меня просьба личного характера. Если не возражаешь, я сейчас к тебе
подъеду...  да...  и  не  один...  две  красивые  женщины...  просто  жаждут
познакомиться... - В этом месте Владимир Петрович хохотнул и повесил трубку,
и мы стали собираться в гости, хотя, с моей точки зрения,  идти  в  гости  в
чей-то офис довольно странно.
   Серафима готовилась к  встрече  с  неведомым  мне  Тархановым  с  большим
усердием, чем  вызвала  смутные  подозрения.  В  конце  концов  мы  покинули
квартиру и вышли во двор, где  под  раскидистой  липой  укрывалась  от  зноя
машина  Серафимы  -  "Жигули"   шестой   модели.   Владимир   Петрович   был
"безлошаден". Как сообщила Серафима, в  его  задрипанной  "трешке"  стуканул
мотор, теперь она спокойно сгниет в гараже:  новый  мотор  он  не  купит,  а
починить старый руки не дойдут. Позлорадствовав вволю, она  сказала  верному
другу:
   - Садись за руль, терпеть не могу, когда мужики без дела сидят.
   Владимир Петрович возражать не стал, и мы отправились  к  Тарханову.  Его
офис размещался в девятиэтажном здании, в котором несколько  лет  назад  был
какой-то  институт  и  неведомые  конторы.  Теперь  же   пустующие   площади
расхватали "всякие шустрые", опять же заботливо сообщила тетушка.  Вообще  в
ней чувствовалась некоторая нервозность, впрочем, вполне объяснимая в данных
обстоятельствах.
   Припарковав машину на специальной стоянке, мы вошли  в  огромный  холл  и
поднялись  в  лифте  на  пятый  этаж.  Здесь  нас  ждала  ковровая   дорожка
необыкновенной ширины, стоившая,  надо  полагать,  немалых  денег,  а  также
улыбающийся молодой человек за столом стерильной белизны,  навевающий  мысль
об операционной, язвах желудка и аппендиците. Но молодой  человек  вид  имел
цветущий. При нашем появлении он поднялся и  с  радостью  шагнул  навстречу,
точно ждал нас целый год, как дети ждут елку или поездку к морю.
   - Прошу вас, - сказал  он,  поздоровавшись,  и  указал  рукой  в  сторону
белоснежной двери. Все здесь выглядело белоснежным, а жест ухоженной руки  с
безукоризненным маникюром был  так  изящен,  что  меня  тут  же  потянуло  к
зеркалу: повторить и вообще потренироваться.  Я  обвела  взглядом  холл,  но
зеркала не обнаружила. Дверь перед нами предусмотрительно распахнули,  и  мы
оказались в коридоре. Ковер здесь был поуже, зато чудовищной длины. Все  это
впечатляло, причем не только меня и  Владимира  Петровича,  неискушенного  в
коврах, но и  тетку  Серафиму,  отчего  та  начала  хмуриться,  презрительно
вздернув нос. Зная ее  с  пеленок,  я  поняла:  это  рвется  наружу  желание
поскандалить.  Миновав  приемную,  где  за  компьютером  сидела  секретарша,
кстати, красивая, что всегда  немного  раздражает,  мы  под  ее  пристальным
взглядом вошли  в  кабинет  хозяина.  Взгляд,  которым  она  нас  проводила,
воодушевлял: выглядели мы, судя по сведенным бровям, весьма впечатляюще.
   Кабинет тоже был белоснежным: стены, шторы, мебель и даже ковер  казались
девственно чистыми, как первый снег. Ума не  приложу,  как  люди  умудряются
работать в такой обстановке? Пока мы пытались прийти в  себя  от  невиданной
роскоши, хозяин поднялся нам навстречу из-за своего  неописуемо  прекрасного
стола, сделанного не иначе как из слоновой кости или бивня мамонта. Поднялся
и лучисто улыбнулся, правда, до того парня  в  коридоре  ему  было  все-таки
далеко.
