лагодарность. У меня просто нет слов, чтобы  выразить  вам  свою
признательность. Вы спасли мне жизнь - ради этого погибли люди. Что еще могу
сказать?
   - Думаю, - сказал Бревурт медленно, - мы могли бы услышать от вас нечто о
необычайном   грузе,   доставленном   семейству   Фонтини-Кристи    монахами
Ксенопского братства.
   - Прошу прощения? - изумился Витторио. Он совершенно не  понимал,  о  чем
его спрашивают. Произошла нелепейшая ошибка.
   - Я говорил вам. Я был послом его величества в  Афинах.  Во  время  моего
пребывания там мы установили разнообразные связи по всей стране, в том числе
и в религиозных кругах. Ибо, несмотря на все потрясения, церковная  иерархия
остается в Греции влиятельной силой.
   - Не сомневаюсь в этом, - сказал Витторио. - Но я не могу  понять,  какое
отношение это имеет ко мне.
   Тиг подался  вперед:  сквозь  сигаретный  дым,  окутавший  его  лицо,  он
устремил пронзительный взгляд на Витторио.
   - Прошу вас. Мы, как вы знаете, сделали все от нас зависящее. Как вы сами
изволили заметить - и, полагаю, справедливо,  -  мы  спасли  вам  жизнь.  Мы
послали своих  лучших  людей,  мы  оплатили  услуги  тысяч  корсиканцев,  мы
пустились на рискованные маневры с подводной  лодкой  -  которых  у  нас  не
хватает - в штормовом море, в  опасной  зоне,  и  активизировали  секретный,
практически еще не апробированный воздушный  коридор.  Только  чтобы  спасти
вас. - Тиг замолчал, вытащил сигарету изо рта  и  чуть  улыбнулся.  -  Любая
человеческая  жизнь  священна,  разумеется,  но   есть   пределы   расходов,
необходимых для ее продления.
   - Что касается флота, - сказал Хэкет со  сдержанным  раздражением,  -  мы
слепо повиновались приказам, располагая  лишь  самыми  скудными  сведениями,
пойдя навстречу наиболее авторитетным  членам  правительства.  Мы  подвергли
риску жизненно важную агентурную цепь - это решение могло повлечь  за  собой
множество жертв в самое ближайшее время. Мы понесли существенные расходы! И,
если угодно, еще предстоит выяснить, во что нам обошлась эта операция.
   - Эти джентльмены - члены правительства - действовали согласно моим самым
настоятельным просьбам, - сказал посол Энтони Бревурт, каждое его слово было
точно выверено. - Я  не  сомневался,  что,  какова  бы  ни  была  цена,  нам
необходимо вывезти вас  из  Италии.  Говоря  совершенно  откровенно,  синьор
Фонтини-Кристи, дело не в  вашей  жизни  как  таковой.  Дело  в  информации,
касающейся Константинской патриархии, которой вы владеете. А теперь,  будьте
любезны, укажите нам местонахождение груза. Где ларец?
   Витторио выдержал взгляд Бревурта, пока у  него  не  зарябило  в  глазах.
Никто не проронил ни слова; тишина была напряженной. Они  намекнули  на  то,
что  решение  принималось  на  высшем  уровне  государственной   власти,   и
Фонтини-Кристи знал, что решение принималось ради него. Но больше он не знал
ничего.
   - Я не могу сказать вам того, чего не знаю.
   - Грузовой состав из Салоник. -  Голос  Бревурта  едва  не  сорвался.  Он
слегка ударил ладонью по столу:  хлопок  был  столь  же  неожиданным,  сколь
резким. - Двое мертвых на территории сортировочной станции Милана.  Один  из
них священник. Где-то около Баня-Луки, к северу от  Триеста,  неподалеку  от
Монфальконе, то ли в Италии, то ли в Швейцарии,  вы  встретили  этот  поезд.
Теперь вы скажете нам где?
   - Я не  встречал  никакого  поезда,  синьоры.  Я  ничего  не  знаю  ни  о
Баня-Луке, ни о Триесте. Монфальконе - да, это мне знакомо, но я  припоминаю
только одну фразу, смысл которой остался мне  совершенно  непонятен.  Вблизи
Монфальконе должно было что-то произойти. Вот и все.  Отец  не  стал  ничего
пояснять. Он сказал только, что я все узнаю после событий в Монфальконе.  Не
ранее того.
   - А что с двумя  мертвыми  в  Милане?  На  сортировочной?  -  Бревурт  не
ослаблял натиска, он готов был взорваться.
