ил Юзек, подходя сбоку к окну.
 - Пан Османский, откройте! - послышался раскатистый бас.
 - Открой, Юзек! - тихо сказал отец. - Кто-то из поляков. Но кто? Закрой
занавеску!
 Если  занавеска  ближайшего к входной  двери  окна  была затянута,  это
значило, что в доме чужие, "семафор" закрыт.
 В горенку ввалился  высоченный, ростом  с  Димку Попова,  рыжий поляк в
потемневшей от дождя  полной  форме офицера Войска Польского цвета хаки и со
звездочками поручника  на  полевой  конфедератке  и  погонах. Над матерчатым
козырьком  распростер  крылья  выкованный  из  черненого  серебра одноглавый
польский орел с короной.
 Отец и  сын Османские смотрели во все глаза: этой формы они не видели в
Польше уже  целых пять лет, с  конца кровавого сентября тридцать девятого. И
гордый  орел тогда же улетел куда-то со своей короной, уступив место черному
германскому  имперскому  орлу  с грозной свастикой  в когтях. Правда, все  в
округе  вот  уже года  два-три поговаривали, что  где-то  в  лесах  в  пущах
Польского  генерал-губернаторства  свил  себе  гнездо  этот  орел,  так и не
захотевший расстаться с короной, и что появилась в тех лесах  и пущах рать в
старой  форме  Польши  "маршалека"   Пилсудского,  президента  Мосцицкого  и
Смиглы-Рыдза,  но  что  борется эта рать  по воле  ясновельможных  панов  не
столько с полчищами иноземного черного орла со свастикой в когтях, сколько с
партизанами-людовцами, воевавшими не за панов, а за люд польский.
 Расставив   ноги,   держа   руки   на   блестящем   от   дождя   мокром
тридцатидвухзарядном  автомате  "шмайссере",  висевшем  у   него  на  груди,
вошедший сказал рокочущим басом:
 - Вот что, хлопы. Армия Крайова все  знает.  Даже то, что вам известно,
где  в  Бялоблотском  лесу  скрывается  у  русских  парашютистов  английский
радист-разведчик.  Нам необходимо связаться с ним. У нас имеется к нему дело
огромной важности, к нему  и к Англии.  Наши  представители -  офицеры  АК -
будут ждать его с завтрашнего дня  каждый  вечер в девять часов  на развилке
дорог в сосняке за Бялоблотами, у замшелого валуна. Пусть приходит один, без
русских, гарантируем ему  полную безопасность.  Мы проследим за тем,  как вы
выполните  этот приказ. Армия Крайова  все знает,  все  помнит  и ничего  не
прощает!
 Сказав это, рыжий поручник  вышел, едва не расшибив лоб  о  притолоку и
хлопнув  дверью так, что она чуть не слетела с петель. Отец и  сын Османские
молча  смотрели на грязные мокрые следы огромных сапожищ на половицах  около
порога.
 В ту же ночь к  Османским заглянул Констант Домбровский. Он возвращался
с хозяйственной операции: группа запаслась продуктами в отдаленном фольварке
какого-то гроссбауэра.
 Домбровский  смело постучал в окно  - все "семафоры"  были  открыты,  а
метла  у  ворот, поставленная  черенком вниз,  означала, что  разведчики  не
должны проходить  мимо,  так как  у  Османских  имеются для  них  неотложные
сведения.
 Через час Констант вернулся в  землянку и  разбудил Евгения. Командир и
заместитель командира группы всегда стремились ходить на задания поочередно,
чтобы один из них оставался  в землянке.  В  случае гибели  обоих командиров
группа "Феликс" вряд ли смогла бы успешно продолжать свою работу.
 - Итак, - сказал Констант, - тигры в клетке. Теперь  твоя очередь войти
в клетку. Сам напросился. Да, тигры ждут тебя, Евгений.
 Сейчас, ночью, в этом холодном  темном погребе,  похожем  и  вправду на
братскую могилу,  перспектива встречи с глазу  на  глаз с тиграми показалась
Евгению  не  столь  уж  заманчивой.  Но  он  сам  напросился  на  это  дело.
Отступление невозможно. Главное, не подвести товарищей, не сорвать задание.
 - Что тебе нужно для подготовки? - спросил Констант Домбровский.
 - Прежде всего, - тихо сказал, закуривая, Евгений, - хотя у нас остался
в  запасе всего один комплект радиопитания, я должен несколько  дней слушать
Би-Би-Си.  Слушать,  восстанавливать акцент,  интонацию,  вспоминать  старые
идиомы и запоминать новые, военного времени. И главное, все это время думать
по-английски. Ну и, разумеется,  я должен  в  считанные дни узнать как можно
больше о сегодняшней Англии.
