сползала по подбородку и шее.

- Ладно. В яме что-нибудь придумаем... Но к яме пленных не привели.
Наверное, яма поннадобилась для других целей.

Пленных прогнали до конца лагеря и остановили на утоптанном плацу возле
вбитых в землю на раснстоянии в пять-шесть метров друг от друга кольев.

- Сесть возле кольев! - приказал, точнее, поканзал конвой. - Каждый возле
своего.

Пары пленников разбежались в стороны. Каждая к своим кольям. И сели на
землю. Кузнецову с аменриканцем достались самые последние колья. Сзади них
никого не было. Сзади них было пустое пронстранство, к которому они были
развернуты незащинщенной спиной. Что очень давило на психику.

Конвоиры прошли вдоль ряда, привычными двинжениями раскрыли и загнали в
колодки ноги пленнных и привязали колодки врастяг, от кола к колу. Так что
нельзя было сдвинуться ни в ту, ни в другую сторону. После чего сели в
стороне возле разведеннного костра. Ужинать.

На этот раз ни еды, ни воды пленникам не преднложили.

Столь резкая перемена в обращении насторажинвала.

Что они хотят? Зачем привязали к кольям?

Вьетнамцы ужинали, разговаривали, смеялись, играли в какую-то свою
совершенно непонятную игру и снова смеялись. На пленных они внимания почти
не обращали...

"Неужели будут снова допрашивать? - думал и боялся про себя капитан, а
нынче рядовой колодник Кузнецов. - А ноги пристегнули для устрашения, для
напоминания о том, что они здесь ничего не знанчат, что они в полной власти
палачей? Неужели все-таки..."

Рядом закашлялся американец. И сплюнул, точннее, просто вылил изо рта
кровь. Точно, он же падал! Он же разбил лицо.

- Алексей! - тихо позвал американец. Ну дает! Даже имя на допросах
запомнил.

- Чего тебе?

- Посмотри, Алексей, сюда! - сказал американнец и показал на свой рот.

Рта у него практически не было. И верхняя, и нижняя губа были располосованы
чуть не до зубов. Из порезов сочилась и сочилась кровь. Подробнее
рассмотреть рану в колеблющемся свете костра было невозможно. Но и того,
что видно, было вполне донстаточно для безрадостного диагноза. Такой шрам -
на всю жизнь. Если, конечно, пострадавший до утра доживет...

Надо бы помочь раненому. Остановить кровь, пока он ею не истек. Только как
- руки-то связаны!

- Вижу, - сказал Кузнецов. - Но что я могу сделать?

- Нет. Не то. Я не просил помощь. Нет, - замонтал головой американец, -
смотри!

И он поднял в оскале губы. В зубах у него блесннуло стекло. Здоровенный
осколок бутылочного стекла!

Стекло в ране! Застряло! И режет дальше...

Но оно же не в ране... Оно зажато в зубах...

В зубах! Оно крепко зажато в зубах!

Зажато!..

Так вот почему он споткнулся! Вот почему упал! И изрезал лицо. Вот обо что
он изрезал лицо! О стекнло, которое успел схватить зубами и спрятать в рот!

- Это там, когда я упал. Теперь ты понял? Алекнсей...

Теперь он все понял! Теперь он понял, зачем все это надо было! И во имя
чего!

Впервые за многие дни они располагали режунщим инструментом. Способным
перепилить веревнки, стягивающие их оковы!

Ай да янки! Ай да сукин сын!

- Я не могу сам! Веревка далеко. Я не достаю, - сказал американец.

Веревка, связывающая две половины колодок, была действительно далеко. И
достать до нее ртом было невозможно.

- Надави на меня...

Все верно. Надо надавить. Со стороны...

- Нет. Не сейчас. Сейчас нельзя. К утру. Когда караул заснет.

- O'key! К утру. Утро вечера мудреней!

- Мудренее...

- Yes! Мудренее. Будем ждать.

Ближе к рассвету, когда у часовых, вне зависинмости от цвета кожи, самый
Крепкий сон, Кузнецов толкнул американца.

Тот кивнул и показал зажатый в окровавленном рту осколок. Он был готов к
работе.

Кузнецов уперся в колодки руками и ногами, нанклонился, уткнулся головой в
плечо американца и что есть сил, не обращая внимания на резкую ломоту в
кистях, отдавил его книзу.

- Есть! - кивнул американец и стал водить гонловой вправо - влево.

Вправо - влево.

Вправо - влево...

