окном  раздалось  урчание мотора. Кто-то
ехал к дому на машине.
     "Возвращаются!" - от испуга с меня  мигом слетел хмель. Я заметалась по
комнате.  Машина  была  еще довольно  далеко, и,  наверное,  мне удалось  бы
выскочить из дома до  появления похитителей, но, по виду  из окна, дом стоял
на  открытом  месте, и  меня  запросто могли  заметить.  Значит, нужно опять
спрятаться в доме, и  спрятаться  хорошо, потому что, заметив распотрошенные
сумки и пропажу продуктов, злодеи разберут дом по бревнышку.
     Я бросилась  в  соседнюю комнату, потом вернулась, хотела  выскочить  в
прихожую, но тут мой взгляд снова упал на старый диван. И второй раз за этот
день детские воспоминания подкинули мне вдохновенную идею.
     Когда-то  в  квартире  моей  нынешней  чудовищной соседки Софочки  жила
семья, с которой наша была  очень дружна. Многие праздники родители отмечали
совместно  с  соседями.  В  одной  из квартир собирались взрослые,  а другую
оставляли на  растерзание детям. Соседские  мальчишки, братья-погодки,  были
неистощимы на выдумки. В какие только игры  мы с ними не играли! В индейцев,
в пещерных  людей  (пещерой  служил  накрытый  одеялом  обеденный  стол),  в
конкистадоров,   в  инопланетян,  в   космонавтов...  Игра   в   космонавтов
заключалась в  следующем: одного  из участников  ("космонавта") укладывали в
мелкий  ящик  для  постельного  белья под  сиденьем  дивана.  Потом  сиденье
опускали, остальные участники  забирались на него с ногами и  весело скакали
над испытуемым. О,  какие  это  были ощущения,  когда во время скачек  тело,
сдавленное в "барокамере", подвергалось еще и ударному воздействию большущих
пружин! Тем не  менее каждый  из участников игры прямо-таки рвался в  утробу
дивана. Мы оставили это развлечение, когда старшему из мальчишек исполнилось
тринадцать  лет.  Он как-то  внезапно  вырос  и перестал помещаться в тесном
ящике  (да  и   диван  что-то   чересчур  быстро  одряхлел).  Насколько  мне
запомнилось, я теперешняя уступала в размерах  ему тогдашнему,  а  значит  у
меня по-прежнему был шанс туда втиснуться.
     Если не  знать  о  существовании ящика, обнаружить его непросто.  Он не
выдвигается снизу, и увидеть его можно, лишь подняв сиденье,  а оно довольно
тяжелое. И я могу придерживать его изнутри.
     Мотор  за  окном заглох. Машина  остановилась.  Хлопнула  дверца, затем
другая. Забыв о больной  руке, я рванула вверх  сиденье дивана,  крякнула от
боли,  подперла  крышку  плечом,  бросила  в угол ящика сумку с  продуктами,
валенки, телогрейку и нырнула следом  сама. Диванное сиденье упало  на место
одновременно с хлопком входной двери.
     Две пары ног  протопали через прихожую,  дверь комнаты открылась,  шаги
замерли  на  пороге.   Почти  над   самой  моей   головой   раздался   сухой
невыразительный голос:
     - Твоя правда, Акопян. Эта малявка мне не по зубам.
     - Она сперла нашу жратву!
     Ага,  вот  она, страшная месть! Видать,  Акопян - обжора почище  Прошки
(хотя, казалось бы, это  невозможно). Возмущению незадачливого  костолома не
было предела,  словно мой поступок  до  основания потряс  его  веру в людей.
Святая невинность!
     - Этого и следовало ожидать, - невозмутимо заметил сообщник.  - Пока мы
барахтались в снегу,  рыская по всему лесу в поисках следов, она преспокойно
вернулась к дому, забрала свою куртку с сапогами, перетряхнула наши манатки,
запаслась в дорогу провиантом и была такова.
     - Куртка и сапоги в машине, - напомнил жирный баритон Акопяна.
     - Значит, подобрала себе одежку из барахла, что свалено в чулане.  Мать
твою!.. Это же было очевидно! Ну почему я сразу не допер,  что она не пойдет
по  морозу разутая и раздетая? Все, Акопян.  Надо сматывать удочки.  У нее в
запасе было  полтора  часа. Если  она  двинулась в путь вскоре после нас, то
сейчас уже подходит к шоссе. Немного везения с попуткой, и через два часа ее
довезут до  города. А если попадется водила с мобильником, то  по  нашу душу
могут явиться еще засветло. Больше здесь оставаться нельзя. Быстро наводим в
доме порядок и отчаливаем.
