максимальной  пользой
распорядиться этим потенциалом.
     Приведу  несколько показательных  примеров, какие выводы мы извлекли из
прошлых уроков. Так, практика подтвердила, что  такие предусмотренные нашими
боевыми уставами и наставлениями способы борьбы, как "атака в боевой линии",
"атака в цепи",  вероятно,  хороши на просторах "большой",  широкомасштабной
войны. При ведении же ограниченных боевых действий с признаками партизанской
войны, особенно в  горно-лесистой местности,  эта  тактика в целом,  как  мы
убедились, малоэффективна и приводит к неоправданным потерям.
     В  округе  были разработаны  комплексы упражнений  для  ведения  огня и
маневрирования на местности небольшими группами -  по  три-четыре  человека,
когда  один  из бойцов перемещается на поле боя, прикрываемый товарищами, и,
заняв  выгодный рубеж или позицию,  в  свою очередь, прикрывает огнем маневр
другого и так далее.
     Отрабатывались действия  пар и групп снайперов  (с  учетом особенностей
местности  и ее инженерного оборудования), а также в составе штурмовых групп
и отрядов. Такой опыт известен еще  со времен Сталинградской битвы и показал
свою эффективность не только в годы Великой Отечественной войны.
     Кстати,  о снайперах.  В таких специфических  условиях  их  роль трудно
переоценить.  За  1999 год в  округе  было  подготовлено  150  инструкторов,
которые обучали снайперов по особой программе.
     Новые  способы  ведения  боевых действий отрабатывались  практически во
всех (а не только  в избранных)  частях и подразделениях. И  это также уроки
Чечни.  Следует  отметить  и  такую характерную  особенность,  как  динамизм
совершенствования тактики.
     Обстановка во многих близлежащих к Чечне районах и после вывода войск в
1996 году осталась напряженной, что, безусловно,  накладывало свой отпечаток
на условия службы и  характер  учебы личного состава, учебно-боевые  задачи.
Различные  боевые  ситуации  (в  частности,  печально  известное  бандитское
нападение  на  инспекционную группу  Генерального штаба  в  районе  перевала
Хурикау 16 апреля 1998  года)  заставили обратить особое внимание на  охрану
войсковых колонн. В округе  специально  отрабатывалась новая  тема - тактика
действий при сопровождении колонн.
     О горной подготовке - разговор особый. Чего греха таить  - как правило,
к нам приходят  служить юноши, а порой  и  молодые офицеры,  знающие о горах
лишь  по  кинофильмам  и  популярным бардовским  песням.  Парадоксально,  но
незадолго до  первой чеченской  кампании было расформировано Владикавказское
общевойсковое  училище  - единственное  оставшееся  после  развала  СССР,  в
котором  готовили военных  специалистов такого профиля. Вот уж действительно
"хотели как лучше, а получилось как всегда".
     Обстоятельства  сложились   так,  что   главной  учебно-методической  и
"прикладной"   базой   горной  подготовки   военнослужащих   на   территории
Северо-Кавказского  военного  округа  (да  и  вообще в  стране)  стал горный
полигон,  расположенный  в  районе  Дарьяльского  ущелья в долине реки Терек
(Северная Осетия-Алания). В результате  осетино-ингушских событий осени 1992
года  он был  в  значительной степени  разрушен. "Под шумок" межнациональных
распрей  нашлись  лихие ребята, которые растащили всю базу и вывели из строя
коммуникации. Поэтому  в  течение нескольких лет  мы не  могли  использовать
полигон по прямому назначению. Первым тревогу забил А. Квашнин. Его усилиями
начались   реставрационно-восстановительные  работы.   Помогло   в  этом   и
руководство Северо-Осетинской Республики.
     В том, что  горы  не любят дилетантов, мы наглядно  убедились  в Чечне.
Проблема  действительно существовала. И вероятно,  разрешить ее  можно  было
только на государственном уровне. Многие офицеры старой закалки,  получившие
ранее  соответствующее  образование,  "афганцы"  уволились  в  запас.  Скажу
больше, после 1991  года в результате  сокращений и преобразований ряд наших
частей  лишился  статуса  горных,  остались  только  две  штатные  должности
инструкторов по  горной подготовке - непосредственно в штабе округа и в 58-й
армии.
