попадались
деловито мчавшиеся по ночным улицам под  вой  сирен  и  мельтешение  цветных
огней милицейские машины - но потрепанная "единичка" внимания не привлекала,
словно сделалась невидимой.
   Он остановился во мраке, под широкой аркой, держа в левой руке  канистру,
где плескалась пара литров  "девяносто  третьего".  Огляделся.  Двор,  из-за
малых размеров и плотно обступивших его семиэтажных "сталинок"  напоминавший
колодец, был погружен в темноту, и ни единой живой  души  там  вроде  бы  не
присутствовало.
   Светились несколько окон, выходивших во двор - и этого  было  достаточно,
чтобы рассмотреть вагончик на высоких колесах,  стоявший  рядом  с  ним  тот
самый БМВ и еще парочку машин, вроде бы подержанных "японок".
   Можно работать, пожалуй... Осторожно,  без  малейшего  бряканья  поставив
канистру, Родион натянул маску, хлопнул себя  по  карману,  убедившись,  что
спички на месте, тихим размашистым шагом направился к вагончику. Из-под  ног
шарахнулась кошка, он вздрогнул, тихо выругался. Потрогал  дверь  вагончика,
высоко  подняв  руку  над  головой.  Заперто.  Ничего,  если  облить  стены,
получится не хуже, чем у достопамятного императора Нерона с  вечным  городом
Римом...
   Осторожно, чтобы  не  плеснуть  на  одежду,  освободил  крышку  канистры.
Примерился.
   - Стой, мать твою! - раздалось у него за спиной практически  одновременно
с грохотом распахнувшейся двери.
   Сердце на миг ухнуло в пятки, оборвалось куда-то  в  парализующий  холод,
пронизавший от каблуков до макушки, -  но,  оглянувшись,  он  узрел  картину
скорее комическую с точки зрения вооруженного германской  пятнадцатизарядкой
шантарского Робин Гуда.
   Хозяина БМВ - он же давешний скандалист и князь из грязи -  Родион  узнал
почти сразу же. Вполне возможно, даже наверняка, тот бдил у окна,  опасаясь,
что разозленные соседи подпустят красного петуха  в  хорошем  большевистском
духе - и ведь не обмануло предчувствие болезного, хотя  источник  опасности,
выражаясь интеллигентно, локализовал ошибочно. Вообще-то, дешевенький  князь
- БМВ преклонных лет, да и  в  облике  нет  должной  авантажности,  чересчур
сметлив и . скандален для серьезного человека...
   - Стой, говорю! -  орал  хозяин,  подбегая  с  крохотным  пистолетиком  в
вытянутой руке, громко хлопая великоватыми домашними тапочками.
   Наряд его  был  причудлив:  вышеупомянутые  тапочки,  брюки  от  хорошего
костюма, белая майка и распахнутое кожаное  пальто.  Родион  спокойно  ждал,
поставив канистру, держа обе руки за спиной.
   Остановившись метрах в трех  от  него,  старательно  держа  под  прицелом
паршивенькой газовой игрушки, пузан возопил зло и мстительно:
   - Попался, гад! Так и знал, что пакость  устроите!  Ты  личину-то  сними,
тварь! Кириллыч, я ж тебя сразу  узнал,  козла  драного...  Коллективизатор,
бля...
   -  Руки,  -  спокойно  сказал  Родион,  рывком  предъявив  пистолет   для
обозрения. - Руки, морда! Положил я на твою вонючку девять граммов в  медной
оболочке...
   Без всяких натяжек, это прозвучало весьма убедительно. Рядом с  "Зауэром"
крохотная газовая игрушка смотрелась в высшей степени непрезентабельно.
   - Ну, поднял руки! - уже зло прикрикнул Родион. - Что, киллеров не видел?
Или решил, что у соседей денег на тебя не хватит?