 И  вот,  лежа на  холодных нарах  землянки,  Евгений то и  дело включал
коротковолновый "Север"  и  настраивался  на  Лондон, выключая радиоприемник
только  для того,  чтобы  остыли  лампы.  Обычно  он  был  задумчив,  слушал
сосредоточенно, но нередко и улыбался, даже посмеивался.
 -  Лучше  всего  усваиваешь  разговорную  речь,  слушая  не  диктора, а
артистов варьете.  Вот послушай!  "Желать смены правительства  все равно что
искать  сладкий лимон!" Или  вот:  "Самый хитрый  немец -  Франц фон  Папен:
будучи  странствующим послом фюрера,  он получил тем  самым право не  жить в
Германии!" Или вот  еще: "Как  идут ваши дела?" -  спросил наш корреспондент
президента Ассоциации директоров похоронных бюро США. "Все было бы о'кэй,  -
ответил тот, - если бы не эти проклятые новые сульфонамидные лекарства!"
 Констант лишь  вздохнул,  с  беспокойством  поглядывая на  друга. А тот
почти  не спал  уже  три ночи. Когда  тушили  "летучую  мышь",  он  лежал  в
абсолютном подземном мраке с открытыми  глазами и  всю  ночь  вспоминал годы
детства,  проведенные  в  Америке и Англии,  вновь  и вновь  на  разные лады
представлял  себе скорую встречу с "тиграми". "Never say die" -  твердил  он
про себя английскую поговорку, по-русски означающую просто "не унывай!".
 А в "братской могиле" шла своя жизнь.  В предпоследний день ускоренного
курса "англоведения"  Евгения  Констант  собрал общее партийно-комсомольское
собрание.  Разумеется, закрытое  для  всего  легального  населения "третьего
рейха". На повестке дня: персональное  дело  Пупка.  Сначала Констант  хотел
было  судить  Пупка  товарищеским  судом, но  Петрович, Димка  Попов,  Олег,
Верочка и остальные разведчики отговорили его от этой чересчур суровой меры.
 Пупок  -  рядовой  разведчик,  чье  настоящее  имя,  равно  как  и  его
разведывательный псевдоним, давно забыты в группе. Он типичный представитель
того  добровольного подкрепления, которое получали в тылу врага  на  занятой
врагом  советской  земле  наши  зафронтовые  разведчики,  подготовленные  на
Большой земле. Подкрепления из тертых  окруженцев, бежавших военнопленных  и
партизан-разведчиков. В партизанской разведке  этот  отважный и опытный воин
был  на  своем месте, но имперская  провинция Вартеланд  не  Смоленщина,  не
Белоруссия. Там была, хоть и оккупированная, своя земля, свой народ. А здесь
все чужое.  Здесь  Пупок с одним  своим единственным родным языком  и глух и
нем. На  него можно по-прежнему  положиться в любом бою, но в том-то и беда,
что здесь, на германской земле, разведчикам надо всячески избегать открытого
боя,  надо воевать  не партизанским  оружием,  а умом да умением. Без знания
языка тут только на посту стоять да продукты добывать. Потому-то и чувствует
себя здесь Пупок не в своей тарелке.
 Откуда такое прозвище -  Пупок? Прозвищем этим обязан он одной забавной
довоенной  песенке из своего необъятного и неистощимого  репертуара остряка,
затейника и балагура. Песенка,  которую он давно, уж  с  сорок второго года,
когда навсегда  прилипло  к нему это  смешное и немного обидное прозвище, не
исполняет. Из этой песенки Евгений Кульчицкий только и помнил две строчки:
 На зеленом поле стадиона
 Футболисты общества "Пупок"..,
 -  Товарищи! -  строгим тоном  начал командир. - Пора  наконец обсудить
недостойное поведение Пупка, позорящее высокое звание советского разведчика.
В  дни,  когда  все  мы  голодали,  он  неизвестно  куда дел  доверенные ему
несколько метров парашютного перкаля и явился на базу навеселе. И нечего тут
хихикать,  Попов! Твое  хихиканье и улыбочки  Олега  только  показывают, что
группа еще не осознала  полностью всю серьезность поведения  Пупка. За такие
дела под военный трибунал отдают!.. Итак, какие будут предложения?
 - Пусть Пупок  сам  расскажет, как  было дело, -  предложил из дальнего
угла Петрович, добриваясь опасной бритвой.
