знать,  как  распорядился  нами  жребий?  Этого  и  дочь
Овчинникова не знала, раз подарила мне пупсика".
   - Нет, Санек, ты подойди к этому с отцовской позиции, - настаивал  на
своем старикан. - Отдал бы ты свою дочь, свою кровинушку за  голодранца?
А ведь ты был голодранцем. Вспомни.
   - Мы с вами разные люди, Иван Серафимыч,  и  нам  друг  друга  трудно
понять.
   - Мы - разные люди. Это верно. Но почему ты не захотел  сам  во  всем
разобраться? Пришел бы к нам домой, выпили бы с  тобой,  как  сейчас,  и
прояснили, глядишь, ситуацию. Гордость не позволила? Почему после  армии
ты к нам ни разу не пришел? Ведь не чужие мы тебе были...
   - Я любил ее, - пробормотал Саня,  -  и  у  меня  вот  здесь  кое-что
разорвалось. - Он постучал себя кулаком в грудь. - Вы несете  околесицу,
Иван Серафи-мыч. Люда вышла замуж за полгода до окончания  моей  службы.
Последние ее письма  не  отличались  нежностью.  Неужели  я  должен  был
выяснять, по любви она вышла замуж или нет? Мне это было безразлично.  Я
потерял ее навсегда.
   - После развода она сохла  по  тебе.  Так  и  знай.  Но  гордость  не
позволила ей найти тебя. Не позволила гордость. Вот как.
   - Не смешите меня. Вы со своим запоздавшим на десять лет комментарием
все превращаете в анекдот, в "мыльную оперу". Вы хотите свалить  все  на
меня, чтобы очистить совесть. Не  надо  этого  делать,  Иван  Серафимыч.
Каждому - свое.
   - Ах ты Боже мой! Послушать тебя - так прямо  ангел!  А  часовенку-то
строишь для чего? Есть, значит, грех на душе? Тяжкий грех! Ведь это  ты,
гаденыш, Лю-дочку убил! Ты-ы-ы! - взревел Серафимыч  раненым  зверем.  -
Из-за тебя вся жизнь моя пошла наперекосяк! Зоенька даже на похороны  не
смогла пойти, паралич ее скрутил,  как  узнала!  Сколько  она  мучилась,
бедная! Все из-за тебя, гаденыша, все из-за тебя!  -  Он  расстегнул  на
груди клетчатую рубаху - тяжко давался этот разговор. Потом  сунул  руку
под мышку и вытянул оттуда  пистолет  на  резинке  -  излюбленный  фокус
героев  гангстерских  фильмов.  Нельзя  сказать,   что   при   этом   он
продемонстрировал чудо ловкости. - Вот,  значит,  Санек,  часовенкой  не
отделаешься! Я тебе Людочки и жизни моей искалеченной не  прощу!  Так  и
знай.
   Вот. - Он явно медлил. Чего-то ему не хватало для полной  картины.  -
Может, покаешься напоследок?
   - Ас чего вы решили, что это я? Любопытство  пересилило  страх.  Этот
вопрос мучил Шаталина с самого начала.
   - А что тебе до того? Я тебя предупреждал о своей находчивости.
   - А все-таки?
   - Полгода назад один человек...
   - Дочь Овчинникова? Не юлите, Иван Серафимыч, мне ведь все  равно  на
тот свет отправляться. Зачем же скрывать?
   - Ну, предположим, она.
   - Она видела меня там и запомнила?
   - Запомнила, - подтвердил старикан.
   - Но ведь это еще ничего не значит. Нас было пятеро.
   - А Людочку убил ты! Об этом я узнал только позавчера.
   - От нее же? - Серафимыч кивнул. - Она что, ясновидящая? С  чего  она
это взяла?
   - Ладно, хватит базарить! Будешь каяться?
   - Буду, но не перед вами! - заявил Александр. - А  если  хотите  меня
прикончить, то не советую этого делать в доме. Выстрел услышит охрана, и
вы отправитесь вслед за мной.
