диненные  Штаты  будут
ввергнуты в небывалый хаос, и эти  Вули  станут  первыми  жертвами.  Пожилую
женщину изнасилуют и лишат  зрения  в  ее  же  доме,  а  внедренного  агента
кастрируют, но оставят в живых - в назидание другим возможным героям.
   Доминик стоял возле зеркала с односторонней видимостью, которое  занимало
стену в зале заседаний, примыкающем к его кабинету. Отсюда он мог  наблюдать
за своим подземным заводом. Внизу, в помещениях, которые в тринадцатом  веке
во время  альбигойских  походов  использовались  как  оружейные  мастерские,
рабочие собирали картриджи для видеоигр и штамповали компакт-диски. В хорошо
изолированном от влаги отдельном  помещении,  расположенном  ближе  к  реке,
техники загружали образцы игр  в  компьютеры,  подсоединенные  ко  всемирной
сети. Потребители могли заказать любую из игр, в любом формате.
   Большинство из выпускаемых фирмой  "Демэн"  игр  уже  сделалось  основным
видом развлечений. Графика, звук и сюжеты  были  такого  высокого  качества,
что, начиная с 1980 года, когда была запущена их первая  игра  "Незабываемый
рыцарь", "Демэн" превратилась в одну из самых процветающих в  мире  фирм  по
производству программного обеспечения.
   И все же Доминику были гораздо больше по душе несколько иные игры. И  они
поистине составляли будущее его организации. Являлись одним из ключей к миру
будущего.
   Моему  миру,  подумал  Доминик.  Миру,  теневым  правителем  которого  он
непременно станет.
   "Распотроши цыганку" была первой из его  новых  имеющих  важное  значение
компьютерных игр. Она поступила в продажу девять месяцев назад.  Действующим
лицом  в  ней  была  цыганка  легкого  поведения.  Целью  игры  было  выбить
информацию из крестьян, поймать потаскушку, а  затем  отыскать  предметы  ее
туалета,  разбросанные  по  окрестностям.  Десять  тысяч  экземпляров   игры
разошлись по всему миру. Реализация  шла  путем  почтовых  заказов,  которые
поступали на мексиканский адрес - там подкупленные власти не совались в  его
дела независимо от того, чем он торговал. Игра была установлена в  Интернете
и широко рекламировалась в журналах для белых расистов.
   За "Распотроши цыганку" последовала  "Взрыватели  гетто",  сюжет  которой
разворачивался в Варшаве времен Второй мировой войны. Потом выпустили "Ручей
инвалидов", этот "ручей" был местом, куда следовало  завести  неполноценного
человека и в нем же его утопить. Дальше появилась "Переориентация", она была
графической игрой, где азиатские лица переделывались на западный лад. За нею
увидела свет "Стрельба по фруктам", в ней от игроков требовалось расстрелять
шествие гомосексуалистов.
   Но наиболее любимыми стали для него самые новые игры -  "Концентрационный
лагерь"  и  "Вешая  вместе  с  толпой".   Они   были   сложнее   предыдущих.
"Концентрационный лагерь" была чертовски познавательной, а "Вешая  вместе  с
толпой" позволяла игрокам вставлять собственные лица в изображения мужчин  и
женщин, охотившихся за чернокожими.  Последняя  уже  прошла  предварительный
показ по американским компьютерным сетям, и на нее было  получено  рекордное
количество заказов. Игре "Концентрационный лагерь" предстоял предварительный
показ во Франции, в Польше и в  Германии  -  в  одном  весьма  особом  месте
Германии.
   Эти игры помогут распространить идеи нетерпимости, но  это  лишь  начало.
Через месяц с момента реализации этих игр он затеет и осуществит свой  самый
амбициозный план игры. Это  станет  кульминацией  дела  всей  его  жизни,  и
начнется все с бесплатного  распространения  компьютерной  игры  среди  всех
пользователей Интернета. Игра называлась "RIOTS"  -  "Revenge  Is  Only  The
Beginning"   -  и  должна  была  помочь  в  ускорении
кризиса, который и не снился Америке даже в самых кошмарных снах.
   И пока среди  американцев  будут  разброд  и  растерянность,  а  Германия
займется борьбой с собственными расходившимися неонацистами,  он  вместе  со
своими партнерами расширит границы собственных деловых империй.
   Расширит? - спросил Доминик сам себя. Нет. Они  отберут  то,  что  должно
было принадлежать нам всегда.