     Там,  на  чердаке,  человек по прозвищу Кушак непрерывно кричал и сыпал
проклятиями. Теперь  же, когда он  говорил спокойно, я  поняла,  что  и  его
слышала раньше - одновременно с жирным  баритоном Акопяна. Конечно, удар  по
голове,  пары  эфира  и  неизвестный  наркотик вкупе с  французским коньяком
сказались на моей  памяти не  лучшим образом, но, поднатужившись, я  все  же
сумела извлечь из нее образы, соответствующие голосам.
     "Василий и Анатолий! - внутренне  ахнула  я  и почувствовала, как брови
поползли  вверх.  -  Странная  парочка из  поезда,  купившая  полчаса  моего
бесценного общества за  тысячу баксов. Теперь кое-что проясняется, включая и
их бредовые речи здесь, в доме.
     У  "серьезных людей", которые  якобы  подослали  меня  к ним, очевидно,
возникли  к этой парочке серьезные  претензии.  Вася  с  Толей  благоразумно
решили  смыться  и помчались на Ленинградский  вокзал, нервно  оглядываясь в
поисках  "хвоста". По  иронии  судьбы они записали в "хвосты"  меня,  а  для
проверки дикой  гипотезы попытались вступить со мной в контакт, но нарвались
на решительный отпор, и пришлось им прибегнуть к подкупу. Брошенное вскользь
Василием на  чердаке: "Ты  тоже  рылся в ее  шмотках..."  - доказывает,  что
получасовая  беседа  со  мной  была  не  единственной целью  подкупа.  Вася,
обещавший  подсыпать снотворное в коньяк Анатолия, подмешал зелье мне, после
чего  они без помех осмотрели мой багаж. Еще одна фраза Василия: "Неужели  я
мог так  проколоться?" - свидетельствует о том, что после шмона подозрения с
меня сняли.
     Пока  все выглядит логично. Неизвестно  только, каким образом наши пути
пересеклись  вновь  и почему  возродились  их  подозрения.  И  еще  вызывает
недоумение фамилия или прозвище  Анатолия  - Акопян.  Насколько я помню, его
ряха ничем не напоминала об Армении. Вот второй, с кошачьим именем Василий -
тот и впрямь похож на кота, и повадки у него кошачьи... Точно, я ослышалась,
его кличка не Кушак, а Кошак".
     Лежа в темной утробе дивана, я пригрелась и размякла. Вялотекущие мысли
то  и  дело сбивались в сторону, путались, обрывались. В  доме звучали шаги,
скрипели  и  хлопали  двери  и  дверцы,  изредка  Вася  с Толей обменивались
короткими деловыми фразами. В  суете  сборов  им  даже  не пришло  в  голову
обыскать дом. Если поначалу я  еще боялась,  что они случайно  или намеренно
поднимут сиденье  дивана, и судорожно цеплялась здоровой рукой за деревянную
поперечину, то постепенно страх улетучился, и я незаметно для себя уснула.
     Разбудила меня неудачная попытка повернуться на бок. В первый  момент я
не сообразила, где я и  что со мной. А если уж совсем честно, то и  - кто я.
Абсолютная тишина и темнота, а также теснота моего ложа наводили на мысль об
уютном  гробике,  покоящемся в  недрах  заброшенного кладбища. Я  пошевелила
затекшими членами  и со свистом втянула  в себя воздух.  Боль в  правой руке
мгновенно  вернула мне  память. Немного послушав тишину, я уперлась здоровой
рукой  и  головой  в  крышку  саркофага  и  после  недолгих,  но  энергичных
физических  упражнений  оказалась  на свободе -  весьма  относительной,  как
выяснилось несколько позже.
     Комната была погружена в темноту, и  сперва я  подумала, что умудрилась
проспать до  позднего  вечера,  но, присмотревшись,  разглядела тонкие,  как
паутинки,  полоски света за  окном. Подойдя поближе, я убедилась в  том, что
окна забраны ставнями. "Сюрприз номер  один", -  подумала я,  еще не  вполне
понимая, чем он для меня обернется.
     Нашарив  на  стене выключатель,  я  нажала  на  кнопку, но без  всякого
эффекта.  Благоразумные  Вася  с Толей  перед отъездом  вывернули пробки.  К
счастью я  вспомнила,  что  видела  счетчик  в  прихожей,  иначе неизвестно,
сколько бы мне пришлось ковыряться в потемках. Прихватив из комнаты стул,  я
приставила его к стене справа от клеенчатой двери и довольно быстро ввернула
пробки на  место.  Вспыхнула лампочка под абажуром, и  мне хватило ее света,
чтобы найти выключатель в прихожей.
