- Не суйся ко мне. Твои поганые принципы слишком дорого нам обходятся!
   Море штормило, дул порывистый ветер, волны свирепо били в борт  траулера.
Они бороздили открытый океан уже минут  сорок.  Когда  стало  ясно,  что  им
удалось уйти, корсиканец сбросил ход.
   За гребнями волну вдали Витторио увидел мерцающий голубой свет:  вспыхнет
- погаснет. Сигнал с подводной лодки. Корсиканец, стоящий на носу с  фонарем
в руке, стал подавать свой сигнал. Он поднимал и опускал  фонарь,  используя
планшир как заслон и повторяя сигналы голубого маячка.
   - Ты не можешь связаться с ними по рации? - прокричал Пеар.
   - Все частоты прослушиваются, - ответил корсиканец. - Нас тут же  засекут
патрульные катера. Мы не сможем откупиться от всех сразу.
   Два судна начали свою осторожную павану в бурных водах, траулер  выполнял
очередное па, продвигаясь вперед, пока наконец огромное подводное чудище  не
оказалось точно по правому борту. Фонтини-Кристи был зачарован  размерами  и
величием лодки.
   Теперь их разделяло расстояние в пятьдесят футов,  субмарина  возвышалась
на вздымающихся волнах. На мостике можно  было  различить  четырех  человек.
Двое перегнулись через металлические поручни, остальные возились с  каким-то
приспособлением.
   Тяжелый канат взлетел в воздух и упал на палубу траулера. Два  корсиканца
кинулись на него и судорожно вцепились, словно трос был наделен  собственной
злой волей. Они закрепили канат в металлическом кольце в середине  палубы  и
дали отмашку людям на мостике.
   Операцию повторили. Но на сей раз с субмарины кинули не только канат,  но
и холщовый мешок с металлическими кольцами по краям.
   Через одно кольцо была пропущена толстая проволока,  которая  тянулась  к
мостику подводной лодки.
   Корсиканцы раскрыли холщовый мешок и  достали  оттуда  нечто  похожее  на
сбрую. Фонтини-Кристи сразу понял,  что  это:  такими  "сбруями"  пользуются
альпинисты, преодолевая высокогорные расщелины.
   Пеар, с трудом удерживая равновесие на ходящей ходуном палубе, подошел  к
Витторио.
   - Это немного страшно, но вполне безопасно, - крикнул он, перекрывая  рев
ветра. Витторио прокричал в ответ:
   - Пусть сначала переправится Эппл! Надо перевязать ему руку.
   - Нет, вы важнее. И к тому же вдруг эта хреновина оборвется  -  лучше  мы
испробуем ее на вас.
   Фонтини-Кристи  сидел  на   железной   койке   в   тесном   помещении   с
металлическими стенами и пил горячий кофе из толстой фарфоровой  кружки.  Он
завернулся  во  флотское  одеяло,  ощущая  мокрую  одежду.  Но  это  его  не
беспокоило: он был рад наконец остаться один.
   Дверь комнатки отворилась. Это был Пеар. Он принес охапку сухой одежды  и
бросил ее на железную койку.
   - Вот сухая смена. Вам только не хватало свалиться с воспалением  легких.
Это было бы некстати, а?
   - Спасибо, - сказал Витторио, вставая. - Как ваш друг?
   - Судовой врач опасается, что он не сможет пользоваться рукой. Врач этого
ему не сказал, но он и сам понимает.
   - Мне очень жаль. Я был наивен.
   - Да, - согласился Пеар. - Вы были  наивны.  -  И  вышел,  оставив  дверь
открытой.
   Вдруг из коридора послышался шум, мимо двери  бежали  люди,  все  в  одну
сторону, на нос или на корму, Фонтини-Кристи не понял. Из  репродуктора  без
перерыва несся резкий  оглушительный  свист;  металлические  двери  хлопали,
крики усиливались.
