Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
ых можно получать кипяток.
В Ленинграде возникли бригады комсомольцев. Девушки ходят по этажам,
находят выживших одиночек, помогают им обогреться, получить продукты,
объединиться в одной квартире. Сирот устраивают в уцелевшие семьи и детские
дома. Это очень важное движение, оно спасет город от эпидемии и убавит
смертность.
16 февраля. Англичане сообщили о падении Сингапура. Крепость хорошо
была защищена с моря, а японцы взяли ее с суши. Такая же угроза нависла "ад
Севастополем. Да и мы не в лучшем положении, - лед' на время стал сушей.
Танки десять - пятнадцать километров могут одолеть за двадцать - тридцать
минут. Нам все время надо быть начеку.
Второй день гитлеровцы не стреляют по Ленинграду и Кронштадту. Не
готовятся ли они к внезапному нападению?
18 февраля. Сегодня, после осмотра на вшивость, во всех помещениях
нашего соединения идет большая приборка: моются трапы, гальюны, палубы. Идет
смена постельного белья. Всем предписано пойти в баню, где старое белье
забирают и выдают новое.
20 февраля. Вчера подморозило. Засветило солнце. По южному берегу с
утра били кронштадтские пушки. Говорят, что гитлеровцы пытались по льду
прорваться в ораниенбаумский порт.
Ночью была объявлена боевая тревога. Лыжники ушли в залив. Но стрельбы
не слышалось.
Радио сообщило, что англичане отдали Сингапур.
Они. оказались неподготовленными к войне, несут поражение за
поражением. Вот тебе и хваленый флот Великобритании! Он ничего не может
сделать с японцами.
22 февраля. К празднику на корабли прибыли подарки из Свердловской
области. Наше соединение получило сорок пакетов. Тридцать восемь мы
распределили по кораблям, а два оставили на политотдел и штаб.
Посылку для нас выбрал Фоманов. Он встряхивал каждый ящик и
прислушивался: не булькает ли? В одном булькнуло. Он вскрыл его и нашел
бутылку хереса, завернутую в полотенце. Кроме вина в ящике была копченая
колбаса, шпик и домашнее печенье.
Фоманов взял вино и сказал:
- Все остальное вам.
Он хотел уйти, но у дверей передумал.
- Чем же закусывать буду? - как бы у самого себя спросил он.
Недолго раздумывая, Фоманов вернулся к ящику, отломал изрядный кусок
колбасы, выбрал три печенины и, ни на кого не взглянув, ушел. Он боялся
увидеть в наших глазах презрение.
Подарок мы делить не стали. Принесли все в кают - компанию, колбасу и
шпик тонко нарезали на одну тарелку, а печенье высыпали грудой на стол. Бери
столько, сколько позволит совесть. И нужно сказать, все оказались на высоте:
ели скромно, никто не жадничал. Пусть Фоманов видит, что среди нас нет
похожих на него. Это один из способов коллективного воспитания.
23 февраля. Сегодня праздничный обед, с котлетами и компотом, но без
вина.
Вечером пошел в кронштадтский Дом флота. Там артисты Ленинградской
Музыкальной комедии ставили оперетту "Морской волчонок". Зал был набит до
отказа. Главную роль задорно и весело играла Рутковская.
Во время второго акта послышалась артиллерийская пальба, да такая, что
дом стал содрогаться, как корабль при бомбежке. Актеры больше вслушивались в
стрельбу, нежели в музыку. Запевали невпопад. Потом неожиданно погас
электрический свет.
Конец оперетты мы досматривали при коптящих лампах. Актеры словно
раздваивались: рядом с ними по сцене бродили лохматые тени.
5 марта. Больше недели не делал записей, потому что ходил на семинар
командиров кораблей. Обсуждали прошедшие операции и открыто говорили об
ошибках, чтобы весной не повторять их. Это был очень полезный разговор.
Который уже день Кронштадт подвергается неожиданным артиллерийским
налетам. Вот и сейчас снаряд за снарядом с воем пролетают над нашим домом и
рвутся где - то в западной части острова.
