е. Их ставленники в Лондоне подталкивали
правительство Чемберлена к пропасти.
   12 августа начались англо-франко-советские переговоры в Москве.
   А через три дня я уже читал выдержку из сообщения в Берлин немецкого
поверенного в делах Клодта. Клодт сообщал: "Советское правительство
проявило столько признаков доброй воли к заключению договора, что нет
никаких сомнений в том, что он будет подписан".
   Мне этого было мало, и я решился задать вопрос Рамфоринху, не
рассчитывая на его откровенность.
   - А почему бы Германии не опередить московское соглашение? Англия
предлагает передел мира-DOT и соглашайтесь! Это отвечает давним планам
крестового похода.
   Рамфоринх не уклонился от ответа. Объяснился даже очень пространно:
   - Соглашение с Англией может быть только тайным... Открытые переговоры
приведут к правительственному кризису в Лондоне... В случае столкновения
немецких войск с Красной Армией Англия останется на первом этапе
нейтральной... А потом, когда и мы, и Россия истечем кровью, положит на
колеблющиеся весы всю свою мощь и продиктует и нам, и России свои
условия...
   Разговор у нас происходил в берлинской резиденции утром 15 августа.
   Рамфоринх вынул из жилетного кармана массивную луковицу и щелкнул
крышкой:
   - Пятнадцатое августа, одиннадцать тридцать...
   Могу вам сообщить, что вчера в четырнадцать часов пятнадцать минут наш
посол в Москве граф Шуленбург получил указание немедленно, не позже
сегодняшнего дня, получить аудиенцию у господина Молотова... Ему даны
указания заявить Советскому правительству, что настало время покончить с
политической враждой между двумя великими державами и найти все
возможности для соглашения... Господии Шуленбург заявит господину
Молотову, что министр иностранных дел Германии Риббентроп готов выехать в
Москву с самыми широкими полномочиями...
   Рамфоринх порылся в папке и положил выдержку из заявления польского
премьера Рыдз-Смиглы, которое он сделал своим французским союзникам:
   "С немцами мы рискуем потерять свою свободу, с русскими мы потеряем
душу!"
   - Для них русский большевизм страшнее немецкой армии! - добавил барон.
- Но и не это главное! Главное, что Германия получает общую границу с
Россией и сейчас только от России зависит, чтобы эта граница не
превратилась в линию фронта...
   - А дальше?
   - Каждый год мира работает на русских, а не на Германию... Это и мы
видим! А почему бы Москве не рассмотреть в ином свете английские
предложения, сделанные нам Хадсоном и Вильсоном о разделе мира!
   Скажем так! Нам Западная Европа и африканские колонии Франции и
Англии... А России? России распространение большевизма в Нндии. Это почти
полмиллиарда населения... Для них большевизм-это свобода.
   - Такие предложения будут сделаны Риббентропом?
   - Не все сразу! Я, как видите, опять забегаю вперед...
   - Москва на раздел мира не пойдет,
   Я не ставлю задачей воссоздать хронику германо-советских отношений. Мои
возможности проникнуть в них были ограничены. Но должен сказать, что и на
этот раз Рамфоринх, опережая своих исполнителей, не ошибся. Он не преминул
мне об этом сообщить в свое время. Но этот разговор о переделе мира
пересекли большие события, и мы к нему вернулись много позже.
   23 августа в Москве был подписан пакт о ненападении с Германией.

   1 сентября немецкие войска вторглись в Польшу.

   3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии.
   Крестовый поход против большевизма не состоялся.
   Все те, кто годами проповедовал этот поход на всех европейских
перекрестках, намертво вцепились друг в друга.
   Танковые колонны разрезали Польшу, взяли в клещи Варшаву, на восьмой
день войны Рыдз-Смиглы, Бек и все, кто боялся в союзе с Россией "потерять
душу", вымелись из Польши и скрылись от грохота пушек на Британских
островах. В Англии и во Франции прошла мобилизация. На границах Германии
сосредоточилось сто десять дивизий, более двух тысяч танков и более трех
тысяч самолетов, но вся эта армада не сделала ни шага, чтобы помочь
Польше. Между Германией и Россией впервые в истории пролегла общая граница.