Он пилил веревки, не обращая внимания на боль и на кровь, брызжущую из
свежих порезов. Он пинлил, потому что боролся за жизнь А порезы угрожанли
только здоровью.

Есть!

Веревка ослабла и упала одним концом на земнлю. Верхняя колода
приподнялась.

Теперь главное, чтобы ничего не услышал коннвой.

Пленники медленно выпрямились. И очень меднленно положили колоду на место.
Но только рук в этих колодках уже не было.

- Дай стекло, - попросил Кузнецов.

И перерезал веревки с другой стороны колодок. Теперь верхняя колода
оказалась свободной. Нижнняя продолжала висеть на веревках, привязанных к
кольям.

Надо попытаться отползти и перерезать веревнки соседям, подумал Кузнецов. И
другим соседям. И всем остальным. А потом разом напасть на каранул...
Сейчас. Через минуту...

Но отползти к соседям не удалось и освободить всех остальных узников не
удалось. Со стороны лагенря пришла караульная смена.

- Быстро! - сказал Кузнецов, вталкивая руки и ноги в полукружья нижней
колоды, прижима" их верхней и прижимая ту верхнюю колоду лбом.

Новый караул прошел вдоль рядов, проверяя пленников.

Ну что им не спится? Что они вдруг надумали службу нести?! Вместо того
чтобы сменяться утром, как во всех нормальных армиях мира, сменяются, когда
в голову взбредет...

- В порядке, - махнул старший нового караула, и бойцы старого, гремя
оружием и переговариваясь, побрели в сторону лагеря.

Не успели! Совсем чуть-чуть не успели! Маленьнкую капельку...

Ну ничего, сейчас новый караул подуспокоится, поест своего риса, попьет
своего чая и, глядишь, тонже разомлеет. Ничего, полчаса ничего не решают...

Но новый караул не садился. И не ел рис. И не пил чай. Новый караул тащил
службу. Как будто ему надо было больше всех...

Через полтора часа начался рассвет. И бежать было поздно. Может быть,
спустя какое-нибудь вренмя... Когда караул куда-нибудь уйдет. Или
отвернетнся. Может быть...

Но караул не уходил и не отворачивался. А когда взошло солнце, новый караул
приступил к делу, за которым сюда прибыл.

Они прошли к первой паре пленников и склонинлись над ними.

Неужели они решили проверить узлы, напрягся Кузнецов, и сейчас, двигаясь от
пары к паре, добенрутся до них? И увидят взрезанные веревки...

Но караул не проверял узлы. Караул делал сонвсем другое.

Два бойца зашли за спины пленников, стянули с плеча автоматы, передернули
затворы и приставили дула к их затылкам. Третий зашел сбоку и что-то
сканзал.

Два одновременных выстрела грохнули над планцем. Мертвые пленники ткнулись
головой в землю.

- Гады-ы-ы! - закричал кто-то.

- Что там? Что происходит? ~ встрепенулся американец.

- Происходит расстрел, - жестко ответил Кузннецов.

Конвойные не спеша развязали колодки и отпнули трупы в сторону. Колодки они
аккуратно положинли друг на друга. Колодки им были еще нужны.

Потом они зашли в затылок другой паре. И понвторили свои механические
движения. Приставили дула к головам. И нажали на курки. Одновременно.

Еще два пленника ткнулись лбами в чужую землю.

Тот, что справа, был Смирнов. Сашка. Был, понтому что перестал быть...

Вьетнамцы сняли колодки и пошли дальше. К третьей паре.

- Волки позорные! Падлы! Гады! Развяжите меня... Пивоваров...

Вьетнамцы приставили автоматы. Выстрелили. Сняли колодки...

- Крис! - сказал американец.

- Что?

- Это был Крис...

- И Пивоваров...

С четвертой парой палачи возились дольше. Четнвертая пара крутила головами,
орала и материлась на двух языках и пыталась перевернуться на спину. В
четвертую пару стреляли три раза. Два раза, чтобы попасть. И один - чтобы
добить.

В четвертой паре крайним справа был Далидзе... Далидзе...

- Надо бежать! - сказал американец. - Немеднленно! Надо бежать! - И
попытался приподняться.

- Сиди! Сиди, гад! - свирепо приказал Кузненцов. - Сиди... Если мы
сейчас... они все равно нас. У них автоматы на боевом взводе. Им только
разверннуться. Мы не успеем. От силы два шага...

- А что тогда?

- Ждать! И драться! По-другому нам не спаснтись...

