вете  такую
вдохновенную речь, что я даже как-то и не  удивился,  только  обрадовался,
когда все единогласно проголосовали за то, чтобы направить экспедицию  под
моим руководством для детального обследования  района,  где  когда-то  вел
раскопки Скилур Смирнов.
   Между  тем  Олег  Антонович  продолжал  всесокрушающее  наступление,  и
устоять  перед  его   напором   было   невозможно.   Капитулировали   даже
бухгалтерские твердыни: мое заявление с просьбой об отпуске  аннулировали,
а вместо него Петренко, правда, не очень твердой рукой, выписал мне задним
числом командировку для оправдания и оплаты по всем правилам моей поездки,
которой он так противился. Оставалось лишь отметить ее у Непорожнего.



5

   И вот мы снова катим по степи, волоча за собой длинный шлейф пыли. Дядя
Костя скучает один в кабине. А мы с Клименко и Савосиным устроились вместе
со студентами в кузове на мешках и ящиках с экспедиционным  оборудованием.
Горланим с молодежью песни или ведем веселые разговоры. Настроение у  всех
расчудесное.
   Состав отряда несколько обновился. Нынче  не  было  с  нами  Марка.  Он
готовился к защите диплома. Вместо него в отряде появился впервые  ехавший
на раскопки Саша Березин - худущий, высокий, с  длинными  "артистическими"
локонами и с гитарой на длинном ремешке. Алик и Борис  на  правах  старших
безжалостно им помыкали, но Саша переносил это стоически...
   Возглавляла нынче  студентов  Тося.  Алик  не  сводил  с  нее  покорных
влюбленных глаз Судя по всему, за зиму их  отношения  приняли  уже  вполне
устойчивый характер.
   При первой встрече студенты поглядывали на Андрея Осиповича с некоторым
сомнением. Видно, уж очень негероической показалась им его  внешность.  Но
вскоре он совершенно очаровал молодежь. Они увлеченно  пели  с  ним  песни
времен гражданской войны и донимали  расспросами  о  его  прежней  работе.
Однако  ребятам  никак  не  удавалось  настроить   Андрея   Осиповича   на
"героический"  лад.  Тот  все  отшучивался.  Вот  и  сейчас   он   забавно
рассказывал, как во время допроса  какая-то  слишком  нервная  спекулянтка
бросила в него чернильницу, - это, дескать, было самое опасное приключение
из пережитых им.
   - Пришлось обои менять. Кошмарный случай!
   Машина  вдруг  резко  затормозила.  Мы  высунулись  из-под  брезента  и
увидели,  что  дорогу  нам  преградила   целая   колонна   каких-то   ярко
раскрашенных, весьма внушительных  машин.  Вокруг  них  суетились  люди  в
брезентовых куртках и желтых пластмассовых шлемах, напомнившие мне славных
экскаваторщиков, нашедших Матвеевский клад.
   Заботясь о своем  драгоценном  здоровье,  дядя  Костя  не  стал  терять
времени  зря,  вылез  из  кабинки  и   проделал   несколько   замысловатых
телодвижений - наверное, по системе йогов.
   - Метростроевцы, - пояснил он. - Они тут канал роют.
   Наряду с  другими  ценными  качествами  дядя  Костя  обладал  и  весьма
полезным даром всегда быть в  курсе  событий  по  крайней  мере  на  сотню
километров в округе.
   - Вот нам бы такую технику, - с завистью добавил он, достав  из  кабины
фляжку с водой и заботливо  прополаскивая  рот.  -  Тогда  бы  мы  курганы
щелкали как орехи, правда, Всеволод Николаевич?
   - Эту технику к курганам и близко подпускать нельзя, - сердито  ответил
Савосин. - Курганы ручками надо копать, ручками.
   - Что ж, я не понимаю? - смутился дядя Костя. - Известное дело. Но ведь
пока до могилы-то  доберешься,  сколько  земли  своротить  надо.  Вот  тут
машины-то и пригодились бы. А дальше,  известно,  ручками  да  кисточками,
осторожненько, кто же спорит...