     Здесь меня поджидал  сюрприз  номер два.  Дверь  чулана с инструментами
была закрыта на массивный навесной замок. Сюрприз номер  три был  вполне уже
предсказуем: дверь, ведущая в сени, тоже оказалась заперта.
     Предположив, что окна второго этажа ставнями не забраны, я поднялась по
лестнице  и еще раз  толкнула каждую из четырех дверей.  Ни одна  из них  не
подалась. После бесплодных поисков выключателя я в полной темноте взобралась
по  приставной  лестнице к  люку на  чердак и провела рукой по крышке. Здесь
меня  тоже не  ждало  ничего хорошего - пальцы  сразу  наткнулись на тяжелую
железяку висячего замка.
     В  глубокой  задумчивости я вернулась в комнату  и подошла к  кухонному
столу-тумбе неподалеку от печи. Выдвинув оба ящика,  я обнаружила целую кучу
жестяных и  пластмассовых крышек, моток шпагата, кусок  пемзы,  две стеганые
тряпичные  ухватки,  старую  засаленную  колоду   карт,  бутылочные  пробки,
деревянную  толкушку, несколько  алюминиевых  ложек  и  вилок  да  два тупых
столовых ножа с закругленными концами.
     Я  задвинула  ящики на  место и открыла  дверцы.  Обе полки тумбы  были
заставлены  банками и кастрюлями. Еще на полке  для посуды стояли глубокие и
мелкие  тарелки,  кружки,  несколько стеклянных стопок, сахарница,  заварной
чайник и две глиняные крынки. Оглядев все это хозяйство, я пересекла комнату
и в изнеможении опустилась на диван.
     "Ну и положеньице! С запасом алюминиевых ложек и  тупых  столовых ножей
двери и ставни не вышибешь. Тут нужен топор или хотя бы стамеска с молотком.
И то, и другое я видела в чулане, на котором теперь висит аккуратный замочек
-  массивный чугунный  куб со  стальным стержнем. Сбить его невозможно, да и
нечем. Значит, открыть чуланную дверь  можно единственным способом: отодрать
от фанеры железное  ушко, в которое продет стержень  замка. Но ушко держится
на  двух  глубоко  утопленных и  замазанных краской  шурупах.  Будь  у  меня
отвертка, можно  было бы попытаться вывинтить их, но отвертки хранятся все в
том же чулане, а вилкой здесь не поорудуешь".
     Обдумав  положение со всех  сторон, я пришла к выводу, что единственная
надежда на избавление - материал двери чулана. Фанера,  хоть и толстая, - не
сплошное  дерево.  Вкрученные  в  нее  шурупы  держатся менее  крепко.  Если
проковырять ее  ножом, можно  просунуть лезвие в щель  и,  орудуя ножом, как
рычагом,  потихоньку   расшатать  шурупы  в  гнездах.  Правда,  удовольствие
затянется надолго и  действовать нужно очень аккуратно, потому что  столовые
ножи не особенно прочны. Но другого выхода у меня, похоже, не было.
     Я еще раз обошла комнату. От печи веяло теплом, и ее размеры  позволяли
надеяться,  что  остывать  она  будет  долго.  Две  небольшие  охапки  дров,
оставленные  Васей и  Толей  в  прихожей, конечно, не  позволят как  следует
прогреть  ее еще раз, но если во  время топки открыть дверцу, температура  в
комнате поднимется  довольно  ощутимо. Значит, около полутора суток можно не
опасаться  смерти  от  переохлаждения.  Запас  украденного   мною  провианта
позволял продержаться еще дольше. Самой большой удачей была вода, оставшаяся
в  ведре.  То  ли  похитители о ней забыли,  то ли им  было неизвестно, что,
замерзая,  вода  коробит днище ведра,  но так или иначе они ее  не вылили. С
туалетом дело  обстояло хуже, но не  безнадежно,  учитывая количество пустых
банок и отсутствие общества в доме.
     Одним  словом, шансы  на выживание у меня есть. Только бы не  подкачала
проклятая фанера.

x x x

     Селезнев   закончил   интервью  с   жителями   очередной  квартиры   и,
повернувшись,  обнаружил  зрителя,  который  внимательно  наблюдал за  ним с
лестничной   площадки  пролетом  пониже.  Поймав  взгляд   Дона,   кучерявый
круглолицый парень двинулся ему навстречу.