Пятая пара. Американец. И Кудряшов.

Автомат к затылку. Выстрел. Стук укладываемых друг на друга колодок...

Кудряшов...

Вьетнамцы действовали четко, слаженно и спонкойно, словно исполняли
привычную работу, словно упражнялись в этой процедуре ежедневно. А может, и
упражнялись...

Двое стреляли и собирали освободившийся иннвентарь, один командовал и
наблюдал за исполненинем экзекуции, еще двое неспешно разговаривали, сидя в
стороне на корточках. Они в деле не участвонвали. Они даже не смотрели
туда, где это дело деланлось. Они сидели на "скамейке запасных".

Шестая пара... Двое американцев...

Седьмая пара...

Конвой подошел к сидящим впереди пленным.

- Можно, - кивнул распорядитель расстрела. Вьетнамцы зашли за спины
обреченных, встали, примерились, отшагнули шаг, чтобы не забрызгать кровью
штанины. Вытянули автоматы, чуть наклоннившись, достали до затылков дулами.
Уперли их в густые волосы.

Все было рядом. Все было видно. До тревожащих душу мельчайших подробностей.
Из дул автоматов, сквозь налезшие пряди волос, струился сизый поронховой
дым. По шеям обреченных частыми каплями стекал пот, А уши мелко
подрагивали. Жертвы слуншали прикосновение горячего металла к своим
зантылкам. Очень напряженно слушали. До дрожи в теле.

- Можно, - кивнул распорядитель. И даже не стал отворачиваться. И крик:

- Чтоб вы все... Выстрел!

Два слившихся в один выстрела.

Головы сильно качнулись вперед. На дула авнтоматов и на землю брызнула
кровь. И очень много крови и еще чего-то серого с белыми вкраплениями
брызнуло вперед. В сторону, куда ушла вышедшая навылет пуля.

Распорядитель зашел спереди, взглянул на лица, тронул одно из них ногой и
отошел.

- Можно, - кивнул он.

Вьетнамцы развязали веревки. Даже не разрезанли, а развязали, чтобы
сохранить в целости, чтобы использовать еще раз. Развязали и, аккуратно
скрунтив, отложили в сторону. Потом сняли верхнюю конлоду, отбросили ногами
еще агонизирующие тела, подняли нижнюю колоду и уложили их возле веренвок.

- Дальше, - сказал распорядитель. Дальше была последняя пара.

- Твой - командир, - тихо сказал Кузнецов.

- O'key! - ответил американец. Конвой подошел ближе.

- О-о! - сказал распорядитель, посмотрев на место, где должны были быть
узлы. И даже слегка наклонился, чтобы лучше рассмотреть то, что хотел
рассмотреть.

- Разом! - крикнул Кузнецов и, приподняв и перехватив верхнюю колоду снизу,
изо всех сил уданрил вьетнамца с автоматом по лицу. Услышал хруст и тут же,
не замахиваясь, ткнул другого вьетнамца в живот. А когда тот присел, ударил
еще раз прямо в выпученные от ужаса глаза. И еще раз - в уже мертнвую
кровавую кашу. Не для того, чтобы подстрахонваться, - чтобы отомстить.
Чтобы почувствовать, как дерево дробит и ломает ненавистную ему голову.

- Слева! - крикнул по-английски американец. Но Кузнецов понял. Слева должны
были поднинматься с карачек запасные конвойные. И должны были поднимать
автоматы.

Кузнецов перехватил, вырвал из вялых рук убинтого вьетнамца оружие. И
боковым зрением увидел, как два его противника разворачиваются в его
сторонну автоматами. Как лапают непослушными пальцанми курки. Но им еще
надо было передергивать затвонры. А у тех бойцов, которых он убил, автоматы
были уже взведены, уже готовы к выстрелу. Предназначеннному для его
затылка. Но этот выстрел миновал его затылок. Этот выстрел пошел по
назначению!

Кузнецов довернул дуло и нажал на курок. Конроткая очередь тряхнула
автомат, посылая пули в линца и грудь его так и не успевших взвести оружие
врангов. И тут же грохнуло еще несколько выстрелов. Пистолетных. Сбоку.
Оттуда, где стоял американец. Он тоже успел убить и успел перехватить
оружие.

- Экономь патроны, - крикнул Кузнецов. - Они нам еще пригодятся.

- Патроны? Yes!

Ну вот и все. Время унижений прошло. Теперь лучше пулю в лоб, чем в
колодки. В лоб! А не по чунжой воле в затылок!

