е, в чистых водах
задумчивой, нежной Нерли далеко на севере, за Владимиром?
   К письму был приложен рисунок.  Судя  по  нему,  сходство  между  нашим
Оленем и лепными фигурками на  карнизе  стены  замечательного  храма  было
очевидное. Но, может, его невольно  придал  автор  письма,  подсознательно
стараясь подтвердить свою гипотезу?
   В некоторых письмах и даже статьях их авторы довольно ядовито замечали,
что по нашему  Золотому  Оленю,  дескать,  вообще  нельзя  делать  никаких
выводов,  поскольку  это  фальшивка,  ловкая  подделка  Мирона  Рачика.  А
подлинник, возможно,  увезенный  куда-то  за  границу,  известен  лишь  по
одной-единственной фотографии, так  что  нельзя  судить,  насколько  копия
точна. Не внес ли Рачик при ее изготовлении какой-нибудь  отсебятины,  это
ведь с ним частенько бывало?..
   Замечание справедливое.
   В дискуссию включились зоологи и внесли еще больше разногласий и всяких
сомнений. Ссылаясь на находки костей  древних  животных,  они  утверждали,
будто и в лесостепи, где ныне шумит многолюдный Киев, в те давние  времена
водились даже северные олени. А лоси были распространены  по  всей  степи,
вплоть до предгорий Кавказа, где они встречались якобы еще в девятнадцатом
веке. Так что по изображению нашего красавца, независимо  от  того,  похож
он, по мнению некоторых, на лося или  нет,  никаких  выводов  о  том,  где
именно его сделали, строить нельзя: может,  под  Киевом,  а  возможно,  на
Кавказе. Или под Воронежем. Или в Крыму.
   Но все же на севере, в лесостепи, лоси встречались, конечно, чаще,  чем
в степных краях, думал я, а благородные олени -  реже.  Копируя  привозной
скифский  образец,  местный  мастер  непроизвольно  должен   был   придать
благородному оленю, которого он никогда  не  видел,  более  привычные  ему
лосиные черты. И все, что смутно тревожило,  беспокоило  меня,  не  давало
покоя,  при  таком  толковании  получало  объяснение:  и  явная  оседлость
племени,  сценки  из  быта   которого   были   изображены   на   вазе;   и
лосинообразность  нашего  Оленя.  Все-таки  искать,  наверное,   следовало
севернее. А кто уж там жил - невры  или  скифы-пахари,  выяснится  в  ходе
раскопок.
   Где-то я однажды прочитал запомнившийся пример того,  насколько  трудно
океанографам составлять карты морского дна по отдельным промерам в  разных
местах.  Один  французский  исследователь  это  наглядно  доказал  простым
остроумным опытом. Он вылепил из пластилина макет гор  и  равнин  Франции,
поместил его в аквариум и залил непрозрачной, темной жидкостью.  Потом  он
предложил коллегам сделать промеры глубин с такой  же  чистотой,  как  при
исследованиях сравнительно хорошо изученной Атлантики, и  составить  карту
затопленной страны. Она оказалась весьма далекой от  истины.  Ни  один  из
ученых даже не догадался, что под водой его родная страна...
   Примерно так же ведем изучение прошлого и мы, только забрасывая лоты  в
глубины не океана, а времени. И потом пытаемся по разрозненным и случайным
находкам восстановить во всем богатстве и сложности картину прежней жизни.
   Поскольку никаких новых  находок  не  прибавилось,  а  все  по-прежнему
сводилось к чисто субъективным  мнениям  и  оценкам:  "похож  -  непохож",
дискуссия, к сожалению, носила довольно  схоластический  характер.  Против
каждой  гипотезы  тут  же  выдвигалось  несколько  возражений,  не   менее
убедительных, но и столь же шатких. Я же, ломая голову над противоречивыми
гипотезами и предложениями, терзался сомнениями. Да  еще  надо  было,  как
обычно, читать лекции, проводить семинары, принимать экзамены...


   Дела закружили меня. Но вдруг, придя утром в институт, я нашел  у  себя
на столе почтовую открытку. На ней было написано незнакомым почерком:

   "Уважаемый Всеволод Николаевич! Не хочу Вас обнадеживать, но,  кажется,
мне удалось  отыскать  немножко  керамики  из  сборов  С.А.Смирнова.  Если
выберете время, наведайтесь к нам в Днепропетровск, посмотрите.
   С уважением..."

   Подпись была неразборчивой. Славутин?
