жа был рад: Лардат его ненавидел. Тяжелый день для заместителя мэра.
Он  уже наверняка  знал, что у Жюстэна отобрали деньги. Эта  сотня миллионов
принадлежала  ему,  вернее,   он  черпал  ее  из  сумм,  предназначенных  на
строительство  муниципальных домов.  Осведомителем  был служащий банка,  где
работал  Жюстэн. Вержа  держал его в руках  с  тех  пор, как тот связался  с
вором, который хотел получить информацию о банковских сейфах. Ларлдт  больше
всего боялся расследования. Миллионы ушли неизвестно куда. Возможный скандал
пугал его.
     -  У  меня  есть еще  эта запись, - сказал  Вержа, доставая из портфеля
магнитофонную пленку.
     Лардат поморщился.
     - Что это? - спросил злобно.
     - Ты и некий генеральный директор, который должен был построить  дорогу
между ХЛМ  и государственным  шоссе. Ты ничего не опасался,  хоть  и говорил
намеками, все можно понять. У тебя еще не было микрофонобоязни.
     - Где ты взял эти документы?
     - Украл.
     - В хорошеньком ты положении!
     - Снявши голову, по волосам не плачут. Какое это теперь имеет значение!
Если бы полицейские не испытывали страха, они бы владели миром.
     Лардат рассердился.
     - Я тебе не сделал ничего плохого, - пожаловался он.
     -  Я никогда этого  и не говорил. Доказательство то, что я обращаюсь  к
тебе за услугой, которая для меня так важна.
     Лардат промолчал.
     -  Добавлю, что если ты проговоришься, то взлетишь на  воздух вместе со
мной. У тебя будет лишь одно утешение: ты не будешь одинок.
     Лардат взглянул на Вержа в упор.
     - Короче говоря,  ты не позволишь,  чтоб  с тобой разделались! - сказал
он.
     - Ты правильао понял.
     - Самолет твой, - слазал Лардат.
     Он дал необходимые сведения. Самолет находился на городском  аэродроме.
Ключ от ангара был у сторожа. Лардат подписал  бумагу, из которой следовало,
что  комиссар  Вержа может располагать самолетом по своему усмотрению. Вержа
прочел и поблагодарил.
     - Я скажу, что коварно обманул тебя, - сказал он. - Ты будешь выглядеть
жертвой, обещаю тебе.
     - Не волнуйся, уж я сумею смешать тебя с грязью, когда ты смотаешься, -
сказал Лардат.
     Когда Вержа ушел, он принял Жюстэна, который вернулся в город на такси.
Лардат заставил его подробно описать нападение и нападавших.  Он  терпеть не
мог  терять  деньги,  хоть у него и было  за границей несколько туго набитых
сейфов.  Кроме того, он рассматривал это событие как предупреждение. Времена
менялись.  Они  делались  все  более  и более  трудными  для  тех,  кто имел
естественное  желание сколотить состояние. В воздухе веяли ненавистные ветры
честности. Лардату это было отвратительно. Единственным удовлетворением было
для него сознание, что Вержа стал первой жертвой. Лардат раздумывал,  нельзя
ли предать его без ущерба для себя.