Говорят, что в Стрельне у гитлеровцев появился бронепоезд. Он действует
хитро: с ходу дает десяток залпов и, переменив место, замолкает. Наши
артиллеристы уже засекли несколько точек и .вычертили дугу, по которой он
ходит, обещают в 'ближайшие дни накрыть налетчика.
7 марта. Сегодня пришла центральная газета "Красный флот". В номере от
21 февраля напечатана редакционная статья, в которой сверх меры
расхваливается наша многотиражка "Балтиец".
В редакции зазвонил телефон.
- С тебя приходится! - без всяких приветствий прокричал Фоманов. -
Заходи к начпо.
Бросив гранки, иду в кабинет Ильина. Там у него Радун и Фоманов.
Бригадный комиссар вслух читает статью "Красного флота" и после каждого
абзаца поглядывает на политотдельцев, словно хочет убедиться: радует ли их
это? Те, конечно, в приподнятом настроении. Ведь под их руководством выходит
газета!
Кончив читать, Радун крепко пожимает мне руку.
- Поздравляю, - говорит он. - Так держать!
А я, смущаясь, отвечаю, что похвалы чрезмерны, теперь придется тянуться
и оправдывать то, что выдано авансом.
8 марта. В сегодняшней газете я поместил небольшую статью о Белоусовой,
Логачевой и Справцевой. Рассказал, как они под огнем противника спасали
имущество типографии и оказывали первую помощь раненым.
Набрав эту статью последней, девушки объявили по типография аврал: была
произведена мокрая приборка и приведены в порядок верстатки и кассы со
шрифтами.
Сегодня у девушек день отдыха. Они оделись по - праздничному - в хорошо
отутюженные форменки с надраенными до солнечного блеска пряжками ремней и
ушли в Дом флота на концерт. А мы, мужчины, остались работать - допечатывать
тираж газеты.
14 марта. Несмотря на мороз, солнце светило так, что сосульки на краю
крыши таяли. Значит, скоро придет тепло. Как его ждут ленинградцы!
В Кронштадт с подарками приехали омичи и свердловцы. На митинге они
горячо просили моряков скорей освободить Ленинград, так как убедились в
бедственном положении населения. А кронштадтцы слушали с потупленными
глазами. Они же не могли сознаться, что до весны ничего не смогут сделать,
так как их корабли вмерзли в лед и стоят в бездействии.
Всех нас порадовал упитанный вид делегатов, приехавших из глубины
страны. Значит, там не голодают, найдется еще много богатырей, которые
смогут стать в строй.
Сегодня вместе с сибиряками и уральцами Кронштадт покинут и наши
политотдельцы. Мы выезжаем в Ленинград готовить команды кораблей к весне.
17 марта. Вместе с политотдельцами живу на "Урале". Минзаг вмерз в лед
у левого берега Невы. Его меньше обстреливают, нежели другие корабли, потому
что "Урал" похож на обыкновенный пассажирский пароход. Гитлеровцы охотятся
за крейсерами, миноносцами и канлодками, чтобы ни один боевой корабль не мог
выйти весной в море.
По огневым налетам нетрудно понять, что гитлеровцам хорошо известны
места стоянок. А мы из - за тяжелого ледостава не можем отвести корабли на
новые места.
Пока флотская артиллерия довольно успешно ведет контрбатарейную борьбу.
Но это не выход из положения.
18 марта. Побывал на улице Воинова в Союзе писателей. Там выдают
дополнительные пайки, присланные москвичами. Мне, как военному, выдали лишь
половину пайка: консервы, свиной жир, шоколад и галеты. Все, что получил,
отнес на канал Грибоедова. Теща, конечно, обрадовалась подарку и тут же с
печалью сказала:
- Юрику бы этот шоколад, но не дождался... на кладбище снесли.
В Ленинграде заметно убавилось населения. Многих детей и стариков уже
успели вывезти по ледовой Дороге жизни за кольцо блокады. Эвакуация
продолжается. Наши тоже собираются в путь, пусть только немного потеплеет.
19 марта. В иллюминатор моей каюты видна испещренная дорожками,
испятнанная прорубями ледяная поверхность Невы.