   В восьмидесятые годы, когда, президенту Миттерану понадобились деньги для
правительственных  программ,  многие  французские   предприятия   претерпели
национализацию.  В  девяностые  в  большинстве   своем   эти   фирмы   стали
разваливаться  из-за  непомерных  расходов   на   медицинское   обслуживание
служащих, выплат в пенсионный фонд  и  старания  ублажить  всех  французских
граждан, которые привыкли, что о них кто-то должен заботиться от колыбели до
гробовой доски. Неудачливые компании потянули за собой многочисленные банки.
Все вместе взятое послужило причиной роста безработицы до потрясающих  цифр:
11,5% в 1995 году и 15% сегодня, а среди высококвалифицированных  работников
и вдвое больше. И пока все это происходило, Национальное Собрание  ничем  не
занималось. Ничем, только ставило печать на любые пожелания президента и его
элитарных советников.
   Доминик начал бы менять  существующее  положение  вещей  с  продажи  этих
компаний и  их  приватизации.  Некоторые  из  льгот  для  служащих  придется
упразднить, но зато  безработные  получат  рабочие  места,  а  работающие  -
защищенность. Он также планировал установить свой контроль  над  Французским
банком. Деньги "Демэн" помогут его поддержать и расширить,  а  международные
отделения позволят вкладывать деньги в  бесчисленные  операции  за  рубежом.
Появятся возможности беспрепятственно перемещать денежные средства, обходить
налогообложение и торговать валютой по выгодным курсам. Он уже совершил  ряд
сделок  по  приобретению   британской   киностудии,   китайского   табачного
производства,  канадской  фармацевтической  фирмы   и   немецкой   страховой
компании. Обладать контролем над важнейшими отраслями экономики за рубежом -
это равнозначно тому, что держишь ногу на горле правительства.
   Одиночки и небольшие фирмы маневрировать подобным образом не могли, а вот
международным корпорациям это было по плечу. Как однажды  сказал  его  отец:
"Превращение тысячи франков в миллион - нелегкое дело, а вот превращение ста
миллионов в двести - почти неизбежность".
   Того, что пыталась, но не смогла в восьмидесятые годы  сделать  Япония  -
стать доминирующей экономической силой в мире, - Франция добьется в двадцать
первом веке.
   - Германия... - презрительно пробормотал себе под нос Доминик. Их история
начиналась как история порабощенного народа, разбитого Юлием Цезарем  еще  в
55 году до нашей эры. И чтобы  выручить  германцев,  понадобились  франкские
племена и франк Шарлемань.
   Доминик уже договорился с французским  певцом  записать  клип  с  недавно
сочиненной песней "Хитларэп".  Гусиный  шаг  в  ритме  тарантеллы  показывал
немцев в  их  истинном  обличьи:  нация  лишенных  чувства  юмора  мужланов.
Добившись всего,  чего  хотел  для  Франции,  Доминик  собирался  непременно
поставить  всех  этих  Гансов  на  место,  и  он  не  мог  себе  отказать  в
удовольствии для начала разобраться с Хаузеном.
   Анри уже позвонил и доложил,  что  задание  успешно  выполнено.  Во  всех
выпусках новостей только и говорили о пожаре. Прежде  чем  пожарным  удалось
овладеть ситуацией, сгорела половина исторического  квартала  Сант-Паули.  И
это было хорошо, хотя Доминику стало любопытно, чем же ответит  высокомерный
герр  Рихтер.  Убьет  сегодня  вечером  по  пути  на  торжественное  шествие
Жан-Мишеля? Совершит  нападение  на  фирму-дистрибьютер  товаров  "Демэн"  в
Германии? Вряд ли. Это подняло бы ставки на опасную высоту, не говоря уже  о
том, что ни та, ни другая акция  по-серьезному  Доминика  не  задела  бы.  А
может, Рихтер капитулирует и примкнет к общему строю? Это тоже  сомнительно.
Рихтер слишком горд, чтобы полностью починиться. А если он сообщит в  прессу
о тайной деятельности Доминика? Маловероятно. Рихтер  недостаточно  об  этом
осведомлен, да и в любом случае, кто бы ему поверил? Он всего лишь неонацист
и поставщик сексуальных развлечений. В любом случае  тут  никакие  следы  не
ведут к Доминику.
   И все же что-нибудь Рихтер да сделает. Должен сделать. Честь обязывает.