   Восток и Запад сошлись. Ничто не мешало Гитлеру осуществить вторжение в
Россию.
   Между Лондоном и Берлином, теперь уже далеким дружным путем, опять
сновали курьеры, опять прощупывали стороны, на каких условиях возможно
примирение.
   Рамфоринх предоставил мне случай прослушать и записать его
доверительный разговор с одним из генералов вермахта, автором доктрины
танковой воины.
   Еще не очень-то тогда было изустно имя этого генерала. В польском
походе он командовал всего лишь корпусом. Но танковым корпусом! Он
настаивал на массированном применении танков и выдвинул свою доктрину
танковой воины. Внезапный удар по противнику до того, как противник успеет
провести полную мобилизацию. Прорыв в нескольких местах линии фронта.
   В прорывы устремляются крупные танковые соединения под прикрытием
авиации. В узлах обороны противника авиация прокладывает путь танкам
"ковровой бомбардировкой". Бомбардировкой не по целям, а по площадям.
Вслед - танки. Танки в глубокие тылы, наперерез коммуникаций противника.
За танками армейские корпуса. Сначала моторизованная нехота на автомашинах
и мотоциклах, способная в короткий срок преодолеть значительные
расстояния. И только потом уже полевые части на закрепление захвата.
   Танковый прорыв требовал значительного пересмотра полевых уставов,
вооружения, моторизации армии и. главное, системы ее снабжения. Ломались
старые тактические представления. Генералы старой школы неохотно от HиX
отступали. Возникали на каждом шагу "если". А если противник обрушит удар
на оголенные фланги танковых колонн? А если в глубине обороны противник
встретит танковую колонну истребительным огнем и одновременно отсечет ее
от основных сил?
   Споры эти могли вестись военными теоретиками до бесконечности. Польский
поход заставил приумолкнуть противников массированного танкового прорыва.
Генерал приобрел особый авторитет в глазах Гитлера.
   К нему обратились и благосклонные взгляды тайной власти.
   Итак, доверительный разговор с танковым генералом.
   Вот запись этого разговора. Она была сделана в горной резиденции
Рамфоринха. Генерал был приглашен на охоту. По генерал понимал, что
удостоен он столь высокого приглашения не из-за охоты. Они беседовали и
кабинете с геральдическим гобеленом, я сидел в аппаратной, где была
расположена аппаратура звукозаписи.
   Рамфоринх. Ни у кого теперь не вызывает сомнений, что решающее слово на
театре современной войны принадлежит танковым войскам. Польская кампания
утвердила вашу теорию... Возможны ли столь же блестящие действия ваших
танковых войск на западе?
   Генерал. Франция способна выставить против нас значительные танковые
соединения... Французы не освоили вождение больших танковых соединений, но
они могут навязать нам изнурительные танковые бои.
   Рамфоринх. Моим французским партнерам Народный фронт страшнее наших
танков... Если бы они хотели нам что-либо навязать, то сто десять
английских и французских дивизий смяли бы наши двадцать три дивизии на
западе, когда ваши танки победоносно шествовали по польский земле...
   Генерал. Я солдат и привык рассчитывать только нс: оружие. Политические
ситуации переменчивы, господин барон! Англия и Франция давно нас толкают
на восток... И не в Польшу, а в Россию! А для войны с Россией мы должны
были иметь прежде всего общую границу! Поэтому никто и не двинул эти сто
десять дивизий.
   Рамфоринх. И их никто не двинет, если ваши танки устремятся в Россию...
Вы это хотели сказать, генерал?
   Генерал. Сейчас? Сегодня? Этой весной?
   Рамфоринх. Чего вы боитесь? Вы же уверены, что английские и французские
дивизии, не сдвинутся с места!
   Генерал. Поединок с польскими вооруженными силами нас не страшил, мы
могли реально рассчитывать на силу своего оружия... Поединок с Россией
может принять тяжелый характер. Вы уверены, господин барон, что ваши
друзья во Франции и Англии не захотят двинуть эти дивизии, чтобы
продиктовать вам свою волю и свои интересы, и не будут ждать, когда это вы
сделаете по отношению к ним? В поединке с Россией могут наступить такие
минуты, когда эти гло десять дивизий решат всю войну в свою пользу. В
военном аспекте позиция наша окажется безнадежной.
