и, встав с кровати, подошел к окну.  Тяжелые
облака затянули небо, готовые разразиться холодным дождем, и  я  решил,  что
ничего не терял, просыпаясь не раньше десяти утра.
   Выпив натощак чашечку кофе, я принял душ, побрился и плотно  позавтракал.
Затем надел темно-синий костюм, голубую рубашку, черный галстук и туфли того
же цвета. Такой наряд  выглядел  пристойно  и  на  похоронах,  и  при  краже
миллиона долларов.
   В половине девятого я мог бы пойти куда угодно, даже  на  работу.  Вместо
этого я включил телевизор. Подремав на программе новостей, я с удовольствием
посмотрел мультфильмы. Особенно мне  понравился  фильм  с  двумя  тиграми  и
медведем, говорящим с бруклинским акцентом. Тигры, несомненно,  приехали  из
южных штатов.
   В одиннадцать часов я спустился в холл отеля. Увидев меня, Эдди удивленно
поднял брови.
   - О боже, вы сегодня рано.
   - Уже одиннадцать, - возразил я.
   - Для вас это рано. Или вы нашли себе работу?
   - Еще нет.
   - Ну, я думаю, что-нибудь подвернется.
   - Будем надеяться, - ответил я и вышел на улицу.
   К Прокейну я решил прогуляться пешком. Долгая прогулка,  двадцать  восемь
кварталов, должна была,  по  всем  литературным  источникам,  пойти  мне  на
пользу.
   На полпути я свернул в небольшой бар выпить  шотландского  с  содовой.  Я
просидел там минут двадцать, потому что не хотел являться к Прокейну  раньше
условленного срока.
   Пять минут первого я подошел к знакомому дому. Прокейн  встретил  меня  у
дверей и провел в кабинет. В камине весело потрескивали дрова.
   - Вы пришли первым, - заметил он, когда я сел в кресло. Он стоял у  окна,
в сером костюме, белоснежной  рубашке  и  полосатом,  черно-белом  галстуке.
Казалось, он собрался идти на совет директоров крупной фирмы, чтобы сообщить
коллегам приятные новости. Его глаза ярко блестели,  а  с  лица  не  сходила
улыбка, - Я как раз собирался что-нибудь выпить, мистер Сент-Айвес. Надеюсь,
вы составите мне компанию?
   - Не откажусь, - ответил я.
   Он принес мне бокал и сел во второе кресло.
   - Сегодня для вас большой день, - заметил я.
   - Это точно, - он сиял, как начищенный самовар, - Я встал в шесть утра. А
вы, я вижу, прекрасно выспались.
   - Да, неплохо, - пробормотал я.
   - Ну, - Прокейн поднял бокал, - выпьем  за  удачу.  Разумеется,  удача  -
далеко не самое главное в нашем деле, - добавил он, когда мы выпили.
   - Подготовка, - кивнул я.
   - Тщательная, всесторонняя подготовка, - подтвердил он, - Когда  действия
каждого расписаны по минутам.
   - А что, если ваши.., жертвы где-то задержатся или в чем-то поспешат?
   - Мы учли и такую возможность, - Прокейн  просто  лучился  счастьем.  Его
планы вот-вот должны были стать реальностью.
   - Что вам больше нравится,  подготовка  операции  или  ее  исполнение?  -
спросил я.
   На мгновение он задумался.
   - Пожалуй, что исполнение, но,  право,  мне  трудно  отдать  предпочтение
чему-то одному. Мне не хотелось бы сравнивать кражу с написанием картины, но
это  единственное,  в  чем  я  хоть  немного  понимаю.  Я  получаю  огромное
наслаждение, выбирая сюжет, всматриваясь в форму, цвет, игру света  и  тени,
но все это ничто по сравнению с тем ощущением, которое  я  испытываю,  когда
моя кисть касается девственно чистого холста. Остальное уже пустяки. Я рисую
очень быстро, мистер Сент-Айвес, - он улыбнулся, - Так же, как и ворую.