   Противник дрогнул морально, это было заметно  даже  в  полумраке.  Родион
окончательно уверился, что столкнулся с мелкой рыбкой, от которой за  версту
пахло примитивной уличной торговлей или иным микроскопическим  бизнесом  без
должных связей и полета. И ковал железо, пока горячо:
   - Наклонись, харя, аккуратно положи  вонючку,  на  корточки  присядь,  не
отрывая взгляда от меня... Да дергаться не вздумай, ветер от  меня  к  тебе,
вся вонь, если что, тебе и достанется, а я тебя вдобавок свинцом уделаю, как
булку изюмом...
   Он говорил не особенно и громко, с  брезгливым  превосходством  -  именно
этот тон и возымел должное действие. Пузан, как завороженный,  опустился  на
корточки, положил пистолетик и выпрямился, встав чуть ли не навытяжку:
   - Слушай, парень, нельзя же так, давай поговорим...
   Где-то над головой послышался склочный старушечий голос:
   - Товарищ! Товарищ с пистолетом! Вы ему колесо прострелите, будьте добры,
а то ездит по двору, как бульдозер! Колесо ему  прострелите,  а  лучше  два!
(Должно быть,  выше  этой  кровожадности  мстительные  замыслы  старушки  не
поднимались.)
   - Ну, слышал глас народа, сволочь? - от души забавляясь, спросил Родион.
   - Парень, тебе что, меня всерьез заказали...
   -  Молчи,  тварь,  -  сказал  Родион.  -  Возьми  канистру  и   поплескай
старательно на вагончик... Что встал?! - Он шагнул вперед и  ткнул  дулом  в
отвисшую небритую щеку. - Работай давай!
   Пузан,  неловко  ухватив  канистру,  оглядываясь  через  плечо,  принялся
плескать на стены. Запахло бензином.
   - Молодец, - прокомментировал хладнокровно наблюдавший Родион. - И машину
не забудь, выплесни остаточки. Запомни, росток капитализма: второй раз  я  с
вашими гаражами возиться не буду, влеплю пулю  в  лоб,  как  в  контракте  и
оговорено... Отойди! Отойди, идиот, а то вспыхнешь заодно, ты ж облился...
   Едва толстяк отскочил метра на три, Родион чиркнул спичкой  и,  тщательно
примерившись, бросил ее  в  поблескивающий  ручеек,  текущий  от  вагончика.
Взметнулось бледное, трепещущее  пламя,  мгновенно  распространилось  вширь,
охватило вагончик и машину ослепительным, колышущимся ореолом.
   С  балкона,  где   все   еще   торчала   старушка,   раздались   громкие,
демонстративные аплодисменты:
   - Правильно, товарищ! Да здравствует Ленин!
   - Робин Гуды вне  политики,  бабушка!  -  крикнул  Родион,  задрав  вверх
голову, повернулся к пузану. - А теперь беги подальше, пока бак  не  рванул,
да помни, о чем я тебя предупреждал...
   Полыхало уже на совесть,  занялась  краска  на  стенах  вагончика,  пламя
лизало машину, грозя перекинуться на соседние. Толстяк издал протяжный  стон
- удивительно просто, как много мыслей, чувств и эмоций может быть вложено в
подобное печальное мычание...
   - Сука! - взревел он истово, но к подъезду отбежал довольно  проворно.  -
Что ж ты делаешь, террорист хренов!
   -  Экспроприирую  экспроприаторов,  -   громко   ответил   Родион,   тоже
отодвигаясь резво на безопасную дистанцию. - Спроси потом бабулю,  она  тебя
теоретически  подкует...  Бабуль,  уйди  с   балкона,   сейчас   тут   будет
американское кино со взрывами! Ладно уж - дело Ленина живет и побеждает!  Ию
- ху!
   Он махнул на прощанье толстяку, повернулся и побежал к  арке.  Успел  еще
услышать, как натужно скрипят только что освобожденные от зимнего  утепления
двери балконов.
