два раза в год  - месяц  после сева, весной, и
месяц после уборки,  осенью. Помимо разведки, второго батальона и  саперов в
них  обязательно  принимали  участие  подразделения афганского  КГБ  и  МВД,
соответственно ХАД и царандой. И всегда,  без исключений, с ними действовала
наиболее  сильная,   по-настоящему  боеспособная  группа   "соколиков   Бори
Карамелькина" ("подпольная"  кличка  Бабрака Кармаля)  - офицерский батальон
местного  ГБ, бойцы  которого, человек пятьдесят  в звании от лейтенантов до
майоров,  в свое  время  прошли  подготовку в  высших военных  заведениях  и
спецшколах СССР.
     Призывали "добровольцев" следующим образом: утром из расположения части
выходила   мощная   бронегруппа.  Она  блокировала   какой-либо  близлежащий
кишлачок,  туда  входила пехота, и представители местных  спецслужб,  согнав
всех жителей на площадку перед мечетью, уводили под  конвоем лиц, подлежащих
мобилизации. А таких находилось немало. Вечером подразделения возвращались в
полк,  а  утром  все повторялось заново,  но уже в более дальнем  населенном
пункте.
     По законам ДРА в армии служили два  срока.  Первый раз три  года. Потом
солдатам  давали  двухгодичный  отпуск  и, если  запасник  за это  время  не
обзаводился семьей и не "рожал"  определенное  количество детей,  по слухам,
двоих,   то   его   забирали   еще  раз,  но   уже  на   четыре   года.  Где
демобилизовавшемуся солдату взять денег на покупку хотя бы одной жены  и чем
эту  жену  с  двумя  детишками  прокормить,  никого,  кажется,  особенно  не
интересовало. Не захочешь служить второй срок - найдешь!
     Всех захваченных  в ходе прочесываний новобранцев собирали в "призывной
пункт" - считай, концлагерь. Чтоб  не было  никаких  инцидентов, его разбили
прямо  на территории полка сарбозов.  Там в течение двух месяцев новобранцам
усиленно  промывали  мозги: шесь-восемь часов в день  политзанятия  на тему:
"Великие  завоевания  освободительной  Апрельской  Революции".  Потом  более
кратко объясняли, как обращаться с оружием и выполнять команды, а также, уже
чуть подробней, что за невыполнение этих команд с ними могут сделать.  После
этого  брили  (всегда  наголо, не считаясь с  тем, что  в  многонациональной
стране  по  религиозным  установлениям  многим запрещалось  оголять голову),
мыли,   выводили  насекомых,  вручали  форму,  автоматы  и  распределяли  по
подразделениям.  Через полгода  две  трети  призывников сбегали,  зачастую с
выданными АКМами, или "попадали в плен", тоже почему-то вместе с  автоматом.
Но к  этому времени  мы совместно  с ХАД и царандоем успевали провести новую
акцию, и  штаты  двадцатого  полка  Народной Армии  были практически  всегда
полностью укомплектованы.
     Дезертиры  чаще всего уходили  к моджахедам. Потом бежали домой,  потом
иногда возвращались в свою часть и вновь бросались в бега. Известны  случаи,
когда один и тот же воин семь-восемь раз менял воюющие стороны и ничего  - и
у  тех и  у других это  сходило ему  с  рук.  Недаром  сарбозы во  время боя
стреляли, как правило, метров на триста выше целей и обычно после первых  же
признаков серьезной  схватки  поднимались  в  полный рост  и,  не  торопясь,
уходили, чуть ли не наступая на наши головы. И  что любопытно: когда  они не
спеша вставали и поворачивались к духам спиной, то те  тоже по ним почему-то
"не попадали".
     Поэтому рассчитывать мы могли только на "Борькиных соколиков". Уж им-то
точно терять было  нечего. Смертники! В  плен "соколиков" не брали. Зато они
под прикрытием шурави всегда успешно набирали рекрутов.
     Для  пехоты  такие  операции -  сущее блаженство. Всегда  на  машинах и
практически никаких обстрелов. Переходы не  более одного километра, да  и то
по  равнине.  Кишлачки подбирались в относительно  мирных районах. (А вот из
"немирного"  Гузык_Дары  или  Карамугуля  мы  ни  одного человека  так и  не
призвали).  Вдоволь было во  время  этих  походов  свежих  овощей,  фруктов,
"беспризорной" живности, всевозможных "бакшишей", а также обилие "плана" для
желающих. А самое главное  - месяц вольной жизни вдали от нарядов, караулов,
хозяйственных работ и  уставной нервотрепки. Утром  уехали, ночью приехали -
оружие  под  койку  (молодые  бессменного  наряда  по  роте  перед  подъемом
почистят), искупались в Кокче, поели и  спать.  Утром опять на машины; прямо
отпуск при части!