   - А потом?
   - Потом? - задумчиво повторил  Прокейн.  -  Да,  в  обоих  случаях  потом
приходит покой, этакая меланхолия.
   - А вина?
   - Только сожаление. После того, как  картина  завершена.  После  кражи  -
никогда.
   - И о чем же вы сожалеете?
   - Мне всегда кажется, что я мог бы нарисовать ее лучше. Хотя я и не знаю,
что мне следовало для этого сделать.  После  кражи  я  не  испытываю  ничего
похожего.
   - И никаких угрызений совести?
   - Я не представляю, что это такое, - ответил Прокейн. - Угрызения совести
подразумевают чувство вины, а я не знаком с этим чувством.
   - А вас не интересовало, почему?  Почти  каждый  из  нас  чувствует  себя
виноватым в том или другом.
   - Я думал об этом и пришел к вполне определенному выводу. Дело в том, что
я доволен тем, кто я есть, - превосходный вор  и  терпимый  художник.  Я  не
стремлюсь быть кем-то другим. Мне  кажется,  что  чувство  вины  свойственно
людям, которые ставят перед собой недостижимые  цели.  Они  не  могут  стать
кем-то еще, но думают, что  это  им  по  силам,  и  в  результате  возникает
комплекс вины перед самим собой.
   - Что вы ощущаете при краже? - спросил я. - Какие у вас возникают  эмоции
и возникают ли они?
   - Вам это  нужно  для  репортажа,  мистер  Сент-Айвес?  -  Прокейну  явно
нравилось, что разговор в основном шел о нем. А это немаловажно.
   - Возможно.
   - Мое внимание  целиком  приковано  к  операции.  Все  остальное  как  бы
отсечено. Мне кажется, что я держу все нити и в каждый момент знаю, за какую
надо дернуть. Иногда мне хочется по памяти  нарисовать  картину  ограбления.
Там было бы на что посмотреть, особенно на лицо, как вы говорите, жертвы.
   - Например, вашингтонского сенатора, Брови  Прокейна  удивленно  поползли
вверх.
   - О, разве они знают об этом?
   - Во всяком случае, догадываются.
   - Это был совершенно продажный человек. Он уже умер.  Но,  прикованный  к
батарее, он поневоле вызывал жалость.
   - Я успел прочесть только несколько страниц, - заметил я, - но  от  ваших
журналов невозможно оторваться.
   - Вы думаете, они могут заинтересовать широкого читателя?
   - Несомненно. Прокейн оживился.
   - Пожалуй, их стоит опубликовать. К сожалению, это  возможно  лишь  после
моей смерти.
   - Не раньше, - согласился я.
   - Вы действительно думаете, что их опубликуют?
   - Майрон Грин знаком с некоторыми издателями. Он все устроит.
   - Если их опубликуют, - Прокейн скромно потупил глаза, - то  книгу  могут
экранизировать?
   - Конечно, - я с трудом удержался от улыбки. Он помолчал.
   - Главную роль мог бы сыграть Стив Макквин, или Брандо...
   Открывшаяся дверь прервала рассуждения Прокейна. В кабинет  вошли  Джанет
Вистлер и Майлс  Уайдстейн.  К  моему  разочарованию,  Уайдстейн  совершенно
безответственно  отнесся  к  такому  важному  событию,  как  кража  миллиона
долларов, надев твидовое пальто спортивного покроя, серый шерстяной костюм и
рубашку  с  открытым  воротом.  Правда,  его  башмаки   белели   каучуковыми
подошвами. В руке он держал  черный  плоский  "дипломат".  Поздоровавшись  с
нами, Уадстейн поставил его на пол.
   Джанет Вистлер пришла в темном брючном костюме и  невыразительных  черных
туфлях. По внешнему виду  они  напоминали  молодую  пару,  направляющуюся  в
ближайший магазин за продуктами.