   Илья Сергеевич  оказался  высоким,  полноватым,  с  намечающейся  лысиной
блондином, одетым по случаю жары в легкий  светлый  костюм.  Костюм  не  был
белоснежным, и это радовало: мужчины в белом ассоциируются у меня с  зубными
врачами" что вряд ли способно согреть душу.
   - Добрый день, - поздоровался Илья Сергеевич,  едва  заметно  картавя.  -
Очень рад.
   Он приложился к моей ручке, чем порадовал: приятно иметь дело с галантным
мужчиной. Серафима облобызать  свою  не  дала,  что  было  странно:  чего  ж
жадничать?
   - Знакомься, Илья Сергеевич, - сказал Серафимин  верный  друг,  с  легким
недоумением взирая на тетушку. - Это Серафима Павловна...
   - А мы знакомы, - улыбнулся Тарханов. - Помните,  Серафима  Павловна,  на
презентации...
   - Помню, - сурово кивнула та, а Илья Сергеевич засмеялся.
   - Ловко вы меня тогда отшили.
   - Что ж, теперь не поможете?
   - Помогу, - усмехнулся он. - Я не злопамятный.
   Илья Сергеевич повернулся в мою сторону.
   - Лика, - скромно представилась я.
   - Лика? - спросил Тарханов, жестом  пригласив  нас  присесть.  -  А  как,
простите, полное имя?
   - Давайте приятельствовать, - дружелюбно предложила я, - и полное имя  не
понадобится.
   -  Приятельствовать  с  превеликим  удовольствием,  только  отчего  ж  не
дружить?
   - Это как получится, - сказала я, потому что не  люблю  загадывать.  Свое
имя я тоже не люблю.
   Илья Сергеевич оказался дотошным парнем.
   - Лика - это Анжелика, верно?
   - Верно, - покаялась я.
   - Красивое имя и вам очень идет...
   - Все так говорят.
   - Нет, в самом деле.
   - Давайте отвлечемся от моего имени, -  начала  раздражаться  я.  -  Мама
обожала французские фильмы. Встречаются вещи похуже, хотите расскажу?
   Илья Сергеевич засмеялся.
   - Я просто хотел сказать, что вы очень красивая. Честное слово,  красивее
настоящей.
   - Мама всегда рада кого-нибудь переплюнуть, - кивнула я. - Мы  пришли  по
делу. Правда, я уже забыла по какому, но точно помню, что по делу.
   Ухмыляющийся Владимир Петрович счел нужным подать голос:
   - Илья Сергеевич, не мог  бы  ты  завтра  на  пару  часов  одолжить  свою
прекрасную машину вот этим женщинам? Конечно, вместе с шофером.
   Тарханов был слегка удивлен, смотрел на Владимира  Петровича  так,  точно
ждал, что тот засмеется и скажет: "Шутка", но не дождался и кивнул:
   - Конечно, а можно узнать зачем? Владимир Петрович хихикнул  с  некоторым
ехидством.
   - Да вот, задумали они авантюру. Довольно сомнительную, ежели честно.  Но
чем черт не шутит. Видишь ли,  -  доверительно  понизил  он  голос,  -  Лике
понравился один мужчина, и она хочет произвести впечатление...
   - Моей машиной? - засмеялся  Илья.  -  Это  шутка.  Зачем  такой  женщине
машина? Достаточно просто войти и сказать: а вот и я.
   - Я намерена произвести сокрушительное впечатление, -  разозлилась  я.  -
Ваша машина плюс мои небесные черты...
   - А это стремление никак не связано с неприятностями Серафимы Павловны? -
спросил Тарханов.
   - О моих неприятностях, кажется, знает весь город, - заметила тетушка.
   - Слухами земля полнится, - в тон ей ответил Илья Сергеевич.