 - Да  что тут баланду травить, - начал Пупок, потупясь и в то  же время
радуясь возможности выступить  солистом  перед  публикой. - Все вы,  кореши,
знаете,  что я втрескался  как цуцик в дочку Тестя Крисю. Мировая дивчина. А
возле нее этот  хлюст Богумил из группы Казубского все сшивался. А  кто  он,
думаю,  рядом  с Пупком?  Неважней,  ноль  без  палочки.  Ну  и началась тут
шебутиловка.  Хотел  я  этого храпоидола смазать по шапке, да Крися  меня за
руки,  а я вовремя вспомнил про братьев-славян  и все такое прочее. Захожу к
Тестю через  неделю,  гляжу, Крися  сидит и нос повесила,  "В чем  дело?"  -
спрашиваю. И тут она мне такое сказала, словно обухом по голове. "Да в том,-
говорит,  - что решили  мы с Богумилом обвенчаться и уже ксендза нашли, хотя
швабы все костелы позакрывали, но нет, - говорит, - у меня  ни  подвенечного
платья, ни фаты". Поплелся я к вам,  в  "братскую могилу". По дороге поостыл
немного. Вспомнил последние слова Криси о фате, а потом и про перкаль у себя
в сидоре. Не мог тут я показать себя кусочником. Вернулся бегом. "На тебе, -
говорю, - от десантников-разведчиков. Пойдешь под венец, как ни одна невеста
на свете не ходила, к подпольному ксендзу прекрасная,  как ангел небесный, в
фате из небесного, воздушного перкаля". Крися, дурочка, заревела от радости,
чмокнула  меня  в нос и сразу к  зеркалу. А женишок ее, Богумил, этот хмырь,
тут же сообразил у кого-то в  Бялоблотах поллитра брендки. Выпили  мы с ним,
но не допьяна,  а  вполпьяна. Командир, решил я,  поймет,  ведь Костя у  нас
властью не  заедается... А в землянку пришел - Домбровский  слушать не стал.
Говорит,  судить  тебя будем все.  Вот  и  весь сказ.  Как  на духу.  Святой
истинный крест!..
 Во  время  этой исповеди  Пупка  ребята так  хохотали,  что  с  потолка
"братской могилы"  песок  посыпался.  Только  Петрович  и  радистка Вера  не
смеялись.
 - Безобразие! - пробормотал Петрович. - В Центр надо сообщить!
 - Зря  вы, жеребцы, ржете, - оказала Вера. - По-моему,  Пупок рассказал
на своем ужасном жаргоне  очень трогательную историю, не ожидала я такого от
него.  Предлагаю  никаких  мер  взыскания  к  нему не применять,  а  парашют
списать.
 - Вопросик есть, - сказал Попов. - Свадьба состоялась?
 -  Натюрлих!  -  козырнул  Пупок  своим  любимым немецким  словечком. -
Следующей  ночью и  обвенчались под Шредой.  Невеста  была что надо - прима,
люкс,  фата получилась мировецкая. Я первый  после жениха поцеловал невесту.
Ну а потом до утра шумел камыш, деревья гнулись...
 После собрания Димка Попов наклонился к Евгению, сказал полушепотом:
 -  А ты знаешь, Женя, что мне пришло в голову? Ведь, пожалуй,  это наше
подпольно-подземное    партийно-комсомольское    собрание    было    сегодня
единственным в имперской провинции Вартеланд, а то и во всей Германии, а?
 Евгений ничего не ответил. Он переводил стрелки своих немецких часов на
три часа назад - с московского времени на лондонское.

10. Операция "Альбион"

 Офицеры-"аковцы"  появились на развилке  дорог в сосняке за Бялоблотами
точно  в назначенный час. Они не  спеша  вышли из  сосняка.  Их было двое, и
одеты они были  в  форму  разгромленного в сентябре  тридцать  девятого года
Войска Польского. Евгений издали увидел  по  знакам  различия на  погонах  и
полевых  четырехугольных конфедератках, что  один из них, высокий, стройный,
красивый, с усами щеточкой и  серебристо-седыми  висками,  имел чин  майора,
другой - плотный,  широкоплечий, с лицом чикагского гангстера - капитан.  Не
спуская настороженных, изучающих глаз с Евгения,  "аковцы" подошли  к  нему,
твердо печатая  шаг на  песчаной  дороге, и  одновременно  козырнули капралу
согласно уставу Войска Польского.
 -  Честь  имею!  Разрешите  представиться.  Я  майор  Велепольский. Это
капитан Дымба.
 - Честь имею! - отчеканил капитан.
 - Капрал Юджин Вудсток, - отрекомендовался Евгений.