   Они сели, и Джанет ответила отказом на  предложение  Прокейна  что-нибудь
выпить. Уадстейну он ничего не предлагал.
   - Я звонил вам вчера ночью, чтобы рассказать о встрече с  детективами,  -
сказал Прокейн. - Я пришел к выводу, что их интерес к моей особе  не  должен
помешать нам в выполнении наших планов.
   - Это дело начинает обрастать трупами, - заметил Уайдстейн.
   - Прошлой ночью мы уже обсудили этот аспект. - ответил Прокейн.
   Я упомянул об этом только потому,  что  у  Сент-Айвеса  могли  возникнуть
какие-нибудь идеи.
   - Только одна, - ответил я, - Те,  кто  убил  Бойкинса  и  Пескоу,  могли
зарезать и Франна.
   - Да, это логичное предположение, - кивнул Прокейн. - Они же намереваются
украсть миллион долларов и возложить вину на нас.
   - Я не понимаю, как вы собираетесь удержать их от контактов с  торговцами
наркотиками, даже если вам и удастся опередить их в краже миллиона.
   Они переглянулись.
   -  Я  думаю,  мистер  Сент-Айвес,  -  сказал  Прокейн,  -  что  о  каждой
последующей стадии нашего плана вы будете узнавать в самый последний момент.
Я уверен, вы понимаете, почему. Но, позвольте вас уверить, что нами  приняты
все меры предосторожности,  -  он  повернулся  к  Джанет.  -  Вы  звонили  в
аэропорт?
   - Да. Самолеты вылетают точно по расписанию. Прокейн взглянул на часы.
   - Лимузин у дома?
   - Мы в нем приехали, - ответил Уайдстейн.
   - Думаю, нам пора. Прошу вас, Майлс.
   Уайдстейн поднял черный "дипломат"  и  открыл  его.  На  черном  бархате,
каждый в отдельной выемке, лежали четыре пистолета, длина ствола каждого  из
которых не превышала и шести дюймов.
   Право  первого  выбора  получила  Джанет  Вистлер.  Она  взяла  пистолет,
убедилась, что он заряжен, и бросила его в сумочку.
   - Это семизарядные "вальтеры", мистер Сент-Айвес, -  пояснил  Прокейн.  -
Модель тридцать первого года, хотя эти пистолеты изготовлены совсем недавно,
- он сунул пистолет во внутренний  карман  пиджака.  Вероятно,  Прокейн  шил
костюм у опытного портного, потому  что  на  пиджаке  не  появилось  никаких
выпуклостей.
   Уайдстейн повернулся ко мне.
   - Сент-Айвес, - он протянул "дипломат".
   - Благодарю, - ответил я, - Я этим не пользуюсь.

Глава 18

   Черный  "кадиллак",  двойник  нью-йоркского  собрата,  встретил   нас   в
Национальном  аэропорту  Вашингтона.  Над  Потомаком  плыли  низкие  облака,
предвещая мокрый снег. В Вашингтоне мне вечно не везло с погодой. Я  попадал
сюда или в пронизывающий холод, или в нестерпимый зной.
   Прокейн посмотрел на облака и повернулся к Джанет.
   - К пяти вечера должно проясниться, - сказала она.
   Я спросил у Прокейна, почему он интересуется осадками.
   - Если пойдет снег, все отменяется, - ответил тот.
   - Снега не будет, - вмешался в наш разговор  словоохотливый  водитель,  -
Мой нос чувствует снег за три дня. Снега не будет.
   Мы ехали на восток по авеню Независимости. Справа,  в  леске,  показалось
какое-то здание, отдаленно напоминающее греческий храм.
   - Что это? - спросил Прокейн у водителя.
   - Мемориал погибшим во Второй мировой войне. Их  имена  выбиты  в  камне.
Всех убитых американцев.
   - Красивое здание, - кивнул Прокейн.
   - А это мемориальный комплекс Линкольна, - продолжал  водитель.  -  Очень
знаменитый.