   Рамфоринх. Япония облегчит нам поединок!
   Генерал. Тоненькая ниточка железной дороги...
   Сопки, девственные леса... Если меня спросят мои японские коллеги-я им
обрисую безнадежность военной ситуации...
   Рамфоринх. Военные и в Японии подчиняются политикам, а политики моим
коллегам!
   Генерал. Если вы гарантируете поединок с Россией, задуматься есть над
чем! Но вы когда-нибудь, господин барон, интересовались, сколько в России
танков?
   Рамфоринх. Выплавка чугуна и стали...
   Генерал. Да, да, я знаком с этой теорией деловых людей. Сколько в
России танков?
   Рамфоринх. Я знакомился с вашими выкладками.
   Вы назвали десять тысяч танков... Я не верю в эту цифру. Я
промышленник, я знаю, что надо сделать с промышленностью, чтобы выпустить
десять тысяч танков.
   Они лишь три года тому назад завершили свою пятилетку... У них нет
стали, нет станков, чтобы выпустить десять тысяч танков...
   Генерал. Эту цифру мне навязали, по моим подсчетам, Россия имеет
семнадцать тысяч танков...
   Рамфоринх. Я не верю!
   Генерал. Гитлер тоже не верит! Не есть ли это свойство людей верить в
то, во что хочется верить? Военное искусство, хотя бы в первой его фазе,
обязано покоиться на математически точных цифрах. Если у большевиков нет
такого количества танков, то нам будет легче, а если есть?
   Рамфоринх. Так что же вы предпочитаете, господин генерал? Движение на
восток или на запад?
   Генерал. На восток, если нас поддержат те сто десять дивизий, о которых
шла речь...
   Рамфоринх. Такие гарантии дать рискованно...
   Но я гарантирую, что они не двинутся с места.
   Генерал. Нас это не устраивает. Тогда на запад.
   Нам нужны французские танки для движения на восток.
   Рамфоринх. Здесь гарантии болев надежны. Парламентские демократии
разъела коррупция! Они не устоят...
   Генерал. А если к ним на помощь выступит Красная Армия?
   Рамфоринх. Наконец-то я слышу из уст военного главный вопрос
современности! Наши партнеры во Франции и в Англии предпочтут объединиться
с нами против большевиков...
   Генерал, ...и вашим партнерам не помешают парламентские режимы?
   Рамфоринх. Мы им поможем разогнать парламенты! Быть может, господа
генералы надеются, что мы им преподнесем на золотом блюдите земной шар и
еще нож вручим, чтобы вы делили этот сладкий пирог? Мы хотели бы надеяться
и на ваш вклад в дележе этого пирога. Мы вам обеспечили поединок в
Польше...
   Генерал. Только потому, что мы молниеносно разгромили ее вооруженные
силы!
   Рамфоринх. Мы ждем от вас таких же молниеносных действий и на западе...
   Генерал. Меня беспокоит Англия...
   Задуматься было над чем. В манере Рамфоринха вести подобные беседы
проглядывал в большей степени торговец и финансист, чем дипломат или
политик. Могло показаться, что он прикидывает, где больше дадут.
Своеобразная тренировка коммерческих способностей. Его старческие венозные
руки тянулись схватить весь земной шар, он, не задумываясь, послал бы
немецких юношей штурмовать небо, если бы это дало ему дивиденды.
   Он был сторонником воевать со всеми, завоевать и далекие Гималаи, но
умел рассчитывать, и в расчетах не получалось все сразу: и Франция, и
Россия, и Гималаи...
   Генерала проводили. Рамфоринх пригласил меня в кабинет. Мне всегда
становилось несколько не по себе, когда я видел размах перепончатых
крыльев доисторического ящера, властителя этого странного мира, в котором
шли страшные битвы за жизнь между гигантами с холодной кровью. Удачную
аллегорию выбрал Рамфоринх для своей личности, для своей роли в жизни
современного мира.
   - Вы сделали выводы из нашей беседы? - спросил он.
   - Задача из несложных, - ответил я ему спокойно. - На Восток пли на
Запад-вашим генералам все равно, лишь бы не война на два фронта...