     Схема набора "добровольцев" действовала безотказно до  весны 1984 года,
а потом  начала давать  сбои.  За  пять лет  призывной  работы  объединенной
коалиции двух народных армий местное население наконец-то пришло к глубокому
умозаключению:  если  во  время облав  уйти  куда-нибудь подальше,  то можно
избежать не только второго, но  и первого призыва. Всего-то  и дел: погулять
месяц весной да месяц осенью.
     И  вот за май 1984 года мы  собрали человек  десять  каких-то  доходяг.
После  трех  недель безуспешной беготни  нас  построили  на развод, вышедший
перед  строем  начпо  срывавшимся голоском произнес  сакраментальную  фразу:
"План  не  выполнен..."  Действительно  -  какой ужас! Крах социалистической
системы тотального планирования... Подрасстрельная статья!
     Отцы-командиры  приняли соломоново  решение:  попаслись на приусадебном
участке и хватит! Пора и на дальние пастбища...
     Пошли на дальние.  За неполную  неделю нахватали "добровольцев" еще  на
один двадцатый  полк. Но  там все было уже  не  так гладко,  как  в  ближних
кишлаках.   Все-таки   вотчина  самого   Вадута.  И  именно  там  одному  из
подразделений нашей  части  пришлось схлестнуться с  полумифическими,  ранее
никем в живую не виданными настоящими наемниками.
     О том,  что в провинции Бадахшан есть профессиональные "солдаты удачи",
да еще европейцы, нам рассказывали задолго до этого  случая. Даже называлась
предположительная  численность:  группа  "доктора Шульца" -  сборная команда
человек в  семь,  как  говорили  офицеры,  "вольные художники".  Потом взвод
французских  "коммандос", якобы бывших  "легионеров", охранявших французский
госпиталь  Красного Креста с Полумесяцем и  лично "папика" Вадута. Поскольку
этот госпиталь находился под его  покровительством, товарищ Вадут вполне мог
позволить себе подобную роскошь.
     Слухи об  этом госпитале  подтвердились в конце 1985 года, когда группа
имеющих   статус    дипломатической   неприкосновенности   врачей-европейцев
неожиданно  нагрянула  к  нам  в полк и устроила  дикий  скандал  по  поводу
применения  советским  контингентом запрещенных  международными  конвенциями
варварских видов оружия, в частности игольчатой шрапнели и бомб аэрозольного
наполнения (мы их называли "вакуумными").
     Работу наемников и иностранных военных специалистов мы видели и раньше.
Великолепные укрепрайоны  и  мастерски выполненные огневые точки возводились
под  их  непосредственным руководством. Иногда моджахеды проводили  до  того
удачные огневые  налеты по нашим позициям, что мы их тут же приписывали тоже
наемникам. Бахаракский погром, по крайней мере, отнесли на  их счет. Правда,
многим было непонятно, с чего бы вдруг профи стали использовать устаревшие и
не  очень-то подходящие для подобных операций  "буры"?  И  вот только тогда,
летом  восемьдесят  четвертого, мы в первый и  последний раз  встретились  с
наемниками  лицом к  лицу. К  несчастью,  познакомилось с "рэйнджерами" наше
тыловое  подразделение:  третья   рота  первого  мотострелкового  батальона,
занимавшаяся  охраной  аэродрома.  Ранее  она  принимала  участие  в  боевой
операции  только  один  раз,  в  начале мая  восемьдесят четвертого года,  и
потеряла там одного солдата.
     Проводился  подготовительный "прогон"  к  намечавшемуся  через  полтора
месяца рейду в урочище Аргу. На одном из привалов во время ночного  перехода
молодой солдатик,  видимо, крепко уснул,  а когда  проснулся - подразделение
уже  ушло. На  следующий  день нас  бросили на скоростное  прочесывание,  но
солдата  мы так и не нашли  - пропал без  вести. Командира  третьей  роты на
разводе после операции полкач чуть-чуть прилюдно не изнасиловал. И вот новый
выход...