   К вечеру мы прибыли  в  поселок.  Непорожний  нас  уже  ждал  и  принял
радушно.
   - Гостиница вам вряд ли подойдет, - сказал он. - Но мы приготовили  тут
две хатки рядом, хозяева уже ждут, располагайтесь.
   - Спасибо, но только на одну ночь,  Назар  Семенович,  -  сказал  я.  -
Завтра разобьем лагерь в поле, так полезнее для работы.
   - Да? Ну, вам виднее. Наверное, вы правы, - засмеялся он. - А с  какого
кургана решили начать?
   - Думаю, с того, что рядышком с Гнатовой могилой стоит.
   - Ну что же, добре. И нам польза будет. А то торчит  он  посреди  поля.
Давно их срыть собирался, сколько пахотной земли прибавится.  Переночуйте,
ужином вас хозяева покормят, продукты им выданы. Завтра разбивайте лагерь.
А послезавтра с утра выделяю вам два бульдозера. Водители те же - Василь и
Сашко. У них уже опыт есть. Землю снова станут в балочку сгребать, так что
скреперы не понадобятся. Так?
   - Большое спасибо, Назар Семенович! Вы все предусмотрели.
   Мы сытно поужинали, завалились спать,  а  с  утра  пораньше,  чтобы  не
разнеживаться, отправились разбивать лагерь.
   Место для него я выбрал прямо на месте  срытой  нами  Гнатовой  могилы.
Хозяйственный председатель решил, пока мы  не  сроем  второй  курган,  эту
проплешину не запахивать и не засевать.
   Первым делом, конечно, подняли на длинном  шесте  флаг  с  изображением
Золотого Оленя. Теперь это было уместно. Ведь мы  вроде  отыскали  наконец
родину нашего  красавца  и  разбивали  здесь  лагерь  надолго.  Потом  уже
набравшиеся опыта прошлым  летом  Алик  и  Борис  под  командованием  Тоси
деловито начали устраивать.  "круглый  стол",  навес  для  кухни,  ставить
палатки.
   Ребята не поленились и выкопали в  сторонке  даже  яму  для  небольшого
плавательного бассейна. Дядя Костя пообещал им склеить несколько  полотнищ
пластиковой пленки, чтобы хватило  закрыть  все  его  дно.  Лагерь  у  нас
получался все более благоустроенным.
   Еду опять пришлось готовить дяде Косте. Но на этот  раз  шоферу  взялся
помогать Клименко - и показал себя таким блистательным кулинаром, что Тося
даже коварно предложила утвердить Андрея  Осиповича  шеф-поваром  на  весь
сезон.
   - Я тебе дам, таракуцка! - погрозил ей пальцем Клименко.
   Таракуцками в украинских селах называют маленькие высушенные  тыквочки.
Из них делают погремушки для детей. Прозвище очень подошло  кругленькой  и
шумливой, как погремушка, Тосе и сразу прижилось, хотя девушка  сердилась,
когда ее так называли.
   После обеда председательская "Волга"  доставила  в  лагерь  еще  одного
почетного участника экспедиции. Сняв полотняный картузик и по-старомодному
раскланиваясь, из машины вылез Авенир Павлович Андриевский.
   На следующее утро точно в шесть к лагерю с ревом подкатили  бульдозеры.
Ими управляли, сияя улыбками, наши старые друзья, Василь и Сашко.
   Мне так не терпелось поскорее начать  раскопки,  что  я  не  стал  даже
проводить разведочного бурения по методу Тереножкина.  Это  доставило  нам
потом немало неожиданностей...
   Работа закипела. Бульдозеры ринулись штурмовать курган, а мы следили во
все глаза, чтобы их ножи не подцепили ненароком чего-нибудь интересного.