   Мы мчались по широкому шоссе, отделявшему Центр искусств имени Кеннеди от
Потомака. Рядом с  Центром  располагался  жилой  комплекс  Уотергейт,  самая
дешевая однокомнатная квартира которого стоила сорок четыре тысячи долларов,
а цена за трехкомнатную, с камином и видом на реку, достигла ста  пятидесяти
тысяч.
   Вскоре "кадиллак" свернул  направо  и,  увидев  знакомый  ресторан  "Райв
Гоше", я понял, что мы въехали в Джорджтаун.  Минут  десять  мы  петляли  по
узким улочкам,  обсаженным  аккуратно  подстриженными  деревьями.  Последний
поворот на Эн-стрит и, проехав два  или  три  квартала,  водитель  остановил
"кадиллак" у трехэтажного кирпичного особняка, выкрашенного белой краской.
   - Если я  не  ошибаюсь,  Джон  Кеннеди  жил  на  этой  улице,  когда  был
сенатором? - спросил я.
   - Да, в следующем квартале, - ответил Прокейн и велел  водителю  приехать
ровно в десять вечера, Он поднялся по ступенькам, достал ключ, вставил его в
замок и открыл дверь.
   - Это вы, мистер Прокейн? - послышался из глубины дома женский голос.
   - Да, - ответил он и повернулся ко мне.  -  Это  моя  домоуправительница,
миссис Вильяме. Она прилетела вчера, чтобы подготовить дом к нашему приезду.
   В холл спустилась негритянка лет пятидесяти пяти в строгом темном  платье
и белоснежном фартуке. Прокейн представил ее мне и, взяв  наши  пальто,  она
повесила их в стенной шкаф.
   - Кого вы ждете к обеду? - спросила она, - Кроме нас никого не  будет,  -
ответил  Прокейн  и  пригласил  пройти  в  гостиную,  освещенную   старинным
канделябром со свечами. Пол покрывал восточный ковер, чей почтенный возраст,
как минимум, не уступал канделябру. По стенам висели портреты давно  умерших
людей, потемневшие от времени, над  каминной  доской  -  большое  зеркало  в
золоченой раме. Домоуправительница последовала за нами.
   - Я думаю, вы хотели бы выпить кофе.
   - Да,  с  удовольствием,  -  согласился  Прокейн.  Она  кивнула  и  через
столовую, отделенную от гостиной высокими резными дверями, прошла на  кухню.
Я заметил длинный, узкий стол черного дерева, несколько стульев  с  высокими
спинками, еще один канделябр, также со свечами.
   - Ну, мистер Сент-Айвес, как вам это нравится? - спросил Прокейн.
   - Дом принадлежит вам?
   Он покачал головой.
   - Нет, я снял его на шесть месяцев. Четыре уже прошло.  Я  приезжаю  сюда
раз  в  неделю  и  обычно  приглашаю  на  обед  кого-нибудь  из  влиятельных
конгрессменов или сенаторов. Видите ли, на время я стал лоббистом.
   - И какой же законопроект вы проталкиваете?
   - Мне надо было найти предлог  для  аренды  этого  дома  и  пребывания  в
Вашингтоне. И я выбрал законопроект о защите диких животных. Оказывается, мы
просто варварски уничтожаем их.
   - Я слышал об этом.
   - Вот я и решил им помочь.
   - А в остальное время вы занимались подготовкой операции?
   - Да, стараясь не упустить ни одной мелочи.
   - Это довольно сложно.
   - Но необходимо.
   - А почему вам не подошел мотель? - спросил я, положив  ногу  на  ногу  и
вызвав негодующий скрип кресла, в котором сидел.
   - Если что-нибудь случится и в это дело вмешается полиция,  проверят  все
мотели, но не частные дома на Эн-стрит.
   - Вы приказали водителю вернуться  в  десять  часов.  Значит,  ограбление
назначено на более ранний срок. Могу я узнать точное время?
   - Девять вечера.
