Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
чинаю отступать. Звягинцев возьми и во весь
рост поднимись. Пуля сразу бок прошила. Мы его схватили и потянули на
глубину. Там наш катер качается. Не успел отойти, пробоины получил. Мотор
заглох, и моторист ранен. На счастье, бронекатер вблизи оказался. Он
подобрал нас и вытащил подбитый катер из - под обстрела. В пути еще одного
ранило. Трех человек зря покалечили и ничего не узнали.
О второй группе не было слышно до полудня. Только после обеда стало
известно, что в кронштадтский госпиталь доставлен раненый Воронин.
Вместе с работником штаба я отправился в госпиталь. Главврач не хотел
нас пропускать.
- Говорить не может, - уверял он нас. - Челюстное ранение.
- Но писать - то он может. Очень важно немедленно получить сведения.
Мы объяснили, кто такой Воронин и что он делал ночью. Главврач в конце
концов пропустил обоих, взяв слово, что мы долго не будем утомлять больного.
Голова и лицо Воронина были забинтованы. По лихорадочному блеску глаз
чувствовалось, что у него высокая температура.
Мы интересовались: слышит ли он нас?
Воронин сомкнул веки.
- Сумеете отвечать на вопросы письменно?
Раненый кивнул головой.
Вместе мы приподняли его и посадили так, чтобы удобно было писать. Я
отдал свой блокнот и вложил в руку карандаш.
- Напишите, как высадились?
Тяжело дыша и морщась, Воронин принялся писать. Почерк у него был
неразборчивый, но мы тут же расшифровывали написанное.
"Нас обнаружили после высадки минут через десять. Осветили и открыли
пулеметный огонь. Двух ранили. Я хотел их вернуть на катер, но деревянный и
бронированный уже отошли в глубь залива".
- Катерники что - струсили?
"Не знаю. Но вблизи их не оказалось, - продолжал писать Воронин. -
Ракетой я не мог их вызвать, так как при высадке обронил ракетницу".
- Как действовали потом?
"Я послал одного из уцелевших бойцов связаться с десантниками. Он не
дошел до берега. Был сбит в воду. Я хотел помочь ему, но самого ранило. Пуля
попала в рот и выбила зубы. Больше отдавать команды я не мог. Все бойцы
оказались ранеными. Взявшись за руки, мы отошли в темноту и по горло в воде
стали продвигаться вдоль берега в сторону Старого Петергофа".
- Что вам удалось увидеть?
"Ничего, - писал Воронин. - Никто с берега нам не просигналил. А катера
ходили далеко. До каменных ряжей мы добирались три часа. Бойцы дальше идти
не могли. Я повытаскивал их из воды и уложил на камни. А сам, велев им
ждать, ушел за помощью. По воде я добрался до передового окопа
Ораниенбаумского "пятачка". Там наши моряки оказали мне помощь и на катере
отправили в Кронштадт".
- Что сталось с вашими товарищами?
"За ними ушли бойцы береговой обороны. Нашли их или нет, я не знаю, так
как отбыл в госпиталь".
Работник штаба велел Воронину расписаться на каждой страничке и спрятал
мой блокнот в свою сумку.
Ночью, кроме кроншлотских разведчиков, еще высаживалось несколько групп
из Кронштадта и Ленинграда. И всех их постигла неудача. Противник, боясь
нападения, чуть ли не через каждые пятьдесят метров выставил в секретах
пулеметчиков и ракетчиков с автоматами. Гитлеровцы были бдительны, не
смыкали глаз всю ночь.
Надо было придумать что - то необычное, чего противник не мог
предвидеть. Поступило несколько предложений, но лишь одно попытались
осуществить. Позже, призвав на помощь воображение, я написал об этой
операции рассказ.
"МОРЖ УПЛЫВАЕТ В РАЗВЕДКУ"
В строевой и хозяйственной команде островка политруком был старый
ленинградец Николай Бочкарев. Работал он с рассвета дотемна, а когда в
бухточке скапливалось много катеров, то и ночью поднимал людей на аврал и
сам становился в баталерке к весам.