   Серафима продолжала взирать на него неодобрительно. Чем Тарханов  ей  так
досадил, было непонятно.  Вполне  симпатичный  мужчина  тридцати  пяти  лет,
конечно, в нем были кое-какие изъяны, например, неуместная дотошность, но  в
целом он производил впечатление положительного человека, твердо стоящего  на
ногах. Меня  всегда  тянуло  к  положительным.  А  Серафиму  почему-то  нет.
Странно, вроде бы росли мы вместе...
   Илья Сергеевич перестал улыбаться и сказал вполне серьезно:
   - Серафима Павловна, я с радостью вам помогу, я имею в виду...
   - Не трудитесь, я сообразительная. Мне нужна машина на пару часов.
   - Так все-таки вам?
   - Я принимаю близко к сердцу дела моей племянницы.
   Ловко. Выходит, я во всем виновата? Мы стали пить кофе и  есть  пирожные.
От пирожных Серафима подобрела, разговор пошел непринужденный, я бы сказала,
дружеский. Так как говорить особо было не о чем, говорили обо  мне:  кто  я,
откуда, чем занимаюсь, в каких спектаклях  занята.  Все  остались  довольны.
Когда обо мне все было сказано, Илья Сергеевич позвонил по телефону и вызвал
шофера, чтобы дать ему необходимые  инструкции  на  завтрашний  день.  Через
несколько минут, постучав, в кабинет и вошел молодой человек. Увидев его, мы
обалдели и некоторое время взирали, и приоткрыв рты. Шофер по имени Саша был
высоким плечистым негром, причем самым что ни на есть настоящим: шоколадным,
курчавым и белозубым. Одет он был в ярко-зеленые штаны и желтую футболку.  Я
представила его в  униформе,  в  фуражке  с  лакированным  козырьком  и  под
ложечкой засосало - ничего лучше и в Голливуде  не  найти.  Изъяснялся  негр
Саша на прекрасном русском и в отличие от хозяина дефектами речи не страдал.
Он ушел, а мы продолжали пребывать в трансе. Видя, что скоро мы не  отойдем,
Илья  Сергеевич  счел  нужным  прояснить  ситуацию.  История   не   блистала
оригинальностью: мать  Саши  встретила  студента  местного  политехнического
института, прибывшего с Африканского континента. Любовь прошла, а  память  о
ней жила уже  двадцать  пять  лет.  Саша  носил  фамилию  Матвеев,  отчество
Антонович, Африку в глаза не  видывал  и  вообще  по  всем  статьям  являлся
русским человеком. Так что глаза таращить и рты  открывать  было  совершенно
необязательно.
   Съев все пирожные,  мы  покинули  белоснежный  офис,  чувствуя,  что  нам
улыбнулось счастье: завтра у нас была не только умопомрачительная  для  всей
братвы машина, но и настоящий негр в придачу. С ума сойти, ей-Богу.
   - Едем к церкви, - сказала я, садясь в Серафимину машину.
   Всю дорогу  Владимир  Петрович  неизвестно  чему  радовался  и  над  нами
подшучивал, хотя в свете большого праздника, то  есть  дня  рождения,  такое
поведение было извинительным. Тут я опомнилась и решила поинтересоваться:
   - Тетка Серафима, а что у тебя было с этим Ильей?
   - Ничего. Встречались пару раз.
   - По-моему, он приличный человек, как считаешь?
   - Никак. Мне нужна его машина. И не приставай с глупостями.
   Суровость тетушки еще больше укрепила  мои  подозрения,  что  дело  здесь
нечисто. Однако размышления пришлось прервать: мы прибыли на место.  Церковь
не могла похвастать древностью, но красотой - вне  всякого  сомнения.  Холм,
покрытый яркой зеленью, несмотря на конец лета.  Огромные  липы.  На  заднем
плане петляла  река  извилистой  лентой,  и  сама  церковь,  сияющая  свежей
побелкой, колокольня с тремя рядами кокошников и широкая лестница. Придумать
лучшего места для романтической встречи просто невозможно.