   А вечером того же дня, словно опять  каким-то  чудесным  телепатическим
способом узнав, что есть новости, мне домой позвонил из Керчи Клименко.
   - Что же это вы совсем забыли меня, старика? - поздоровавшись, упрекнул
он. - Ничего не сообщаете. Ведь теперь-то вы не копаете,  время  должно  у
вас быть.
   - Плохо вы себе представляете нашу работу, Андрей  Осипович.  Сейчас  у
меня свободного времени куда меньше, чем летом, а  забот  больше.  Верчусь
как белка в колесе. Собирался вам написать, честное слово. А новостей пока
особых нет. Вот разве только любопытную открыточку сегодня получил.
   Я прочитал ему, что было написано на открытке.
   - Ну и что же думаете делать? - спросил Клименко.
   - Пока не решил. Надо бы, конечно, глянуть на эту керамику, только  вот
со временем туго...
   - Ну, сколько это у вас займет? От силы два дня. Завтра  у  нас  что  -
пятница?  В  субботу  утром  вылетайте.   И   я,   кстати,   собирался   в
Днепропетровск.
   - Опять друзей навестить? - засмеялся я.
   - Точно! Сейчас позвоню им, чтобы номер забронировали.
   Напористость бывшего следователя опять увлекла меня, и утром я  вылетел
в Днепропетровск, захватив с собой два осколка  древней  посуды,  случайно
оказавшиеся вместе с драгоценностями в Матвеевском кладе.
   Завез чемоданчик в гостиницу, где меня уже поджидал Андрей Осипович,  и
мы тут же отправились в музей.
   Я предположил правильно: открытку прислал действительно Славутин.
   - Заинтриговала меня ваша история, - сказал он, смущенно посмеиваясь. -
Уж  очень  необычная,  форменный  детектив.  Вот  я  и  решил  порыться  в
запасниках.  Должны  же,  думал,  остаться  хоть  какие-нибудь  материалы,
собранные Смирновым, если он вел раскопки в наших краях. И наконец кое-что
нашел. Оказывается, доставили их к нам после его смерти.
   Посмотрев на меня, он поспешно добавил:
   -  Впрочем,  ничего  особенно   интересного.   Несколько   разрозненных
фрагментов скифской  керамики,  предположительно  шестого-пятого  века  до
нашей эры. Удивляюсь, как их давно не выбросили при  очередной  чистке.  У
нас такой керамики много.
   Славутин открыл шкаф, достал небольшую картонную коробку,  поставил  ее
на стол. В ней среди потемневшей и свалявшейся грубой ваты  лежали  четыре
осколка глиняных горшков. Они  очень  походили  на  те,  что  мы  нашли  в
Матвеевке. Такая же грубая ручная лепка, неровный обжиг. Эти черепки  были
побольше и даже давали некоторое представление о форме сосуда.  Три  куска
были, похоже, от одного горшка. Четвертый немножко отличался и по цвету  и
по качеству обжига.
   - Это все? - спросил я.
   - Да, больше ничего не осталось.
   - Негусто. А где они выкопаны, не указано?
   - Нет. Никаких сопроводительных документов.  Только  вот  ярлычок:  "Из
сборов С.А.Смирнова, 1919 года". А все его бумаги, видимо, опечатали после
смерти  и  неизвестно  куда  отправили  -  возможно,  в  архив,  а  может,
родственникам переслали.
   - Ну а выяснить, в одном они погребении были или нет -  эти  черепки  и
те, что в Матвеевке нашли, можно? - спросил Клименко.
   Я покачал головой.
   - А если мы с друзьями попробуем?
   - Каким образом? - спросил я.
   - По отпечаткам пальцев. Ведь не боги, как говорится, горшки обжигали -
люди. Посмотрите, какие отчетливые отпечатки. И на  тех  обломках,  что  в
Матвеевке нашли, и на этих. Вдруг их одна рука лепила, эти  горшки?  Тогда
можно считать, что они из того же кургана, где их вместе с драгоценностями
Смирнов нашел.
   - Выяснить через две с половиной тысячи лет?
   - А почему бы я нет?  Гляньте,  какие  превосходные  отпечатки.  Каждый
папилляр, каждая извилинка видны.  Есть  тут  в  областном  управлении,  в
отделе научно-технической экспертизы, майор  Задорожный  Павел  Матвеевич.
Маг и волшебник по этой части...
   Поблагодарив Славутина  и  захватив  черепки,  мы  с  Клименко  тут  же
отправились в областное управление внутренних дел.