Как сто лет назад, население за водой ходит на реку. Мне видны
каменные, выбеленные изморозью стены Петропавловской крепости и высокий
тонкий шпиль. Он не блестит, так как покрашен светло - серой матовой
краской, чтобы сливался по цвету с мутным небом, иначе противник будет
пользоваться им как ориентиром для пристрелки.
Я собрался отойти от иллюминатора, как неожиданно загрохотало. Начался
артиллерийский налет: то слева, то справа взлетали невысокие задымленные
столбики раскрошенного льда. А женщины, пришедшие за водой, и не думали
разбегаться. Одни остались в очередях у прорубей, другие понуро брели с
саночками по всем направлениям, словно стрельба их не касалась. У правого
берега две женщины упали. Их, видно, сразили осколки. Осколки настигли
пешеходов посреди Невы и у нашего берега. Легкораненые ползут в сторону от
разводий, мимо неподвижных, чернеющих на снегу фигур.
Но вот басисто заговорила наша артиллерия. Пушки противника мгновенно
смолкают.
На лед с кораблей выбегают моряки с носилками. Они оказывают первую
помощь пострадавшим, несут раненых к берегу, где появилась белая машина с
большим красным крестом.
Дорого обходится ленинградцам вода!
22 марта. Сегодня солнечный день. На Дворцовом мосту чудо: появился
трамвай, сверкающий вымытыми стеклами окон. Это еще не рейсовый вагон,
имеющий определенный маршрут, а только пробный. Но он звенит: "дринь -
дринь", движется, и его дуга высекает из провода искры. Значит, Ленинград
оживает!
Захотелось взглянуть, что делается в городе. Сбежав по трапу на
набережную, я направился по Фонтанке к Невскому. В парке на деревьях
сиреневая дымка. От ветвей уже пахнет весной. Удивительное дело, замерзающие
в не отапливаемых квартирах ленинградцы не срубили ни одного дерева в садах
и парках. Разбирали деревянные дома, жгли книги, мебель, но живых деревьев
не тронули.
На Невском около Публичной библиотеки копошились сотни людей с ломами,
лопатами, скребками. Еще недавно здесь был метровый слой льда, Садовая улица
напоминала собой один из застывших притоков Невы.
Против "Публички" в сильные морозы лопнула магистраль. Вода хлестала из
- под земля, словно тут был родник. Жители соседних улиц приходили за водой
к проруби. Прозрачный лед посреди улицы нарос сверкающим холмом, на который
карабкались ползком. Теперь хрустальный холм растерзан ломами. На Садовой и
Невском обнажились рельсы. Скоро по ним пройдут трамваи.
Удивительные, легендарные люди населяют наш город! Видно, характер
питерских рабочих и передовых интеллигентов - их революционная
организованность, спаянность и непреклонность - сложились в годы борьбы с
царизмом, белогвардейщиной и создали особую породу людей. Есть какая - то
прямая связь между сплоченностью питерцев, шедших на штурм Зимнего, и
блокадным братством, порожденным единой борьбой и страданиями.
Что заставляет ослабевшего от голода рабочего стоять у станка в
промерзшем цеху и во время обстрела не уходить в укрытие? Только одна мысль:
"Это надо для нас, для фронта. Каждый снаряд, каждая мина приближают победу.
Это расплата за смерть товарищей".
Поймет ли кто ученых и сотрудников института растениеводства,
сохранявших уникальную коллекцию семян, которую не успели вывезти в тыл?
Истощенные люди дежурят у ящиков и банок с семенами дни и ночи. Они
оберегают их от любой случайности, а сами мрут от голода. И ни у кого из них
не возникает мысли съесть хотя бы одно зернышко!
Хранитель коллекции масличных культур ученый Щукин, в ведении которого
находились десятки килограммов арахисовых орешков, семян подсолнечника,
льна, мака, скончался от истощения в своем служебном кабинете.
