- Не торопитесь! Беседа на
веранде просмотрена нашими. Вопросы ваши поставлены слишком прямо... Чем
дольше вы не будете задавать вопросов, тем лучше... Всячески его привяжите
к себе. Пока на этом этапе укрепление знакомства, запись всех ваших с ним
разговоров... События сами что-нибудь подскажут... Вы вошли в разряд очень
ценных сотрудников... Сегодня я могу с вами уточнить наши расчета... Что
вас устроит? Вся сумма на руки или часть в заграничном банке?
   - Все в заграничном банке и в валюте...
   - Расходы на организацию дела в русских рублях здесь. Нас интересуют
прежде всего средства связи, его службы. Это большая тайна и ее оберегают.
Если вы что-то получите из этой области, конечно, не сейчас, а когда
выдастся случай...
   - Мы можем сейчас определить сумму?
   - Я закончу свою мысль... Не я это определяю и сразу никто не
определит, что вы добудете... Если информация будет отнесена к первой
категории, вы станете, очень богатым человеком.
   - Как я смогу выбраться за границу?
   - Туристское путешествие... Просьба предоставить политическое убежище...
   - Если я почувствую, что они мной заинтересовались, что делать?
   - Лучше вам этого не почувствовать... Мой совет - не ждать встречи со
следователем! Вы врач... Я думаю, что вы не нуждаетесь в наших средствах...
   - Не нуждаюсь...
   - Что вас тревожит?
   - Художник... Я его едва привел в сознание, так он испугался.
   - Это хорошо, что испугался... Пугливый не пойдет на себя доносить...
Он предупрежден, что в случае провала мы его на дне морском разыщем...
Цепочка выстроена отличная, поверьте, вам ничего не грозит, если только вы
сами будете осторожны!
   Сальге вышел из машины, не доезжая до Москвы...
   Приближались последние часы его пребывания у нас в стране. Василий даже
погрустнел.
   - Досадно отпускать, - сказал он мне.
   В одном из южных портов Сальге поднимался по трапу на туристский
теплоход. Василий стоял на посту в форме пограничника рядом с сотрудником
таможни. Он проверил документы у Сальге и не удержался от шутки.
   Возвращая документы, он сказал:
   - В добрый путь! До скорой встречи!
   - Спасибо! - ответил Сальге по-французски и продолжал, коверкая русские
слова: - Мне ошень, ошень нравилось в ваше стране...
   Теплоход отчалил...

   * * *

   Сальге уехал, а мы занялись исследованием белых пятен, оставшихся в
этой истории.
   Прошлое Раскольцева, прошлое Шпаликова...
   И еще одно пятнышко.
   Я уже упоминал, что Казанский сбывал доллары, полученные у Нейхольда,
валютчику.
   Кто он?
   Поначалу нам казалось, что решить эту загадку будет нетрудно. Но здесь
мы встретились с трудностями непреодолимыми.
   Очень скоро мы убедились в том, что валютчик этот был человеком
Нейхольда.
   После первых же сделок с долларами он появился у Казанского как человек
случайный.
   Казанский обедал в ресторане. К его столику подсел грузный человек
восточного типа. Казанский принял его за грузина. Потом сам же отказался
от этого предположения. Уточнить, кто же он и откуда, так и не удалось.
   Он оказался веселым, общительным собеседником. Разговорились за столом,
продолжили разговор в мастерской. Назвался незнакомец Габо. Он восхищался
талантом Казанского, тут же купил у него картину. До утра распили не одну
бутылочку, уходя, Габо шепнул, что купил бы валюту... Казанский рискнул.
Габо отдал деньги, не торгуясь, сказал, что будет позванивать и возьмет,
если еще появится... И позванивал.
   Дома они больше не встречались. Габо звонил, и они встречались на
улице, в подъездах домов. Короткая, как молния, встреча. Сверток передает
Габо, сверток передает Казанский. И все... Никогда своего адреса или
телефона Габо не оставлял.
   Казанский и не пытался их заполучить. Ему казалось, что именно так
конспирация надежнее.
   У Казанского сложилось впечатление, что Эдвардc и Нейхольд знали о
Габо. После встречи Казанского с Эдвардсом за рубежом Габо ни разу не
позвонил...
   Мы его искали, но поиски ни к чему не привели...
   И вот опять всплыла эта фигура.