   Отвернувшись от окна, Доминик направился к себе в  кабинет.  Порассуждать
занятие всегда интересное, но абсолютно бесцельное. Доминик мог быть  уверен
только в одном: он был рад, что находится на своем  месте,  а  не  на  месте
Рихтера.

Глава 23

Четверг, 15 часов 23 минуты, река Ляйне, Германия

   Когда деревья чуть расступились, Карин  Доринг,  посмотрев  вперед,  даже
улыбнулась, что она редко себе позволяла.
   Лагерь раскинулся в  одном  из  самых  красивых  мест  из  всех,  что  ей
доводилось когда-либо видеть. Семья Манфреда лет десять  назад  купила  этот
участок на  реке  Ляйне.  Это  были  восемь  с  лишним  гектаров  пахнувшего
свежестью леса, ограниченного рекой с востока и высоким холмом с  запада.  С
севера его защищал глубокий провал, а деревья укрывали землю  от  любопытных
взглядов с воздуха.
   Разбитый последователями Доринг  лагерь  представлял  собой  четыре  ряда
двухместных палаток по пять штук в каждом. Сверху  тенты  прикрыли  ветками,
чтобы их нельзя было заметить с  воздуха,  когда  власти  займутся  поисками
украденного  со  съемочной  площадки  трейлера.  Автотранспорт,  на  котором
приехали обитатели  лагеря,  был  составлен  рядами  южнее  палаток  и  тоже
замаскирован.
   Гарбсен, ближайший к лагерю город, находился километрах в тридцати южнее.
Наземные поиски террористов, напавших на съемочную группу,  начнутся  именно
там и двинутся в сторону Ганновера - места проведения основных мероприятий в
рамках "дней хаоса". А это было  намного  юго-восточнее.  Власти  навряд  ли
станут искать их здесь, в этом волшебном месте из сказок братьев Гримм.  Они
не могут себе позволить  распылять  силы,  по  крайней  мере  не  в  течение
ближайших трех суток, а по окончании "дней хаоса" Карин и  ее  последователи
отсюда исчезнут. Даже если полиция придет к выводу, что нападение -  ее  рук
дело, и даже если им удастся отыскать лагерь, захватить кого-либо у них  все
равно не получится. Часовые поднимут тревогу, а  служебные  собаки  задержат
полицию на время, достаточное, чтобы сжечь реликвии или утопить их в  озере.
Грустная,  но  необходимая  предосторожность,   ибо   свидетельств   об   их
причастности к нападению на съемочную площадку быть не должно.
   Пусть только попробуют нас поймать, пренебрежительно  подумала  Карин.  И
если только понадобится, они будут сражаться до  последнего  солдата.  Пусть
немецкое правительство издает свои законы с извинениями,  не  соглашается  с
собственным прошлым, пресмыкается перед  Соединенными  Штатами  и  остальной
Европой. Она со своими соратниками не станет прогибаться. А придет время,  и
Германия примет с распростертыми объятиями то наследие, которое она  помогла
сохранить.
   Сорок прибывших сюда членов отряда "Фойер" относились к  самым  преданным
последователям Карин. Когда микроавтобус подъехал ближе к лагерю, среди тех,
кто  находились  неподалеку  от  его  периметра,  раздались   приветственные
возгласы. К тому времени, когда Рольф пристроил микроавтобус с южной стороны
от установленных в ряд остальных машин, "фойермэншен", как называла их Карин
и что по-немецки значило "пожарники", уже  выстроились  полукругом.  Вскинув
руки в нацистском приветствии, только не с вытянутыми, а со сжатыми в  кулак
пальцами, они раз за разом принялись выкрикивать: " Sieger Feuer!" -  "пламя
- победитель".
   Выйдя из кабины, Карин никак не ответила на приветствия.  Она  подошла  к
задней дверце автобуса и, распахнув ее, извлекла стальной шлем. На нем  были
пятна  ржавчины,  его  черный  подбородочный  ремешок  из  кожи  потерся   и
потрескался, но маленький щит с красно-бело-черной эмблемой на белом поле  с
правой стороны шлема и  серебристый  орел  со  свастикой  с  левой  остались
непотускневшими и чистыми.
   Карин вытянула руки со шлемом перед собой и приподняла лицо, как если  бы
собралась кого-то короновать.