Я иду по весенним улицам города и присматриваюсь к ленинградцам. Еще
нет настоящего тепла, в тени цепко держится холод, но многие обитатели
промерзших домов уже выбрались на улицу. Они вынесли стулья, кресла,
раскладушки - греются на солнышке. Ослабевшие сидели и лежали, подставив
лица теплым лучам, а те, кто имел силы двигаться, копошились рядом:
скалывали лед, разваливали ноздреватые сугробы, грузили снежные глыбы на
фанеру, на саночки, впрягались по несколько человек, отвозили к чугунным
решеткам и сбрасывали в каналы. Делали все замедленными движениями, часто
отдыхали, утирая обильный пот.
Золотистый солнечный свет беспощадно обнажал худобу жилистых шей,
бледность опухших лиц, мешки и провалы под глазами. Создавалось впечатление,
что население города, переболев тяжелой, изнурительной болезнью, впервые
выбралось на улицу подышать свежим воздухом. Но скучно стоять и сидеть под
солнышком без дела. И ленинградцы счищают со своих улиц скопившийся за зиму
грязный снег, сгребают щебень и мусор разрушенных домов, увозят на свалки
нечистоты. Они не дадут задушить себя зловонию и эпидемиям.
23 марта. Потепление вызвало туманы. Они наползают с моря. Все тонет в
молоке, даже не видно Петропавловской крепости. По толстому стеклу
иллюминатора змейками стекают тоненькие струйки.
Гитлеровцы, полагая, что в тумане наши наблюдатели не увидят вспышек,
открыли сильный артиллерийский огонь по Балтийскому заводу и кораблям,
стоящим рядом на Неве. Два тяжелых снаряда угодили в линкор "Октябрьская
революция". Корабль был не виден, а в него все же попали. Значит, противник
пристрелялся. Нашим кораблям грозит серьезная опасность. Правда, повреждения
на линкоре невелики. Он не выведен из строя, может стрелять и плавать.
Только придется склепать новую радиорубку и кое - что залатать на палубе.
26 марта. Сегодня был обстрелян наш самый крупный минный заградитель.
Ни один снаряд не попал в корабль, но несколько разорвались рядом. Осколками
посечен борт. Хорошо, что нет пробоин в подводной части, не придется
расшивать листы и заново ремонтировать.
Теперь нет никаких сомнений, что гитлеровцам хорошо известны стоянки
кораблей. Скорей бы вскрылась Нева! Пора уходить с насиженных мест.
31 марта. Целые дни ленинградские женщины копошатся на улицах и во
дворах, убирая побуревший грязный снег. Погода стала переменчивой, то светит
солнце, то налетает пурга, то оттепель. У многих насморк и кашель. Не
началась ли эпидемия гриппа?
Из Москвы прибыл в Ленинград начальник Главного политического
управления Военно-Морского Флота армейский комиссар второго ранга Рогов. Он
собрал писателей - балтийцев и поинтересовался, чем мы дышим.
Вишневский доложил о деятельности своей группы при Пубалте, а об
одиночках, работающих в боевых частях, ничего не сказал. Пришлось мне
вспомнить, как трудились мы - редакторы многотиражек. Рогову мое выступление
понравилось.
В перерыве ко мне подошел полковой комиссар из Главного политуправления
и сказал:
- Готовьтесь к отъезду в Москву. Забираем в отдел печати. Будете
передавать свой опыт многотиражкам всех флотов.
Это меня ошеломило. Я не собирался покидать Ленинград.
- А, нельзя ли обойтись без меня? Мне хочется пробыть на Балтике до
конца блокады.
- Не желаете в Москву? - удивился полковник. - Думаете, что мы там
баклуши бьем?
- Этого я не думаю, но писателю важней остаться здесь...
- Ничего не выйдет, - ответил москвич, - приказ армейского комиссара. А
на флоте, как вы знаете, приказы не обсуждаются, а выполняются.
4 апреля. Прошло три дня. Я уже решил, что про меня забыли и оставят в
покое. Но не тут - то было. Секретарь политотдела принес телефонограмму. Мне
предписано немедля явиться в отдел кадров Пубалта к батальонному комиссару
Ракову.
С большой неохотой пошел в Пубалт. Там меня встретил сухой и строгий
батальонный комиссар.
- Вы почему не являетесь за предписанием? - грозно спросил он. -
Особого приглашения ждете?
- Меня никто не вызывал.
- Но вас же предупредили?