   Взрыв громыхнул в тесном дворе, когда Родион  выбегал  на  улицу.  "Могло
быть громче", - чуть разочарованно подумал он, не останавливаясь.

   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
   Дебютант в расстройстве чувств
   Открывать дверь на звонок выскочила Зоя - Родион так и  рассчитывал,  что
она отреагирует, сам он сидел в своей комнате  над  разобранным  на  газетке
пистолетом, священно действовал, право слово...
   - Кто там? - окликнул он лениво, приоткрыв дверь.
   - Пап! - равнодушным тоном откликнулось чадушко. -  Тут  к  тебе  милиция
пришла!
   Его словно электрическим током прошило, ладони вмиг вспотели -  противно,
липко. В коридоре уже  слышались  деликатно  приглушенные,  но  неотвратимые
шаги, направлявшиеся прямехонько к его двери, - видимо, Зойка указала, куда.
следует идти.
   В голове крутилась всякая  белиберда,  застигнутый  врасплох,  он  тщетно
пытался собрать мысли в некое подобие трезвого расчета.  И  ничегошеньки  не
получалось, страх был слишком жарким, парализующим. Киоск?! Поджог?!  Узнали
об услуге, которую он собирался оказать Ирине? Стоп; вот это уже законченная
паранойя, соберись ты, мразь...
   "Не хватило Робин Гуду должной твердости, - отметил он с вялым презрением
к себе, - задрожали под-жилочки, едва застучали  подкованные  сапоги  шерифа
ноттингемского..."
   Да опомнись ты!
   Содрогнувшись от брезгливости к собственной панике - словно въехал  рукой
в чужую соплю на перилах, полное впечателение, он все же нашел силы  шагнуть
к   столу,   панически,   затравленно    оглядевшись,    схватил    толстую,
многостраничную газету и бросил ее поверх разобранного пистолета, масленки и
отверточек, кусков ваты и протирки.
   Выпрямился, с ужасом ощущая, что  лицо  кривится  в  жалкой,  искательной
улыбочке. Страх не исчез - просто, пропитав  все  тело,  угнездился,  словно
распространившая метастазы раковая опухоль.
   Вошел милиционер - в единственном  числе,  сообразил  Родион  закоулочком
трезвого сознания. Не милиция,  .а  один-единственный  капитан  чуть  ли  не
предпенсионного   возраста,   седоватый,   с   усталым   и   угрюмым   лицом
наработавшегося за страду крестьянина. Вроде бы  и  маловато  звездочек  для
столь преклонных лет...
   Вошедший не выхватывал оружия, не  тряс  под  носом  страшными  казенными
бумагами - осклабился вполне вежливо и даже чуть смущенно, - но  Родион  все
еще торчал посреди комнатки онемевшей статуей.
   -  Вы  -  Раскатников?  Родион  Петрович?  -  спросил  нежданный  визитер
нейтрально-вежливо.
   Родион кивнул, пребывая в смятении. В горле пересохло, ладони  оставались
липкими, по спине под рубашкой поползли теплые капли, словно в комнате вдруг
стало невероятно жарко.
   Наконец прорезался голос:
   - А чем, простите, могу...
   - Капитан  Бакаев,  ваш  участковый,  -  произнес  милиционер  словно  бы
отработанно. - Мы с вами и не встречались, наверно? Я тут года три,  а  вашу
квартиру не помню... Впрочем, если вы, как я смотрю, человек приличный, то и
ничего удивительного, что не встречались...
   - Да... - протянул Родион, сам не понимая,  что  этим  хочет  сказать.  -
Конечно... Да... Вы садитесь.
   Капитан грузно опустился на стул. Его локоть лег аккурат на уголок газеты
- и,  должно  быть,  наткнулся  на  одну  из  деталек,  потому  что  капитан
непроизвольно переместил руку, не глянув.