x x x




     На  второй  день  массовых   мероприятий  призывной   комиссии   третья
мотострелковая шла по правому краю долины Аргу. Часам  к двенадцати поступил
приказ  перекрыть такой-то кишлак и ждать подхода  группы, которая  займется
его  шмоном. (Все же  у командования  хватило  ума не  кидать  тыловиков  на
непосредственное прочесывание). Они лишь  поднялись на  небольшой  вытянутый
холмик, легли за гребень, но не стали окапываться. По словам бойцов скат был
не  хуже  любого бруствера. Метрах в пятидесяти, через овраг, практически на
одной линии с их позициями, находилось маленькое ухоженное  селеньице. Можно
было   и   спокойно  позагорать   на  этом   бруствере,  пока  не   подойдет
натренированная на шмонах группа.
     Не  успела  "кишлачная  команда"  и  на  горизонте  появиться,  как  из
населенного  пункта  выехал  верхом  небольшой  отряд: благообразный  старик
(предположительно,  сам   хозяин)   и  четыре  мужичка,  все  в  халатах,  в
традиционных  головных  уборах и  без  оружия.  Пока  офицеры  связывались с
командованием и решали  вопрос, что делать с явно мирными, но, судя по виду,
"богатенькими"  мужиками, те  перешли овражек  и спокойно  поехали, как  раз
перпендикулярно тому самому скату, что "не хуже любого бруствера", в сторону
от  развалившейся  на   солнышке  роты.  Командиры  решили  все  же  мужиков
повернуть:  как это так, их не обшмонали, а они уже уезжают! Не долго думая,
взяли да и врезали перед ними пулеметную очередь. И что тут началось!..
     Дедушка  даже головой не повел...  Складывалось впечатление, что он всю
жизнь ездит этой  дорогой и все шестьдесят  лет его  по  десять  раз  на дню
пытаются остановить из  ПК. Как  ехал шагом, так и продолжал ехать. Даже  не
шелохнулся.  А  вот  его  спутники,  напротив,  продемонстрировали  завидную
сноровку...
     Еще не успели  по пыльной  дороге подняться  последние султанчики,  как
мужики  буквально  слетели с коней,  с них  тут  же сама  собой спала одежда
байских сынков, и перед раскрывшими рты шурави предстали  четверо молодцов в
увешанных  всякими интересными штучками бронежилетах и затянутых с головы до
ног  в  серо-бело-защитно-песочные  горные камуфляжи.  На  спинах у них были
закреплены небольшие  автоматы.  И  через доли секунды на  импровизированный
бруствер обрушился настоящий огненный шквал.
     По  свидетельству  моего  земляка,  младшего  сержанта  Труфанова,  все
произошло  настолько  быстро,  что  никто  не  успел  даже  снять  оружие  с
предохранителей. Рота, в прямом смысле  слова,  была сметена  за  склон и на
первую секунду боя уже имела четверых раненых. Пока солдаты пришли в себя и,
понукаемые  офицерами, вновь  высунулись  из-за  склона, диспозиция серьезно
изменилась.
     Один из телохранителей  уводил  под уздцы лошадь  с восседавшей  на ней
статуей старика в  близлежащую  лощину.  Трое  других успели за эти  секунды
покрыть  почти  половину  расстояния,  а это  метров  семьдесят,  и  теперь,
перекатываясь через левое  плечо, и, выполняя доселе  невиданные  трюки,  на
головоломной скорости, зигзагами, неслись прямо на  позицию роты. Но это еще
не  все: охране аэродрома был  продемонстрирован "высший пилотаж"  воинского
искусства - прицельный огонь на полном ходу.
     Телохранители  были   вооружены  относительно   маленькими  автоматами,
значительно уступавшими по мощности,  дальнобойности и по другим  параметрам
всем  без исключения  образцам стоявшим тогда на вооружении нашей армии. Как
потом  выяснилось,  их  "машинки"  были рассчитаны  под  девятимиллиметровый
пистолетный патрон. Но именно в той ситуации у этих "игрушек" был  один плюс
- скорострельность, как  у авиационной пушки. Решающий плюс... Ну и, конечно
же, мастерство, с каким телохранители с ними управлялись.