   Мы уже упоминали о Гамузове, таксисте, доставившем Иоахима Пайпера в
гостиницу "Украина".
   Ни по возрасту, ни по роду своих занятий он не подходил к этой
компании. Его появление возле Сальге было для нас неожиданностью. Пришлось
встретиться с Гамузовым на другой же день. Встретились в таксопарке, в
кабинете инженера. Я предъявил ему удостоверение и предупредил, что
разговор будет крайне серьезным. Он пожал плечами, но робости я у него не
почувствовал.
   Я сразу спросил:
   - Кого вы, Юрий Александрович, встретили вчера на аэродроме?
   Он попытался увильнуть от прямого ответа.
   - Я работал на линии... Ждал пассажиров...
   - Почему вы взяли именно того пассажира, который подошел позже других?
   - Он мне больше понравился...
   - Приплатить пообещал?
   - Пообещал! - ухватился Гамузов за эту поставленную ему мной же лазейку.
   Я выбросил на стол веером пачку фотографий.
   Сальге идет по летному полю к аэровокзалу, он, Гамузов, протискивается
сквозь толпу пассажиров в аэровокзал, останавливается у табачного киоска.
Подбрасывает ключи, Сальге идет мимо киоска... Сальге садится в машину...
   - Что означает этот жест с ключами? - спросил я.
   У Гамузова все поплыло перед глазами. Он вытер тыльной стороной ладони
пот со лба.
   - Это кто же? Кого я встретил?
   - Это я хотел у вас узнать.
   - Шпион?
   - А если шпион? Вы понимаете, Гамузов, чем это вам грозит? В чем вы
окажетесь соучастником?
   И Гамузов начал рассказывать...
   Все оказалось просто до удивления.
   Однажды Гамузов довез с вокзала до гостиницы пассажира, но дороге они
разговорились. Пассажир, как ему показалось, восточной национальности,
предложил Гамузову хороший приработок. Он должен будет обслуживать его во
время его приездов в Москву. Телефонный звонок. Надо будет встретить на
вокзале, стоять у подъезда гостиницы с включенным счетчиком, выезжать по
вызову в любой час дня и ночи. Оплата всего плана за день, второй план
Гамузову. Пассажир назвался Габо.
   Гамузов подладился под его вызовы. Освобождал на дни приезда Габо
своего помощника от работы. По телефонному звонку подавал машину. Ездили
по Москве, по московским магазинам, по московским гостиницам, выезжали
иногда за город. Ничего подозрительного в поведении Габо шофер не замечал.
Считал его богатым человеком, и только. Сам никогда ему не звонил и не
искал. По его заданию он иногда обслуживал и других клиентов.
   Расплачивался всегда Габо.
   - Каких клиентов?
   - Разных... Приходилось развозить шлюшонок, - показывал Гамузов. -
Всяких гуляк... Несколько раз возил иностранцев...
   Так и на этот раз... Он должен был встретить человека, который, сходя с
самолета, снимет шляпу и вытрет белым платком пот со лба... После этого
надо будет подойти к киоску с сигаретами, ничего не купить, у книжного
киоска подбросить ключи и сесть в машину. Приезжий подойдет к машине,
протянет листок бумаги с адресом. Его нужно будет доставить в гостиницу,
подчиняясь в дороге каждому его требованию.
   Гамузов дал нам словесный портрет Габо. У нас имелся портрет Габо,
сделанный Казанским. Мы показали его Гамузову. Он признал его.
   Незадолго до повторного визита Сальге и Эдвардса в нашу страну мы
передали Раскольцеву специально подготовленные сведения. Мы знали, что там
всерьез задумаются над этими материалами. Кто-то должен был проверить всю
цепь связи, расспросить Раскольцева с глазу на глаз, как ему удалось
получить переданный нами материал.
   Для этого могли прислать любого агента.
   Прислали Сальге и руководителя всей операции Эдвардса.
   В чем смысл этой комбинации? В чем смысл повторного засыла Сальге?
   Здесь мы могли рассчитывать только на логический домысел. Надо было
проиграть всю эту операцию...
   Василия я поставил на место своего противника.
   Пришла информация от Раскольцева...
   Схема средств связи и оповещения населения на случай ракетно-ядерной
войны-это стратегическая тайна, она дает возможность решать и
стратегические задачи.