- Это был ни к чему не обязывающий разговор.
- Запомните: разговор старшего всегда обязывает, никто вторично
напоминать не будет.
Протянув заготовленную бумагу, он сказал:
- Отбыть немедля.
- На чем же я выеду из Ленинграда?
- Не знаю, транспортом не занимаюсь. Но если вовремя не явитесь,
пеняйте на себя, - предупредил Раков.
Так он сумел превратить выдвижение в наказание. Водятся у нас еще такие
службисты.
Весь день я бегал по флотским учреждениям, прося
помочь отбыть в Москву, но никого мои заботы не трогают. Я уже
отрезанный ломоть. Единственное, что мне удалось сделать, - это вызвать с
моими вещами и аттестатами из Кронштадта Клецко.
5 апреля. Вчера я распрощался со всеми на "Урале", но едва спустился с
трапа, как заверещали звонки громкого боя и раздался сигнал воздушной
тревоги.
Был седьмой час вечера. Я перебежал к решетке Летнего сада и стал
смотреть: откуда появятся самолеты?
Справа затарахтели зенитки. И я увидел тучу "юнкерсов". Они летели с
востока вдоль Невы. Создавалось впечатление, что с огромной горы словно на
салазках скатываются вниз бомбардировщики. Да не просто, а нацелясь на
определенные .корабли.
Послышался холодящий кровь отвратительный вой падающих бомб. Подо мной
дрогнула земля и затряслась. На Неве стогами вспучивался лед и высоко вверх
взлетали голубые задымленные фонтаны.
У всех мостов - и на кораблях закашляли и заливчато залаяли зенитки,
сливаясь в дружный хор. Они испятнали комками разрывов все небо. Казалось,
что не осталось просветов, в которые могли бы проскочить бомбардировщики, а
"юнкерсы" все же прорывали огневую завесу и устремлялись к кораблям, мостам
и заводам.
Такого большого налета на Ленинград давно не было. Прижавшись к
именному столбу ворот, задыхаясь от волнения, я наблюдал, как сваливаются в
пике и взмывают "юнкерсы" над теми участками Невы, где стоял линкор,
крейсеры, миноносцы. Как рвутся бомбы около "Полярной звезды" и выводком ее
стальных птенцов - подводных лодок, жавшихся к гранитной стенке.
Я ждал, что сейчас полетят в стороны черные обломки и запылают пожары.
Но ни один корабль еще не тонул. С зенитных площадок, окутанных пороховым
дымом, комендоры яростно отбивались.
К вою бомб вдруг присоединился хлесткий свист тяжелых снарядов,
падавших в тех же направлениях, что и бомбы. Гитлеровцы, видимо, спешили
воспользоваться
неподвижностью кораблей, чтобы одним комбинированным ударом уничтожить
их.
В ответ басисто заговорила наша тяжелая артиллерия. Грохот стоял такой,
что я не слышал ни звонких команд на "Урале", ни гудения моторов самолетов.
Налет длился не менее часа. Затем стрельба мгновенно смолкла и в небе
трубно загудели наши "миги", рыскавшие меж высоких облаков.
На этом я ставлю точку. Все четыре тетради оставляю дома. Не буду же я
таскать их с собой по всем флотам.
"ЗА КОЛЬЦОМ БЛОКАДЫ"
6 апреля 1942 года. Вечер и ночь я провел не на корабле, а дома. На
кухне было тепло, так как женщины по случаю пасхи днем топили плиту щепками
и мусором.
Ужинали мы по - праздничному. На стол я выложил весь мой сухой паек,
выданный на дорогу: галеты, банку мясных консервов и сухой яичный порошок.
Спать мы улеглись рано и сразу почувствовали пасхальную "жару божью":
прозвучал сигнал воздушной тревоги, послышалась пальба зениток, гудение
самолетов и посыпались бомбы. Бомбы были крупные. От взрывов трясся дом и
ходуном ходила земля под ним.
Теща вскочила с постели и, втиснувшись в щель между двух шкафов,
принялась креститься. А я и няня, понимая, что шкафы и молитвы от бомбы не
спасут, остались лежать и прислушиваться к пальбе.
Бомбы не п