     Не   успели  солдаты  поверить  всему  увиденному,  как  по   брустверу
прокатился  новый свинцовый  ураган,  и  еще  двое отлетело  вниз:  один,  с
забитыми  пылью глазами, от страха, и второй, командир взвода,  схлопотавший
разрывную пулю в центр бронежилета. Она  посекла ему осколками лицо  и руки,
опалила шею и, нокаутировав, отшвырнула на несколько метров  назад. Впрочем,
и все остальные "задетые" имели довольно легкие, аналогичные ранения. До сих
пор  третья МСР знала только  один вид боевых действий: неприцельную очередь
или одиночные выстрелы с дистанции в один километр по охраняемой территории.
Столкнувшись   же  со  столь  необычной  тактикой,  рота  в  полном  составе
побежала...  За все время  боя солдаты  и офицеры  сделали  всего  несколько
безрезультатных очередей.
     Наемники на позиции не появились и в спину рванувшим  от них  шурави не
стреляли. По-видимому, они определили,  что  для их объекта опасности больше
не существует, и отказались от заманчивой возможности  безнаказанно перебить
деморализованное подразделение.
     Когда усиленная  шестой мотострелковой  (а  она  и должна была заняться
кишлачком) группа бойцов вернулась за брошенными вещами, то верхового отряда
уже и след простыл.  Правда, были  трофеи:  солдаты  нашли  на месте схватки
россыпь  отработанных  гильз  да один  утерянный  при атаке  узкий  загнутый
магазин  от автомата  импортного  производства. В  этом рожке еще оставалось
патронов пять, и их разобрали на сувениры солдаты нашего батальона.
     Я  и  сейчас  хорошо  помню   эти  патроны:  двух  сантиметров  длиной,
аккуратненькие,  блестящие; латунная гильза  и никелированная  тупая головка
пули. На  торце, по кругу, маркировка 9мм PARA, а с противоположной  стороны
какие-то  циферки. Мы  попробовали было зарядить  ими ПМ, но  пострелять  не
довелось - в нашем великом государстве даже девять миллиметров толще, чем во
всем остальном мире (по международным стандартам калибр ПМ соответствует 9,2
мм).
     После возвращения в полк была проведена  очередная публичная экзекуция.
Если бы Сидоров  мог,  он  прямо  на разводе  задушил  бы командира  третьей
мотострелковой. Но  честь  советского  офицера  не  позволила  ему  пасть до
душегубства,  и он ограничился лишь  тем, что долго и со всеми подробностями
рассказывал, как трое вооруженных какими-то пукалками "рэйнджопера-засранца"
обратили в бегство целую,  чуть ли не штурмовую, роту. Будь командир третьей
мотострелковой на  построении с  личным оружием, я уверен, он застрелился бы
на месте...
     После  порки Сидоров  объявил  о  предстоящем  выходе  "примерно в  том
направлении, но чуточку в другую сторону",  и  клятвенно пообещал  найти тех
"говнюков"  и  "порвать  им в клочья  сраки".  Еще  он заверил,  что за труп
наемника, помимо правительственной награды,  будет выделен  отпуск на родину
(поистине - чудо из чудес! За всю службу я был знаком только с одним парнем,
побывавшем   в   неслужебном  отпуске  -  мать  умерла).  Но,  конечно   же,
"рэйнджоперов" не нашли и задницы им не надрали. Зато во время  рейда в Аргу
на ночевке  разгорелся  бурный  диспут на тему: "Попадись они не  третьей, а
любой другой..." Спорили  долго  и яростно.  И,  в конечном счете, пришли  к
соглашению.  Скорее всего "рэйнджоперов"  бы  замочили...  Старший лейтенант
Пухов в обсуждении не  участвовал. Но  слушал  и под занавес, подводя  итог,
буркнул:
     - Да уж: уделать-то уделали бы... Только чего бы это роте стоило.




ВАСЕК



     Одной  из самых колоритных фигур в  третьем мотострелковом  взводе был,
конечно же, Вася Либоза.
     Родился в Белоруссии, в каком-то  заброшенном хуторке под Витебском.  И
жил там до самого призыва в доблестные ряды Советской Армии в мае 1983 года.
Полгода Вася провел в Ашхабадской учебке и только поздней осенью попал к нам
в полк в звании младшего сержанта.