   - Ты думаешь,  гаденыш,  мне  охота  жить,  после  того  как  ты  все
испоганил?
   - И все же есть более разумный выход. Мы садимся  в  мой  автомобиль,
уходим от опеки, выбираем  укромное  местечко,  и  вы  мне  стреляете  в
затылок.
   Идет?
   - Да пошел ты!.. - прохрипел Серафимыч, но снова медлил.
   Шаталин видел, как тяжело дается ему роль палача. До последней минуты
он не верил, что Серафимыч способен выстрелить, пока тот не взвел курок.
   В этот миг  широко  распахнулась  входная  дверь,  и  это  бы  только
ускорило развязку, если бы женский голос не окликнул рокового гостя:
   - Серафимыч! Это - я!
   В темноте гостиной не очерчивался даже силуэт вошедшего.
   Старикан улыбнулся, вздохнул и начал возродившимся басом:
   - Ну вот, теперь...
   Ему  помешали  договорить  два  оглушительных   выстрела.   На   лице
Серафимыча изобразилось крайнее удивление, когда он повалился на  пол  -
без стона, без крика, как трухлявый, подгнивший буфет, в  котором  давно
не держали посуды, а выбросить на помойку было жаль.
   Напуганная до смерти охрана внесла на  кухню  обезоруженную  девушку,
заломив ей руки за спину. Она отчаянно вырывалась, а Шаталин  остолбенел
- он не ожидал столь дорогого подарка.
   - Отпустите ее! - распорядился он. - Она спасла мне жизнь.
   Девушка вырвалась из медвежьих лап оторопевших  охранников.  Один  из
парней протянул Александру изъятый у нее пистолет.
   - Зря вы не дали нам его обыскать, - указал другой на труп старикана.
   Третий поинтересовался:
   - Где у вас телефон? Надо сообщить о случившемся боссу.
   - Ну, ты даешь! - воскликнул четвертый. - Телефон у  тебя  в  штанах!
Или ты со страху так обложился, что он вышел из строя?
   Парни громко заржали над растерявшимся  охранником,  и  тот  поспешил
удалиться.
   Отсмеявшись, они засыпали Шаталина вопросами:
   - Что будем делать с трупом?
   - Милицию вызывать?
   -  Может,  нам  взять  на  себя   убийство?   Последнее   благородное
предложение преследовало единственную цель -  обелить  охрану  в  глазах
босса.
   Саня, казалось, ничего не слышал.  Ее  глаза  -  глаза  затравленного
зверька - молили о пощаде. Она отвернулась к стене.
   - С девушкой могут возникнуть проблемы, -  продолжал  развивать  тему
тот, что хотел взять убийство на себя. - Есть ли  у  нее  разрешение  на
оружие?
   Она опустила голову. Саня видел, как дрожит ее тень на стене, как она
заламывает пальцы.
   - А девушка  неплохо  стреляет,  -  заметил  другой,  опустившись  на
корточки перед трупом.
   - В такую тушу трудно не попасть! - засмеялся первый.
   - Но дважды в яблочко угодить - надо иметь меткую  руку!  Пули  вошли
одна в другую, это и дураку понятно!
   При этих словах она резко повернула голову  и  бросила  на  него  уже
кричащий взгляд. Саня не мог двинуться с места и растерял слова.  Видно,
алкоголь только сейчас дал себя знать.
   Из  темноты  гостиной  вынырнул  третий  охранник,  смущенный  смехом
товарищей.
   - Босс только что уехал от "Сэма". Телефон в машине  не  отвечает,  а
домой ему я не стану звонить.
   Остальные одобрительно закивали - Лось не любил, когда его беспокоили
в домашней обстановке.
   - Оставьте нас! - наконец решился Шаталин. - Я сам решу, что  делать,
кого вызывать!
   - Добро, начальник! - отозвался предложивший взять на себя  убийство.
- Но над моим предложением стоит подумать.
