несколько
слов  на  своем  родном языке.  Что он сказал - понять было совершенно
невозможно.
     Все, кроме  дедушки,  приветливо  заулыбались  в ответ,  смущаясь
оттого,  что не  понимают  ни  слова.  Дедушка  свирепо  уставился  на
представшее его взору человеческое существо.  Хозяйка указала гостю на
стул у стола.  Потом она отошла к плите,  раздула  огонь  и  загремела
кастрюлями и сковородками.
     Рыбак в носках тем же жестом,  что и хозяйка,  указал на  стул  и
прибавил радушно:
     - Садитесь! Садитесь, пожалуйста!
     Незнакомец нерешительно огляделся вокруг и смущенно пробормотал:
     - I can't understand! (Я не понимаю (англ.).)
     Услышав эти    слова,   старик   вздрогнул,   словно   от   удара
электрическим током.  Казалось,  жизнь снова вернулась в его  немощное
тело.
     - Что такое?  - Дедушка в волнении схватился за костыли. - Кто-то
говорит по-английски?
     Рыбак в носках принялся терпеливо объяснять:
     - Это  польский  матрос.  По-шведски  он знает только одно слово:
"здравствуйте"...
     Старик не   обратил  ни  малейшего  внимания  на  эти  услужливые
объяснения.  Обрамленное белой  бородой  лицо  повернулось  в  сторону
матроса.
     - Do you speak English? (Ты говоришь по-английски? (англ.).)
     - Oh, yes, I do! (Да, конечно (англ.).)
     - Ты англичанин?
     - Нет, я из Галиции.
     - Галиция? Это в Испании?
     - Нет,  я из той Галиции,  что в Польше.  Я не испанец,  я поляк.
Польский подданный!
     - Ты моряк?
     - Да!
     - Потерпел крушение?
     - Да!
     - Давно на море?
     Поляк поднял правую руку и трижды сжал и разжал пальцы:
     - Пятнадцать лет!
     - Значит, раненько начал?
     - Да!
     - Должно быть, хаживал Гибралтаром?
     - Да!
     - И входил в Ла-Плату?
     - Да!
     - И стоял в бухте Горы Столовой?
     - Да!
     Старик поудобнее выпрямился на стуле.  Искалеченное болезнью тело
откликнулось на зов далекой молодости. Он поднял дрожащую, в распухших
венах руку и жестом,  исполненным достоинства,  провел сверху вниз  по
бороде.
     - Так,  - сказал он и повернулся к  остальным.  -  Этот  человек,
который  сейчас  стоит передо мной,  пришел с моря и говорит на языке,
который в этом доме понимают.
     Все столпились вокруг старика и незнакомца.  Дундертак спрыгнул с
лежанки и присоединился к взрослым. Хозяйка начала накрывать к ужину.
     - Вот  что,  невестушка,  -  в дедушкином голосе зазвучали новые,
покровительственные нотки: - поставь-ка тарелку и нашему гостю!
     Хозяйка улыбнулась своей доброй улыбкой:
     - Ну вот и прекрасно, дедушка! И что бы мы без вас делали? Будьте
так добры,  скажите нашему гостю,  чтобы он чувствовал себя у нас, как
дома.  И спросите, пожалуйста, будет ли он с нами ужинать. Каша уже на
столе.
     Старик сдвинул очки на лоб. В эту минуту он был в центре внимания
всего дома.  Он уже не помнил,  когда такое случалось.  Слова невестки
пришлись, как маслом по сердцу, и старик удовлетворенно ухмыльнулся.
     - Положи свой узел и снимай шапку...  - распорядился он. - Так. А
теперь садись вот сюда, не стесняйся. Будем ужинать.
     - Спасибо, - сказал поляк. - Я очень благодарен.
     Хозяйка помогла дедушке придвинуть  стул  поближе  к  столу.  Она
положила  ему  каши  и  сверху  налила  в тарелку молока.  Расселись и
остальные.  Дундертак пристроился в самом конце  стола.  Старик  отвел
бороду   в   сторону   и  торопливо  принялся  опустошать  тарелку,  с
любопытством поглядывая на поляка.
     - Что тебя привело в наши края?
     - Война.
     - Война?
     - Мы бежали из Польши. И нам пришлось пробиваться сквозь этот ад.
     - Ну и дела!
     - Бум...  бум...  бах!- размахивал руками поляк. - Вокруг грохот,
пальба. Но мы плыли в кромешной тьме - и нам удалось скрыться.
     - И вот ты в Швеции,  в шведском доме.  И  будешь  есть  шведскую
кашу. Скажу тебе по секрету, что эта каша куда удивительнее всех ваших
войн - она выкормила больше людей, чем они погубили.
     - По  мне,  так каша замечательная!  - сказал поляк,  выскребывая
ложкой тарелку.
     - А как тебя зовут?
     - Вальтер.