   Витторио бросился к открытой двери. У  него  занялось  дыхание:  охватила
паника беспомощного человека под водой.
   Он столкнулся с английским матросом. Но лицо  матроса  не  было  искажено
ужасом. Или отчаянием. Он весело улыбался.
   - С  Новым  годом,  приятель!  -  закричал  матрос.  -  Полночь,  старик!
1940начался! Новое десятилетие, черт его дери!
   Матрос  бросился  к  соседней  двери   и   с   грохотом   ее   распахнул.
Фонтини-Кристи увидел: там царил полнейший бедлам. Матросы сгрудились вокруг
офицеров и подставляли кружки, куда те  разливали  виски.  Крики  перешли  в
хохот. Каюту наполнила старинная шотландская песня.
   Новое десятилетие.
   Прошлое десятилетие  завершилось  смертью.  Смерть  была  повсюду,  самая
страшная - в  белом  слепящем  свете  Кампо-ди-Фьори.  Отец,  мать,  братья,
сестры, дети. Погибли. Погибли в одно сокрушительное мгновение. Память о нем
выжжена в его мозгу и останется с ним до конца его дней.
   Почему? Почему? Нет объяснения.
   И вдруг он вспомнил. Савароне сказал ему, что поедет в Цюрих. Но ездил он
не в Цюрих, а куда-то в другое место.
   Там и можно найти ответ. Но где это?
   Витторио вернулся в свою крошечную металлическую  каморку  и  присел,  на
край железной кровати.
   Началось новое десятилетие.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 6

2 января 1940 года
Лондон, Англия

   Мешки с песком.
   Лондон был городом мешков с песком. Повсюду. В дверных проемах, в  окнах,
в витринах магазинов, грудами сваленные  на  улицах.  Мешок  с  песком  стал
символом. Там, на континенте,  Адольф  Гитлер  поклялся  уничтожить  Англию,
англичане спокойно поверили этой клятве и спокойно, решительно готовились.
   Витторио добрался  до  лейкенхитского  военного  аэродрома  вчера  поздно
вечером, в первый день нового  десятилетия.  Его  посадили  на  самолет  без
опознавательных знаков на Майорке, встретили в Лейкенхите  и  провели  серию
бесед для удостоверения его личности для министерства военно-морского флота.
И теперь, когда он оказался в Англии, с ним стали разговаривать  спокойно  и
почтительно: не хочет ли он отдохнуть  после  утомительного  путешествия?  В
отеле "Савой"? Само собой разумелось, что Фонтини-Кристи, приезжая в Лондон,
всегда останавливались в "Савое". Удобно ли ему назначить встречу на  завтра
на  четырнадцать  ноль-ноль?  В  Адмиралтействе.  Служба   разведки.   Пятое
управление. Контрразведка.
   Конечно!  Господи,  ну  конечно!  Но  почему  же  вы,   англичане,   этим
занимаетесь? Я должен узнать, и я буду молчать, пока не узнаю.
   Портье в "Савое" снабдили  его  туалетными  принадлежностями,  пижамой  и
фирменным "савойским" халатом. Он налил себе полную  ванну  горячей  воды  и
пролежал в ней так долго, что кожа на  кончиках  пальцев  сморщилась.  Затем
выпил слишком много бренди и рухнул в постель.
   Он попросил разбудить его завтра в десять, но, разумеется, в этом не было
необходимости. Уже в половине девятого сна не было ни в  одном  глазу.  А  к
девяти он принял душ и побрился. Он заказал английский завтрак  в  номер  и,
дожидаясь коридорного, стал звонить в ателье  Норкросса  на  Сэвил-роу.  Ему
нужно заказать что-нибудь из одежды. Не может же он разгуливать по Лондону в
чужом дождевике, свитере и спадающих штанах, которые дал ему  агент  Пеар  в
подводной лодке.