   Они один за другим вышли из гостиной. Саня подошел к девушке неровной
походкой. Голова кружилась - то ли от водки, то ли от нервов, то  ли  от
счастья, что она снова рядом. Положил руки ей на плечи.  Тень  на  стене
разжала пальцы. На девушке оказался плащ  из  тонкой  ткани,  отливавшей
фиолетово-розовым. Плащ намок - она бежала сюда по дождю. Ей не хотелось
отделяться от стены, но  она  сделала  над  собой  усилие.  Он  обхватил
ладонями ее лицо с мутными от  пудры  бороздами  на  щеках,  с  неудачно
замазанным синяком под глазом и принялся нежно его целовать, как целовал
только одну женщину в мире.
   - Людочка, любимая...
   - Не называй меня больше этим именем, - всхлипнув, попросила она.
   - А как тебя звать?
   - Никак. Уведи меня куда-нибудь отсюда! - закричала вдруг  безымянная
гостья. - Неужели ты не понимаешь?
   Он подхватил ее на руки и пронес  через  темную  гостиную  наверх,  в
спальню. На лестнице она обронила туфлю, и та стукнулась об  пол  где-то
внизу.
   - Сейчас сбегаю за ней!
   - Не надо, - попросила она. Он положил ее прямо в одежде на  кровать,
включил свет.
   - Может, хочешь выпить? Там осталось немного водки... Ах да!..  -  Он
притронулся пальцами ко лбу. Она  снова  заплакала,  не  пряча  лица.  -
Послушай, - обратился к ней Шаталин,  -  тебе  надо  рассказать  все  по
порядку.
   - Не сейчас.
   - Я, честно говоря, ничего не понимаю... Ты собиралась меня убить?  -
Она замотала головой. - Ты - дочь Овчинникова?
   - Нет. Я же сказала - не сейчас.
   - Но я должен хоть что-то знать, когда придут менты.
   - Тебе мало того, что ты уже знаешь?
   - Ты вернулась, чтобы спасти меня? - догадался Александр.
   Она отвернулась, подтянув колени к животу. Вторая туфля упала на пол.
   По  телу  девушки  прошла  судорога,  и   громкие   рыдания   наконец
выплеснулись наружу.
   Шаталин окончательно растерялся. Он не  знал,  что  в  таких  случаях
делают. С минуту стоял неподвижно, а потом  опустился  рядом  с  ней  на
кровать.
   Погладил ее осторожными пальцами по щиколотке.
   - Ты успокойся, Лю... - Слова как-то не склеивались одно с другим,  и
пугала  ее  безымянность.  -  Пойми,  Серафимыч  -  камикадзе.   Он   до
завтрашнего дня все равно бы не дожил. Я предлагал ему сесть со  мной  в
машину, уйти от охраны и там... Короче, он не согласился.  Пришел  сюда,
чтобы умереть.
   Она вдруг успокоилась. Снова перевернулась на спину, вытирая ладонями
глаза. Разбитый глаз еще больше заплыл,  превратился  в  щелочку,  да  и
здоровый теперь мало отличался  от  него.  Девушка  была  бы  похожа  на
светловолосую, сероокую  китаянку,  если  бы  такие  существовали.  Саня
поймал себя на том, что любуется ею даже в эти минуты.
   - Ты предложил это Серафимычу? - переспросила она. Саня кивнул,  и  в
тот же миг голова его дернулась от сокрушительной пощечины. -  Дурак!  Я
бы тогда не смогла тебе помочь! Ведь я тебя обезоружила!
   - У меня есть охрана, - пробурчал Шаталин, сразу забыв о пощечине.
   - Многого стоит твоя охрана!
   - А я бы не стал стрелять в Серафимыча,  даже  если  бы  ты  меня  не
обезоружила, - выдал он  вдруг  себя.  -  Это  старая  история.  Ты  зря
торопилась. - И уже смелее погладил ее по голой щиколотке.
   - Саша, тебе не кажется... - Она впервые обратилась к нему по имени.
   - Кажется, - ответил он.