   - Я читал о двух людях, о которых вы  говорите,  -  убитых  в  Милане  на
сортировочной станции. Об этом писали  газеты.  Но  мне  это  не  показалось
чем-то заслуживающим внимания.
   - Это были греки!
   - Я понимаю.
   - Вы же видели их! Они доставили вам груз!
   - Я не видел никаких греков. И мне никто не доставлял груз.
   - О Боже! - страдальчески прошептал Бревурт.  Всем  присутствующим  стало
ясно,  что  его  внезапно  охватил   неподдельный   страх,   это   была   не
дипломатическая уловка.
   - Спокойно! - зачем-то произнес адмирал Хэкет.
   Дипломат снова заговорил - спокойно, медленно, осторожно подбирая  слова,
точно проверяя собственные мысли.
   - Между старцами Ксенопского  ордена  и  семейством  Фонтини-Кристи  было
заключено соглашение. Соглашение беспрецедентной важности. Между  девятым  и
шестнадцатым декабря - это даты отбытия поезда из Салоник и его  прибытия  в
Милан - поезд был встречен, из третьего вагона вынесли  большой  продуктовый
ящик. Груз был настолько ценным, что маршрут движения  поезда  готовился  по
частям. Существовал единственный план полного маршрута, представлявший собой
совокупность проездных документов, которые находились у  одного  человека  -
ксенопского  священника.  Эти  документы  были  уничтожены  перед  тем,  как
священник покончил с собой, предварительно убив машиниста. Только  он  знал,
где надо менять ветки, куда следует доставить груз. Только  он  и  те,  кому
предстояло принять этот груз, -  Фонтини-Кристи.  -  Бревурт  сделал  паузу,
пристально глядя на Витторио. -  Таковы  факты,  сэр,  изложенные  мне  моим
источником из патриархии. Учитывая  к  тому  же  усилия,  предпринятые  моим
правительством, я полагаю, всего этого будет достаточно, чтобы  убедить  вас
сообщить нам интересующую нас информацию.
   Фонтини-Кристи переменил позу и отвел взгляд от напряженного лица  посла.
Он не сомневался, что все трое считают его обманщиком; надо  их  разуверить.
Но сначала надо подумать. Итак, вот причина. Неизвестный  поезд  из  Салоник
заставил британское правительство принять чрезвычайные меры, чтобы - как это
сказал Тиг? - продлить ему жизнь. Но дело не в его жизни, а,  как  ясно  дал
понять Бревурт, в информации, которой он, по их мнению, располагает.
   Что, разумеется,  вовсе  не  так.  Итак,  между  девятым  и  шестнадцатым
декабря. Отец уехал в Цюрих двенадцатого. Но он не  поехал  в  Цюрих.  И  не
сказал сыну, где был... Бревурту, наверное, было о чем беспокоиться.  Однако
оставались вопросы, многое было непонятно. Витторио обратился к дипломату:
   -  Выслушайте  меня.  Вы  говорите:  Фонтини-Кристи.  Вы  имеете  в  виду
семейство. Отца и четверых сыновей. Отца звали Савароне. Синьор  Нейланд  не
совсем верно представил вам меня. Я не Савароне.
   - Да, - сказал Бревурт едва слышно, словно был вынужден признать  истину,
с которой не желал мириться. - Я это знал.
   - Итак, имя Савароне вам назвали греки? Верно?
   - Он не мог сделать это в одиночку, -  сказал  Бревурт  все  так  же  еле
слышно. - Вы старший сын. Вы управляете заводами. Он должен был советоваться
с вами. Ему нужна была ваша помощь. Мы знаем, надо  было  подготовить  более
двадцати различных документов. Ему была необходима ваша помощь!
   - Вы, вероятно, отчаянно хотите в это поверить. И  поскольку  вы  себя  в
этом убедили, то и предприняли беспрецедентные меры по спасению моей  жизни,
вывезя  меня  из  Италии.  Вы,   несомненно,   знаете,   что   произошло   в
Кампо-ди-Фьори.
   Заговорил бригадный генерал Тиг:
   - Первыми нам сообщили об этом партизаны. От них ненамного отстали греки.
Греческое   посольство   в   Риме   пристально   интересовалось   семейством
Фонтини-Кристи, но, разумеется, никто  не  сообщал  причин  этого  интереса.
Афинский источник связался с послом, а он, в свою очередь, связался с нами.
   - И теперь вы намекаете, - заметил ледяным тоном Бревурт, - что  все  это
было сделано зря.