   В просторной светлой комнате, похожей на лабораторию от  обилия  всяких
приборов и  микроскопов  на  столах,  нас  встретил  седеющий  сутуловатый
человек в синем халате и роговых очках.
   - Майор Задорожный, ас криминалистической экспертизы, - представил  его
мне сияющий Андрей Осипович. Майор обнялся с ним, похлопывая его по спине,
мне крепко пожал  руку.  Выслушав  нашу  просьбу,  он  покачал  головой  и
усмехнулся, одобрительно сказав:
   - А ты, Андрей, все такой же выдумщик. - Потом  он  долго  рассматривал
черепки в сильную  лупу:  -  Попробовать  любопытно.  Позвоните-ка  завтра
утречком.
   Когда на  следующее  утро  Андрей  Осипович  позвонил  ему,  Задорожный
коротко пригласил:
   - Приезжайте.
   - Что же вам сказать? - задумчиво произнес майор, подводя нас к  столу,
где в строгом порядке  были  разложены  черепки,  крупные  фотографии  их,
какие-то таблицы и диаграммы. - Конечно,  для  настоящего  статистического
анализа материала маловато. Абсолютных совпадений, к  сожалению,  нет.  Да
это было бы уж редкостной удачей. Но и те и другие черепки -  от  сосудов,
которые лепили явно люди, родственные  между  собой.  Некоторые  отпечатки
очень схожи. Вот они - А, В и С, я их пометил на  снимках.  Видите,  какое
совпадение петлеобразных папилляров? И радиальные пульнарные петли  весьма
схожи. Древние гончары,  оставившие  отпечатки  пальцев  при  изготовлении
сосудов, несомненно, принадлежали к одному племени.
   - У скифов, как и у других народов в те времена, посуду, видимо, делали
женщины, - сказал я. - Каждая хозяйка для своей семьи. Но  я  считал,  что
все отпечатки  неповторимы,  каждый  из  них  строго  индивидуален.  И  по
отпечаткам  пальцев,  мне  казалось,  можно  опознать  лишь  определенного
человека. А вы делаете выводы насчет целого племени.
   - Каждый отпечаток  неповторим,  верно,  -  Задорожный  кивнул  коротко
остриженной седеющей головой. - На  этом  и  основана  дактилоскопия.  Но,
кроме  чисто  индивидуальных,  неповторимых  признаков,  существуют,   как
установлено за последние годы, и более общие, характерные для  родственных
групп людей: целого народа, расы, для отдельного  племени.  Каждой  группе
присущи свои узоры и сочетания. Скажем,  дугообразных  изгибов,  "петель",
как мы их называем, или вот такие "завитковые", - показал  майор  кончиком
остро отточенного карандаша на снимке.  -  Не  стану  вам  читать  длинной
лекции, но можете мне поверить: дактилоскопия - наука не менее точная, чем
археология. Пришлите мне для сравнения  керамику  с  хорошими  отпечатками
пальцев  древних  гончаров,  найденную  заведомо  в  другом  месте.  Я  их
обработаю. Тогда вам станет очевидно, что лепили их люди из  совсем  иного
племени.
   - Значит, вы  уверены:  эти  все  сосуды  вылеплены  людьми  из  одного
племени?
   - Бесспорно.
   - Тогда Матвеевский клад, несомненно, выкопал Смирнов.
   -  Вот  этого  утверждать  не  могу,  вам  виднее,  -  покачал  головой
Задорожный. - Отпечатков пальцев Смирнова я не сличал.
   -  Осторожничаешь,  старый  перестраховщик,  -  погрозил  ему   пальцем
Клименко.
   -  Должность  такая.  Как  говаривал  адмирал  Макаров:   "Пишем,   что
наблюдаем. А чего не наблюдаем, того не пишем".
   - Видали? За адмирала Макарова спрятался. Ну ловок! - восхитился Андрей
Осипович. - Но все равно спасибо тебе, Павел Матвеевич, преогромное. Очень
ты нас успокоил. Конечно, теперь нет  сомнений:  все  это  нашел  Смирнов.
Остается выяснить совсем немного, - добавил он, посмотрев на меня и  хитро
прищурившись: - Узнать точно, где именно.
   - Ну что же, желаю успеха, - засмеялся Задорожный. - Вы оставьте адрес,
Всеволод  Николаевич.  Официальную  справку,  как  положено,   я   вам   в
понедельник вышлю.
   - Спасибо.
   - Ну а если что еще понадобится от криминалистики - милости просим,  не
стесняйтесь.