     Однако  это не  означало,  что  некому было  обучать людей.  Во-первых,
сохранилась какая-то  часть офицеров  и  прапорщиков,  которые прошли горную
школу Афганистана  и Чечни. Во-вторых, среди военнослужащих оказалось немало
энтузиастов, подвижников  "горного дела". Кроме  того, регулярно проводились
сборы нештатных  инструкторов  по  горной  подготовке  из  числа  командиров
подразделений.  Нам  удалось   добиться,  чтобы  в   подобных   мероприятиях
участвовали  высококвалифицированные альпинисты,  мастера  спорта. Причем не
только  наши  армейские,  но  и  из  родственных,  сопредельных  структур  -
например,    Министерства    по    чрезвычайным    ситуациям,    Российского
оборонно-спортивного технического общества и др.

     Вновь обращусь к урокам Чечни, ведь там пришлось действовать в горах не
только  военнослужащим, скажем  так, "предгорной" 58-й  армии,  но и  частям
"равнинного" Волгоградского соединения, Московского, Ленинградского и других
военных округов. Выходит, им тоже нужна  была горная подготовка. Вот  почему
во всех частях округа  (где нет поблизости гор) были  созданы  горные полосы
препятствий, на которых и тренируются наши военнослужащие.
     А  что  касается Дарьяльского полигона, то начиная с лета  97-го  здесь
усиленно готовились мотострелки  и танкисты,  артиллеристы и  саперы,  здесь
закладывался фундамент будущих успехов и побед.

"ВОЕННАЯ ДИПЛОМАТИЯ"
     На  первом  этапе  контртеррористической  операции  войска  должны были
освободить северные районы республики - Наурский, Шелковской, Надтеречный...
Короче,  все,  что  севернее  реки  Терек.  Затем  следовало концентрическое
сдавливание  бандитских  отрядов со всех  сторон, кроме  юга, и оттеснение в
горы с  одновременным перекрытием всех перевалов,  чтоб  не допустить оттока
боевиков в Грузию.
     Я был назначен командующим восточной  группировкой. Мы двинули войска в
Чечню   со   стороны   Дагестана   по  трем   направлениям  -   кизлярскому,
хасавюртскому,  ботлихскому. На равнине  они  почти не встретили  серьезного
сопротивления  боевиков,  но  это  вовсе  не  означало,  что   подразделения
продвигались парадным маршем.
     Одна из главных задач состояла в том, чтобы  убедить  мирное  население
Чечни: армия  пришла  не убивать и грабить, а лишь уничтожать бандитов. Чего
скрывать,  еще  несколько лет назад  многие чеченцы видели в нас оккупантов.
Поэтому в те осенние  дни приходилось  заниматься не  только  своими прямыми
обязанностями  (то   есть  руководить  войсками),   но  и   "дипломатией"  -
встречаться  с  главами администраций селений,  старейшинами,  духовенством,
простыми жителями. И такое происходило почти ежедневно.
     Меня тогда (как и  сейчас) некоторые  "шустряки" упрекали  за  излишний
либерализм, называли этаким "добреньким дядей".  Но  я убежден, что поступал
правильно.
     Я уже упоминал, что родился и вырос в этих местах, хорошо знаю обычаи и
традиции,  чеченский  менталитет,  знаю,  как держать себя  в  разговоре  со
стариком, а как - с  молодым. Чеченцы уважают того,  кто держится достойно и
не  унижает  достоинства  другого,  кто  уважает  нравы горцев.  Ведь  можно
разговаривать в ультимативной  форме -  угрожать, запугивать,  обвинять.  Но
простой  житель  станицы или села - хлебопашец или  скотовод - не повинен  в
войне, чего же его зачислять  во враги? Он идет  на переговоры, чтобы  мирно
решить вопрос, а не убеждать меня в бандитской правоте.
     Я старался разговаривать со  всеми адекватно. Если человек старше меня,
я  обращался к нему  почтительно  - на "вы". Объяснял доходчиво,  чего хочет
армия, федеральная власть. При этом не юлил, а говорил правду. Просил, чтобы
"переговорщики"  затем  рассказали  своим  односельчанам  о  наших  целях  и
настрое. Если бы стал лукавить, они сразу бы почувствовали фальшь моих слов:
ведь  на таких встречах  обычно  бывали  старейшины, умудренные жизнью люди,
отличающие, где правда,  а где обман... Они верили  мне. И я поверил сразу в
искренность их  стремлений к миру - уже на первых  переговорах в  Шелковском
районе.