   - И для генералов не одно и то же! Для того чтобы победить Россию и
употребить с пользой эту победу, надо уничтожить все ее население...
   - Гитлер не скрывает этой частя своей программы...
   Рамфоринх пренебрежительно махнул рукой:
   - Гитлер не финансист... Он- политик... Политики обязаны выдвигать в
программе и неисполнимые положения... Что значит уничтожить население
России? Это значит поднять на себя каждого, кто способен хотя бы кинуть
камень. Это значит ожесточить русских людей и славян до такой степени, что
даже дети возьмут в руки оружие... Не могут же наши гарнизоны жить, ис
выходя из танка!
   Я решил побуднтьРамфоринха высказаться несколько отчетливее, поэтому
спросил его:
   - Вы хотите показать Москве, господии барон, что Германия двинется на
Запад, что России лучше не вмешиваться в этот конфликт.
   Рамфоринх покачал головой:
   - Вы нетерпеливы, мой друг! Односложного ответа на такой вопрос я вам
не дам... Я не против восточного похода, если нам помогут Франция и
Англия, - и я против поединка Германии с Россией... А между тем Россия
могла бы открыть себе дорогу в Индию и к Индийскому океану, мы в это время
завершили бы войну на Западе...
   Рамфоринх не был склонен к беспочвенным прожектам. Он возвращался к
однажды уже поднятой теме.
   - Это предложение о переделе мира? - спросил я его.
   - Это пока тенденция.
   Он помолчал. Прошелся неслышно по ковру вдоль кабинета. Остановился
возле глобуса. Он стоял на журнальном столике.
   - Как вы думаете, - продолжал он, раскручивая глобус указательным
пальцем. - Ваша идеология активно раздвигает границы коммунизма... Мне
кажется красивой идея приобщить к коммунизму трехсотмиллионный народ
Индии... Россия сможет продвинуться в Китай, разделив там сферы влияния с
Японией... Полмиллиарда населения, приобщенные к коммунизму!
   Я молчал, опасаясь неосторожным вопросом прервать его откровенные
излияния. Доказывать ему безразнравственность таких предположений смысла
не имело.
   Сейчас мне нужно било узнать, опираются ли его предположения на мнение
его могущественных коллег.
   Он отошел от глобуса и не торопился развивать свои мысли. Oн явно ждал
моей реакции. Лукавить было бесполезно. Я поставил вопрос прямо:
   - Это лично ваши проекты или они широко обсуждались на вашей встрече в
кружке друзей рейхсфюрера?
   - Такие вещи не обсуждаются! Они прочитываются между строк... Я не
исключаю, что в самое ближайшее время они будут представлены Гитлером
Советскому правительству...
   Он сказал все, что хотел сказать. На этом наш разговор закончился.
   Я, конечно, обязан был сообщить все это в Центр.
   В сочетании с опасениями генерала, рассуждения Рамфорянха очень легко
расшифровывались. Чего же лучше?
   Гитлер подталкивает Советский Союз в Индию, втягиваег в безысходный
конфликт с Англией и, разделавшись с Францией, объединившись затем с
Англией, бьет нам в спину.
   Беседой с генералом он хотел сказать мне: "Слушан, мы колеблемся, мы
стоим перед выбором идти на Запад или на Восток. Выбор еще не сделан". Это
угроза. Затем предложение идти в Индию. Это-пряник. Или война, или сговор
о переделе мира! В Центр я послал сообщение, с точным пересказом беседы с
генералом и его рассуждении о переделе мира.
   Близилась весна сорокового года. Продолжалась "странная воина" на
Западе без активных действий.
   Можно было подумать, - что Гитлер еще колеблется, куда ударить - на
Запад или на Восток.
   Затяжка но всем. Замедленная мобилизация, замедленная переброска войск
к западной границе, неторопливость в передислокации войск. Игра в
"несекретные"
   секреты.
   Нападая на Польшу, Гитлер не провел всеобщей мобилизации. Этот факт
скрыть oт разведки союзников было невозможно. Его и не скрывали. Что это
означало?