   Она требует, чтобы межконтинентальные ракеты были наведены на узлы
связи. А если это дезинформация? Если эту схему подсунула контрразведка?
Что делать?
   - Я сам встретился бы с Раскольцевым, - ответил Василий. - Никому не
доверил бы этой встречи...
   - Вариант возможный! - согласился я. - Как организовать встречу?
   - Выезд Раскольцена за границу в этой ситуации нежелателен. Я выезжаю к
Раскольцеву... Покупаю туристскую путевку и еду...
   - Вышли бы вы при этих условиях на встречу с Раскольцевым?
   - Вышел бы! В ресторане за столиком, на скамейке на сквере или на
бульваре, в театре, в креслах рядом...
   Даже если бы обнаружил за собой наблюдение...
   - Возможностей много... Согласен! Почему же он едет под чужим именем?
Один раз он уже был у нас под своим именем.
   - Если контрразведка заинтересуется моими путешествиями... Почему она
проявила интерес? Потому ли, что ей известна вся операция и она ведет с
нами игру, потому ли, что я наношу повторный визит? Я меняю имя. Если тот,
первый мой приезд оставил какой-то нежелательный след, если с нами играют,
эта смена имен будет замечена... А если не играют? Как это заметить? В
этом году нашу страну посетило более двух миллионов туристов... И вдруг
все же обнаружили, что я - это не я! Как это можно доказать? Да никак!
Сходство... Ни в чем я не замечен, никаких действий не произвожу... Все!
Но мне нужен напарник. Этот напарник будет следить, нет ли за мной
наблюдения. Даже не один напарник...
   Габо, Нейхольд, его приятели и коллеги... Я поехал и проверяю, не
встретится ли какое-либо опасное препятствие?
   - Почему же напарником вы взяли Сальге?
   - Сальге убил Шкаликова... Сальге сплел всю паутину... Предположим,
паутина прорвана. Сальге приехал... Сальге я пускаю первым... И не к
Раскольцеву, а к Казанскому! Он достаточно опытен, чтобы проверить
Казанского и зафиксировать за собой наблюдение...
   - С аэродрома? - спросил я.
   - С аэродрома он наблюдению не придаст значения... Он сочтет это
случайностью... После его встречи с Казанским я, то есть Эдвардс, пойду на
встречу с Раскольцевым... Встретились, разошлись... Теперь посмотрим, что
со мной и с моим напарником. Если все в порядке, то мы уезжаем...
   - Так и уезжаете?
   - А почему нет? - спокойно ответил Василий и вдруг запнулся. Я заметил
его заминку и сам вдруг ощутил какую-то пока еще наметившуюся слабость в
продолжении всей этой игры.
   - Почему нет? - повторил я вопрос Василия. - На этом все и кончается?
Два раза все сходит с рук... Все сходит с рук. Давайте перечислять.
   Приехал в первый раз. Нелегально разгуливает по стране. Восстанавливает
агентурную сетку... Убивает Шкаликова... Уезжает... Агентурная сетка
работает несколько лет... Раскольцев добывает секретную информацию...
Нейхольд все переправляет за границу, работаег и с Габо... Они высылают
Гамузова на обслуживание Сальге... Опять свободно разгуливают по стране и
уезжают... А что им скажут там?
   Василий не отвечал.
   - Ну вот вы там, у них в центре... Вы их встретили с докладом, что все
благополучно, все на месте, цепочка работает...
   - Их для этого и посылали!
   Я не сторонник недооценивать противника. Что-то у меня здесь не
получалось. Не получалось... Коли их прислали, коли началась проверка,
стало быть, есть сомнения. Разрушим ли мы окончательно эти сомнения,
выпуская Сольге и Эдвардса? Примут ли тогда их хозяева подготовленные нами
сведения за ИСТИНУ?
   В любой разведигре, при передаче любых сведений всегда надо иметь в
виду, что противник может раскрыть игру. Ошибкой было бы полагать, что мы
ввели противника в заблуждение раз и навсегда.
   Каков же тогда, спрашивается, был смысл всей игры?
   Что мы достигли, выпустив из рук тогда Сальге, не трогая все эти годы
Раскольцева?
   Первое. Втягивая разведслужбу в игру на Раскольцеве, мы как бы ставили
своеобразный громоотвод. Затратив силы и средства на Раскольцева,
разведслужба не могла что-то предпринимать серьезное, не получив от него
результатов. Все, что могло быть получено этой разведслужбой иными
каналами, нам не известными, ставилось под сомнение и проверялось на
Раскольцеве.