ГЛАВА IV

     Полицейское управление находилось  недалеко  от  мэрии.  Вержа вернулся
пешком. Страх,  который он прочел  в глазах Лардата, во многом утешил его. В
настоящий момент  он имел  преимущество. Заместитель мэра будет молчать.  Но
нельзя  никогда  слишком  верить  в   то,   что  победа  обеспечена,  нельзя
недооценивать  противника   -   эти  уроки  Вержа  вынес  из  борьбы  против
организованных банд.
     Вернувшись  в свой кабинет, он тут же позволил Мора.  Инспектор  вскоре
пришел.
     - Садись, - сказал Вержа.
     И вдруг  впервые  у него появилось опасение,  что его  подслушивают. Он
резко поднялся.
     - Черт, - воскликнул он, придумывая предлог, - забыл:  мне надо кое-что
проверить.
     Он  потащил за собой Мора  и молчал, пока они не вышли на улицу. Погода
была приятная, нежаркое солнце ласково грело.
     - Ты еще водишь самолет? - спросил Вержа.
     Мора служил в авиации и летал на истребителях.
     - Тренируюсь время от времени.
     - Ты знаешь самолет Лардата?
     Мора назвал марку, добавив, что для него это почти как мопед.
     - Но до Женевы он может долететь? - поинтересовался Вержа.
     - Быстрее чем за два часа.
     - Полетишь со мной?
     - Да.
     - Перешагнув барьер?
     - Какой?
     - Мы были по одну сторону. И вдруг окажемся по другую.
     - Вы хотите сказать, что мы украдем деньги?
     - Много денег. Тебя это не смущает?
     -  Когда-то да.  Теперь  нет.  Я  верил, что закон существует для того,
чтобы бороться с несправедливостью, а убедился, что он ей благоприятствует.
     Они   проходили  мимо   большого,  переполненного  людьми  кафе.  Вержа
предложил  выпить пива. Они вошли  и направились к бару.  Это было идеальное
место, чтобы поговорить и не быть никем услышанным.
     -  Все  же  подумай,  как следует,  -  сказал  Beржа.  -  Возможно,  ты
пожалеешь, что последовал за мной.
     - Куда мы отправляемся, патрон?
     - В Южную Америку, но через Женеву.
     Они пригубили пиво из кружек, которые им принес гарсон.
     - Если бы  мы жили в честном обществе, - заговорил  Вержа,  -  где  все
негодяи  сидят  за  решеткой,  мне  не  следовало бы делать  то, в  чем меня
упрекают. Даже если  это не  преступление и никому не нанесло зла. Но делать
из  меня козла отпущения в  то время, как тысячи набили себе мошну,  - слуга
покорный!
     Он достал из кармана бумагу, подписанную Лардатом.
     - Ты отправишься на  аэродром, возьмешь  самолет и  как  следует  с ним
ознакомишься.
     - Когда мы летим?
     - Думаю, через неделю.
     - У вас есть паспорта, документы?
     - У меня есть все. Можешь даже захватить с собой подружку, если хочешь.
Но скажи мне об этом поскорей!
     Мора рассмеялся.
     - Найду на месте.

* * *

     Вечером к Вержа зашел комиссар из отдела общей информации, с которым он
был  мало  знаком.  Его  ввали  Фропа.  Он  был длинный и тонкий, с  головой
ощипанной птицы. Фропа без приглашения уселся напротив Вержа.
     - Давно мы не виделись, - сказал он и что-то невнятно забормотал.
     - Ты хотел у меня что-то спросить? - поинтересовался Вержа любезно.
     Фропа решился:
     - Ты слышал о краже ста миллионов?
     - В городе?
     - Кажется, нет. На дороге. В направлении к Испании.
     Вержа помотал головой.
     - Пришла телеграмма?
     - Нет.
     - Откуда же ты знаешь?
     - Осведомитель. Но я не уверен.
     - Была жалоба?
     -  По-моему,  нет. Любопытная  история. Если что-нибудь услышишь, скажи
мне.
     - Разумеется. Но если бы ты мне все объяснил, я бы понял быстрее.
     - Мне ничего  больше  не известно.  Если то,  что мне  сказали,  точно,
жалобу подавать не будут. Но для сведения это бы очень пригодилось.