   Это могло быть только знаком. Гитлер как бы говорил: я вторгаюсь в
Польшу. Общественность ваших стран потребует от вас соблюдения договоров о
военной помощи Польше! Но мы с вами понимаем, что здесь не забота о
далекой Польше и не жажда справедливости... Общественность взволнована
нарушением равновесия в Европе, но до той лишь черты, пока это касается
Европы. Войну вы объявите, но терпение! Польша - это общая граница с
Советской Россией. Если бы я имел намерения наступать на Западе и в
Польше, если бы я был убежден, что союзники двинутся на Германию в тот
час, когда мои танки будут в Польше, я, господа, провел бы всеобщую
мобилизацию...
   И англо-французские дивизии стояли неподвижно, пока немецкие танки
уничтожали польскую армию.
   Двадцать девятый раз назначалась дата вторжения во Францию и двадцать
девять раз отменялась. Французская и английская разведки не могли не иметь
точных данных о дислокации немецких армий на западных границах Германии.
Но вопросы стратегии решались политиками, а не разведчиками. А политики
высчитывали, сколько потребуется дней на переброску немецких дивизий с
западной на восточную границу для нанесения внезапного удара по Советскому
Союзу, и утешали себя мыслью, что Гитлер сможет в десять-пятнадцать дней
перебросить армии в Польшу и начать наступление на Востоке. Бездействие
покрывалось теорией "оборонительной войны". Не упреждение удара, а
ожидание удара и развертывание сил после удара...
   По запросам из Центра я чувствовал, что в Москве взволнованы. Рамфоринх
мне намекал, что в Швеции и в Швейцарии проходят контакты между британской
секретной службой и немецкими деловыми кругами.
   Англия вновь прощупывала возможности соглашения с Гитлером, по-прежнему
подталкивая его на Восток.
   Но Рамфоринх, по крайней мере, был тверд в своих опасениях за Рурский
бассейн. Поворачивать войска на Восток, оставляя в тылу свыше ста дивизий
в одном переходе от Рура, он не видел возможности... Но ответить на вопрос
Центра о сроке начала действий на Западе я не мог. Сроки плыли... Центр
запросил меня, не найду ли я возможности попасть в расположение немецких
войск, дислоцированных на западной границе.
   Запрос был сделан всего лишь в форме пожелания.
   Не думаю, чтобы от меня ожидали сообщений чисто военного характера. Не
тот был у меня характер работы.
   Западный театр военных действий мог интересовать Центр как арена
политической борьбы. В Центре хотели иметь объективную информацию о
решимости к сопротивлению союзников.
   Я осторожно поинтересовался у Рамфоринха, нет ли у него каких-либо
своих особых интересов в действующей армии.
   - Сейчас это бездействующая армия! - ответил он мне. - В бездействующей
армии у меня нет интересов...
   Какой же может быть у вас интерес в бездействующей армии?
   - Там можно точнее узнать, куда она двинется?
   - На Запад! - ответил Рамфоринх. - Это решено!
   Когда? Это военная тайна! Но вы мне подали мысль...
   В действующей армии могут возникнуть лично мои интересы... Генерал, с
которым я имел беседу, не причислен к высшим, но мы возлагаем надежды на
его доктрину войны... Высшие генералы, не только из ревности к младшему,
но и по осторожности, скептически относятся к его доктрине. Мне нужен
верный человек возле него, верный мне глаз... Вы не можете отрицать, что я
вам помог в исполнении вашей миссии. Теперь я могу попросить вас помочь
мне!
   - Всегда готов, господин барон! - ответил я. - Если это не нарушит
интересов...
   Барон рассмеялся:
   - Мне не нужно, чтобы вы действовали вопреки вашим интересам... Мне не
составило бы труда найти для этой цели немецкого офицера. Но я хочу видеть
реальную картину событий... Немецкий офицер раздует и переоценит успех.
Исказит действительность от восторга, неуспех попытается всячески
оправдать... Вы способны быть бесстрастным свидетелем усилий наших войск
во Франции...
   Я оглянулся на барона. Усмешка бродила у него на губах.
   - Я так понял, что я в авангарде проделаю кампанию во Франции?
   - А разве это не интересно русским?
   - А зачем бы вам все это раскрывать нам?
   - Смелы