     - Ты бери еще,  бери,  ешь как следует! После таких передряг надо
подзаправиться. Верно?
     - Да!
     - А когда поешь, расскажешь мне, что творится на белом свете. Бог
знает,  сколько времени я носа за порог не высовывал. Сын мой сейчас в
море,  он тоже моряк.  А я вот сижу один на этом треклятом стуле и  не
могу двинуться!
     - Вот разделаюсь с кашей, обо всем расскажу.
     - Не бери сразу так много, а то подавишься.
     - Хорошо. Очень уж вкусно!
     Дундертак во все глаза смотрел через стол на поляка. Он никогда в
жизни не слышал другого языка,  кроме шведского.  И,  хотя  он  каждый
вечер,  забравшись  на  лежанку,  путешествовал  по  всему свету,  ему
никогда не приходило в голову,  что, бороздя моря и океаны, надо уметь
говорить на особом языке - иначе тебя никто не поймет.

     Старик облизал  ложку  и  смахнул  с  бороды  капли молока.  Он с
достоинством осмотрелся вокруг  и  громко,  чтобы  всем  было  слышно,
сказал:
     - Слушай,  невестка!  Если ты или кто  другой  хочет  спросить  о
чем-нибудь  у  этого чужестранца,  скажите мне,  и я поговорю с ним на
английском языке и передам ему вашу просьбу.
     Хозяйка ласково улыбнулась,  но промолчала и принялась убирать со
стола.  Она была очень довольна,  что старик вдруг стал снова похож на
прежнего властного хозяина дома. С появлением в доме польского матроса
он, казалось, вновь обрел былое достоинство.
     И тут  из-за стола поднялся Дундертак.  Он очень волновался.  Его
коротко стриженные волосы стояли дыбом и  торчали  в  разные  стороны,
словно  деревянные  башмачные  гвозди.  Хриплым от волнения голосом он
произнес:
     - Черепаха!
     Старик приложил ладонь к уху:
     - Ты о чем, дружок?
     - У него в кармане черепаха. Мне интересно, какая она из себя.
     Все с любопытством посмотрели на поляка.
     - У тебя,  говорят,  черепаха,  - сказал старик.  - Мальчик хочет
посмотреть на нее.
     Вальтер полез в правый карман своей куртки,
     - Совершенно верно. У меня с собой черепаха. Это мой единственный
друг!
     Дундертак едва сдерживал нетерпение.
     Но предмет,  который матрос вытащил из  кармана,  совсем  не  был
похож на живое существо.  Скорее он напоминал кусок грубой коры. И был
совершенно круглый. Потому что черепаха втянула голову в панцирь.
     Матрос нагнулся  к  лежавшему у его ног узелку и развязал пестрый
платок,  в который было увязано все его  имущество.  Сверху  оказались
кучка  зеленых  листьев  и  пакетик  обыкновенных лесных орехов.  Взяв
несколько листьев и горсть орехов,  матрос положил  угощение  на  стол
перед  черепахой.  Потом  он  осторожно  постучал ногтем указательного
пальца по жесткому панцирю.
     - Как его зовут?
     - Это не он, а она. И зовут ее Элиза.
     Элиза недоверчиво высунула из-под панциря плоскую головку. Черные
глазки с любопытством разглядывали все  вокруг.  Матрос  стал  ласково
почесывать черепахе голову.
     - Не бойся,  - приговаривал он.  - Тебе нечего бояться.  -  Мы  с
тобой в чужом доме, но здесь живут очень хорошие люди.
     Черепаха вытянула  длинную  шею.  Она  приподнялась  на  коротких
ножках  и не спеша,  важно отправилась на прогулку вокруг пустой миски
от каши, которая стояла посередине стола. Твердый панцирь терся о края
миски.
     - Смотрите,  смотрите!  - изумился Дундертак. - Она, оказывается,
умеет ходить. Ну совсем как жук-олень!
     Жук-олень при малейшей опасности поджимает лапки  и  притворяется
мертвым. Тогда его можно принять за черный камешек. А мгновение спустя
камешек высовывает ножки и как ни в чем не бывало  пускается  в  путь.
Так  и  тут:  лежавший  на  столе  перед  матросом  кусок  коры  вдруг
превратился в черепаху.
     Матрос легонько   постучал  костяшками  пальцев  по  краю  стола.
Черепаха тотчас же поползла на этот звук.  Матрос взял орех большим  и
указательным  пальцами  и  положил  Элизе  в  рот.  Потом  он  снова с
нежностью погладил ее по голове.
     - Да,  просто  удивительно,  как  человек  иногда привязывается к
животному,  - сказал старик. - Я это сам испытал. Когда-то в молодости
я  плавал  на фрегате "Сокол".  Уж не знаю как,  но на борту оказалась
маленькая  приблудная  мартышка.  Все  мы  ее  очень   полюбили.   Она
командовала  нами,  как хотела.  А была совсем крошечная,  умещалась в
кармане брюк.  Мы дали ей имя - Черная Мария. Она была вся черная - от
ушей  до кончика хвоста.  Вокруг круглой мордочки висели длинные седые
бакенбарды.  А глаза были большие, карие. Умная была бестия, не глупее
самого капитана!