- Бери автоматы и запасные обоймы! И фляжки. Обязательно фляжки! И уходим!
- крикнул капитан Кузнецов.

Теперь уже капитан, а не колодник...

Теперь до самой смерти - капитан!

- Ходу! Через десяток минут они будут здесь!

- Кто они?

- Увидишь... Ходу! Ходу!!!

Русский и американец бежали по плацу к недаленким спасительным кустам. Они
бежали мимо своих товарищей, которые были мертвы, которым повезнло гораздо
меньше, чем им. А может быть, не меньнше. Как знать... Мертвым уже было все
равно. Они уже отмучились. А этим еще предстояло жить. И вознможно,
страдать. И испытывать новые муки. И вознможно, в конце концов все равно
умереть. Отсрочив свою кончину только для того, чтобы выиграть лишние часы
страданий. И что лучше - уже умереть или еще жить, сейчас сказать было
невозможно... На такие вопросы способна ответить только жизнь. Или
смерть...

Глава 36

- Куда? - спросил американец.

- Давай туда.

Бывшие пленники бежали, почти не разбирая дороги и почти не выбирая
направление. Их главной и единственной задачей было убежать как можно
дальше. Как можно дальше от того места, где их чуть не расстреляли. От того
места, откуда начнется пренследование. Начнется неизбежно и очень скоро. В
этом можно было не сомневаться.

- Теперь куда?

- Один хрен куда...

- Я не понял направления. Я не понял, что ты сказал.

- Стой! Я сказал - стой!

Запыхавшийся американец остановился и понсмотрел на своего напарника по
побегу.

- Что? Что случилось?

А действительно, что случилось? Куда они сломя голову бегут? Вернее, от
кого бегут? От вьетнамцев?

Ну да, от вьетнамцев. От кого еще? От вьетнамнцев, которые вот-вот встанут
на их след.

И ведь встанут. Точно встанут. И догонят. И найндут. Неизбежно найдут, как
нашли ранее все их тайнники. Это их территория. Это их страна. Они знают
здесь каждый кустик, каждый камешек... Они знают здесь все!

Как можно убежать от населения целой страны? Это же не Великая
Отечественная война, не партинзанские края, где всякий встречный был готов
понмочь, был готов рассказать, есть ли в деревне немцы, предоставить кров и
стол. Но то была Россия, своя страна. И свои партизаны! А это - Вьетнам.
Чужой и враждебный. Здесь никто не предложит ночлег и не скажет, есть ли в
деревне вьетнамцы. Потому что нинкого другого там быть не может! Потому что
они все вьетнамцы. С рождения.

Некуда бежать в этих краях! И убежать некуда! В этих краях можно только
умереть. Достойно, как ты хочешь.

- Что случилось?

- Тебя как зовут, американец?

- Майкл. Майкл Джонстон.

- А меня Лешка. Лексей...

- Я знаю...

- Вот что, Майкл-друган. Если хочешь бежать - беги. А я возвращаюсь...

- Возвращаешься? Лешка-друган?

- Возвращаюсь. Мы все равно не убежим. Тольнко зря мозоли на ногах набьем.
Они все равно нас донстанут. Они просто перекроют все тропы, поставят
засады и будут поджидать, когда мы на них выйдем. Как волки на флажки. И
пристрелят нас, как волков. Мы даже не успеем ответить выстрелом. Я не хочу
так.

- А как хочешь ты?

- Если подыхать, то в открытом бою. Чтобы утанщить их с собой. Хотя бы
дюжину. Хотя бы столько, сколько положили они. Я не хочу погибать от пули,
выпущенной из засады...

- В бою да. В бою хорошо. Как солдат...

- Вот именно, как солдат. А не как загнанная лисица. Я пошел.

Капитан развернулся и пошел туда, откуда тольнко что прибежал.

- А я? - спросил американец.

- А ты можешь идти... на все четыре стороны...

- На четыре стороны это значит сразу везде? Это значит никуда? Так?

- Это значит - куда хочевшь. - Я хочешь с тобой! Это какая сторона?

- Эта та сторона, куда я иду. Это назад. К вьетннамцам.

- Тогда я тоже иду к вьетнамцам. Мы же теперь вместе. - И американец свел
руки, как будто они были зажаты в колодках.

- Ну, вместе так вместе...

Недавние пленники возвращались по собственнным следам. Только теперь они не
бежали. Теперь они шли медленно. Спешить им было некуда. На собственные
похороны не торопятся.

- Стой! - вдруг сказал Кузнецов.