Спал политрук меньше других, но всегда имел бодрый и даже какой - то
лучезарный вид. Этому, конечно, немало способствовали утренние купания. В
любую погоду Бочкарев в одних трусах, накинув на плечи только полотенце и
шинель, спускался по каменистому откосу к морю, оставляя одежду на валуне, и
не спеша входил в воду, окунался и плыл. Ни ветер, ни град, ни стужа не
могли остановить его. Поплавав в ледяной воде, он на берегу спокойно
растирал полотенцем тело до красноты, на несколько минут забегал в свою
каюту в домике у поста наблюдения и выходил завтракать в хорошо отутюженных
брюках, опрятном кителе и ботинках, надраенных до зеркального блеска.
Его купания не нравились строевику Грушкову. Однажды в кают - компании
он при всех сказал политруку:
- Баловством занимаетесь во время войны. А вдруг простудитесь или
ревматизм, что тогда? - Подумают - нарочно плавал. За это и в трибунал
угодить можно. Так что советую прекратить плаванье и не соблазнять других.
- Вы что - всерьез? - спросил удивленный Бочка - рев. - Плаванье на
флоте не запрещено.
И политрук продолжал купаться по утрам.
Когда понадобились разведчики, Грушков вспомнил о нем и как бы
невзначай спросил у начальника штаба:
- А почему бы вам не послать в Петергоф Бочка - рева? Довольно ему
холодной водой баловаться, пусть на деле покажет свою закалку.
- Верно, - обрадовался начштаба. - Вплавь можно незаметно проникнуть.
Спасибо, что подсказали. Пришлите мне Бочкарева.
Политрука разыскали в кубрике. Он проводил беседу. Пришлось прервать
занятие и пойти к начальству. В штабе Бочкареву объяснили, какие трудности
надо преодолеть, и предложили до наступления темноты продумать план ночной
разведки.
Вернувшись в свою тесную комнату, политрук расстегнул воротник кителя
и, потирая ладонью лысину, принялся вслух рассуждать:
- Что я им придумаю? Ишь хитрецы: "Надеемся на смышленость питерца". А
вы знаете, что питерец никогда подобными делами не занимался? Слесарил себе
в механосборочном, заседал в партийном бюро да баловался зимним купанием в
клубной секции "моржей".
Бочкарева не пугал риск предстоящей разведки. Но хотелось задание не
провалить и оставить хоть какой-нибудь шанс на спасение.
За его окном топтался рыжеватый пушистый голубь, круглый, как шар, с
розовым клювом и розовыми ножками. Он склонил голову набок. Глаз его был в
золотистых кружочках. Рыжий в полдень прилетал сюда поживиться крошками. Он
и сегодня ждал гостинца.
- Эх, брат, позабыл я про тебя, ничего не захватил, - сожалея, сказал
политрук. - Что, голодновато становится? Нечего клевать? Боюсь, что скоро
тебя с Сизухой ощиплют и в общий котел отправят.
Бочкарез порылся в тумбочке и, найдя обломок печенья, высунул руку за
форточку и стал крошить его на подоконник.
Видя, как голубь жадно хватает крошки, он подумал: "А ведь ты, Рыжик,
можешь мне пригодиться! Ра - чию с радистом не надо брать, и связь будет
надежней. Ты верен своей Сизухе, обязательно в гнездо вернешься. Выходит, я
зря ругал старшину Кургапкина".
Голуби на островке никому не мешали. Они жили на чердаке главного
здания и кормились у камбуза. Правда, их недолюбливал санинструктор и
называл "грязной птицей". Но и он только грозился перестрелять голубей, а
сам ждал решительных действий от других.
Голуби были довольно неопрятными и шумными птицами. Они не вили гнезда,
а лепили его из своего помета. Пачкали подоконники и часто дрались. За
малейшую провинность Рыжик устраивал выволочку своей Сизухе: свирепо клевал
подругу и так трепал за хохол, что она от изнеможения валилась с ног. Но
Рыжик долго сердиться не мог, он был отходчив: тут же начинал, надув шею и
развернув хвост, вертеться мелким бесом, ворковать, раскланиваться...
Голуби развлекали моряков на этом клочке земли, окруженном водой.
Больше всех голубями занимался старшина Кургапкин.