   Привезенные мною осколки внимательно изучили знатоки скифской  керамики
и пришли к выводу: да, посуда похожа на  ту,  что  находят  при  раскопках
поселений по берегам Тясмина, Ингульца, Роси. Она ведет свое происхождение
еще от чернолесских племен.
   Но кто же именно здесь жил  -  невры  или  скифы-пахари,  мнения  опять
расходились.
   Посуда, как и другая хозяйственная утварь, больше различается у  разных
племен, чем драгоценные украшения в одном и том же стиле. Но  сложность  в
том, что различия эти, к  сожалению,  не  очень  устойчивы  и  долговечны.
Понравится хозяйке горшок, слепленный женщиной  из  другого  племени.  Она
сделает на пробу несколько таких же горшков, да  еще,  может,  добавит  от
себя какой-нибудь лишний рубчик или чуть изменит форму валика. И  вот  уже
новшество подхватят соседки и передадут другим.
   К тому  же  знатоки  керамики  мне  напомнили:  весьма  похожую  посуду
опять-таки находят и на левом берегу Днепра, в Посулье и под Полтавой. Так
что майор Задорожный был прав; черепки, доставленные в музей после  смерти
Смирнова, как и найденные среди остатков чемодана  в  Матвеевке,  были  от
древней посуды, изготовленной женщинами  из  одного  и  того  же  племени.
Значит, и сокровища, видимо, были действительно раскопаны в том же кургане
Смирновым и потом украдены у него Ставинским. А где  именно  их  выкопали,
оставалось  не  очень  ясным   ("где-то   за   Пятихатками   и,   кажется,
Лиховкой..."). Но я все же решил добиваться разрешения провести  поиски  в
тех краях.
   Петренко выслушал мою просьбу неприветливо.
   - Значит, снова хочешь менять район раскопок? - он  покачал  головой  и
вздохнул. - Не думаю, чтобы ученый совет пошел на это. И  так  ты  мотался
все лето по степи, а раскопал лишь два кургана.  Кладоискательство,  а  не
наука. Завтра какой-нибудь старичок еще что-то расскажет. И  ты  помчишься
за государственный счет проверять его байки? Тебя даже  не  останавливает,
что  драгоценности  явно  скифские,  а  там,  куда  тебя  тянет,  по  всем
археологическим данным жили невры?
   - Это еще надо выяснить. Может, скифы-пахари.
   - Вот как? - поднял он брови. - Выходит,  Алексей  Иванович  Тереножкин
тебя в свою  веру  обратил?  Ты  тоже  считаешь  скифов-пахарей  потомками
чернолесцев?  Олег  Антонович  нас  иному  учил.  Быстро  у  тебя  взгляды
меняются.
   - Я не закрываю  глаза  на  очевидные  факты.  Ведь  отпечатки  пальцев
подтверждают:  керамика  принадлежит  одному  племени.  Значит,  сокровища
выкопал действительно Смирнов...
   - Вовсе не значит. Ты же  сам  говорил:  возможно,  эти  два  фрагмента
попали с драгоценностями в Матвеевский клад совершенно случайно.
   - Что  же,  по-твоему,  Ставинский  только  эти  два  черепка  украл  у
Смирнова? А драгоценности ему кто-то подарил?
   - Ну, фантазировать можно сколько  угодно.  "Строить  версии",  как  ты
любишь теперь выражаться. Но мы -  ученые,  а  не  сыщики.  Нам  нужны  не
догадки и не стариковские воспоминания, а неопровержимые факты.  Пока  же,
согласись, никаких резонных доводов для изменения района раскопок  у  тебя
нет, одни предположения. Может, Смирнов выкопал. Может, Ставинский убил  и
украл. Может, в Екатеринославской губернии. Не то возле Григорьевки, не то
у Михайловки, а их по всей Украине тысячи! Находки же,  сделанные  прошлым
летом,  -  реальность.  Они  весьма  любопытны,  заслуживают   тщательного
изучения: конус этот непонятный, кабанчик.  А  тебя  они  интересуют  куда
меньше, чем отпечатки пальцев двадцатипятивековой давности! Детектив!
   Тем и закончился наш разговор. И Казанский, как я боялся, тоже меня  не
поддержал. Он долго не отвечал на письмо, в котором я  сообщил  о  находке
керамики из сборов Скилура  Смирнова  и  о  результатах  сравнения  ее  по
отпечаткам пальцев с осколками, найденными в Матвеевке.  А  потом  прислал
коротенькое письмецо. Иронически упрекнув меня за  "уголовные  увлечения",
Олег Антонович торопил закончить поскорей  обработку  находок  и  подробно
обосновать план работ на лето. Казанскому я тоже, видно, казался упрямцем,
и это сердило его.