   Родион опустился - почти упал -  на  второй  стул.  Из-за  движения  руки
милиционера  газета  сместилась,  шурша,  что-то  явственно   скребнуло   по
столешнице. "Боек, - сообразил Родион, - боек там и лежал,  если  упадет  на
пол для всеобщего обозрения..."
   - Что-то вид у вас... - произнес капитан  устало.  А  может,  не  устало?
Может, подлавливал? Взвыв про себя от тоскливого отчаяния  и  ужаса,  Родион
промямлил:
   - Да с похмелья маюсь, откровенно говоря, башку ломит...  -  И  попытался
улыбнуться: - Это ж вроде милиция не запрещает?
   - Зачем запрещать? - капитан легонько пожал плечами. - Если с соблюдением
всех правил, не затрагивая интересов граждан  и  законов  не  нарушая!  День
рожденья, а? Праздников вроде нет, вообще день будний...
   Опасность наконец-то обострила его чувства. Он произнес почти  нормальным
голосом:
   - Да можно сказать, с горя. Я  на  "Шантармаше"  работаю,  нас  в  скором
времени закрывать собираются, да и  без  того  зарплату  не  выдают  который
месяц...
   Капитан кивнул с понимающим видом:
   - А кем вы там?
   - Инженер.
   - Дело житейское, -  сказал  капитан.  -  У  нас  та  же  петрушка.  Нам,
участковым, еще вовремя дают или почти вовремя, а вот федеральные,  то  бишь
сыскари, получают не от местных властей, а от Москвы, им похуже...  Видок  у
вас, конечно... Не похмеляетесь?
   Родион мотнул головой.
   - И правильно, - благодушно сказал капитан.  -  Так  оно  легче,  быстрей
отойдете. Все зло не оттого, что пьют, а оттого, что похмеляются, вон в доме
напротив был случай... - Он словно бы вспомнил, зачем пришел, сделал гораздо
более  казенное  выражение  лица.  -  Вы,  Родион...  Петрович,  соседа   из
семнадцатой хорошо знаете?
   - Это молодой такой, вечно  в  кожанке  ходит?  Что  купил  эту  квартиру
недавно?
   - Он.
   - Я, признаться, и не знаю даже, как  его  по  имени-отчеству,  -  сказал
Родион чистую правду. - Да и фамилию не помню. Практически не общаемся.
   - Совсем-совсем?
   - А то. Кивнем, бывает,  друг  другу  -  как-то  неловко  проходить  мимо
соседа, как мимо пустого места, - вот вам и все общение.
   - И знакомиться он с вами не пытался?
   - Не помню что-то.
   - А купить у него ничего не предлагал? По  дешевке?  Скажем,  магнитофон,
видак, одежду импортную?
   - Не было такого, - твердо сказал Родион.
   - Точно?
   - Точно. - Он спохватился. - А в чем, собственно, дело?
   - Да работаем вот, профилактируем...  -  неохотно  сказал  капитан.  -  И
запчастей не предлагал? У вас вроде машина...
   - И запчастей не предлагал, - сказал Родион  чуточку  увереннее,  немного
затвердев душой и начиная понимать, что это  не  по  его  душу.  -  Он  что,
вляпался в...
   - Да как вам сказать... Вы припомните  -  может,  мимоходом  и  предлагал
что-то? Или просил  какие-нибудь  коробки  в  вашем  гараже  денек  или  два
подержать?
   - Какие коробки? - поморщился Родион, украдкой пытаясь вытереть о  джинсы
влажные ладони. - Я же говорю, мы с ним практически не общаемся, он, сопляк,
вздумал к моей жене приставать...
   - И что? - заинтересовался капитан. - Ссоры у вас с ним не было?
   - Супруга сама  уладила,  -  неохотно  ответил  он.  -  По  своей  линии.
Цивилизованно и в рамках закона.
   - Это как?