"А ведь Кургапкин на гражданке где - то под Петергофом жил, - вспомнил
политрук. - Пляжи и парк ему знакомы. Может, мы вдвоем управимся?"
Мысль, возникшая неожиданно, толкнула Бочкарева на решительные
действия. Он разыскал старшину Кургапкина, исполнявшего обязанности
киномеханика.
- Вы, - как мне помнится, просились на сухопутный фронт?
- Так точно.
- Командование удовлетворяет вашу просьбу: сегодня ночью пойдете со
мной на разведку.
Часа через два Бочкарев доложил командованию, как он намерен
действовать в разведке. Начштаба одобрил использование легких водолазных
костюмов с кислородными масками и голубей, но тут же поинтересовался:
- А они дадутся кому-нибудь помимо Кургапкина?
- Кок Савушкин их подкармливает. Голуби из рук у него клюют.
- Добро, - удовлетворенно сказал начштаба, видя, что у политрука все
продумано до мелочей. - Только есть ли смысл всю операцию без единого звука
проводить? Усложните поиск. Лучше, после того как вы укроетесь в кустах,
шумнуть, - устроить демонстрацию неудачной высадки. Авось наши покажутся у
залива или дадут знать о себе каким-нибудь другим образом,
Условясь о световых сигналах, начштаба приказал разведчикам готовиться
к выходу в залив.
Сборы были недолгими. Старшина Кургапкин посадил Рыжика в небольшую
круглую корзину с крышкой, которая до половины входила в спасательный крут и
могла держаться на воде.
Надев теплое егерское белье, свитера, разведчики натянули на себя
непромокаемые противоипритные костюмы, добытые у начхима, спрятали в
резиновые кисеты электрические фонарики, стекла которых были оклеены черной
бумагой, пропускающей лишь тоненький лучик света, и выкурили по последней
папиросе.
На траверз Старого Петергофа их доставила "каэмка" с заглушенными
моторами.
В заливе было темно. В небе, затянутом облаками, не просматривалась ни
одна звездочка. С северо-запада дул холодный ветер, вздымавший небольшую
волну. Южный берег по всей длине то и дело освещался блеклым светом ракет:
стоило ракете погаснуть в одном месте, как в другом взлетала новая.
Катерники спустили на воду надувную десантную шлюпку, усадили в нее
разведчиков, подали им голубя и пожелали счастливого плаванья.
Кургапкин оттолкнулся от "каэмки", а Бочкарев начал грести
широколопастными короткими веслами. Ветер, дувший разведчикам в спину,
помогал двигаться с хорошей скоростью.
- Минут через пятнадцать будем у Рыбачьей пристаньки, - определил
старшина. - Там камыш, он нас прикроет. А в Ленинграде сейчас воздушный
налет, - вдруг добавил он.
С залива хорошо был виден затемненный город и розовое пятно зарева над
ним. Где - то на Васильевском острове горели дома и отблески пламени
отражались на облаках. А над Выборгской стороной в темном небе вспыхивали
яркие звезды и гасли.
"Зенитчики отбиваются", - подумал политрук.
Неожиданно по заливу скользнул прожекторный луч. Разведчики прижались к
холодному днищу лодки. Они не поднимали голов до тех пор, пока не погас
свет. В заливе стало темней.
- Не снесло ли нас ветром? - спросил политрук.
- Есть малость, - ответил старшина. - Надо чуть левей. Дайте я погребу.
Вскоре они остановились. Дальше двигаться в лодке было рискованно.
Бочкарев поставил корзинку с голубем в спасательный круг и шепнул:
- Приготовиться. Будем стравлять воздух.
Натянув на себя маски, они включили кислородные приборы. Аппараты
действовали хорошо: дышалось легко. Затем разведчики открыли клапаны
резиновой лодки. Воздух, испуская слабое шипение, начал выходить, а лодка,
теряя плавучесть, постепенно опускалась на дно.
Минуты через три разведчики ощутили ногами твердый грунт. Вода скрыла
их из виду. Осторожно передвигаясь вперед, они потащили за собой почти
затонувшую лодку и спасательный круг с голубем.
На отмели, где вода была по грудь, они остановились, сняли маски и
стали прислушиваться. Кругом было тихо.