   - Его машина будет на стоянке? - спросила я.
   - Вряд ли. Обычно он ставит ее у забора.
   - Отлично, значит, мы остановимся вот здесь. - Я вышла  из  машины  и  не
спеша осмотрелась. Тетка Серафима брела за мной, правда, молча.
   - Ну как? - все-таки не выдержал она.
   - Нормально. От разрыва сердца он не умрет, но сознание потеряет.
   - Я ведь серьезно спрашиваю.
   -  Завтра  все  и  увидим.  Машина  Ильи   Сергеевича   в   сочетании   с
негром-шофером может так повлиять на парня, что меня он просто не заметит.
   - Это вряд ли, - хмыкнула Серафима и добавила:
   - Надень красное платье.
   - Белое. Мы не на карнавал собрались.
   - Зато он тебя издалека увидит.
   - Хорошо, ты пойдешь рядом в красном. А я в белом.
   - И сольешься с машиной. Слушай, что говорю, тетка плохого не пожелает...
   Мы немного попрепирались и решили:  пусть  платье  будет  белое,  а  шарф
терракотовый. Во-первых, он мне к лицу, а во-вторых, яркое световое пятно.
   Мы отвезли Владимира Петровича домой,  где  его  ждал  праздник  в  кругу
семьи, а сами занялись сценарием завтрашней встречи.
   Вечером Серафима опять потащила меня в ресторан.
   - А ты не экономишь, - вынуждена была заметить я.
   - Зачем? Ежели ничего у нас не выйдет, так мелочиться глупо, а  если  все
пройдет, как я думаю, то тем более.
   И мы пошли в ресторан.

***

   Серафима разбудила  меня  в  половине  седьмого.  Я  потрясла  головой  и
сказала:
   - Нас освищут.
   - Что за пессимизм?
   - Шесть тридцать утра. Я не могу взирать на жизнь оптимистически в  столь
раннее время.
   - Это будет твоя лучшая роль, вот увидишь.
   - Он не приедет или уснет в машине, или отправится в магазин...
   - Ненавижу, когда ты вредничаешь. Вставай и не занимай надолго ванную,  -
заявила тетка и стянула с меня одеяло.
   Через полчаса я была готова сыграть свою лучшую в жизни роль, а  оптимизм
по-прежнему  плутал  где-то  вдалеке.  Затея  выглядела  невероятно  глупой.
Серафима сурово косилась, и высказываться я не рискнула. Сидела возле окна и
разглядывала двор.
   Вскоре появился Владимир  Петрович,  невеселый  и  малость  помятый.  Как
видно, день рождения oн отметил неплохо и теперь  страдал.  Тетка,  существо
доброе, поднесла ему рюмку коньяку, и он минут  через  пятнадцать  пришел  в
себя.
   В точно назначенное время возле подъезда  возникло  белоснежное  чудо  на
четырех колесах,  которое  тетушка  сразу  же  окрестила  "мечтой  бандита".
Серафима Павловна вдруг охнула, а потом отчетливо застонала.
   - Ты чего? - испугалась я.
   - Мы про негритенка забыли.
   - Про кого? - Теперь я растерялась.
   - Про негритенка, ну... Сашу этого...
   - Ему двадцать пять лет, и называть его негритенком несколько странно.  А
потом, что значит забыли, если он приехал?
   - В зеленых штанах  и  желтой  футболке?  Точно  канарейка.  Он  нам  все
испортит. Посмотри в шкафу, там должен быть мужнин костюм.
   К слову сказать, мужей у Серафимы было  три:  первый  оставил  на  память
гараж, второй - машину, а третий, по бедности, - носильные  вещи.  Вообще-то
он собирался их забрать, но проникнуть в квартиру, не встретившись с  бывшей
супругой,  не  имел  возможности  и  второй  год  оттягивал  счастливый  миг
свидания.
   Я устремилась к шкафу, но тут в дверь постучали и в прихожей  появился  .