   - Что это?
   Он пожал плечами.
   - Когда ты исчезла, мне стало все равно. Понимаешь? Вообще все.  Ведь
раньше я как-то жил без тебя?
   - Я тебя ненавидела, - призналась девушка, - потому что мне  все  про
тебя известно. Или почти все. И  вдруг...  Мне  было  так  плохо,  будто
отняли ребенка! Я знала, в котором часу он придет,  чтобы  отомстить  за
дочь. За Люду...
   Не называй меня так больше никогда!  Слышишь?  Никогда!  Я  не  могла
этого вынести!
   Рыдания снова вырвались из  ее  груди.  Он  накрыл  ее  своим  телом,
просунул руки ей под спину и стал баюкать, как дитя.
   "А Серафимыч все еще на кухне, в луже крови!" - свербило в  мозгу.  В
какой-то миг Шаталину показалось, что дверь у него за спиной открывается
и в спальню неторопливой  походкой  входит  старикан.  Он  встрепенулся.
Отстранился от нее.
   - Что случилось?
   - Надо звонить.
   - Подожди...
   - Ты боишься?
   Она помотала головой.
   - Ты хочешь уйти?
   - Нет. Только не это. Знаешь... - Она задумалась. - Ты не хочешь меня
трахнуть?
   - Ты серьезно?
   Она помычала в ответ.
   - Что, прямо сейчас? Прямо здесь?
   - Ну не на кухне же! - Она захохотала надрывно,  через  силу.  Потом,
захлебнувшись смехом, еле слышно пролепетала:
   - Мне это нужно...
   Саня хотел выключить свет, но не успел. Девушка притянула его к  себе
и  впилась  большим  горячим  ртом  в  его  губы.   Поцелуй   отчаянной,
смертельной страсти длился так долго,  что  ему  показалась  тесной  эта
пятидесятиметровая спальня, в которой при желании  можно  было  устроить
баскетбольный матч. Она только разрешила снять с себя трусики, оставшись
в  юбке,  блузке  и  даже  в  плаще.  Он  боялся,  что  при  сложившихся
обстоятельствах будет не на высоте, но, почуяв запах  ее  кожи  -  запах
коры какого-то тропического дерева, которого,  может,  и  в  природе  не
существует, - Саня испытал сладкую истому, будто поддел  арбузный  мякиш
на острие ножа и отправил в рот чудесную влагу во  время  изнурительного
похода по знойной пустыне.
   Ее голова металась по подушке. Густые  длинные  волосы  то  закрывали
лицо, то  рассыпались  вдруг  густой  волной  от  какого-то  непонятного
внутреннего взрыва. Она  извивалась  всем  телом  в  искрометном  танце,
задавая ритм партнеру.
   "А Серафимыч все еще на кухне!" - продолжало свербить в мозгу. Это  и
будоражило, и отвлекало. Шаталин машинально оглядывался на дверь и  этим
портил танец, сбивался. Но вот она сжала свои тонкие губы так,  что  они
побелели, и прорвался крик, перешедший в шепот:
   - Миленький мой! Родной мой! Еще, пожалуйста! Ну, еще! Ах, какой ты!
   Какой ты!..
   Новый крик длился так долго, что она охрипла. Она  просила  еще,  она
умоляла продлить забытье, и он работал исправно, как паровой  двигатель,
как турбогенератор, как  бензопила  "Дружба".  Дверь  не  давала  покоя.
Усталости он не чувствовал и вообще ничего не чувствовал. Ниже пояса все
онемело.
   - Ты не устала? - спросил Саня после очередного крика. Он насчитал их
восемь, а потом сбился со счета.
   - У  тебя  не  получается?  -  забеспокоилась  вдруг  она.  -  Может,
поменяемся местами?
   Он не стал спорить. Она скинула плащ  -  взмокла,  он  стянул  с  нее
блузку. Она расстегнула лифчик. Он избавился от рубахи. Юбка - последний
штрих - взметнулась над головой.