     Но уже через несколько дней он стал абсолютным лидером в "выхватывании"
по морде, оставив далеко позади себя и Генулю Чернобая и Сержика Квасова. И,
самое интересное,  что,  в  отличие от легендарных ротных оболтусов,  Васька
чмырем не был.  Чистенький, в меру аккуратный и старательный (даже слишком),
иногда  (очень  редко)  расторопный,  он  имел  удивительную,  феноменальную
способность все и всегда делать невпопад.
     В  характере  Васьки  слились  воедино две, казалось  бы,  несоединимые
черты:  редкая хитрость и еще более редкая  "простота". Он хитрил по всякому
поводу и без повода, но по простоте своей душевной ничего не мог  скрыть и в
результате через  день заступал  в  наряды,  получая  бесчисленные тумаки  и
затрещины.
     Насколько  я его  помню,  по-настоящему Ваську никогда  не били, в  его
увертках  и  оправданиях  было  столько   детской  наивности  и  деревенской
простоты, что его грешки чаще вызывали смех, чем раздражение.
     Васька вполне мог,  заступая  в наряд,  перед самым  разводом  потерять
эмблемку, а на вопрос: "Где ты ее  посеял?" - совершенно серьезно  ответить:
"Та вот, только что упала!" - и в  подтверждение своих слов кидался на пол и
упорно, до  потери сознания, начинал  искать якобы оброненную эмблемку, хотя
сам прекрасно знал, что ее там отродясь не  было. Или, еще лучше, - уснул он
как-то  в  карауле.  Разводящий  подошел  к  нему  вместе  со  всей  сменой.
Караульные  посмеялись  над  похрапывающим сержантиком и попытались  у  него
из-под руки тихонько вытащить  автомат. Но не получилось - Васька проснулся.
Разводящий спрашивает, что ж ты, мать-перемать, сука такая, спишь на посту?!
Васек и здесь не растерялся: не успев  и глаз протереть, резонно ответил: "А
я не сплю! Я задумался..."
     И таких номеров  Либоза  выдавал по  два-три на  день.  Разумеется,  на
сержантскую  должность командира  второго отделения третьего взвода, которая
ему полагалась по  штату, никто Ваську не ставил да, кажется, и не собирался
ставить. Взвод вполне обходился двумя сержантами - "замком" Дмитрием Куделей
и поднявшимся из  рядовых Колей Олексюком. Правда, хотели  было назначить на
вакантное место Шурика Хрипко,  но тот в самый ответственный момент угодил в
свой,  пожалуй,  сотый  "залет", и опять-таки  из-за  Васьки.  Только  начал
"воспитывать" его за  какую-то  очередную  провинность,  как в палатку вошел
командир первого взвода, принципиальный и бескомпромиссный старший лейтенант
Козаков. Пришлось Шурику отсидеть несколько суток на гауптвахте. Сержантское
звание в результате он получил только через полгода.
     Командованию  роты деваться  было  некуда,  и,  в  конце концов  Ваську
назначили командиром отделения. А тут и первая  операция. И первая не только
для  него, но  и  для  нового  взводного  -  Сереги  Звонарева. Морпех решил
обкатать молодых на приусадебном участке.




x x x


     Перед выходом нам объявили, что идем в район кишлака Кури. А Кури - это
затрапезное селеньице, находившееся через реку, метрах в трехстах  от полка.
В  общем,   все,   как  и  задумал   Морпех:  тактические  занятия,  реально
приближенные к боевой обстановке, - обкатка для молодых.
     В нескольких километрах за селением мы вылезли на  какой-то обледенелый
гребень. Внизу  виднелось узкое ущельеце, на дне его,  метрах в тридцати под
нами то, что у духов называется дорогой.
     Просидели мы там часа три, уже начало светать, и тут  слышим отдаленный
гул.  Сразу определили  - идет  маленький  караванчик.  Связались  с ротным.
Остановить, посмотреть. Что не так  - "мочить". Серега волнуется, первый раз
как-никак. Спрашивает:
     - Что в таких случаях делаете?
     Отвечаем:
     - Короткую очередь из пулемета перед колонной и осветительную ракету, в
склон  над головами... Хорошо  известно,  что  с воем  врезающаяся  в  камни
сорокамиллиметровка действует на нервы похлеще ПК.
     По притихшей цепочке передали приказ: "Приготовить гранаты. Без команды
не стрелять!" Взвод деловито закопошился и замер. Ждем...
     Наконец появились первые  неясные тени. Идут тихо. Видно,  что в цепи у
них  несколько  н