   - Я не намекаю. Я утверждаю. Между указанными вами датами мой отец был  в
отъезде - как он сказал мне, в Цюрихе. Признаюсь, поначалу я не придал этому
факту особого значения,  но  через  несколько  дней  возникла  настоятельная
необходимость попросить его срочно вернуться в Милан. Я обзвонил все отели в
Цюрихе. Его не было нигде. Отец так и не сказал  мне,  куда  он  ездил.  Это
правда, джентльмены.
   Оба офицера смотрели на посла. Бревурт медленно откинулся в кресле  -  по
всему было видно, что он подавлен, он глядел в стол  и  молчал.  Наконец  он
произнес:
   - Что же, вы остались живы, синьор Фонтини-Кристи. Ради всех нас надеюсь,
что цена была не слишком высока.
   - На это я ничего не могу ответить. Почему это соглашение было  заключено
с моим отцом?
   - А на это не могу ответить я, - сказал  Бревурт,  не  поднимая  глаз.  -
По-видимому, кто-то где-то  решил,  что  он  достаточно  влиятелен  и  имеет
достаточно надежные связи, чтобы осуществить эту миссию.  Оба  предположения
оказались верными. Возможно, мы никогда не узнаем...
   - А что вез этот поезд из Салоник? Что было в ларце,  из-за  которого  вы
предприняли столь титанические усилия?
   Энтони Бревурт поднял взгляд на Витторио и солгал:
   - Я не знаю.
   - Это нелепо.
   - Не сомневаюсь, что так оно со стороны и кажется. Я знаю лишь... что это
груз чрезвычайной важности. Подобные вещи не имеют  цены.  Лишь  абстрактную
ценность.
   - И,  исходя  из  этих  соображений,  вы  принимали  решения  и  убеждали
высокопоставленных правительственных чиновников осуществлять их? Вам удалось
убедить даже правительство?
   - Да, сэр. Я бы снова это сделал. И  это  все,  что  я  могу  сказать.  -
Бревурт встал из-за стола. - Не вижу более смысла  продолжать  нашу  беседу.
Возможно, с вами еще свяжутся. До свидания, синьор Фонтини-Кристи.
   Поведение посла удивило  обоих  офицеров,  но  они  промолчали.  Витторио
встал, поклонился и  молча  пошел  к  двери.  Он  обернулся  и  взглянул  на
Бревурта: его глаза были бесстрастны.
   Выйдя в коридор, Фонтини-Кристи удивился, увидев там  капитана  Нейланда,
стоящего по стойке смирно между двумя матросами.  В  разведуправлении  номер
пять, управлении контрразведки, не любили  рисковать.  Дверь  конференц-зала
тщательно охранялась.
   Нейланд удивленно обернулся к нему.  Он  явно  предполагал,  что  встреча
затянется.
   - Вас отпустили, как я вижу, - сказал он.
   - Я не думал, что задержан, - ответил Фонтини-Кристи.
   - Это просто так, фигура речи.
   - Никогда раньше не замечал, насколько она неприятна. Вы  проводите  меня
вниз?
   - Да, я должен подписать ваш пропуск.
   Они подошли к окошку бюро пропусков Адмиралтейства. Нейланд  взглянул  на
свои часы и сообщил дежурному  фамилию  Витторио.  Фонтини-Кристи  попросили
отметить в книге время выхода из здания.  Затем  Нейланд  весьма  официально
отсалютовал ему. Витторио - столь же чинно - кивнул в ответ и направился  по
мраморным плитам вестибюля к выходу.
   Он спускался по ступенькам, когда у него в голове  вспыхнули  слова.  Они
явились из клубящегося тумана белого света и стаккато автоматных очередей.
   "Шамполюк!!! Цюрих - это Шамполюк... Цюрих - это река!"
   И все. Только крики, и белый свет, и тела, распростертые на земле.
   Он остановился, не видя ничего, кроме  сохранившихся  в  памяти  страшных
картин.
   "Цюрих - это река! Шамполюк!"
   Витторио  очнулся.  Он  неподвижно  стоял  на  ступеньках,  тяжело  дыша,
осознавая, что люди с удивлением смотрят на него. Он подумал,  не  стоит  ли
ему вернуться в здание Адмиралтейства к резной двери, за  которой  находится
конференц-зал Пятого управления разведки.
   Он спокойно принял решение. "Возможно, с вами еще свяжутся". Что ж, пусть
связываются. Он ничего не скажет Бревурту, этому любителю  неопределенности,
который солгал ему в лицо.
   - Осмелюсь предположить, сэр Энтони, - сказал вице-адмирал Хэкет,  -  что
мы смогли бы добиться куда большего...
   - Согласен, - прервал его бригадный генерал Тиг, не скрывая  раздражения.