     - Вы - Селезнев? - осведомился он на ходу. - А я Миша, ваш новый шофер.
Временно. Машина внизу у подъезда. - Он полез во внутренний  карман куртки и
протянул ему  сотовый  телефон. -  Это тоже  вам. Только сначала скажите мне
свои паспортные данные, я позвоню хозяину тачки - он сейчас оформляет на вас
доверенность. А пока бумажки нет, возить вас буду я.
     Растроганный  Селезнев  молча   вытащил  паспорт  и   протянул   парню.
"Персонального шофера у меня  до сих пор не было. Ай да Сандра! Не девушка -
чистое золото! Приеду к ней - паду ниц".
     Между тем кучерявый Миша перебирал быстрыми пальцами кнопки телефона.
     -  Алло, Константин Николаевич? Миша... Да, записывайте: Селезнев Федор
Михайлович, паспорт серии ха палка ха эм ю... Да, девятнадцать римскими...
     Дон  не  стал  дожидаться окончания  разговора  и позвонил в  следующую
квартиру.  Дверь  открыла  девочка лет  тринадцати с  некрасивым  шишковатым
лицом.
     - Вы к маме? - быстро спросила она, не дав Селезневу поздороваться. - А
она до  двенадцати на дежурстве. Приходите лучше после обеда - ей до дома не
меньше часа добираться.
     Девочка  собиралась  захлопнуть дверь, и  ей это  почти  удалось,  но в
последний миг Дон успел сунуть в щель ногу.
     -  Одну минуту!  Собственно,  я  не совсем к вашей  маме... вернее,  не
только к ней.
     - А  бабушка гостит у сестры в  Орле и  вернется не раньше мая. Доктора
запрещают ей жить зимой в нашем климате...
     Селезнев понял, что болтливая барышня  сейчас снова попытается  закрыть
перед его  носом дверь.  Он хорошо знал эту породу.  Такие  трещотки,  точно
тетерева  на току,  слышат только себя. И они еще не худшие свидетели,  надо
признать.  Из  их  болтовни  порой  удается выловить что-нибудь  стоящее. Но
направить словесный поток в нужное русло - та еще задачка.
     - Эй ты,  тараторка! - услышал он вдруг голос Миши у себя  за спиной. -
Тебя что, не учили со старшими разговаривать? Сначала  выслушай,  а уж потом
трещи в свое удовольствие.
     Конечно, Селезнев был  признателен  своему  шоферу за  помощь,  хотя  и
предпочел бы, чтобы ее  оказали более деликатно.  Девочка могла обидеться  и
замкнуться в гордом молчании. Но его  опасения не подтвердились.  Характер у
юной болтушки оказался довольно покладистым.
     - Ох, извините! Мама всегда меня ругает за то, что я никого не  слушаю.
А бабушка только балаболкой и зовет... Ну вот, опять! Так что вы хотите?
     Обрадованный Селезнев поспешил заполнить брешь в ее монологе:
     - Вчера около  пяти  часов вечера у вашего дома  пропала девушка. -  Он
протянул   Балаболке  Варькину   фотографию.   -   Посмотрите,   пожалуйста,
повнимательнее - вы ее не видели?
     Девочка взяла снимок и близоруко прищурилась.
     - Да!  Видела, видела! С ней еще была такая большая тетенька с косой. Я
ходила в обувную мастерскую подклеить  подошву  у  сапога - надоело ходить с
мокрыми ногами... Ну вот, а они там стояли...
     - Где?
     - Недалеко от мастерской. Тетенька с  косой  что-то фотографировала. Но
потом, когда я вышла, их уже не было.
     - А сколько времени ты там провела? - Селезнев решил, что девочка не из
тех, кого можно обидеть обращением на "ты".
     -  Минут двадцать.  Приемщица сказала,  что на сапог  должен посмотреть
мастер,  а то  вдруг он не возьмется за починку. А мастер ушел перекусить, и
мне пришлось ждать...
     "Двадцать  минут. За это  время  Сандра, наверное,  успела поправить  в
подъезде пленку, щелкнуть свою вывеску, хватиться Варьки и уйти".
     - Скажи: когда ты шла по улице в мастерскую, тебе кто-нибудь попался по
дороге?
     Девочка состроила задумчивую гримаску.
     - Кажется, нет. Во дворе народ был, а на улице - никого. Да тут от арки
до мастерской идти-то всего два шага.
     -  Я понимаю.  Но  все  же постарайся вспомнить. Может быть, ты  видела
людей в  отдалении или  заметила, как  кто-нибудь  наблюдает  за  улицей  из
окна...
     Девочка покачала головой.