   - И где это произойдет? Прокейн на мгновение задумался.
   - Полагаю, уже можно сказать вам  об  этом.  В  открытом  кинотеатре  для
автомобилистов.
   - Там, где миллион долларов обменяют на партию героина?
   - Да.
   - Открытые кинотеатры очень удобны для такого вот обмена, - кивнул я. - Я
сам пользовался ими три раза.
   - В вашем деле они просто незаменимы, - согласился Прокейн. - В  открытом
кинотеатре постоянное движение. Ходят люди, ездят машины, темно и достаточно
многолюдно, чтобы гарантировать хоть некоторую безопасность.
   Домоуправительница  внесла  поднос  с  кофейником,  кувшинчиком   сливок,
сахарницей и четырьмя  фарфоровыми  чашечками.  Прокейн  поблагодарил  ее  и
взглянул на Джанет. Та разлила кофе.
   Наступило неловкое молчание. Казалось, мы обговорили все,  кроме  одного,
ради чего мы и собрались  в  особняке  на  Эн-стрит,  но  никто  не  решался
упомянуть о цели нашей встречи.
   - А что случится с нашими конкурентами? - спросил я.
   - Конкурентами?
   - Он имеет в виду тех, кто попытается украсть миллион  и  подставить  нас
под удар, - пояснил Уайдстейн.
   - Это зависит от них самих.
   - В каком смысле?
   - Последуют ли они украденному у меня плану или нет.
   - А если последуют? Тогда я им не завидую.

Глава 19

   На обед нам подали свиные отбивные  с  косточками,  украшенные  бумажными
розетками, чтобы не испачкать руки,  картофельное  пюре,  салат  и  яблочный
пирог, Я съел все, не забыв поблагодарить миссис Вильяме за  вкусную  еду  и
попросить добавки пирога.
   После обеда мы вернулись в гостиную. Майлс Уайдстейн поднялся  на  второй
этаж и  принес  переносной  телевизор.  Шла  программа  новостей,  и  Уолтер
Кронкайт рассказал нам, что делалось в мире.
   - Таково положение на сегодня, семнадцатое октября тысяча девятьсот...  -
Уайдстейн выключил телевизор, не дав Кронкайту договорить, какого года.
   - Ну что ж, - Прокейн встал, - я вижу, что  сегодняшний  день  ничуть  не
лучше предыдущего. Пожалуй, нам пора собираться.
   Миссис Вильяме достала наши пальто, и мы неторопливо оделись.
   - Машина придет за вами в десять часов, миссис Вильяме, - сказал Прокейн.
   - Да, сэр.
   - Я вернусь в Нью-Йорк завтра.
   - К ленчу или обеду?
   - Скоре всего, к обеду.
   - Да, сэр.
   - Спасибо за обед, миссис Вильяме, - он повернулся к  нам.  -  Мы  выйдем
через черный ход.
   По бетонной дорожке, петляющей между клумбами и  кустами,  мы  подошли  к
гаражу. Прокейн достал из кармана ключ, открыл дверь и, подняв правую  руку,
щелкнул  выключателем.  В  гараже  стояли  две  "шевроле-импалы",   одна   -
темно-зеленая, другая - черная. Прокейн нажал кнопку в стене, и дверь гаража
плавно поднялась вверх.
   - Мы поедем на зеленой, мистер Сент-Айвес, - сказал он. Джанет Вистлер  и
Майлс Уайдстейн уже садились в черную "импалу".
   Прокейн подождал, пока Уайдстейн выедет из гаража и завел мотор.
   С Эн-стрит мы свернули на Висконтин авеню и далее на Эм-стрит.  Уайдстейн
ехал в крайнем левом ряду, мы за ним. При выезде на Кей-бридж  нам  пришлось
остановиться перед светофором.
   - Куда мы едем? - спросил я. - В Мэриленд или Виргинию?
   - Виргинию, - ответил Прокейн, - Вы там бывали?