   - Ну, она у меня в серьезной фирме работает... Концерн  "Шантар-Триггер",
не слышали?
   - А, вот что... Раньше-то, говоря о серьезных фирмах, совсем другое имели
в виду,  я  и  не  сообразил  сразу...  Значит,  уладили  в  рамках  закона?
Понятно... Он вам после этого не грозил, друзьями не пугал?
   - Да нет, - усмехнулся Родион. - Только вежливее здороваться стал.
   - Значит, и впрямь серьезная у вашей  супруги  фирма...  -  с  непонятной
интонацией  произнес  капитан.  -  В  общем,  показать  вам  по  его  поводу
совершенно нечего?
   - Нечего, - сказал Родион неприязненно. -  Вы  его  что,  подозреваете  в
чем-то?
   - Да вот подозреваем, по секрету говоря, -  признался  капитан.  -  Решил
пройтись по квартирам, может, кто и знает что, только ничего интересного мне
никто так и не сказал... И друзей его не знаете?
   - Черт их знает, кто они там такие, - пожал плечами Родион.  -  Частенько
толкутся во дворе,  такое  же  соплячье  в  кожанках,  но  беспокойства  для
окружающих я от них что-то не припомню. Подъедут на иномарках и ржут часа по
три во дворе...
   - А из машин ничего не выносили?
   - Да не помню я, честное слово! - сказал Родион, молясь неведомым  богам,
чтобы капитан, принявшийся поерзывать локтем,  не  скинул  газету.  -  И  не
вспомнить даже.
   - Ну понятно, вид у вас... - сговорчиво кивнул капитан. - Тут  и  знаешь,
так не вспомнишь, с самим бывает, знаю, мы ж тоже люди... Ладно, не  буду  я
вас мучить, пойду... - он расстегнул потертую коричневую папочку  и  вытащил
бумажный квадратик. - Вот тут мой  телефон,  на  всякий  случай.  Если  они,
скажем, будут таскать в квартиру несколько однотипных коробок с какой-нибудь
импортной аппаратурой... - положил папку поверх газеты, склонился к Родиону.
- Позвонили бы, а? Есть у нас подозрения, что ребятки бомбанули пару частных
складов, а доказать не можем... Только не говорите никому, ладно? Человек вы
интеллигентный, инженер, жена в серьезной  фирме  -  у  вас-то  с  ними  что
общего? Если что, ни одна живая душа не узнает, я вам гарантирую.
   - Непременно. Если что, - сказал Родион. Капитан грузно поднялся,  забрал
свою папочку... и с рассеянным видом потянул газету за  уголок,  поднимая...
Уже открылась взору длинная черная пружина...  Родион  оцепенел  от  липкого
ужаса.
   - А! - громко сказал капитан, будто проснувшись. - Это ж ваша газета, а я
от  усталости  и  не  разбираю  уже,  тяну,  как  свою...  Точно,   я   свой
"Совсекретно" в дежурке забыл, зайти надо...
   Небрежно, не глядя, одной рукой бросил газету назад - и она вновь  скрыла
все.
   - Видок у вас... - сочувственно протянул капитан. - Позеленели аж. Может,
и стоит пивка  глотнуть,  а  то  сердце  прихватит,  дернуться  не  успеете,
пивка-то немного можно... Ну, извините, что побеспокоил, бумажку с телефоном
не потеряйте...
   Закрыв за ним дверь, Родион постоял на месте, уткнувшись  лбом  в  косяк.
Сердце медленно входило в нормальный ритм. Ругая  себя,  презирая  себя,  он
подумал:
   "Это как же вы, сударь, будете держаться, когда  (и  -  если)  сработаете
клиента, то бишь Иринино сокровище? Станете шарахаться от каждой фуражки,  а
поджилки будут столь же мерзопакостно трепетать, как флаги  на  ветру?  Нет,
надо привыкать, взять себя  в  руки,  а  то  выходит  как-то  унизительно  и
невместно..."