   Положив трубку, Витторио вдруг сообразил, что у него  нет  ни  пенни,  за
исключением десяти фунтов" одолженных в Лейкенхите. Но  решил,  что  у  него
надежный кредит: скоро он получит перевод из  Швейцарии.  Ему  некогда  было
думать о материальном обеспечении, пришлось заботиться о том, как остаться в
живых.
   Фонтини-Кристи понял, что предстоит сделать немало. И хотя бы  для  того,
чтобы  держать  в  узде  страшные  воспоминания  -  неизбытую   боль   -   о
Кампо-ди-Фьори, ему надо действовать. Сначала сосредоточиться на  простейших
вещах, на повседневных мелочах. Ибо, когда он задумывался о главном, то едва
не терял рассудок.
   Прошу тебя. Господи, о простейших вещах! Дай  мне  время,  чтобы  обрести
ясность сознания!
   Он  заметил   ее   в   вестибюле   "Савоя",   пока   дожидался   дневного
администратора, который должен был выдать ему ссуду. Она сидела в  кресле  и
читала "Таймс". На ней был строгий мундир женского подразделения, он не  мог
понять, какого именно. Темные волосы из-под офицерской фуражки мягко  падали
на плечи. Где-то он уже видел это лицо,  такое  лицо  не  забывается.  Но  в
памяти его всплывала более молодая копия.  Этой  женщине  было  на  вид  лет
тридцать пять, той, которую он помнил, - не больше двадцати двух -  двадцати
трех.  Высокие  скулы,  нос  скорее  кельтский,  чем  английский   -   резко
очерченный, тонкий, слегка вздернутый над полными губами.  Он  не  видел  ее
глаз, но знал, какие они: ярко-голубые - таких голубых глаз он не видел ни у
одной другой женщины.
   Вот что он вспомнил. Голубые глаза, сердито глядевшие на него. Сердито  и
презрительно. Он не привык к такому отношению и был раздосадован.
   Почему же он ее вспомнил? Когда это было?
   - Синьор Фонтини-Кристи? - Администратор вышел  из-за  стойки  кассира  с
конвертом в руке. - Как вы и заказывали, тысяча фунтов.
   Витторио  взял  конверт,  положил  в  карман  дождевика  и   поблагодарил
менеджера.
   - Мы заказали для вас лимузин, сэр. Он скоро  подъедет.  Если  вы  хотите
подождать у себя в номере, мы вам позвоним, когда машина прибудет.
   - Я подожду здесь. Если вас не смущает моя одежда, то меня она тем  более
не смущает.
   -  Пожалуйста,   синьор.   Мы   всегда   рады   приветствовать   у   себя
Фонтини-Кристи. Ваш отец приедет? Надеемся, он здоров?
   Англия отозвалась на барабанный бой войны, и в "Савое" стали спрашивать о
семьях.
   - Нет, он не приедет. - Витторио не стал вдаваться в объяснения.  Новость
еще не достигла берегов Англии, а  если  и  достигла,  то  затерялась  среди
военных сводок. - Кстати, вы не знаете, кто эта  дама  вон  там?  В  военной
форме?
   Менеджер бросил взгляд через полупустой вестибюль.
   - Да, сэр, знаю.  Это  миссис  Спейн.  Точнее,  была  миссис  Спейн,  они
развелись. Но, кажется, она снова вышла замуж. Мистер Спейн  точно  женился.
Она у нас не часто появляется.
   - Говорите, Спейн?
   - Да, сэр. Насколько могу судить, она служит в  войсках  противовоздушной
обороны. Это серьезные люди.
   - Спасибо, - сказал Витторио, вежливо давая понять, что разговор окончен.
- Я подожду машину.
   - Конечно. Если мы можем еще  что-то  сделать  для  вас,  пожалуйста,  не
стесняйтесь, обращайтесь к нам.