     Какие  вопросы  обсуждались   на   таких  встречах?  Любые.  Вначале  я
выслушивал людей. В  один голос они  говорили  о том, что устали от анархии,
беззакония.   Хотят,   чтобы  установилась   нормальная,   твердая   власть.
Разочарованы обещаниями Масхадова, ему не верят.
     Уже в октябре 99-го года  в Чечню  стала  поступать первая гуманитарная
помощь.   И   инициаторами  выступили   именно   мы,   военные.  Руководство
Министерства  обороны   РФ,  Северо-Кавказского  военного  округа   выделило
транспортные   самолеты  с  питанием,  одеждой,  стройматериалами.  Все  это
распределялось по селениям и станицам северных районов республики.
     Хочу привести здесь некоторые свои записи того времени.  Вот, например,
проблемы по Шелковскому району, которые нужно решить незамедлительно:
     - необходимо выделить два-три автомобиля для местного РОВД;
     - подключить электроэнергию;
     - распределить муку, сахар, соль,  подсолнечное масло, крупы,  конфеты,
печенье, чай;
     - школьные комплекты: портфели, учебники, тетради, дневники, ручки;
     - обувь детская: галоши, резиновые сапоги...

     Ближе  к Гудермесу  начались серьезные  трудности. Из  данных  разведки
знал,  что  в  населенных  пунктах  находятся  боевики,  которые  собираются
оказывать сопротивление. Но и здесь мы вновь прибегли к использованию метода
"военно-народной  дипломатии". Подходили к тому или иному населенному пункту
на  расстояние   "пушечного  выстрела"  (чтобы  мы  могли   поразить   огнем
противника, а он  бы нас не доставал), блокировали его, а  затем  приглашали
местную делегацию  на  переговоры.  Люди, как  правило,  приходили  -  глава
администрации,  представители  старейшин, духовенства, учителя  - от трех до
десяти человек.
     Бывало, по два часа я с  ними  разговаривал. Убеждал, что войска пришли
не для того, чтобы  разрушать их очаги  и убивать жителей, хотя знаем, что в
селе находятся бандиты. Мы вам даем время для того, чтобы вы собрали народ и
переговорили. Предупреждаю сразу: войска войдут в село без стрельбы. Но если
кто-то выстрелит в сторону моих солдат, моментально откроем ответный огонь.
     Я честно все говорил.  Просил объяснить жителям ситуацию и  дать ответ.
Не  получается мирным  путем -  скажите мне об этом, убеждал я  делегацию, в
противном  случае  тактика будет другой... Через несколько часов  переговоры
возобновлялись. Старейшины давали слово, что никто стрелять не будет.
     После  этого  подразделения  внутренних  войск   и  милиции   проводили
"зачистку" под прикрытием подразделений Министерства обороны. Именно тогда в
обиход вошел термин "культурная зачистка".  У многих это  выражение  вызвало
смех,  откровенное  раздражение.   Мол,  что  с  ними  церемониться  -  надо
действовать жестко.  Я же  настаивал  на  своем. На штабных совещаниях,  где
присутствовали  и   представители   МВД,   непосредственно   участвующие   в
"зачистках", строго требовал от командиров, чтобы при осмотре дворов и домов
не занимались мародерством.
     Такая  тактика находила  отклик.  Нам не стреляли в спину, а во  многих
селах мирные жители (я говорю о чеченцах) порой угощали наших солдат хлебом,
молоком... чего раньше, если  брать первую войну,  никогда  не  было.  Часто
чеченцы приходили  ко  мне на командный пункт -  приглашали посетить  школу,
выступить на митинге... Это свидетельствовало о том, что армию  в республике
встречали как освободителя, а не как завоевателя.
     Когда войска покидали тот  или иной населенный пункт, туда возвращались
беженцы, причем имевшие крышу над головой  - их  дома не пострадали. Уходить
же  из  села   их  зачастую  вынуждали  бандиты,  которые  накануне  прихода
"федералов"  нагоняли страх:  "Придут  русские -  всех  вас  перережут.  Или
оказывайте  сопротивление, или покидайте села".  Конечно, люди  боялись. Но,
возвращаясь  в  село,  убеждались, что их  жилье  и  имущество  в  целости и
сохранности. Поэтому, спустя время, на переговорах уже не звучала тема угроз
обстрелов,  каких-то  репрессий.  А спрашивали  местные  чеченцы  о  том,  к
примеру,  можно  ли  завтра вернуться  в свои  дома.  Конечно, можно.  И они
возвращались. Таким  образом,  мирная  жизнь  в северных районах  республики
восстанавливалась быстрее.