     Вержа пообещал держать  Фропа в курсе дела, упомянул  даже о  возможном
рапорте. Но тот отмел это предложение. Пусть лучше Вержа  зайдет и расскажет
ему.  Попросту.  Все  ему  объяснит. Он  ведь  пришел  к Вержа,  потому  что
ограбление, если оно  действительно имело место, могло быть только делом рук
профессионала. А Вержа - ходячая картотека.
     Ошибиться нельзя. Фропа  был подослан Лардатом. Это его первая реакция.
Зондирование  почвы, чтобы узнать, в курсе  ли  Вержа  насчет происшествия с
Жюстэном.
     Прежде чем покинуть свой кабинет, Вержа опустошил  секретный ящик. Дома
он сложил в чемодан все, что до  этого убрал в стенной шкаф.  Моника  вошла,
когда он закрывал чемодан.
     - Прячу свои архивы в надежное место.
     Она не предаст, что бы  ни произошло. Она хорошая баба.  Если  бы у них
был ребенок, возможно, все было бы по-другому. Возможно даже, что никогда бы
не было Клод.
     Моника ничего не сказала, когда он вышел из дома. Вержа положил чемодан
в багажник БМВ. Он не думал, что за ним следят. В любом случае это  не имело
никакого значения. Все знали о его отношениях  с Сильвеной. Он прекрасно мог
перевезти к ней чемодан.
     Сильвены уже не было дома.  Вержа  расположился в просторной, обтянутой
белым  шелком гостиной, позвонил Сильвене, предупредил, что будет дожидаться
ее, и погрузился  в  изучение  документов, которые  изъял  из архивов отдела
общей  информации и из своих собственных. В большинстве фотокопии, но были и
оригиналы. Они являли жуткую картину города и его жителей, особенно именитых
граждан. При  чтении полицейских рапортов, обширных записок, этих  сведений,
полученных   отовсюду,  этих  сплетен,  собранных   из  верных   источников,
создавалось  впечатление, что  город  населен  лишь странными,  испорченными
людьми,  думающими только  о выгоде  и распутстве, - обычный адюльтер внушал
спокойствие  своей  банальностью;  чиновник,  принимающий  подарки  натурой,
становился образцом честности; предприниматель,  лишь  наполовину завышающий
смету, -  доблестным  гражданином. Работая в полиции  нравов,  Вержа  собрал
редкостную коллекцию извращений, среди которых фетишизм и садомазохизм  были
обычным явлением. Например, этот гинеколог, который коллекционировал трусики
своих пациенток;  он утверждал, что ни в коем случае они не  должны,  уходя,
надевать  те  же,  в  которых пришли,  и  давал  им  новую  пару.  Или  этот
генеральный советник, что  одевался маркизом  XVIII  века  и заставлял  свою
обнаженную любовницу раздевать его, снимая ленту за лентой.
     Сильвена  застала  Вержа  сидящим  без  пиджака.  Он  не  пил,  не  ел,
поглощенный своим занятием. Он показал стопки досье.
     - Самая большая вонючая помойка, какую я когда-либо видел, - сказал он.
- Благодаря ей мы десять лет проживем спокойно.
     Он попросил обед и  с  удовольствием  проглотил антрекот,  который  ему
поджарила Сильвена. "Прогулка" по этой грязи  пробудила в нем голод, жажду и
другие желания. Вержа дал Сильвене кое-какие поручения.
     - Еще существует та твоя  подруга, у которой  виноградник  в Жиронде? -
спросил он.
     Она кивнула.
     -  Завтра  ты отвезешь  ей этот  чемодан.  Проверь, чтобы  за тобой  не
следили. Я подготовил для тебя  маршрут: половина  проходит по национальному
шоссе,  половина  - по маленьким дорогам. Скажешь, что через  несколько дней
приедешь за чемоданом. Постарайся поменьше объяснять ей.
     - Она не будет спрашивать.
     - Прекрасно. Как у тебя дела?
     -  Наступление против меня разворачивается. Оказывается, я  даю слишком
большой кредит клиентам, надо их взять в руки.
     - Пусть они этим и занимаются. Через неделю...