   Администратор отвесил поклон  и  удалился.  Фонтини-Кристи  посмотрел  на
женщину. Она взглянула на часы и опять погрузилась в чтение газеты.
   Он сразу вспомнил фамилию Спейн, а вспомнив фамилию, вспомнил и того, кто
ее носил. Это было одиннадцать, нет,  двенадцать  лет  назад:  он  поехал  с
Савароне  в   Лондон,   чтобы   присутствовать   на   переговорах   отца   с
"Бритиш-Хэвиленд", - это было частью его делового обучения. Ему  представили
Спейна в отеле "Лез Амбассадор" как-то вечером: это был молодой парень всего
года на два-три старше самого Витторио. Он нашел англичанина забавным, но  в
общем, довольно скучным субъектом. Спейн был типичным сыном Мейфера, из тех,
что вполне довольствуются плодами трудов своих предков, не  привнося  ничего
своего, кроме разве что умения разбираться в беговых лошадях. Отцу Спейн  не
понравился. Об этом старый  Фонтини-Кристи  не  преминул  сообщить  старшему
сыну, что, естественно, побудило сына завязать знакомство.
   Знакомство, оказавшееся очень кратким. Витторио  вдруг  вспомнил  почему.
То, что он не сразу вспомнил, доказывало, что он и  впрямь  выбросил  ее  из
головы - не эту женщину, сидящую в вестибюле гостиницы, а свою жену.
   Его жена тоже приехала с ними в Англию тогда, двенадцать лет  назад,  ибо
старик Фонтини-Кристи считал, что ее присутствие окажет благотворное влияние
на его своевольного сына. Но Савароне не знал свою невестку, позднее  -  да,
узнал, но не  тогда.  Пьянящая  атмосфера  Мейфера  в  самый  разгар  сезона
закружила ее.
   Его жена увлеклась Спейном, то ли  она  его  соблазнила,  то  ли  он  ее.
Витторио не обращал внимания, он сам был занят.
   Вот тогда-то и  произошла  эта  неприятная  стычка.  Посыпались  взаимные
упреки, и голубые глаза сердито смотрели на него.
   Витторио пересек вестибюль и остановился у кресла.  Бывшая  миссис  Спейн
подняла на него взгляд. В ее глазах мелькнуло сомнение, словно она  силилась
вспомнить. Но потом она вспомнила, и сомнения не  осталось,  зато  появилось
презрение, которое так живо сохранила его память. Их взгляды встретились  на
секунду - не больше, - и она вновь опустила глаза на газетные строчки.
   - Миссис Спейн? Она взглянула на него:
   - Моя фамилия Холкрофт.
   - Мы знакомы.
   - Да. Вы Фонтини... - Она замолчала.
   - Фонтини-Кристи. Витторио Фонтини-Кристи.
   - Да. Это было давно. Простите меня, но я очень  занята  сегодня.  Я  жду
одного человека, и у меня больше не будет возможности просмотреть газету.  -
Она обратилась к "Таймс".
   Витторио улыбнулся:
   - Вы ловко меня осадили.
   - Это не сложно, - сказала она, не поднимая глаз.
   - Миссис Холкрофт, это было  очень  давно.  Поэт  сказал:  ничто  так  не
способствует переменам, как годы.
   - Поэт также сказал: "Может ли барс переменить пятна  свои?"  Я  в  самом
деле очень занята. Всего хорошего.
   Витторио уже собрался откланяться, как вдруг  заметил,  что  у  нее  чуть
дрожат пальцы. Миссис Холкрофт чувствовала себя не столь  уж  уверенно,  как
пыталась показать своим надменным видом. Он и сам не знал, почему не ушел  -
ему ведь надо было побыть одному. Воспоминания о белом свете и смерти  жгли,
он не  собирался  их  с  кем-то  делить.  С  другой  стороны,  ему  хотелось
поговорить. С кем угодно. О чем угодно.
   - Принимаете ли вы извинения за мальчишество двенадцатилетней давности?