   Даже если бы противник получил бы в эти годы что-то и соответствующее
действительности по другим каналам, он не принял бы это за истину...
   Второе. Игра искусственно нами затягивалась. Раскольцев получал всю
"схему" урывками, маленькими частями, мы этим подогревали азарт его
хозяев. Они рвались к конечной цели, на каком-то этапе еще и не ставя под
сомнение достоверность данных Раскольцева.
   Третье. В итоге мы получили возможность нанести удар по всей цепочке.
Арест Раскольцева, Сальге, Эдвардса, Нейхольда и других означал бы для
противника не только потерю нескольких агентов. Это было бы прежде всего и
политическим провалом разведслужбы, это нанесло бы ей шок, внесло бы
путаницу в расстановку и уничтожило бы итог многолетней работы. Все надо
было бы начинать сначала... Но сразу после такого провала на этой же
площадке начинать невозможно...
   Решено было нанести удар стремительно. Точка удара - Гамузов, через
него по Габо, а через Габо - по Сальге и Нейхольду.
   Габо позвонил Гамузову и назначил встречу на улице Габо сел а машину,
тут же подъехала оперативная милицейская машина. Габо взяли. Обыск на
месте дал незамедлительные результаты. У Габо в кармане была обнаружена
пачка долларов и фунтов стерлингов. В милиции Габо отказался объяснять,
откуда у него валюта.
   Его доставили к нашему следователю Игорю Ивановичу Архипову, моему
старому другу и сослуживцу. Я договорился с Архиповым, что приду на первый
же допрос.
   Дирекция таксомоторного парка уволила Гамузова за использование
государственной автомашины в целях личной наживы, ОБХСС привлек его к
уголовной ответственности.
   Мы установили, что на месте встречи Габо и Гамузова находился и Сальге.
Он видел всю сцену из подъезда дома... Это нас вполне устраивало.
Во-первых, он видел, что Габо взят милицией. Во-вторых, нам было
интересно, как он поступит при столь тревожных обстоятельствах.
   Он вернулся в номер гостиницы и сказался больным. Вызывал даже врача...
   Не трогался к Раскольцеву и Эдвардс. Выезжал только с группами туристов
по музеям. Но, однако, я забегаю вперед.
   Встреча с Габо...
   Это действительно был грузный, восточного типа человек. Его можно было
принять и за грузина, и за армянина, и за азербайджанца... Ни паспорта, ни
каких-либо других документов при нем не обнаружили. Но он, конечно же,
понимал, что ему придется говорить о себе. Но его щекам лились слезы, он и
оправдывался, и каялся.
   - Что? Что я такого совершил? Почему меня вызвали сюда? Я не враг! Я
хороший! Я общественник! Я работаю... Попутали меня с этой чертовней! И не
мои это деньги... Я и не знаю, кто их мне всучил... Адрес дали в
Тбилиси... Должен передать...
   - Кто вручил, где, когда? - спросил сейчас же следователь.
   - Мне позвонили в номер... Сказали, чтобы вышел к подъезду. Есть,
дескать, посылочка в Тбилиси... Я вышел, мне сунули конверт... На конверте
адрес...
   - Кто позвонил? Как назвался?
   - Никак не назвался... Назвал имя моего друга...
   - Имя друга?
   - Мой друг умер... Это его семье посылка... Я мог отказать?
   Архипов по прямой устремился в глубину не очень-то надежно придуманной
легенды.
   - Посылка семье вашего друга?
   - Семье его...
   - Вы их знаете лично?
   - Нет! Не знаю... Никогда в семье у него не бывал...
   - На конверте указан адрес... Вы когда-нибудь бывали по этому адресу?
   - Нет! Не бывал...
   Мы уже установили, что адреса, указанного на конверте, не существовало
в природе. Легенда была исчерпана...
   Архипов приостановил допрос. Надо было дать Габо возможность увериться,
что его легенда работает ему во спасение.
   Архипов начал допрос по форме.
   - Ваше имя, фамилия, год рождения, место рождения, адрес
местожительства?
   Архипов занес перо над бумагой.
   Габо потянулся к боковому карману... Затем махнул рукой.