   - Воины дела, -  торжественно  заговорила  она,  -  сегодня  мы  одержали
великую победу. Эти реликвии Рейха были отобраны у праздных  коллекционеров,
всяких там умников и отставных вояк. Теперь  они  снова  находятся  в  руках
настоящих бойцов. В руках истинных патриотов.
   - Зигер фойер! - одновременно выкрикнули "пожарники",  и  Карин  передала
шлем ближайшему к ней молодому человеку. Буквально дрожа от благоговения, он
поцеловал его и снова выбросил руку вверх.
   Карин принялась раздавать захваченную  амуницию  своим  приспешникам,  но
кинжал с символикой СА оставила себе.
   - Берегите их, - напутствовала она. -  Сегодня  вечером  они  возродятся.
Сегодня они снова станут орудиями войны.
   Она все еще вместе с Рольфом раздавала добычу, когда из-за  микроавтобуса
появился Манфред.
   - Тебя к телефону, - сообщил он ей.
   Карин вопросительно подняла брови, как бы спрашивая:
   "Кто?".
   - Феликс Рихтер, - ответил Манфред.
   Выражение ее лица не изменилось. Оно редко менялось. Тем не  менее  Карин
была удивлена. В ее намерения не входило  общаться  с  Рихтером  ни  сегодня
вечером во время шествия в Ганновере, ни тем более до него.
   Карин передала Манфреду винтовку и, не говоря  ни  слова,  направилась  к
микроавтобусу и забралась внутрь, на водительское место. Телефон лежал прямо
на сиденье. Захлопнув за собой дверцу, она  взяла  трубку,  но,  прежде  чем
ответить, заколебалась.
   Она не любила Рихтера. И это не было следствием старой вражды  между  его
политическим и ее военизированным движениями. И то  и  другое  были  разными
средствами для достижения общей цели - осуществления мечты, которую  в  1933
году начал  претворять  в  жизнь  избранный  канцлером  Германии  Гитлер,  -
построения мира для арийцев. И Карин и  Рихтер  оба  понимали,  что  достичь
этого можно только с помощью ярко  выраженного  национализма  с  последующим
экономическим блицкригом против иностранных капиталовложений и культуры. Оба
знали, что  для  этого  понадобится  более  многочисленная  и  разветвленная
организация, чем те, которые на сегодня имел каждый из них.
   Что действительно вызывало у  Карин  неприязнь  к  Рихтеру,  так  это  ее
неуверенность в его искренней приверженности идеям нацизма.  Похоже,  Феликс
Рихтер был больше всего заинтересован в  том,  чтобы  сделаться  диктатором,
неважно чего, какой страны. Карин, для которой все желания  были  связаны  с
Германией и были превыше даже самого желания жить, всегда  подозревала,  что
Рихтер вполне довольствовался бы, правь он  какой-нибудь  там  Угандой,  или
Ираком, или какими-то островами.
   Она нажала на трубке кнопку "звук".
   - Добрый день, Феликс.
   - Приветствую тебя, Карин. Ты уже слышала?
   - О чем?
   - Значит, не слышала, иначе не спрашивала бы. На нас напали. На Германию.
На движение.
   - О чем ты говоришь? Кто?
   - Французы.
   Одного этого слова было достаточно,  чтобы  испортить  ей  настроение  на
целый день. Отец Карин был Oberfeldarzt, подполковник медицинской службы,  и
служил в оккупированной Франции. Его убили французы, когда  он  ухаживал  за
немецкими солдатами, раненными при сдаче Сен-Саво. Подросшая Карин  не  раз,
лежа в постели, вместо сказок слушала, как за  стеной  родные  и  их  друзья
рассказывали о коварстве и неверности французов и  о  том,  как  те  предали
собственную страну.
   - Продолжай, - сказала Карин.
   - Этим утром я  встретился  с  эмиссаром  Доминика,  приехавшим  на  "дни
хаоса", - сообщил  ей  Рихтер.  -  Он  потребовал,  чтобы  мы  вошли  в  его
организацию. Получив мой отказ, они уничтожили мой клуб. Сожгли дотла.
   Карин это не взволновало. Клуб предназначался для дегенератов, и она была
даже рада, что его больше нет.
   - А где при этом был ты? - поинтересовалась она.
   - Меня вывели оттуда под дулом пистолета.
   Карин наблюдала, как ее соратники рассредоточиваются  среди  деревьев.  У
каждого в руках был какой-нибудь символ Рейха. И она была  уверена,  что  ни
один из них не убежал бы от француза, будь там у него  пистолет  или  что-то
еще, не менее угрожающее.