   Лейтенант войск противовоздушной обороны взглянула на него:
   - Как ваша жена?
   - Она погибла в автомобильной катастрофе десять лет назад.
   Она не отвела взгляд, но враждебность прошла. Она смущенно заморгала.
   - Извините.
   - Это мне надо извиниться. Двенадцать лет назад вы ждали объяснений.  Или
утешения. А у меня не было ни того, ни другого.
   Женщина позволила себе слегка улыбнуться. В ее голубых глазах затеплилось
- только ли затеплилось? - расположение.
   - Вы были таким самоуверенным молодым человеком.  Боюсь,  тогда  я  могла
показаться бестактной, невыдержанной. Но сейчас изменилась.
   - Вы были выше тех глупых игр, в которые мы играли. Мне следовало бы  это
понять.
   - Это обезоруживающие слова... И, думаю, мы уже достаточно обсудили  этот
предмет.
   - Не хотите ли вы с мужем поужинать со мной сегодня, миссис  Холкрофт?  -
Витторио услышал свои слова, но не был вполне.уверен, что произнес  их.  Они
вырвались у него совершенно неожиданно.
   Она не сразу ответила, внимательно глядя на него:
   - Вы и в самом деле этого хотите?
   - Конечно. Я уехал из Италии в спешке, за  что  должен  благодарить  ваше
правительство, равно как за эту одежду - ваших соотечественников. Я не был в
Лондоне несколько лет и почти никого здесь не знаю.
   - Вы меня заинтриговали!
   - Простите?
   - Ну, вы же сами говорите, что покинули  Италию  в  спешке,  что  на  вас
одежда с чужого плеча. Возникают вопросы.
   Витторио задумался и сказал тихо:
   - Я был бы вам признателен за понимание, которого не хватило  мне  десять
лет назад. Я бы предпочел, чтобы вы не задавали мне никаких вопросов.  Но  я
хочу тем не менее поужинать с вами. И с вашим мужем тоже, разумеется.
   Она выдержала его взгляд, с любопытством  глядя  на  него.  На  ее  губах
заиграла мягкая улыбка: она приняла решение.
   - Спейн - фамилия моего бывшего мужа. Холкрофт  -  моя  девичья  фамилия.
Джейн Холкрофт. Я поужинаю с вами.
   Их разговор прервал швейцар "Савоя".
   - Синьор Фонтини-Кристи, ваш лимузин у дверей.
   - Спасибо, - ответил он, не сводя глаз  с  Джейн  Холкрофт.  -  Я  сейчас
выйду.
   - Слушаюсь, сэр. - Швейцар поклонился и ушел.
   - Можно мне заехать за вами? Или послать за вами машину?
   - Сейчас надо экономить бензин. Я сама доберусь сюда. В восемь?
   - В восемь. Arrivederci.
   - До встречи.
   Он шел по длинному  коридору  Адмиралтейства  в  сопровождении  флотского
капитана Нейланда, который встретил его внизу у входа. Нейланд  был  человек
средних лет, военный до мозга костей, невероятно довольный  собой.  А  может
быть, он просто  недолюбливал  итальянцев.  Несмотря  на  то,  что  Витторио
свободно говорил по-английски, Нейланд отвечал простейшими фразами,  повышая
голос, словно обращался к умственно отсталому  ребенку.  Фонтини-Кристи  был
уверен, что Нейланд не вслушивается в то, что ему рассказывают;  человек  не
может слышать о преследовании, смерти, побеге и ограничиваться банальностями
вроде: "Да что вы говорите?", "Неужели?", "В  Генуэзской  бухте  в  декабре,
должно быть, штормит?".
   Пока они шли, Витторио мысленно сравнивал свое раздражение на Нейланда  с
благодарностью  старому  Норкроссу  с   Сэвил-роу.   Капитан   Нейланд   его
разочаровал, зато Норкросс выказал чудеса сноровки. Старый портной одел  его
с головы до ног в считанные часы.