   Ему впервые пришло в голову, что хлеб гангстера  весьма  даже  горек.  Из
Зойкиной комнаты доносились гнусавые выкрики его заокеанских коллег:
   - Фак ю, Сэм!
   - Поди ты сам. Билли!
   - Если вы оба не заткнетесь, придется вернуться в город без вас  -  то-то
аллигаторы в здешнем болоте обрадуются...
   Судя по тону, киношные гангстеры оставались восхитительно  невозмутимыми.
Успокоив себя мыслью, что и Аль Капоне, должно быть, в  начале  славных  дел
напускал в штаны при одном виде  полицейской  фуражки,  Родион  с  некоторым
усилием оторвался от косяка,  прошел  на  кухню  и  решительно  извлек  едва
початую бутылку коньяку, унес ее к себе в комнату, набулькал полстакана.
   Ахнул  одним  глотком,  словно  горькое  лекарство.   Принялся   собирать
пистолет, но руки тряслись, детальки не сразу становились на место,  процесс
из прежнего священнодействия превратился в торопливое заметание следов.  Все
же он кое-как справился еще до того, как коньяк  ударил  в  голову,  вставил
обойму, тщательно укрыл пистолет под газетами на нижней полке тумбочки.
   Налил себе еще и выпил уже медленно, посидел,  прикрыв  глаза.  Понемногу
проходило  недовольство  собой,  осталась  лишь  злоба  на  мента  поганого,
заставившего пережить приступ дикого страха.
   Неожиданно для себя он вскочил и, как был, в носках, вышел  на  площадку,
не колеблясь, позвонил в соседнюю квартиру, не  отнимая  пальца  от  кнопки,
пока дверь не распахнулась.
   Выглянул  молодой  сосед  собственной  персоной,  голый,  только   чресла
обмотаны пушистым полотенцем. В комнате  орала  музыка.  Родион  заметил  на
тахте кучу смятых простыней и торчавшую из-под них стройную, полную ногу.
   - Чего? - настороженно спросил сосед.
   - Выйди, - сказал Родион. В голове  колыхались  жаркие  и  тяжелые  волны
хмеля.
   - Нет, какие проблемы?
   - Выходи, болван, дело есть... - прошипел Родион. Чуть поколебавшись, тот
все же вышел, придерживая дверь одной рукой, второй зажал в комок  полотенце
на боку, чтобы не сползло. Уставился с  таким  видом,  словно  был  готов  к
наихудшему.
   Склонившись к его уху, Родион сказал тоном собрата-заговорщика:
   - Короче, у меня сейчас торчал участковый. О тебе расспрашивал.  Ты  свои
коробочки таскай поаккуратнее, дома их не держи...
   -  Эй,  братила,  что-то  я  не  вполне  врубаюсь...  -   но   глаза,   в
противоположность уверенному тону, забегали.
   - Мое дело - предупредить, твое - прикинуть хрен к носу, - сказал  Родион
развязно-покровительственно. - Если умный, врубишься. Ни к чему мне тут  под
самым носом ментовская суета... В общем, зачисть хвосты, кореш.
   Сосед покрутил головой, что-то усиленно соображая:
   - Коробочки, говоришь? Ну, учту, братила, спасибо...
   Родион кивнул и, не глядя на него больше, направился к себе  в  квартиру.
Налил еще коньячку и, вспомнив про  свежие  газеты,  вытащил  всю  пачку  из
сумки.
   Начал, естественно, с "Завтрашней" - и,  понятное  дело,  с  криминальной
хроники Олега Киреева.
   И почти сразу же наткнулся на  свеженькое  упоминание  о  своих  недавних
подвигах...
   "Гастелло в слюнявчике.
   Какой-то дебильеро,  краем  уха,  должно  быть,  слышавший  в  школе  для
умственно отсталых о славном герое капитане  Гастелло,  возмечтал  повторит