   - Где ты сейчас? - спросила она.
   - Только что вошел в свою квартиру. Карин, эти люди пытаются создать сеть
подконтрольных им организаций. Они  вообразили,  что  мы  станем  еще  одним
голосом в их хоре.
   -  Пусть  себе  воображают,  -  сказала  она.  -  Фюрер  позволял  другим
правительствам  воображать  все,  что  им  вздумается.  А  потом   заставлял
исполнять свою волю.
   - Каким образом? - уточнил Рихтер.
   - Что значит каким?  -  удивилась  она.  -  Благодаря  собственной  воле.
Благодаря армии.
   - Нет, - возразил  Рихтер.  -  Благодаря  обществу.  Разве  не  ясно?  Он
попытался сбросить правительство Баварии в 1923 году.  Но  у  него  не  было
достаточной поддержки, и его арестовали. В тюрьме он написал  "Майн  кампф",
где представил свой план обновленной Германии. Не прошло и десяти  лет,  как
он стал во главе нации. Он остался тем же человеком, говорившим те же  самые
вещи,  но  книга  помогла  ему  завоевать  массы.  И  как  только  они   ему
подчинились, он начал править фатерляндом. А как только это  произошло,  для
фюрера  перестало  что-либо  значить  то,  что  думали  или  делали   другие
государства.
   Карин была слегка озадачена.
   - Феликс, я не нуждаюсь в уроках истории.
   - Это не история,  это  будущее,  -  объяснил  он.  -  Карин,  мы  должны
управлять народом здесь и сейчас. У меня имеется план,  как  сделать,  чтобы
сегодняшний вечер вошел в историю.
   Ее мало волновал сам Рихтер. Тщеславный, самовлюбленный  пижон,  пусть  с
кое-какими задатками фюрера, но лишь с малой толикой его мужества.
   А что если в нем что-то проснулось,  подумала  Карин.  Вдруг  этот  пожар
что-то в нем изменил?
   - Ладно, Феликс, я слушаю. Что ты предлагаешь?
   Он стал рассказывать.  Карин  внимательно  слушала  со  все  возрастающим
интересом, так что ее мнение о Рихтере даже несколько поколебалось в  лучшую
сторону.
   Каждая его мысль, каждое его слово были проникнуты восхвалением Германии,
но непременно вместе с Феликсом Рихтером. Однако в том, что он говорил,  был
свой смысл. И хотя сама Карин предпринимала каждую из своих тридцати  девяти
операций, имея в голове четкий  план  и  просчитав  результат,  ей  пришлось
признать,  что  какая-то  ее  часть  откликается   на   импульсивную   идею,
предложенную Рихтером. Это будет  неожиданным  ходом.  Дерзким.  И  поистине
историческим.
   Карин выглянула наружу, посмотрела  на  палатки,  на  своих  бойцов,  уже
разобравших амуницию. Это было то, что она любила, и это было  все,  что  ей
требовалось. Но то, что предлагал Рихтер, добавляло  ей  еще  и  возможность
нанести удар по французам. Французам.., и остальному миру.
   - Хорошо, я согласна это сделать, - сказала  она.  -  Загляни  ко  мне  в
лагерь перед праздником, и мы все оговорим. А вечером французы узнают, что с
помощью огня с "Фойером" им не совладать.
   - Мне это нравится, - признался Рихтер. - Мне  это  очень  нравится.  Но,
Карин, одного из них проучат еще раньше. Определенно раньше.
   Рихтер повесил трубку. Карин продолжала сидеть,  слушая  короткие  гудки,
когда появился Манфред.
   - Все в порядке? - поинтересовался он.
   - А разве так бывает? - горько спросила она. Карин отдала ему  трубку,  и
он сунул  ее  в  карман  ветровки.  Затем  женщина  выбралась  из  кабины  и
возобновила занятие, ради которого  действительно  следовало  жить:  вложить
оружие в руки своих последователей и зажечь огонь в их сердцах.

Глава 24

Четверг, 15 часов 45 минут, Гамбург, Германия

   Начало второй половины дня Худ  со  Столлом  провели  за  переговорами  с
Лангом, обозначив тому технические нужды и размеры финансового  обеспечения.
Позже Ланг вызвал  несколько  своих  лучших  технических  советников,  чтобы
определить, многое ли из того,  что  понадо