     Дундертак с изумлением смотрел на своего старого дедушку. Никогда
раньше   он   не  слышал,  чтобы  старик  сказал  ласковое  слово  или
обрадовался чему-нибудь.  Все дни с  утра  до  вечера  он  проводил  в
угрюмом,  стариковском одиночестве.  Но с той минуты,  как в дом вошел
польский матрос, старик словно переродился.
     Вальтер дал Элизе последний орех.
     - Мне  ее  подарил   один   финикиец,   торговавший   коврами   и
драгоценными тканями.  Как-то раз, когда он был в Греции, его укусил в
правую руку верблюд.  Даже самые кроткие животные,  если с ними  плохо
обращаться, могут потерять терпение. А верблюды очень сильно кусаются.
     Дедушка важно кивнул, подтверждая справедливость этих слов. Можно
было  подумать,  что  он  всю  жизнь  только  и  делал,  что  ездил на
верблюдах.
     - Торговец  не  позаботился  вовремя  промыть  и перевязать рану.
Внезапно у него поднялась температура,  и он слег.  Это  случилось  на
каком-то  жалком постоялом дворе в маленьком портовом городишке Корфе.
Когда я его увидел,  он был очень плох. Яд проник уже глубоко в кровь.
В  общем,  до смерти оставалось недолго.  Но я знал,  как лечить такие
вещи.  Я  вскрыл  у  него  под  мышкой  кровеносный  сосуд  и  высосал
испорченную  кровь.  Надо  только,  чтобы  у тебя самого были все зубы
здоровые,  а то яд проникнет в кровь,  и тогда тебе крышка, потому что
если  яд  попадает  в голову - от этого нет спасения.  У меня все зубы
были в порядке,  и мне удалось высосать яд. Через некоторое время этот
человек  снова  был  на  ногах.  И  в  благодарность  подарил  мне эту
черепаху.
     - Немного за такую услугу!
     - Так может показаться всякому,  кто не знает того,  что знаю  я.
Эта черепаха не простая - она искатель кладов!
     Столь неожиданное заявление вызвало на мрачном лице старика нечто
вроде улыбки.
     - Искатель кладов?  Ну,  а как же ты определишь,  что  она  нашла
клад?
     - Ничего сложного. Нужно только смотреть в оба и проследить, куда
она положит яйца.
     - Ну, а что дальше?
     - А  дальше  ждать,  пока  солнце не прогреет их как следует и не
вылупятся маленькие черепашки.
     - Золото, значит, спрятано в яйцах?
     - Нет, конечно! Тогда ты подбираешь черепашек и сажаешь их к себе
за  пазуху.  Они  любят где потеплее.  И начинаешь копать на том самом
месте,  где осталась лежать яичная скорлупа.  На глубине  трех  локтей
должен быть клад.
     - А это не вранье?
     - Нет,  тот  финикиец  не  мог  соврать!  Он  мне показался очень
порядочным человеком. И ведь я его, можно сказать, от смерти спас!
     Старик с  достоинством разгладил седую бороду.  Он теперь с новым
интересом рассматривал черепаху.  Подумать только, что этакое невидное
животное может высидеть клад!
     - Она уже при тебе клала яйца и доказала, на что способна?
     - Нет  еще.  Она  очень  дорожит  своими яйцами.  Не всюду же под
землей зарыты клады! Вот она и ждет, пока мы набредем на такое место.
     - Нам как раз очень не хватало такой черепахи! Я-то думал, что ты
собираешься выжить меня из дому, а ты, оказывается, сулишь нам золотые
денечки!
     Матрос ногтем  большого  пальца  ласково  погладил  черепаху   по
голове.
     - Она у меня уже три года.  За это время где я только не побывал!
Мне-то все равно, куда ехать. Я всегда думаю только об Элизе. Приезжаю
на новое место и думаю:  "А вдруг ей здесь понравится  и  она  положит
свои яйца и высидит детенышей?"
     - Ничего себе компас для моряка!
     Матрос улыбнулся:
     - Я уверен,  что он не подведет,  когда  мы  окажемся  на  нужном
месте.  Может  быть,  это случится еще через много лет.  А может быть,
завтра.
     Старик наморщил лоб:
     - Если я правильно тебя понял, ты хочешь пожить здесь у нас?
     - Да.
     - Тогда ты поможешь нам ловить рыбу,
     - Очень хорошо!
     - Не говори гоп,  пока не перепрыгнешь.  В здешних  местах  невод
тянут подо льдом. Белоручкам лучше не соваться!
     - Все равно,  вы поступили очень великодушно.