     Конечно, не  всегда и не везде проходило  все так гладко,  как хотелось
бы. Но следует подчеркнуть: большинство чеченцев радовались нашему приходу в
республику. Они  устали от  той жизни, которую уготовил им  их  президент А.
Масхадов и  его приспешники. Дети годами не учились в  школах, пенсионеры не
получали  пенсий.  В  Чечне  процветало  воровство  и  нищета.  Люди  хотели
нормальной жизни, скорейшего наступления мира.
     Осенью  99-го я познакомился с М. Гезимиевой. С 1973  года она работала
директором средней школы  в Гудермесе, многое пришлось повидать.  К женщинам
на Кавказе отношение неоднозначное, особенно в Чечне. Но Малика Шамсудиновна
пользовалась в городе огромным  авторитетом. С ней считались многие мужчины,
в  том числе и  старейшины.  Впервые мы встретились на переговорах. Войска к
тому времени вплотную подошли к Гудермесу, блокировав его со всех сторон.
     На  встречу  со  мной  пришли человек  двадцать,  среди них  выделялись
полевые командиры отрядов, обосновавшихся в городе.  Нервничали, горячились,
доказывали... невозможно было унять эмоции. Тогда  слово взяла Малика, и всё
сразу стихло:
     - Неужели вы не видите, что этот человек пришел в Чечню с миром,  к вам
сюда пришел. А мог бы  и не вести с вами переговоры - взял бы и отдал приказ
на уничтожение... Ему  небезразлична судьба республики, как, наверно, и вам.
Он здесь вырос, его здесь учили в школе, он здесь начинал взрослую жизнь...
     Кезимиева  говорила  фактически то,  что  я  и  сам хотел  сказать.  Ее
внимательно слушали, в том числе и боевики.  Поразительная  женщина! Смелая,
решительная.  Никого  не  боялась. Позже, когда  стала  главой администрации
Гудермеса,  на  нее  было совершено несколько  покушений.  Но такую  женщину
сломить, наверное, невозможно.
     Там  же,  под  Гудермесом,  я  познакомился  с  муфтием  Чечни  Ахматом
Кадыровым  -  человеком  непростой  судьбы.  В  первую  чеченскую  войну  он
поддержал  Дудаева  и  выступил против ввода российских войск  на территорию
Чечни. Но затем решительно порвал не только с бандитами,  но и с Масхадовым.
Кадыров публично  осудил действия ваххабитов, вторгшихся в Дагестан, открыто
призвал чеченский народ бороться с бандитами и уничтожать их.
     Метод  "военной  дипломатии"  оправдывал себя и в горах. Там  произошла
встреча с Супьяном Тарамовым.  Он родом из  Ведено. Рос  и учился  вместе  с
Шамилем Басаевым. В  первую войну не воевал против нас,  но и не поддерживал
российские войска.
     Осенью  99-го Тарамов  сам  ко  мне  пришел,  не я  к  нему.  Состоялся
разговор. Он сказал, что хочет мира для республики, хочет, чтоб не гибли зря
молодые чеченские парни... Я ему поверил.
     В Ведено  был  создан  стрелковый  батальон из местных жителей, который
возглавил  Тарамов. Я ожидал от  него решительных действий, но Супьян честно
признавался, что в открытую с боевиками его люди воевать  опасаются - боятся
кровной   мести.   Его  заслуга  состояла  в  том,  что  чеченский  батальон
сопровождал   колонны   подразделений  федеральных   войск   через   ущелье.
Тарамовские   ребята  несли   дежурство   на   блокпостах,   участвовали   в
патрулировании с солдатами комендантских рот...
     Подобные  отряды  самообороны  или ополчения  создавались  и  в  других
районах  республики, например в  Гудермесе,  Аргуне, Новогрозненском, других
населенных  пунктах.  Чеченцы сами  охраняли  свои  села  и не пускали  туда
бандитов.