 Итак, началась шахматная партия, проигрыш в которой сулил смерть только
тому, кто назвал себя капралом Юджином Вудстоком. С этой минуты капралу надо
было забыть имя Евгений Кульчицкий и все свои разведывательные псевдонимы. С
этой минуты надо думать, говорить,  действовать как английский  капрал Юджин
Вудсток из Эм-ай-сикс - секретной службы Его Величества.
 Офицеры  Армии  Крайовой  приветствовали  его  армейским  приветствием.
Ответишь ли ты тем  же, капрал? Разумеется, на британский манер.  Нет, хотя,
пожалуй, они ждут именно этого. Ведь он, капрал Вудсток, не в военной форме.
 Капрал  Юджин Вудсток,  представившись по-английски,  негромко  щелкнул
коваными каблуками и сдержанно наклонил голову, не протягивая руки.
 - Добрый вечер, джентльмены!  - с легкой улыбкой сказал он по-английски
офицерам-"аковцам".  -  Я рад видеть вас на  этой  несчастной земле  в форме
польской  армии. Это верный знак  обреченности и  скорой  гибели  нацистской
Германии.
 Так  держать, капрал Вудсток!  Начался словесный стипль-чез,  в котором
чуть не каждое слово - смертельно опасное препятствие. Есть только один путь
к победе: не думай по-русски, не переводи мысленно с русского на английский.
Так  обязательно сломаешь шею.  Думай только  по-английски, думай так,  как,
бывало, думал лет десять  назад,  сидя  за  партой в лондонской  школе!  Вот
только сейчас  ты  сказал "нацистская  Германия". Правильно, ведь  англичане
считают фашистами  не немцев, а итальянцев и почти вовсе  не употребляют имя
Гитлера в качестве прилагательного.
 С напряженным любопытством  и довольно бесцеремонно разглядывая капрала
Вудстока, майор медленно и торжественно сказал:
 - Честь имею приветствовать солдата армии Его Королевского  Величества!
Я верю,  что придет  время и  благодарная  Польша поставит памятник вам  как
одному  из первых  воинов нашего великого союзника  - Британии, ступившем  с
исторической миссией освобождения на многострадальную польскую землю!
 Капрал Вудсток усмехнулся про себя.  До памятника вряд  ли дойдет дело.
Как  бы не кончилась эта историческая встреча безымянной могилой... Впрочем,
отрадно,  что  этот майор  произнес  свою явно  заранее подготовленную  речь
далеко   не   безупречно,   с   грамматическими   ошибками   и   сквернейшим
произношением. Если так пойдет дальше, капрал Вудсток,  то ты поставишь этим
"аковцам"  детский  мат. Но тут капрал заметил, что на  груди у майора висел
вовсе не немецкий автомат, а английский. Черт возьми! Хорошо, что  он  еще в
Клетнянском  лесу изучил  этот "стен-ган", у  которого обойма  вставляется с
левого бока...  Помнится,  на нем отштамповано  клеймо "Бирмингам Смолл Армз
К°".
 - Не  говорите  ли вы, капрал, по-французски? -  спросил  майор. - Нет?
Какая жалость.- Я свободно владею только французским. Знаете ли вы польский?
 - Я немного говорю  по-польски, - извиняющимся тоном  медленно произнес
по-польски капрал Вудсток с сильным английским акцентом.
 Сделал  он это по им самим придуманному  методу: он  как  бы  в  голове
написал эту польскую фразу по-английски и  затем перевел ее на польский, что
и гарантировало правильный английский акцент.
 -  А по-русски  вы говорите?  - спросил майор, сверля  капрала  колючим
взглядом черных глаз.
 - О нет!  - улыбнулся  капрал. - Я  немного понимаю  русский,  когда он
похож на польский.
 - Как же вы договариваетесь с этой русской бандой?
 -  Я  немного  говорить  по-польски,  один   русский  немного  говорить
по-английски.
 - Вы имеете радиосвязь с Лондоном?
 - Да, сэр.
 Майор помолчал, оглянулся на пустынную  дорогу, пропадающую в затянутом
сумерками сосновом лесу.
 - У нас к вам долгий разговор, капрал, - сказал майор.  -  Мы хотели бы
пригласить вас в один вполне... как это... вполне надежный и респектабельный
дом. Всего полчаса пути. Сейчас подойдет автомобиль.
 - Автомобиль? - удивился капрал.
 - Не удивляйтесь, капрал,  когда увидите водителя. Это немец, офицер СС
в  отставке,  инвалид войны,  начальник  районного  фольксштурма, но он  наш
верный агент. Связан с черным рынком, и потому мы крепко держим его в руках.