- У нас с адмиралом есть расхождения, но не в этом, сэр. Мы лишь едва задели
поверхность. Предприняли колоссальные усилия и не получили ничего взамен. Мы
заслужили большего...
   - Не было смысла, - устало сказал Бревурт. Он подошел  к  окну,  отдернул
портьеру и посмотрел во двор. - По глазам было видно, Фонтини-Кристи  сказал
правду. Его поразило то, что он здесь услышал. Он ничего не знает.
   Хэкет откашлялся - это была прелюдия.
   - Мне не показалось, что он встревожился. Я бы сказал, что он все  принял
довольно спокойно. Дипломат, глядя в окно, тихо произнес:
   - Если бы он встревожился, я продержал бы его в этом кресле неделю. Но он
отреагировал  именно  так,  как  человек  подобного  склада  и  должен   был
воспринять тревожное  сообщение.  Потрясение  было  слишком  глубоко,  чтобы
разыгрывать спектакль.
   - Принимая во внимание ваше суждение, - сказал Тиг холодно, -  я  тем  не
менее не отказываюсь от своего. Он, возможно, не отдает себе отчета  в  том,
что ему известно. Второстепенная информация часто ведет к первоисточнику.  В
нашем деле так происходит почти всегда. Поэтому я не согласен  с  вами,  сэр
Энтони.
   - Я учту ваше возражение. Вы вольны продолжить контакты, я ясно  дал  это
понять. Но вы узнаете не больше, чем сегодня.
   - Почему вы так в этом уверены? - спросил сотрудник разведки. Теперь  его
раздражение сменилось настоящим гневом.
   Бревурт отвернулся от окна. В его глазах застыло страдальчески-задумчивое
выражение.
   - Потому что я встречался с Савароне Фонтини-Кристи. Восемь лет  назад  в
Афинах, Он приехал как нейтральный эмиссар - так, пожалуй, можно это назвать
- из Рима. Он был единственный, кто внушал  грекам  доверие.  Обстоятельства
той миссии сейчас уже не существенны и не  представляют  интереса,  чего  не
скажешь о методах дипломатии Савароне. Это  был  человек  в  высшей  степени
осмотрительный и осторожный. Он мог свернуть горы  в  экономике,  мог  вести
переговоры по труднейшим  международным  соглашениям,  ибо  все  знали,  что
данное им слово надежнее любых письменных гарантий. Как ни  странно,  именно
по этой причине его боялись: берегись  человека  кристальной  честности.  Мы
могли надеяться только на одно: что он призовет на помощь сына. Если в  этом
будет нужда.
   Тиг выслушал слова дипломата, потом подался вперед, положив руки на стол.
   - Что же было в этом поезде из Салоник? В этом чертовом ларце?
   Бревурт ответил не сразу. Оба офицера поняли: что бы дипломат  им  сейчас
ни сказал, большего они не узнают.
   - Документы, хранившиеся в тайне от человечества в  течение  четырнадцати
веков. Они могли бы расколоть весь христианский  мир,  восстановить  церковь
против  церкви...  народ  против  народа.  Возможно,  они  могут  подвигнуть
миллионы людей пойти друг на друга войной, которая будет пострашнее той, что
ведет сейчас Гитлер.
   - И этим, - прервал его Тиг, - внести раскол в  ряды  тех,  кто  воюет  с
Германией?
   - Да. Неизбежно.
   - Тогда будем молить Всевышнего, чтобы их не нашли, - заключил Тиг.
   - И молиться неустанно, генерал! Поразительно. На протяжении  веков  люди
добровольно   жертвовали   жизнью,   чтобы   сохранить   эти   документы   в
неприкосновенности.  И  вот  они  исчезли.   И   все,   кто   знал   об   их
местонахождении, - мертвы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 7

Январь 1940 года - сентябрь 1945 года.
Европа

   На старинном письменном столе в номере отеля  "Савой"  зазвонил  телефон.
Витторио стоял у окна с видом на Темзу и смотрел на баржи, медленно плывущие
под дождем вверх и вниз по реке. Он взглянул на часы: ровно половина пятого.
Значит, звонит Алек Тиг из МИ-6.
   За эти три недели Фонтини-Кристи узнал о Тиге многое.  В  частности,  то,
что генерал пунктуален, даже слишком. Если Тиг говорил, что  позвонит  около
половины пятого, значит, он будет звонить ровно в четыре тридцать. Алек  Тиг
жил по часам - отсюда и проистекала его нелюбовь к долгим разговорам.
   Витторио снял трубку.
   - Фонтини? - Сотрудник Интеллидженс сервис  также  предпочитал  сокращать
имена  собеседников.  Он  явно  считал,  что  совершенно  незачем  добавлять
"Кристи", если можно обойтись простым "Фонтини".