   - Забыл! В гостинице забыл, дорогой! В столике...
   Там и паспорт, и записная книжка... Зовут меня Вахтанг. Фамилия -
Кабанов. Ударение на последней букве... Русская фамилия... Не виноват! Так
записали, когда паспорт мальчиком получал... Беспризорным рос, но детским
домам! Отца как звали, не знаю... Записали Семена... Мать помню... Умерла
- мне лет пять было. Сапоги чистила в Сочи на станции...
   - Айсор? - спросил я его.
   - Если бы это было так просто, гражданин начальник! Тогда в двадцатых
годах и грузинские князья, и русские дворяне сапоги чистили, в лакеях
ходили... Получается, дорогой, что по матери я армянин... Доказать
трудновато... И кому и зачем доказывать? Отец торговцем был...
Догадываюсь, что грек... Опять же не докажешь...
   Никто меня об этом не спрашивал... Вот до этой минуты!
   В военкомате спрашивали, когда призывался...
   - Когда призывались?
   - В сорок первом... Родился я в двадцать втором году...
   - Воевали, Вахтанг Семенович? - спросил Архипов.
   - Воевал... Из-под самого Киева к Ростову отступали... Под Ростовом
ранили... Это когда Тимошенко на немцев с севера нажал. Госпиталь... Опять
воевал...
   - Где?
   - на Кавказе... Перечислять?
   - Пожалуйста, перечислите! - попросил Архцпов.
   - Из Ростова-на-Дону нас погнали на Белую Глину... Есть такая
станция... Слыхали?
   Я подошел к карте. Нашел Белую Глину, показал Габо. Он махнул рукой.
   - По карте я не обучен... Из Белой Глины мы отошли к Ставрополю. Ушли
из Ставрополя, к морю пятились... Десятый стрелковый корпус... Опять
госпиталь...
   Потом в двенадцатой армии... На Украине все и кончилось... Опять ранен
был... Под Запорожьем...
   - Что делали после войны?
   - Торговал... Овощами торговал, рыбой торговал...
   Продавцом.
   Я сел за столик почти рядом с Габо. Все, что он рассказывал, было
похоже на правду, но такую правду легко было и склеить. Вся операция с
Сальге и Эдвардсом во всех ее деталях требовала от нас работы и работы...
   Ничего нельзя было принимать на веру, ни одной версии по первому ходу.
   Я взял со стола Архипова конверт, заглянул в глаза Габо.
   Сейчас он судорожно выбирает, что может подбросить нам, как отвести
главный удар, что дать, чтобы не продешевить, что спрятать, как
смертельную для себя опасность.
   Я положил перед ним конверт и спросил:
   - Может быть, вы, Вахтанг Семенович, задумаетесь над своей сказочкой?
Мы за правдивость на следствии...
   Это всегда облегчает участь, смягчает наказание... Сказочки сочинять
все учатся с детства, но и верят им только дети...
   Габо пожал плечами.
   - Адреса такого не существует... - добавил я.
   - Тогда заберите эту валюту... Она мне не нужна!
   Она не моя!
   - Спасибо! - воскликнул Архипов. - Мы ее и так забрали... Но вы не
ответили на главный вопрос следствия... Где вы взяли эту валюту? Для чего
она вам?
   Человек может управлять собой до известного предела. Он может сохранить
на лице в трагическую минуту улыбку, но улыбка эта будет иметь такие
оттенки, что превратится в гримасу. Габо попытался сохранить и улыбку, и
внешнюю жизнерадостность, и продолжал играть под простачка, но в его
темных глазах засветился испуг, он разгорался в ужас. Не может человек
похудеть в одну секунду, но Габо сразу осунулся, изменились краски на его
лице.
   - Это не милиция работала! - крикнул он.
   - Вы недооцениваете нашу милицию!
   - И не за мной вы охотились...
   - Милиция охотилась за Гамузовым... Неужели вы вообразили, что ему
разрешат превратить государственную машину в вашу личную машину...
   - Государство от этого не пострадало...
   - Интересы других граждан страдали... Но наш интерес проистекает из
другого... Откуда у вас валюта?
   Почему вы так любезно предоставили Гамузова обслужить Иоахима Пайпера?
   - Какого Пайпера?
   Мы показали ему фотографию Сальге.
   - Я его не знаю! Не он мне заказывал машину... Я