Саша.  Никаких  зеленых  штанов  в  помине  не  было,  выглядел  он   просто
сокрушительно, под стать "мечте бандита", а улыбался так, что глаза слепило.
Я за всех нас порадовалась, затем  подошла  к  зеркалу,  взглянула  на  свое
отражение и глубоко вздохнула.
   - "Ромео, как мне жаль,  что  ты  Ромео..."  -  дурацким  голосом  начала
тетушка.
   - Нет, уж скорее леди Макбет...
   -  Правильно,  -  с  готовностью  согласилась   Серафима.   -   Некоторая
стервозность никогда не помешает.
   По дороге Саше были даны необходимые инструкции с учетом нашего сценария,
он выслушал их очень внимательно и кивнул. Стало ясно,  что  он  проникся  и
сделает все возможное. А я начала нервничать, как перед  выходом  на  сцену.
Свернули к церкви.
   - Он здесь, - неожиданно серьезно сказал Владимир Петрович, как видно,  и
его зацепило.
   Я увидела вишневую "восьмерку" возле ограды и силуэт мужчины на  переднем
сиденье.
   - Надеюсь, он не спит, - сказала я сердито и торопливо перекрестилась.
   Дальше было вот что: "мечта бандита", громко заскрипев тормозами,  встала
метрах в десяти от "восьмерки", Саша выскочил  из  машины  и  распахнул  мою
дверь, при этом поклонился и вроде бы даже каблуками щелкнул.  Я,  как  было
задумано, возникла и направилась к церкви, не обращая внимания на остальных.
Остальные, то есть тетка Серафима и Владимир Петрович, малость  замешкались,
потому что перед ними дверь никто не распахивал и  каблуками  не  щелкал,  и
теперь меня догоняли. Несколько суетливо.  Я  сосредоточилась  на  лестнице:
подъем должен  выглядеть  величественно,  второго  дубля  не  будет.  Тут  я
вспомнила парня в приемной Ильи Сергеевича и поправила шарф. Носовой платок,
зажатый в руке, упал на ступеньки. Остановиться - значит сбиться с ритма,  я
пошла дальше, боковым зрением  усмотрев,  как  Владимир  Петрович  торопливо
нагнулся. Обогнав меня на последней ступени, он распахнул дверь, и мы  вошли
в церковь. Народу для воскресной службы было немного. Мы встали в сторонке и
замерли.
   - Он видел, - зашипела Серафима с избытком энтузиазма. -  Глаза  чуть  не
выскочили...
   - Его доконала "мечта бандита", - съязвила я.
   - А вот и нет.
   - Жена Циркача, - шепнул Владимир Петрович.  -  Вон  там,  слева,  ставит
свечи.
   Я с любопытством посмотрела на женщину, стоящую перед иконой  Богородицы.
Высокая брюнетка с приятным, но строгим лицом.  Одета  просто.  Если  бы  не
Владимир Петрович, я вряд ли обратила бы на нее внимание. Неожиданно женщина
повернулась еще раз, увидела меня и стала разглядывать. Не могу  похвастать,
что к этому можно привыкнуть. Какое-то время  мы  смотрели  друг  на  друга,
потом она отвернулась.
   -  Каким  взглядом  одарила,  -  зашипела  тетушка.  -  Правду   говорят:
сердце-вещун.
   - Тетка, не могла б ты помолчать? В церкви разговаривать неприлично.
   Серафима вроде бы обиделась,  но  замолчала.  Владимир  Петрович  томился
бессловесно. Где-то через полчаса жена Циркача направилась к выходу,  верный
друг слабо дернулся.
   - Стоп, - сказала я.  -  Не  сразу.  Выждав  минут  десять,  мы  покинули
церковь. Циркач стоял возле открытого капота своей "восьмерки" и рылся в  ее
недрах. Мы прошли совсем рядом, он чуть  приподнял  голову  и  проводил  нас
взглядом, понаблюдал, как мы покидаем  стоянку,  после  чего  вытер  руки  и
закрыл капот. Надо полагать, машину он уже починил. Мы свернули  за  угол  и
дружно закричали и захлопали в ладоши, причем Владимир Петрович громче всех.