     - Не помню. Но я подумаю.
     - Подумай. - Селезнев достал из кармана отрывной блокнот, в который раз
за  сегодняшнее утро написал  номер Сандриного  телефона и вырвал  листок. -
Если вспомнишь что-нибудь, позвони по этому номеру.
     - А вы сыщик, да? - В девочке впервые проснулся интерес к его персоне.
     - Есть  немного, - скромно подтвердил Дон и, поколебавшись, счел нужным
подогреть ее интерес  доверительным  признанием: - Но сейчас  я  здесь не по
службе. Пропавшая девушка - моя знакомая. И она мне очень дорога.
     - Федор Михайлович! - позвал его шофер, когда дверь закрылась.
     -  Миша,  я  ведь  вам не начальник, - мягко напомнил Селезнев. - Более
того, я ваш должник. Если вы  настаиваете на соблюдении формальностей, тогда
назовите и  свое отчество. Но, поскольку разница в возрасте у нас небольшая,
предлагаю называть друг друга по именам.
     -  Заметано!  - обрадовался кучерявый.  -  Я что хотел сказать, Федя...
Глянь-ка  в окно - там внизу толпа. Я  так понимаю, что это твои помощнички.
Ты бы вышел  к ним, дал инструкции, а то они не знают, по каким подъездам ты
уже прошелся, а по каким - еще нет.
     Селезнев  спустился  на   один  пролет   и  посмотрел  в  окно.   Внизу
действительно собралась толпа. Причем самая разномастная из  всех, какие  он
когда-либо видел. Тут были две дамочки в  роскошных шубах, несколько солидно
одетых   людей  среднего  возраста,  благообразные   старичок   и  старушка,
студенческая компания,  группа молодых  людей  в камуфляже,  пятеро качков в
цепях  и коже, примерно столько же  субъектов  бродяжьего  вида  - их пол  и
возраст не поддавались  определению - и наконец -  стайка юных  прогульщиков
лет от двенадцати до четырнадцати.
     "Варвара была неправа,  - подумал Дон, невольно заулыбавшись. - Это  не
бездельники  сидят  на  шее  у  Сандры,  а  Сандра  сидит  на  шее  у  своих
бездельников. И  не просто  сидит, а  еще  пришпоривает,  удерживая  поводья
железной рукой. Еще немного, и я влюблюсь в эту лихую наездницу".
     Чувствуя себя  этаким  полководцем  накануне решающей  битвы,  Селезнев
спустился  к  своим  новобранцам.  Толпа,  узнавшая  его  по  фото,  которое
предусмотрительно  показала  им   Сандра,  пришла  в  движение  и  обступила
командира плотным  кольцом.  Дон  с чувством поблагодарил  их  за готовность
оказать помощь, перечислил номера подъездов, которые уже  обошел, и произнес
небольшую напутственную речь:
     -  Постарайтесь   вызвать   сочувствие   у  людей,  с  которыми  будете
разговаривать.  Неплохо, если бы вы назвались  родственниками  или  близкими
друзьями пропавшей.  Помните,  у ваших  собеседников хватает своих проблем и
неприятностей, но люди по природе сострадательны. Если они будут думать, что
у  вас  личное  горе,   постараются  помочь  чем  могут.   Во  время  беседы
внимательнее приглядывайтесь к лицам. Человек, которому  есть  что скрывать,
обычно  себя выдает.  Заметите  неадекватную реакцию на  свои  вопросы - ну,
скажем,  собеседник   насторожился,  отвечает  скупо  и   неприязненно  или,
напротив,    проявляет    излишнюю   предупредительность...   Словом,   если
почувствуете любую  фальшь, не выдавайте своих подозрений, а разыщите скорее
меня. - Он повертел головой и нашел в толпе кучерявого шофера. - Миша, какой
номер у моего мобильного телефона? - Миша продекламировал цифры, и  собрание
зашевелилось, роясь в карманах и сумках в поисках ручек и клочков бумаги.
     Дон заметил, что многие записывают на обороте листов с копией Варькиной
карикатуры.
     - У вас нет лишнего такого рисунка? - обратился  он к близстоящим. -  Я
не захватил с собой оригинал - его как раз должны были размножить.
     Из  толпы вынырнула  немолодая  женщина  в  светлом  пуховике,  открыла
сумочку и протянула Дону запасную копию.
     -  Вот,  возьмите.  У  меня их целая  пачка на  случай, если кто-нибудь
потеряет.
     Селезнев поблагодарил ее и закончил напутствие:
     -  Поделите между  собой  дома, подъе