   Когда Андрей Осипович  снова  позвонил  мне  через  несколько  дней,  я
пожаловался:
   - Не только начальство, но и многие друзья-археологи упрекают  меня  за
увлечение криминалистикой и ненаучные методы. Надоело:
   - Вы не забывайте, случай-то выдался  особый,  потому  и  поиски  вести
приходится не совсем для вас привычными методами,  -  сказал  Клименко.  -
Чтобы не искать вслепую, где раскопан интересующий вас курган,  на  что  и
всей жизни  не  хватит,  надо  пройти  по  следу  грабителей.  Этим  мы  и
занимаемся. Потом уже ваши чисто археологические методы в силу вступят.  А
пока задача больше из области криминалистики, чем археологии. Но  вы  ведь
не  гнушаетесь  пользоваться  помощью  других  наук   -   физики,   химии,
кибернетики. Почему же криминалистикой брезгуете?
   - Я-то нет, Андрей Осипович.
   - Ну а тогда, как только  снежок  сойдет  и  дороги  просохнут,  берите
отпуск недельки на две. Я достаю  у  друзей  "козлика",  которому  никакая
распутица  не  страшна,  прихватываем  Андриевского,  если  согласится,  и
промчимся мы с вами по тем  местам,  где,  по  его  словам,  копал  Скилур
Смирнов. Как говорится, лучше один раз самому  увидеть,  чем  сто  раз  от
других услышать.


   Я так и поступил. Не стал больше  спорить  с  Петренко,  набросал  план
продолжения поисков в том же районе, где мы тщетно копали прошлым летом, -
даже с переходом на левый берег Днепра, к Запорожью,  отправил  его  копию
Казанскому в Ленинград, а сам выпросил у Петренко отпуск на две недели "по
домашним обстоятельствам" и вот уже качу по степной дороге в  забрызганном
грязью "газике".
   Впереди, рядом с молодцеватым крепышом - шофером в  милицейской  форме,
служащей нам лучше всяких пропусков и "открытых листов", словно бы  сладко
дремлет, а на самом деле решительно все замечает Андрей Осипович Клименко.
Рядом  со  мной  на  поролоновом  матрасике,  заботливо  ему  подложенном,
торжественно восседает Авенир  Павлович  Андриевский,  оглядывая  весенний
степной простор с гордым видом первооткрывателя.
   Самое начало апреля, весна еще только-только начала принаряжать  землю.
На дорогах лужи. Но в чистом, промытом до густой синевы высоком небе  уже,
ликуя, заливаются жаворонки, в полях рокочут тракторы, а влажный и  густой
весенний воздух пьянит голову. Места живописные.  Балочки  с  родниками  и
перелески тут встречались чаще, чем южнее в степи, где мы  копали  прошлым
летом.
   Колесим по грязным дорогам уже третий день с раннего утра до сумерек, а
толку пока никакого. Объездили все окрестности Пятихаток,  потом  Лиховки,
побывали и в Мишурином Роге на берегу Днепра.  Тут  мы  вышли  из  машины,
чтобы поразмяться, и, глядя на Днепр, разлившийся до самого  горизонта,  я
опять с тревогой подумал: а  что,  если  курган,  какой  ищем,  давно  уже
затопило это рукотворное море?
   Михайловок и Варваровок попадалось немало,  даже  гораздо  больше,  чем
помечено было на подробнейшей карте,  какой  снабдили  нас  друзья  Андрея
Осиповича.
   И курганов по пути встречалось немало, один лучше другого...
   Села были большие, с асфальтовыми тротуарчиками вдоль длинных улиц и  с
водопроводными колонками.  Радовали  глаз  эти  приметы  крепкой,  богатой
жизни. Но в каком из этих сел,  возникших  явно  на  пепелищах  уже  после
Отечественной войны и последующего  укрупнения  колхозов,  искать  жителей
давно исчезнувших хуторков и мелких селений, которые могли  бы  припомнить
чудака,  копавшегося  где-то  в  кургане-полвека  назад,  в  самый  разгар
гражданской войны?
   Мы расспрашивали попадавшихся на пути стариков и старушек, заезжали  по
совету  Андриевского  в  школы  и   беседовали   с   местными   учителями"
преподавателями истории  и  географии,  наслушались  весьма  занимательных
рассказов о всяких исторических событиях и самых фантастических легенд. Но
они никак не помогали найти родину Золотого Оленя.
   География  этих  мест  даже  з