Бочкарев вытащил из резинового кисета электрический фонарик и, держа
его так, чтобы свет был виден только с моря, несколько раз щелкнул
выключателем. Это означало: "Дошли благополучно".
Из парка вырвался яркий луч света. Пронизав тьму, он принялся шарить по
заливу и сразу же наткнулся на буруны морских охотников, мчавшихся к
петергофской пристани и к Монплезиру.
Из парка ударила пушка, затарахтели пулеметы. Замелькали огни.
Разведчики, оставив в воде под камнем резиновую лодку, выползли к
прибрежным валунам, спрятали в камышах корзину с голубем и стали наблюдать
за суетой на берегу. Они видели, как пулеметы роями выпускали в море
светящихся жуков, как из дотов цепочкой вылетали снаряды и вычерчивали
огненные пунктиры. Но на опушках парка и на пляжах, освещаемых ракетами,
никто не показывался.
Бочкарев вглядывался в каждый куст и валун. Одно место ему показалось
подозрительным. Он дождался взлета новой ракеты и в ее мертвящем, словно
лунном свете рассмотрел окопчик с навесом из камыша и бледное лицо человека
в каске, лежащего за пулеметом.
Политрук толкнул старшину и показал рукой, куда надо глядеть.
Когда очередная ракета осветила берег, они оба убедились, что в
окопчике сидят два гитлеровца.
- Давайте их снимем, пока идет стрельба, - приникнув к уху политрука,
шепнул старшина.
- Заходи слева, я справа. Нападем одновременно.
Взяв в зубы ножи, прижимаясь к земле, они поползли меж валунов.
Перестрелка с катерами продолжалась.
"Молодец начштаба, - подумал политрук. - Вовремя катера стали
изображать высадку десанта".
Всякий раз, как взлетали ракеты, разведчики прижимались к камням и
лежали неподвижно. Желтоватые противоипритные костюмы были хорошей
маскировкой на песке.
Приблизясь с разных сторон к окопчику, разведчики одновременно
поднялись и, как только взлетела очередная ракета, навалились на
гитлеровцев. Нападение было столь неожиданным, что один пулеметчик даже не
шелохнулся, а другой, повернувшись на спину, хотел было позвать на помощь,
но старшина, схватив горсть сырого песку, забил им раскрытый рот фашиста.
Покончив с гитлеровцами, разведчики набросили на себя их маскировочные
плащ - палатки и смело прошли в кустарник. От холода или волнения старшину
трясло.
В первые минуты среди деревьев трудно было что - либо разглядеть. От
света ракет и взрывов тени меняли места, переплетались, делались то
длинными, то короткими. Вдруг справа послышался всплеск. Какой - то человек
упал с косогора в канаву, поднялся и опять свалился в воду. Он никак не мог
подняться.
Свет ракеты осветил его. "В бушлате... свой", - обрадовался Бочкарев.
Они ползком подобрались к человеку, помогли ему выбраться из канавы и
осветили тоненьким лучиком электрического фонарика. Это был худощавый
краснофлотец, совсем еще мальчик. Лицо его горело от жара.
"Ранен, бредовое состояние", - понял политрук. Он взвалил краснофлотца
на спину и отнес в окопчик.
С помощью старшины Бочкарев разжал краснофлотцу зубы и дал ему глотнуть
шнапсу из фляги, найденной у убитого гитлеровца.
Краснофлотец вскоре пришел в себя и что - то пробормотал. Политрук
наклонился к нему и спросил:
- Откуда ты? Где ваш батальон?
Краснофлотец отвечал невнятно. Бочкарев с трудом разобрал, что командир
убит еще при высадке, что всюду танки... Нужны гранаты и пушки.
- Наши залегли, - едва шевеля запекшимися губами, бормотал раненый. -
Радиста убили, я дополз один... Дайте красную ракету...
- Что же нам теперь делать? - шепотом спросил старшина у политрука.
- Его надо в госпиталь. Иди накачивай лодку.
Старшина, решив, что на этом их разведка и кончится, поспешил выполнять
приказание. Когда он вернулся из камышей к окопчику, то увидел, как политрук
заканчивает перевязывать краснофлотца.