     Помню, был такой случай. Под Кади-Юртом  я вел переговоры, кто-то очень
хотел  их  сорвать:  спровоцировали  местных  жителей, несколько сот человек
(преимущественно женщин), и они  двинулись из  селения  Суворов-Юрт в  нашем
направлении. Настроены были враждебно. Как позже выяснилось, им сказали, что
войска через несколько  часов сотрут Кади-Юрт с лица  земли. А я прибыл туда
фактически без охраны:  со мной  лишь  несколько  офицеров на боевой  машине
пехоты. Но, узнав  о провокации,  я вызвал на всякий случай пару вертолетов.
Они стали кружить над нами. Однако, к счастью, военная сила не понадобилась.
Увидев меня, толпа сразу успокоилась.  Многие меня узнали,  протягивали руки
для рукопожатия...  Вышла  пожилая чеченка: "Люди,  так  это  же Трошев!  Он
стрелять не станет. Расходитесь! Все будет нормально".
     Там я познакомился с некоторыми чеченцами, которые  мне очень помогли в
дальнейшем.
     Конечно,  не все  лояльно  были настроены к федеральным  войскам.  И  в
первую очередь - бандиты. Но с ними мы не церемонились. Собственно, войска и
были введены в  Чечню,  чтобы  покончить с бандитизмом  и  терроризмом раз и
навсегда. Прежде  чем  нанести огневой удар,  я  с группой  офицеров  всегда
выезжал   на   переговоры   с   представителями   местной  администрации   и
общественности, а если надо было, то и с боевиками. Разрушить дом или село -
дело  нехитрое при наших возможностях, но чего  бы  я  добился этим? Ничего,
кроме  гнева  и ненависти  народа.  Больше того,  это  подтолкнуло бы многих
колеблющихся  в объятия бандитов, реанимировало бы "движение сопротивления".
А поддержка большинства населения  нам  была нужна. Известно,  что хорош тот
способ  ведения  боевых  действий   (разумеется,  цивилизованный),   который
приносит конкретный  позитивный результат при  меньших  потерях. Я  старался
избегать поспешности,  не делал "резких движений", разделял матерых бандитов
и  мирных жителей. Хотя разрушить  легче, чем  убедить человека  добровольно
сложить оружие.
     Спустя  время,  когда   мои  методы   проведения  контртеррористической
операции получили широкую огласку, нашлись некоторые  политики и журналисты,
которые стали  противопоставлять  меня и  командующего западной группировкой
генерала В.  Шаманова.  Мол, Трошев  занимается уговорами,  в  то  время как
Шаманов  все  громит  на  своем пути. Кто из  нас  прав - сразу  не поймешь,
казалось бы. Однако разницу в подходах люди уловили.


Владимир Шаманов. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
     Западная  группировка, которой командовал Владимир Анатольевич, в целом
успешно выполняла поставленные задачи. Хотя, к сожалению, в ходе боев были и
разрушения  в  населенных  пунктах,  и хлынули  беженцы.  Но  это  вовсе  не
означало, что Шаманов бездумно крушил все подряд. Рассуждать куда проще, чем
самому делать. Поистине, "каждый мнит себя стратегом, видя бой издалека..."
     Я  хорошо  знаю генерала  Шаманова  -  на  первой  войне  он  был  моим
подчиненным. Может быть, сказывалась излишняя горячность и прямолинейность в
отношениях с местным населением? Ведь  в иных случаях - не до дипломатии, не
до тонких продуманных  решений.  Нет,  не  стал  бы  я упрекать  Шаманова  в
жестокости...
     С ним мы познакомились в феврале 1995 года,  уже после взятия Грозного.
Он был тогда полковником, заместителем командира воздушно-десантной дивизии.
И  так  получилось,  что  именно  он  стал  моим  подчиненным  -  командовал
десантниками  в  возглавляемой  мной южной  группировке  войск.  Затем  меня
назначили руководить  группировкой  войск Минобороны,  и  опять он со  своей
"десантурой" замыкался на меня.
     В  конце  мая  - начале  июня я увидел  его в бою.  Около  Чири-Юрта мы
штурмовали  цементный  завод,  запиравший  вход в Аргунское ущелье.  Об этом
эпизоде  я  рассказывал  выше.  Мало  того  что  комплекс  заводских  зданий
представлял собой мощное оборонительное сооружение, так еще и