   Он взял ее под мышки,  расплющив  ладонями  грудь,  и  тихо  коснулся
губами шеи, слизнув языком капельку пота.  Почувствовал,  как  в  ладонь
уткнулся набухший сосок.
   - Ложись и ничего не делай! - властно приказала она.
   Саня опрокинулся на спину.
   Безымянная гостья, подарок судьбы, та,  которую  больше  нельзя  было
называть Людой, довела его сначала до кондиции, хорошенько помассировала
языком и пожевала губами угасшую плоть,  а  потом  запросто  уселась  на
заново действующий вулкан и даже  целиком  втянула  его  в  промежность.
Дверь потонула в тумане.
   Девушка взлетала, как на качелях, и опускалась  вниз,  и  Шаталина  в
конце концов пробрало. Он крепко сжал ей бедра, когда  она  в  очередной
раз приземлилась, и тут их крики  слились  и  горячая  лава  обожгла  ее
изнутри.
   Выжатая до последней капли, она повалилась на  кровать.  Саня  сквозь
наглухо зашторенные окна пытался разглядеть время на  часах.  С  момента
гибели Сера-фимыча прошло уже больше двух часов.
   - А теперь звони куда хочешь, - выдохнули ее припухшие губы. - Я буду
спать...
   Пит Криворотый  в  сопровождении  долговязого  следователя  Беспалого
вошел в дом Шаталина через двадцать минут после его звонка.
   - Ты не будешь против, если мы тут у тебя  немного  похозяйничаем?  -
обратился Пит к хозяину  дома  и,  не  дождавшись  ответа,  свистнул  из
открытого окна гостиной своих ребят.
   - Что вы собираетесь делать? - не понял следователь.
   - Надеюсь, мы обойдемся без эксперта, ведь ситуация предельно ясна.
   Убийца известен. Что еще надо?
   Криворотый не церемонился с Пал Палычем и прихватил его с собой  лишь
ради формальности: пусть оформит, как это у них полагается, а возиться с
экспертом времени нет. Время не ждет. Дочь Овчинникова  с  каждым  часом
становится все опасней. Пусть лучше возьмет след  девицы,  а  не  задает
глупых вопросов. Ищейки не задают вопросов, они берут след.
   Трое парней из  команды  босса  выстроились  в  гостиной  в  ожидании
приказа.
   - Уберите эту падаль с кухни! - распорядился Пит. - А вы, Пал  Палыч,
вместо того чтобы крутиться под ногами,  вызовите  машину  из  морга!  И
допросите хорошенько охранника, который стрелял в старика!  Почему  они,
черт возьми, не обыскали его?! У меня на этот счет строго...  Ты,  Саня,
не переживай и успокой Лося: парню ничего не грозит,  он  вел  себя  как
надо. Просто, раз уж мы занимаемся этим делом... - Он развел руками и не
потрудился докончить фразу.
   - Ты уж прости, Пит, угостить тебя нечем. Не ждал сегодня гостей.
   Они сели за овальный стол в гостиной.
   - Да брось ты! У меня - полная машина напитков. Пей - не  хочу!  Мне,
Саня, сегодня нужно быть трезвым. Знаешь, почему? Сегодня я  охочусь  на
крупную дичь. На очень крупную. Ты  меня,  между  прочим,  отвлек,  а  в
капкан-то кое-кто угодил. Сидит  сейчас  в  кабинете,  дожидается  моего
возвращения. Как ты думаешь, кто?
   - Ну да, мне самое время загадки разгадывать, - пробурчал Шаталин.
   - Никогда не догадаешься!
   Что-то ребяческое проснулось в  Пите,  чего  раньше  Саня  в  нем  не
замечал. Видно, мафиозные интриги всколыхнули в памяти  детские  игры  в
"казаков-разбойников", в "Штирлица и Мюллера".
   - Наверно, папу римского заарканил? - усмехнулся Александр.
   - На кой он мне?! - фыркнул Криворотый. - А вот господин Балуев  -  в
самый раз!