* * *

     Инспектор Эстев, один из пяти, работавших в отделе, поднял руку. Ему не
терпелось заговорить.
     - У меня есть сведения о Ги Порторе, - сказал он.
     Вержа  проводил  ежедневное  совещание.  Он  удивился и  удовлетворенно
улыбнулся.  Ги  Портор был  для  него враг  номер один, закоренелый  бандит,
свирепствовавший в  районе Лиона и переехавший на Юго-Запад, где  он ограбил
филиалы сельскохозяйственного банка. Его  называли  "помешанным  на  курке":
четверо убитых на его счету, из  которых один полицейский. Он  заявлял, что,
познав радости  тюремной жизни, не желает больше попадаться  в руки полиции.
Это  значит,  что он  будет стрелять в каждого и скорее даст себя убить, чем
арестовать. Вержа, в свою очередь, пообещал: если только  Портор не покончит
с собой, он возьмет его живым.
     - Он  скрывается в городе,  -  продолжил  Эстев.  - Загримированный. Но
время от времени он посещает одно бистро в центре. Один из моих парней узнал
его по небольшому шраму на внутренней стороне запястья.
     Вержа обратился к Муатрие:
     -  Вы мне  как-то  сказали, что, если  Портер  появится  в  городе, вас
немедленно оповестят?
     Муатрие подтвердил.
     - В чем же дело?
     - Мне это было известно.
     Вержа улыбнулся.
     - И вы как раз собирались сказать об этом, когда заговорил Эстев?
     - Нет, - ответил Муатрие.
     - Чего же вы ждали?
     Инспектор молчал.
     - Когда меня здесь больше не будет?
     - Совершенно верно.
     Вержа в упор взглянул на сохраняющего невозмутимость Муатрие.
     - Неплохую  работенку  вы  оставляете для  моего  преемника,  -  сказал
комиссар. - А может быть, вы боялись за меня?
     Инспектор промолчал. Он ненавидел Вержа. Может быть, он знал того,  кто
сядет  на  это  место,  как  только комиссару  предъявят  обвинение,  что не
заставит себя ждать? Его молчание было красноречиво; он готовил для будущего
комиссара дело, которое сразу же сделает его героем.
     - Эстев, я рассчитываю на вас. - сказал Вержа.
     Все утро  он  проработал в своем кабинете, а к двенадцати направился  к
пивной Альже. Он заказал себе порцию кислой капусты. К часу появился Альже и
сразу же подошел к комиссару.
     - Я узнал, у кого украдены деньги.
     Он улыбался, но без радости.
     - Тебе это не нравится? - спросил Вержа.
     - Нет. Я предпочел бы кого-нибудь другого.
     - Почему?
     - Да просто так. Твоя доля в твоем распоряжении.
     Вержа покачал головой.
     -  Это  на  расходы, связанные  с той  операцией.  Рассчитаемся,  когда
наступит время.
     - Я хотел бы поговорить серьезно.
     - Завтра, - отрезал Вержа.
     - Если бы это был кто-нибудь другой, - сказал Альже, - я послал бы  его
подальше. Я люблю знать, на что иду.
     - Если  бы  это  был кто-нибудь другой,  дело бы не выгорело, - заметил
Вержа. - Только полицейскому может удаться то, что я задумал.
     Он рассмеялся, хлопнув Альже по плечу.
     - Великий полицейский плюс великий преступник -  это Аустерлиц, который
длится год. Наполеон вдвойне, победа шутя!
     Альже  не  любил, когда шутили над серьезными  вещами. Он оставил Вержа
наедине с капустой, слегка переваренной, недостаточно хрустящей.