   - Привет, Алек. Я ждал вашего звонка.
   - Бумаги у меня, - зачастил Тиг. -  И  ваше  предписание.  В  Форин  Офис
упирались. Уж и не знаю, беспокоятся ли они за вашу безопасность или боятся,
что вы предъявите счет государству.
   - Последнее, уверяю вас. Мой отец умел  торговаться,  так,  кажется,  это
называется. Хотя, честно говоря, я этого никогда не понимал.  Неужели  можно
заключить сделку в ущерб себе?
   - Черт, я сам не знаю. - Тиг слушал не  очень  внимательно.  -  Нам  надо
немедленно встретиться. Что у вас сегодня вечером?
   - Я ужинаю с мисс Холкрофт. Но раз такое дело, могу ужин отменить.
   - Холкрофт? А, жена Спейна!
   - Мне кажется, она предпочитает, чтобы ее называли Холкрофт.
   - Ее можно понять. Муж у нее был круглый идиот. Но нельзя же не  обращать
внимания на формальности.
   - По-моему, она именно это и делает. Тиг рассмеялся.
   - Вот нахалка! Я думаю, она мне понравится.
   - Значит, вы ее не знаете, а мне даете понять, что  следите  за  мной.  Я
ведь никогда не упоминал при вас фамилии ее мужа.
   Тиг опять засмеялся:
   - Только ради вашего блага - не нашего же!
   - Так мне отменить встречу?
   - Не стоит. Когда вы закончите?
   - Что закончим?
   - Ужин. Черт, я  забыл,  что  вы  итальянец.  Витторио  улыбнулся.  Алек,
несомненно, говорил совершенно искренне.
   - Я провожу леди домой в половине одиннадцатого. Даже в десять.  Полагаю,
вы хотите увидеться со мной сегодня вечером.
   - Боюсь, это необходимо. Вам предписано отбыть завтра утром в Шотландию.
   Ресторан в Холборне назывался "Фоунз". Окна были плотно зашторены черными
портьерами, не пропускавшими на улицу ни единого лучика света.  Он  сидел  у
стойки бара на табурете в самом углу, откуда открывался вид на  весь  зал  и
занавешенную входную дверь. Она должна прийти  с  минуты  на  минуту,  и  он
улыбнулся, поняв, что очень хочет ее видеть.
   Он знал, когда это началось - их быстро развивающиеся отношения с  Джейн,
которые вскоре должны привести к  прекрасному  утешению  постели.  Не  с  их
встречи в вестибюле "Савоя" и не с первого проведенного  вместе  вечера.  То
было лишь приятное развлечение, больше он ничего не  желал,  ни  к  чему  не
стремился.
   Началось дней пять спустя, когда он скучал в одиночестве у себя в номере.
Кто-то постучал в дверь. Он пошел открывать, на пороге стояла Джейн. В руках
у нее была мятая "Таймс". Он еще не видел этого номера.  -  Ради  Бога,  что
случилось? - спросила она. Он впустил ее,  не  ответив.  Она  протянула  ему
газету. На первой полосе слева  внизу  была  короткая  заметка,  отчеркнутая
красным карандашом:
   "МИЛАН.  2  ЯНВ.  (Рейтер).  С  тех  пор  как  государство   объявило   о
национализации концерна "Фонтини-Кристи", нет никакой  информации  о  судьбе
этого  крупнейшего  промышленного  комплекса.  Все  члены  семьи   бесследно
исчезли,   и   полиция   опечатала    фамильное    имение    Кампо-ди-Фьори.
Распространяется множество слухов относительно участи этого  могущественного
клана, возглавляемого финансистом  Савароне  Фонтини-Кристи  и  его  старшим
сыном Витторио. По сообщениям  из  достоверных  источников,  они,  вероятно,
погибли от рук патриотов, недовольных деятельностью компании,  которая,  как
полагали многие в стране, ущемляла национальные интересы Италии. Сообщается,
что обезображенное тело "информатора" (корреспонденту не удалось увидеть его
собственными глазами) нашли повешенным на  пьяцца  дель-Дуомо  с  табличкой,
подтверждающей,  что  слухи  о  свершившейся  казни  небезосновательны.  Рим
опубликовал лишь краткое коммюнике с  заявлением,  что  Фонтини-Кристи  были
врагами нации".
   Витторио опустил газету и  молча  прошел  в  дальний  угол  гостиной.  Он
понимал, что она хотела как лучше, и не винил  ее.  И  все  же  был  глубоко
раздосадован. Боль