Думаю, он и  вам  будет полезен.  Ему подчиняются  все местные бауэрнфюреры.
Итак, вы согласны?
 Вот  так   сюрприз!   Капрал  лихорадочно  думал.  И  на  этот  раз  не
по-английски, а по-русски.  Вон там, слева  от  дороги,  залегли  в  сосняке
друзья.  Они  не  дадут им  насильно  увести его, капрала Вудстока,  хотя за
просекой напротив наверняка прячутся  с  автоматами "аковцы". Отказаться  и,
быть  может, провалить все  дело? Или  поехать  с ними,  остаться без всякой
охраны, пойти на риск?
 -  Джентльмены! - сказал он, подумав.  -  Я верю вам и,  рассчитывая на
взаимное доверие, отдаю себя в ваши руки.
 Майор переглянулся с мрачно молчавшим капитаном.
 Вдали  послышалось  урчание  автомобильного  мотора.   Из-за   поворота
вынырнул,  блеснув зажженными фарами, черный  "опель-капитан". Машина  мягко
подкатила к ним и  остановилась.  Капрал  Вудсток  весь  напрягся:  а  вдруг
кто-нибудь  из друзей  без команды,  не  удержавшись, даст по  ней  очередь!
Констант, тот  знает: огонь  открывать  только по  сигналу Евгения, когда он
вдруг снимет шапку.
 Из  машины,  распахнув  передние  дверцы,  вышли  двое пожилых  мужчин.
Водитель  первым  привлек внимание капрала Вудстока,  и неудивительно:  этот
коренастый немец с  бульдожьей  физиономией и  усами  "мушкой"  был  одет  в
коричневую форму штурмовых отрядов, с витым погоном на правом плече и  двумя
серебряными  квадратами штурмфюрера СА  в левой петлице.  На левом рукаве  у
него краснела  широкая  повязка  с черной свастикой в белом круге,  слева на
груди пестрели под партийным значком и над знаком тяжелого ранения орденские
колодки. Слева же  на  поясе висела лакированная желтая  кобура парабеллума.
Второй незнакомец, очень высокий, худой, был в черной шляпе, коротком черном
полупальто  с  широченными,  подбитыми  ватой  плечами  и  высоких  хромовых
сапогах. Прежде  всего  бросались  в глаза его старомодные шляхетские  усы и
кавалерийские бриджи.
 -  Разрешите представить вам, капрал, - произнес по-английски майор,  -
герра  фон Ширера унд  Гольдбаха и  пана Веслава Шиманского. Панове!  Капрал
Вудсток. Прошу в машину, капрал.
 Пан  майор с  лакейским  поклоном и жестом  пригласил  капрала Вудстока
сесть в автомобиль. Капрал  едва не улыбнулся:  пусть посмотрят там в соснах
ребята, перед ним, советским разведчиком, расшаркиваются "аковские"  офицеры
вместе со штурмовиком - штурм-фюрером! Но прочь ненужные мысли!..
 Шагая к машине, капрал еще раз подумал о том, что теперь ему необходимо
обдумывать буквально каждый шаг. Казалось бы, простое дело - сесть в машину.
АН нет. Русский человек почти обязательно сядет рядом с водителем, а это все
равно что  на  облучке потеснить  извозчика,  и  это  выдаст  его с головой.
Англичанин,  садясь  в  такси,  непременно  сядет на  заднее сиденье, ибо  в
английском таксомоторе и вовсе нет места  для пассажира на переднем сиденье,
а есть место для багажа. Никогда не сядет мистер Джон Буль и рядом с шофером
частной машины. Если же англичанин садится в машину друга, который сам ведет
ее, то сядет он  только рядом с другом, иначе друг смертельно обидится:  его
приняли за слугу, шофера!
 И еще  одна  важная деталь. Русский,  поляк, немец -- все они садятся с
правой  стороны.  А  англичанин  -  с  левой.  Так  как  движение  в  Англии
левостороннее  и руль машины  установлен соответственно справа. Учитывая все
это, капрал Вудсток сел на заднее сиденье с левой стороны.
 Затем  в  точном соответствии со  своим положением в Армии  Крайовой  в
машину рядом с  капралом сел пан майор, за ним пан капитан; на место рядом с
водителем уселся пан Шиманский и последним занял место за рулем, штурмфюрер.
"Опель-капитан"  сорвался  с  места, резко  развернулся  и  помчался  лесной
дорогой. Вудсток невольно глянул на  как бы смазанные  скоростью придорожные
сосны:  вернется ли он  в этот  лес  к  друзьям? Это был  последний