Они вдвоем перенесли раненого в лодку и укрыли немецкой шинелью. Усадив
старшину за весла, Бочка - рев сказал:
- Как отойдешь подальше, просигналь фонариком, подберут.
- А вы как же? - недоумевая, спросил Кургапкин.
- Вплавь доберусь, не беспокойся. Я еще поищу наших.
Сказав это, Бочкарев протащил лодку к чистой воде, а там шепнул:
- Если осветят - не шевелитесь.
Убедившись, что лодка благополучно удаляется, политрук подобрал корзину
с голубем и поспешил скрыться в кустарнике.
Дозорные катера, всю ночь дрейфовавшие на траверзе Старого Петергофа,
подобрали резиновую лодку со старшиной и раненым матросом, впавшим в
беспамятство.
Утром прилетел Рыжик и принес коротенькое донесение: "От десанта
осталась небольшая группа. Нет патронов и еды".
"Все же молодец наш морж! - с гордостью думали мы. - Сумел одолеть все
преграды и прислать донесение". Никто, конечно, не надеялся, что политрук
вернется из разведки.
И вдруг глубокой ночью разбудили звонки громкого боя. Тревогу поднял
часовой, стоявший на каменистом берегу у зенитного пулемета. Боец увидел,
как у самого маяка из воды поднялся человек и, спотыкаясь, чуть ли не на
четвереньках стал приближаться. Дав сигнал тревоги, часовой заорал:
- Стой!.. Стой, стрелять буду!
- Сколько можно в одного человека стрелять! По голосу часовой узнал
Бочкарева.
- Прошу прощения, - смущенно пробормотал он и тут же радостно
прокричал: - Отбой тревоги! Полный порядок... Товарищ политрук с разведки
вернулся!
Матроса не удивило, что политрук Бочкарев в такую стужу стоит в одних
трусах.
Узнав о появлении Бочкарева, я кинулся в санчасть. Там наш врач и
фельдшер в четыре руки растирали покрасневшее тело политрука какой - то
мазью, пахнувшей скипидаром. Бочкарев громко стонал и охал, словно парился
на верхнем полке в бане, трудно было понять: больно ему или приятно?
Когда Бочкарев несколько согрелся, я спросил:
- Что-нибудь узнали? Как там наши?
- Плохо им, - ответил он, - но дрались. Никто не вышел с поднятыми
руками, не сдался. Два дня не подпускали к себе фрицев. И танки не могли
взять. А ведь у ребят не хватало ни гранат, ни патронов. Приходилось в бою
добывать.
- Почему же они не выходили на берег?
- По многим причинам. Командиру полковнику Ворожилову пуля в сердце
угодила в самом начале высадки. Командование на себя взял комиссар Петрухин.
Десантники, кроме пристани, с ходу захватили Монплезир, Эрмитаж и Марли.
Если бы они остались во дворцах, то получили бы подкрепление и боезапасы. Но
им было предписано выйти к аэродрому. Они и пошли пробиваться. Захватили
Шахматную гору, с боем приблизились к Большому дворцу, в Верхний сад и...
попали в танковую засаду. Танки - полукольцом, простреливают каждый метр. С
голыми руками на них не пойдешь. И назад дорогу отрезали: автоматчики с тыла
по Нижнему парку обошли...
Я наткнулся на ребят, окопавшихся в развалинах Воронихинской колоннады.
К концу ночи прямо на них выполз. Они меня за немца приняли: "Хенде хох!" -
требуют, а я по-русски: "Не стреляйте, свой... политрук с Кроншлота". У
мичмана, который был у них за старшего, еще юмора хватило спросить: "А кто
там у вас начальником канители?" - "Грищенко", - отвечаю. "Верно, -
соглашается он. - Подползай, только не вздумай стрелять, гранату брошу!"
Подползаю. А у них в живых четыре человека. И у всех ранения. Ребята
голодные, измученные. А у меня, кроме шнапса, ничего с собой. Выпили они по
глотку и говорят: "Пока совсем не рассвело, собери с мертвых оружие. Мы уже
ползать не в силах".
Пополз я, два автомата подобрал, сумку патронами набил. А с едой плохо,
только в мешке убитого крас