* * *

     Чтобы   встретиться    с    Люсьеном    Рабером,   надо   принять   ряд
предосторожностей, особенно если ты полицейский. Рабер был делегатом СЖТ[СЖТ
-  Всеобщая  конфедерация труда.], членом регионального  совета.  Невысокий,
черноглазый,  сухощавый  человек.  Он  был  глазами  и  ушами  отдела  общей
информации в  профсоюзах.  Его держали  на крючке  уже около года. Он  выдал
группу испанских  коммунистов-эмигрантов после  обыска у него  в доме. Позже
полицейские  давали  ему  время от времени деньги в качестве утешения за его
подлость.  Это  было  эффективным  лекарством: Рабер, подобно  монаху времен
Ренессанса,  любил вкусно  поесть.  Он позволял себе  обильные трапезы.  Мог
обойтись без всего, говорил он, кроме как без  жратвы.  Рабер  объяснял  это
чрезмерное обжорство детством, проведенным в нищете, и это оправдывало его в
соответствии с общепринятыми моральными канонами.
     Ритуал начинался со звонка на Центральный  почтамт. Рабер занимался там
сортировкой  посылок. Его должность позволяла  ему  пользоваться  телефоном.
Условная  фраза  звучала  так:  "Нам  необходимо знать твое мнение".  Спустя
несколько мгновений Рабер уже сидел в каком-нибудь ближайшем кафе. Надо было
позвонить ему  туда  второй раз  и  договориться  о месте свидания. Вержа не
нарушил  церемониала  и  назначил  встречу в  конторе  фрахтовщика,  который
осведомлял полицию о действиях крайне правых, и был страшно доволен,  узнав,
что "красный" занимается тем же делом.
     Рабер был в плохом настроении и тут же изложил Вержа причины.
     - Два раза за неделю, - сказал он.  - Они начнут подозревать. На меня и
так уже косятся.
     Пару  дней  назад  его  вызывали из отдела  общей информации в связи  с
готовящейся забастовкой.
     - Но я - это совсем другое дело, - сказал Вержа. - По личному вопросу.
     Рабер был заинтригован и промолчал.
     -  У тебя были бы большие неприятности, если б твои дружки  узнали, что
ты их закладываешь, - продолжил Вержа.
     Рабер вздрогнул.
     - С тобой мог  бы  даже произойти несчастный  случай; какой-нибудь болт
может угодить тебе прямо в голову во время манифестации, а?
     - Зачем вы мне все это говорите?
     Он  вдруг заволновался, тем  более что  у  Вержа  было выражение  лица,
словно он готовит веселую шутку.
     - Потому что я попрошу тебя об одной большой услуге и ты не сможешь мне
отказать.
     Рабер с тревогой ждал продолжения.
     - После нападений на  почтовые отделения, - сказал Вержа, - установлена
сигнальная  система,  соединенная с комиссариатом. Это не такая уж  роскошь.
Нигде я не видел такого легкомыслия, как у администрации. Все вели себя так,
словно  никому  в  голову не могла прийти  мысль,  что  через почту проходят
миллионы.  Например,  в  те   вечера,  когда  поступает   выручка  со  всего
департамента. Я правильно говорю?
     - Да, - ответил Рабер, отнюдь не успокоенный.
     - Имея эту сигнальную систему, департаментский директор  и все  кассиры
спят  с  открытым  ртом и  спокойной совестью. Но  зря, потому что есть  ты,
Люсьен Рабер.
     - Я?
     - Да,  ты. В следующий вторник  в  восемь часов  ты  заменишь  один  из
проводов  в сигнальной  системе.  Он  обернут резиной.  Ты  снимешь  кусок и
заменишь  другим,  состоящим лишь  из  резиновой  оболочки. Никто  ничего не
увидит. И никто ничего не услышит, когда придут наши друзья. Ясно?
     Рабер отчаянно закрутил головой.
     - Вы нездоровы, комиссар? - спросил он.
     - Они заберут все  деньги,  по-моему, миллиард.  Я могу тебе  сказать с
точностью до одного человека, сколько будет служащих, где  они будут, какова
их, к слову  говоря, довольно слабая  способность  оказать  сопротивление. Я
изучаю этот  вопрос  с  того самого  дня,  когда  мне поручили предотвратить
подобное  нападение. Это я разработал  систему.  Поверь мне, она эффективна,
если не знать ее  до мельчайших деталей. Потом ты незаметно поставишь провод
на место. Понятно?
     Рабер ничего не ответил.
     - Вы рехнулись, комиссар, - повторил он.
     - Ни в коей мере. Скоро ты поймешь, что я не могу поступить по-другому.
     Он добавил мягко:
     -  И что, если ты будешь хорохориться, я не откажу  себе в удовольствии
раскрыть твое  имя, как одного из самых ценных помощников  полиции. До самой
смерти  ты будешь ходить в доносчиках. Обычно в профсоюзах считают, что  это
самая большая  подлость  на свете, и они  правы.  Всюду, где ты появишься, к
тебе будут относиться,  как ты того  заслуживаешь: как к куче отбросов. - Он
улыбнулся. -  А если будешь умницей,  все  пройдет хорошо.  Ты даже получишь
вознаграждение.  Миллион.  Старых  франков. И  ты  позволишь себе  несколько
приятных трапез. Мне просто непонятно, как ты еще можешь колебаться.
     - А вы?
     - Для меня, пожалуй, важнее радости любви. Каждому свое.
     - Если вас засекут?
     - Невозможно. Если только ты не проболтаешься.  Надо  научиться молчать
хоть раз.
     - Когда я получу свой миллион?
     -  Непосредственно перед операцией.  Наш хозяин, фрахтовщик, вручит его
тебе. Он получил указания.
     Рабер был в нерешительности.
     - Я не могу получить небольшой аванс?
     Beржа расхохотался.
     -  Конкретно и положительно. Ты  мне нравишься. Завтра здесь будет  для
тебя сто кусков.
     Рабер размышлял.
     - Те две почты, это ваша работа?
     - Ты в своем уме? Если б я имел два миллиарда, я б уж давно загорал  на
солнышке. А ты бы жрал ложкой черную икру.
     Рабер поправил: не так уж  он любил икру. Он предпочитал дичь, бекасов,
гусиную печенку, раков. Он был  готов  долго рассуждать на  эту тему,  а  от
перспектив получить миллион у него слюнки текли.

* * *

     Сала  был  сердечен  и  в  то же  время  держался на расстоянии,  как с
безнадежным  больным,  которому с  улыбкой предсказывают еще  много  веселых
деньков. Вержа  не  хотел  огорчать его.  Он был в хорошем  настроении,  что
скорее раздражало начальника полиции. Сала предпочел бы бурную сцену, долгие
рукопожатия со слезами на глазах. Но это было не в стиле Beржа.
     - Я имел долгий разговор о вас в Париже, - сказал Сала.
     Он  вернулся  из  столицы  с   ежемесячного  совещания  департаментских
полицейских начальников.
     - Все единодушны: то, что  с  вами делают, чудовищно.  Но надо понять и
министерство:  вас  атакуют   со  всех  сторон.  Нам  придется  пересмотреть
некоторые наши взгляды, изменить привычки, короче, мы должны быть осторожны.
Мы