   - Балуев! Помощник Мишкольца? Ты спятил?
   - Ни в коем  случае.  Он  кое-что  пронюхал  об  этой  девке,  дочери
Овчинникова, и не хочет делиться.  Вот  гад!  Пусть  посидит  у  меня  в
кабинете, подумает!
   - Он знает, что она - дочь Овчинникова?
   - Не исключено, хотя вряд ли.
   - Ты понимаешь, чем это может нам грозить? - встрепенулся Шаталин.
   - Думаешь, ты один такой умный? Эта девка появилась не  вовремя.  Она
плохо себе представляет масштабы  катастрофы,  которая  может  произойти
благодаря ее воскресению. И уж больше ей точно никогда  не  воскреснуть!
Она  умудрилась  задеть  интересы  сразу  четырех  организаций,  правда,
Поликарп пока еще в неведении, это меня здорово потешает.  Карпиди  -  и
вдруг в неведении! Анекдот!
   Из этого может что-нибудь  получиться!  А  главное,  девица  способна
подмочить репутацию нынешнего мэра. Соображаешь? Он-то пришел  к  власти
после  того,  как  было  покончено  с  ее  папашей!  Вот  почему  я  так
усердствую, вот почему иду на самые  крайние  меры,  вот  почему  пленил
господина Балуева.
   - Мишкольцу-то чем она насолила?
   - Темная история,  Шурик.  Давай  лучше  поговорим  о  другом.  Этого
мужика... Как его там? Серафимыча... Ты его хорошо знал?  Почему  охрана
бездействовала? Почему не обыскали?
   - Он - отец горничной, - коротко пояснил Саня.
   - Оба-на! - хлопнул в ладоши Пит. - Это какая-то уже банда  мстителей
получается!
   - Согласись, что их тоже можно понять, - опустил голову Шаталин.
   - Еще чего не хватало! Да ты никак ударился в религию? В покаяние?
   Рановато, брат, рановато. Еще не все дела сделаны!
   Слова  Пита  болью  отозвались  где-то  в  позвоночнике.  Потом  боль
перекинулась вверх, и ему показалось, что голова затрещала,  как  спелый
арбуз.
   Но почему, не мог  понять  Саня.  Ведь  месяц  назад,  неделю  назад,
позавчера и даже вчера он говорил себе те же слова! Почему  такая  боль?
Что изменилось за это время?
   - Не вздумай только нашему дорогому менту рассказывать о горничной! -
предупредил Криворотый. - Да, кстати, взгляни-ка  сюда.  -  Он  протянул
Шаталину свернутый вдвое листок. - Это фоторобот нашей красавицы, дочери
Овчинникова.
   Саня только бросил беглый взгляд на портрет девушки и  с  облегчением
вздохнул. Фоторобот не имел ничего общего с его "подарком".
   - Зря игнорируешь, взгляни получше, - посоветовал Пит.  -  Она  может
попасться тебе на глаза.
   - Уже... - прошептал Шаталин, когда  внимательней  вгляделся  в  лицо
девицы.
   - Где?! - закричал Криворотый с таким  азартом,  будто  на  кон  была
поставлена его жизнь.
   - Вчера в  клубе,  -  припоминал  Саня,  -  она  кокетничала  с  моим
заместителем.
   - Уму непостижимо!  Ты  только  прикинь,  какая  тварь!  У  вас  ведь
закрытый клуб! Как она пробралась?
   - У нас бывают дни открытых дверей, - объяснил тот.  -  Может,  вчера
как раз и был такой день. Я не интересовался.
   - Ты можешь позвонить своему заму?
   - Да, да, - в задумчивости согласился Саня. Он вспомнил, что хотел  с
утра расспросить Мишу об этой незнакомой девке в клубе, за  которой  тот
так страстно, но тщетно ухаживал. Однако было не до того.
   - О чем думаешь? Звони скорей! - торопил его Криворотый.
   - Знаешь... - Саня посмотрел