Чему и радовался негр Саша, вообще понять не - возможно.
   Тетка Серафима два квартала заходилась в радостном визге:
   - Слопал наживочку, что б мне про - и пасть.
   - Это было классно, - влез Владимир Петрович и  пожал  мне  руку.  -  Мои
поздравления.
   - Точно. Китайская стена рухнет, а тут  мужик...  Я  уж  и  сама  малость
потерялась, а когда ты  по  ступенькам  пошла,  и  вовсе  очумела.  Едва  не
брякнула: ваше высочество, платочек  изволили  уронить...  Он  нарочно  тебя
ждал, - усмехнулась Серафима, - хотел еще раз увидеть.
   - А вы правда актриса? - спросил Саша.
   - Правда. Только в кино не снимаюсь. Я в театре играю.
   - А Циркач про вас спрашивал.
   - Что? - в три голоса спросили мы.
   - Спросил, кто такая.
   - Вот так подошел и спросил? - нахмурилась Серафима.
   - Конечно. Я ж его давно знаю,  в  "качалку"  вместе  ходили.  Подошел  и
говорит: привет, Саня. Хозяина сменил? А я ему:  нет.  Илья  перед  знакомой
выслуживается, виды имеет, а к ней племянница приехала, актриса. Вот он меня
к ним и определил... Все, как вы велели.
   - Молодец, - похвалила тетушка. - Еще что-нибудь говорил?
   - Конечно, мы ж минут двадцать стояли. Он спросил: а мент чего с ними?  Я
говорю: не знаю, по разговорам,  так  они  вроде  давно  знакомы.  А  Циркач
спросил, как вас зовут. Я говорю: Лика - и добавил: правда, красавица? А он:
да уж, ничего не скажешь...
   Я слушала Сашу и хмурилась, Серафима буйно  радовалась,  а  меня  терзали
смутные сомнения.
   Около двенадцати мы расстались, но не с моими  сомнениями,  а  с  мужской
половиной команды - Я продолжала терзаться.  После  обеда  меня  потянуло  в
Италию.
   - Тетка Серафима, - сказала с легкой тоской. - А что с нашим отпуском?
   - А чего с ним такого особенного? Отдыхаем.
   - А как же Италия?
   - Временно накрылась. Но, если мы здесь быстренько разберемся, имеем шанс
передохнуть в Венеции.
   Такая наглость меня разозлила.
   - Не представляю, как мы можем разобраться "быстренько". Пока  мы  ни  на
шаг не продвинулись.
   - Как это? - возмутилась тетушка. - Да у него глаза на лоб вылезли.
   - Подумаешь, глаза... И вообще,  по-моему,  мы  переборщили.  Он  простой
парень, а мы со своим реквизитом его скорее всего напугали. Он не пойдет  на
контакт.
   - Ты эту публику не знаешь, -  усмехнулась  Серафима.  -  Для  них  самое
лучшее не достаточно хорошо, можешь мне поверить.
   - Нет, - покачала я головой. - И потом, эта женщина... - Что за  женщина?
- насторожилась Серафима. - Его жена...
   - Вот только этого не надо, - начала свирепеть тетушка. -  Давай  мыслить
шире. Всю эту кашу заварили они, а не я.
   - Не усматриваю логики. Циркач кашу не заваривал, а его жена тем более.
   Бандит он или нет, а лезть в его жизнь порядочное свинство.
   - Знаешь,  что  настоящее  свинство?  Волновать  свою  измученную  тетку.
Хочешь, чтобы я на старости лет без копейки осталась, по вокзалам мыкалась?!
- Она вроде бы собралась реветь, я испугалась и стала мыслить шире.
   - Я ведь не отказыва