   - Один раз.
   Зажегся зеленый  свет,  мы  пересекли  Потомак  и  повернули  направо,  к
мемориалу Джорджа Вашингтона. Прокейн держался метрах в двадцати от "импалы"
Уайдстейна.
   - Мне показалось, что они нервничали, - заметил я.
   - Разумеется. А разве вы совершенно спокойны?
   - Нет, я просто боюсь. Прокейн довольно хмыкнул.
   - А мне все это очень нравится.
   - Вероятно, вы - прирожденный вор.  Он  снова  хмыкнул,  -  Возможно,  вы
правы.
   Пятнадцать минут спустя мы подъехали к развилке  и  повернули  налево,  к
Виргинии, затем вновь налево и оказались на кольцевой дороге Вашингтона.
   - Вы меня очень удивили, Сент-Айвес, -  сказал  Прокейн  через  несколько
минут, - Чем же?
   - Тем, что не нашли причины отказаться от участия в нашем мероприятии.
   - Я нашел три дюжины причин.
   - Но, тем не менее, вы здесь.
   - Да, я здесь.
   - Своими действиями вы нарушаете закон, - Полагаю, что да.
   - И вас это не беспокоит?
   - Не слишком.
   - Вам кажется, что кража миллиона  долларов  у  торговцев  наркотиками  и
ограбление банка на ту же сумму - две большие разницы?
   - Я старался убедить себя в этом.
   - И вам это удалось?
   - Частично.
   - Как это?
   - Меня радует, что вы хотите помешать торговцам наркотиками.  Я  ненавижу
героин. Он загубил слишком много жизней.
   - И этим вы оправдываете свое участие?
   - Не оправдываю, но нахожу какой-то смысл в том, что делаю.
   - После этой кражи цена героина, несомненно, подскочит. Это означает, что
наркоманам придется красть  больше,  чем  теперь,  чтобы  заплатить  за  эту
отраву. Уровень преступности  повысится.  Если  кто-то  из  них  решится  на
вооруженный разбой, погибнут невинные люди. Вы думали об этом?
   - Нет.
   - И не надо.
   - А вы?
   - Я принимаю себя таким, какой я есть. Я - вор. Но я краду только у  тех,
кто нарушил закон. Этим я успокаиваю свою совесть, - он помолчал. - Если она
у меня есть.

Глава 20

   Проехав шесть или семь миль по кольцевой дороге, мы свернули на шоссе 27.
Уайдстейн по-прежнему держался метрах в двадцати впереди.  Наступившая  ночь
не позволяла разглядеть окрестности. Изредка мелькали  освещенные  дома,  мы
пересекли три речушки, проехали мимо двух бензоколонок.
   Я думал о том, каким же образом я оказался  рядом  с  вором,  готовящимся
украсть миллион. Вряд ли он рассчитывал получить деньги, приставив  пистолет
к чьему-то виску. Дело обстояло гораздо сложнее , поскольку на этот  миллион
нацеливался кто-то еще. И не только нацеливался, но и знал,  что  для  этого
надо  сделать.  Прокейн  предоставил  своим  конкурентам  подробнейший  план
ограбления.
   Меня подмывало спросить Прокейна, что ждет этих  людей,  но,  не  надеясь
получить ответ, я вспомнил Бобби Бойкинса, избитого до смерти за то, что  он
захотел жить несколько лучше, чем уготовила ему судьба.  Я  вспомнил  Джимми
Пескоу, выброшенного из окна из-за того, что он  слишком  внимательно  читал
дневники Прокейна. И гордость моторизованной полиции Нью-Йорка, Френсиса  X.
Франна, жаждущего сменить форму патрульного на  штатский  костюм  детектива.
Или собравшегося шантажировать Прокейна и кого-то еще, принесшего дневники в
туалет аэровокзала.
   Слежка за мной обошлась Франну слишком дорого. Те,  кто  принес  журналы,
скорее всего, разделались с ним так же,