- Опять назад? Да? Опять не в ту сторону...

- Да погоди ты, янки...

А почему обязательно найдут? Почему найдут?

Потому что это их территория? Потому что они знают эти джунгли как свои
пять пальцев? Потому что будут в этих джунглях искать досадивших им
бегнлецов? Потому что будут искать?..

Ну конечно, будут искать! И найдут! Потому что знают эти джунгли как пять
пальцев. Потому что будут искать... Там, в джунглях. Куда пленники, по
идее, и должны бежать со всех ног... А куда пленники не должны бежать? По
мнению вьетнамцев? Где пленников не может быть? Где их не будут искать?

В том-то и дело!

- Стой! - еще раз сказал капитан. - Пойдем не так. Пойдем друг за другом.
Шаг в шаг. Как тогда, помнишь?

- Помню, да!

- И чтобы ни одной веточки, ни одного листика не потревожить. Чтобы как
кошка на мягких лапах. Понял, янки?

- Понял. Да.

- Тогда пошли полегоньку... Дальше беглецы шли как по минному полю. Шли,
отсматривая каждый следующий шаг, обходя опасные сучки и слишком
выступающие в сторону ветки. Шли так, что за ними не оставалось следов.

Они приблизились к кустам, за которыми, принсмотревшись, можно было увидеть
плац, вкопанные в землю колья и лежащие возле них трупы. Они заментили
суету солдат в лагере, машины, в которые спешнно грузились вооруженные
вьетнамцы.

- Мы будем делать бой здесь? - спросил америнканец.

- Нет, мы не будем принимать бой. Пока. Мы спрячемся.

- Где спрячемся? Здесь?!

- Именно здесь! Где они нас будут искать меньнше всего. Они думают, что мы
побежим в джунгли. Они будут ловить нас именно там. А мы будем здесь! Почти
в их лагере. Где искать нас им никогда не приндет в голову!

- Но мы не можем быть здесь всегда.

- А мы и не будем всегда. Мы переждем, пока суета утихнет, пока они
вернутся из поиска. И потом уйдем. Но только потом. А не сейчас.

- Сколько мы будем ждать?

- Столько, сколько понадобится!

- Yes! Столько, сколько по-надо-бится! Я не спорит...

- Тогда копать будем здесь, - показал Кузненцов. - Здесь самое доброе
место.

- Почему здесь? Здесь все открыто. Ты уверен?

- Уверен. Меня на этих делах полгода натаскинвали. В буреломах и буераках
ищут все. А открытые участки проскакивают. Потому что кажется, что и так
все видно. И так видно, что никого нет. Поляны не осматривают так, как
густолесье. Копать будем здесь! И как можно быстрее.

Двумя штык-ножами, снятыми с убитых конвониров, беглецы подрезали дерн,
уложили его вниз транвой, подсунули под него края расстеленной одежды и
стали выбирать и ссыпать на них вытащенную из ямки землю. Очень осторожно,
чтобы, не дай Бог, не просыпать выбранный грунт на траву. Работали они
быстро и на совесть, потому что в награду должны были получить не деньги -
жизнь.

Когда в яме стало возможно поместиться вдвоем, они перекрыли потолок
толстыми жердями, понтом тонкими, потом забросали листвой и засыпали сверху
слоем земли. Поверх уложили листы дерна. Они добивались того, чтобы
импровизированная крыша выдерживала вес человека. Чтобы, встав на нее, он
не почувствовал прогиба.

- Ну как?

- Нормально! Можно ходить, как по земле! Можнно даже танцевать!

Потом они собрали отдельные просыпавшиеся комки земли. И выпрямили все
травинки.

- Ну что, сигаем?

- Сигаем это как?

- Это очень, очень быстро.

Первым в узкий лаз вполз американец Вторым, закрыв за собой вход
специальным, укрепленным палками листом дерна - Кузнецов.

- Ну как, понравилось?

- Немножко тесно, да.

- В тесноте, да не в обиде. Все, янки, легли и умерли!

- Умерли это как?

- Умерли - это значит закрыли рот и чтобы не говорить, не чихать, не
кашлять, не храпеть, не вонрочаться. Желательно даже дышать через раз.
Спать будем по очереди, чтобы друг другу шуметь не данвать...

- А если, как это говорят русские, нужда?

- А нужду - себе в штаны.

- Но это не есть польза для здоровья.

- Ничего, перетопчешься. В штаны ходить - здоровью меньше вредить, чем если
на ул