   Мелочи, сосредоточиться на повседневных мелочах...
   Но  главное  -  сохранять  сдержанность  на  грани  ледяного  равнодушия,
встречаясь с кем угодно из Пятого управления разведки. Сколько еще предстоит
узнать, понять! Столь многое вне его разумения. Холодно пересказывая события
кошмарной ночи в Кампо-ди-Фьори, нельзя позволить страданию  ослепить  себя:
рассказывать нужно сдержанно, недоговаривая.
   - Сюда, старина, - сказал Нейланд, указывая на  массивную  резную  дверь,
которая уместнее смотрелась бы в старинном аристократическом клубе, нежели в
военном ведомстве. Капитан толкнул тяжелую дверь с медной ручкой, и Витторио
вошел.
   Ничто  в  громадной  комнате  не  противоречило  впечатлению   о   богато
обставленном клубе. Два гигантских окна выходили  во  внутренний  двор.  Все
здесь было массивным и пышным: портьеры, мебель, лампы и даже трое мужчин за
огромным красного дерева столом посреди комнаты.  Двое  были  в  мундирах  -
погоны и орденские планки свидетельствовали об их  принадлежности  к  высшим
чинам, неизвестным Фонтини-Кристи. Во внешности  человека  в  штатском  было
нечто лукаво-дипломатическое. Впечатление довершали нафабренные  усы.  Такие
люди появлялись в Кампо-ди-Фьори. Они говорили тихо и  веско,  как  правило,
двусмысленно; они любили неопределенность. Человек в  штатском  восседал  во
главе стола, офицеры сидели по обе стороны  от  него.  У  стола  стоял  один
свободный стул - явно для него.
   - Джентльмены, - сказал капитан  Нейланд  таким  тоном,  словно  объявлял
прибытие  депутации  послов  в  королевский  дворец.   -   Синьор   Савароне
Фонтини-Кристи из Милана.
   Витторио с удивлением воззрился на самодовольного британца: тот,  видимо,
не услышал ни слова из его рассказа.
   Все трое как по команде встали. Заговорил штатский:
   - Позвольте представиться, сэр. Я - Энтони Бревурт. В  течение  ряда  лет
был послом его величества при  дворе  греческого  короля  Георга  Второго  в
Афинах. Слева от меня вице-адмирал Королевского военно-морского флота Хэкет,
справа - бригадный генерал Тиг, из военной разведки.
   Они обменялись официальными поклонами,  после  чего  Тиг  сразу  разрядил
обстановку, выйдя из-за стола и протянув руку Витторио.
   - Рад видеть вас, Фонтини-Кристи. Мне  передали  предварительный  рапорт.
Вам многое пришлось пережить.
   - Благодарю вас, - сказал Витторио, пожимая руку генералу.
   - Прошу вас, садитесь, - сказал Бревурт, указывая на  приготовленный  для
Витторио стул и возвращаясь за стол. Остальные тоже сели - Хэкет  церемонно,
даже  помпезно,  Тиг  вполне  непринужденно.  Генерал  достал  из   портфеля
портсигар и протянул его Фонтини-Кристи.
   - Нет, благодарю вас, - сказал Витторио. Приняв  предложение  закурить  в
обществе этих людей, он дал бы им понять,  что  расположен  к  неофициальной
беседе, чего ему совсем не хотелось. Урок, преподанный ему некогда Савароне.
   Бревурт продолжал:
   - Полагаю, мы можем сразу перейти к делу. Я уверен, вам известны  причины
нашего беспокойства. Греческий груз.
   Витторио посмотрел на посла, потом перевел взгляд на обоих офицеров.  Они
смотрели на него, явно ожидая что-то услышать.
   - Греческий? Я не знаю ни о каком  греческом  грузе,  зато  я  знаю,  как
велика моя б