   Опять начались дни размеренной, однообразной работы с  утра  до  вечера
под палящим солнцем, а вечерами долгие беседы у костра - привычная,  милая
походная жизнь.
   Андрей Осипович взял на себя все хозяйственные заботы.  Уже  на  второй
день у плиты захлопотала чудеснейшая повариха  -  полная,  но  удивительно
подвижная, смешливая и голосистая Анна Григорьевна.
   Теперь начался сплошной праздник. Вместо опостылевшего кулеша со свиной
тушенкой и макарон по-флотски трижды в  день  все  объедались  вкуснейшими
борщами, холодным  свекольником,  вареницами  (не  путать  с  примитивными
варениками!), бараньими  рубцами,  утоляя  жажду  душистым  узваром.  Анна
Григорьевна  привозила  его  к  обеду  в   огромном   термосе   прямо   из
холодильника.
   По утрам зычный голос Григорьевны: "Хлопцы, а  ну  вставайте!  Сниданок
[завтрак (укр.)] ждет!" - поднимал всех без каких-либо дополнительных мер,
вроде сдергивания одеял или обливания холодной водой.
   Опять нашим ежедневным гостем стал дед Игнат. Во время одной  из  бесед
он случайно проговорился, что в юности недолгое время  околачивался  среди
махновцев,  колесивших  по  здешним  степям.  Ребята  смотрели  на  всегда
подвыпившего дедка во все глаза. Еще бы - живой махновец! Но зато и взялся
за него после такого признания Андрей Осипович!
   Напрасно тот забавно оправдывался:
   - Да я ж совсем глупый был, шестнадцатый год всего шел. Вот и  примкнул
к ним сдуру. Да и недолго пробыл, всего три месяца. Потом разбили  чоновцы
наш отряд, мы и разбежались.
   - Жалко, я тебя тогда не встретил, - напуская  на  себя  зловещий  вид,
качал головой Клименко. - Тоже гонялся за такими анархистами,  только  под
Мариуполем. Я бы тебе показал!
   Мы обмирали от удовольствия, когда бывший чекист и "недобитый махновец"
ударялись в "боевые воспоминания".
   - Ты знаешь, какие у нас кони были?! - хвастал дед Игнат.  -  Никто  за
нашими тачанками угнаться не мог. Сзади на бричках так  и  было  написано:
"Хрен догонишь".
   - Ну да?!
   - Ей-богу.
   -  Зато  уж  вы  и  тикали,  как  только   вас   немножко   поприжмешь!
Действительно, не догонишь, -  подмигнув  нам,  наносил  под  общий  хохот
сокрушительный удар Андрей Осипович.


   Между тем день за днем мы занимались  привычной,  размеренной  работой.
Бульдозеры постепенно состругивали курганную насыпь,  оставляя  нетронутой
лишь контрольную бровку.
   И уже на третий день начались сюрпризы.
   Сашко вдруг остановил машину и окликнул меня:
   - Всеволод Николаевич, гляньте, какая-то другая земля пошла.
   Мы с Савосиным поспешили к нему. В самом деле,  среди  темной  насыпной
земли виднелись какие-то комки красновато-ржавого цвета.
   - Молодец, вовремя остановился,  -  похвалил  я  тракториста.  -  Скоро
станешь настоящим археологом.
   А Савосин уже, не тратя времени, присел на корточки, начал прямо руками
копаться в земле. Потом взялся за лопату, я стал помогать ему.
   Судя по всему, мы наткнулись на какое-то древнее погребение. Но  почему
оно не в погребальной камере, которую обычно устраивали в центре  кургана,
а в стороне, недалеко от края насыпи, и в такой неглубокой ямке?
   Лопаты отброшены. Присев на корточки или ползая на  коленях,  мы  ведем
уже расчистку ножами и кисточками. Постепенно расчищается неглубокая ямка.
В ней лежит на  левом  боку  человеческий  скелет  в  странной  позе  -  с
подогнутыми ногами, словно младенец в материнской утробе. Скелет  и  земля
вокруг густо посыпаны алой краской.
   В головах у покойника два глиняных  горшка.  Даже  человеку,  вовсе  не
сведущему в археологии, с  первого  взгляда  видно,  что  они  совсем  без
украшений, очень древние, примитивные.
   Мы с Алексеем Петровичем встаем, распрямляя  уставшие  спины,  вытираем
руки.
   - Эпоха бронзы? - догадывается Тося.
   Я молча киваю. Да, этот покойничек на добрую тысячу лет постарше любого
скифа. Зря мы  не  проверили  курган  пробным  бурением.  Оказывается,  он
гораздо более древний, чем скифские. А погребения  эпохи  бронзы  для  нас
мало интересны. Не наша вотчина.
   На следующий день с другой стороны  кургана  мы  наткнулись  на  второе
такое  же  погребение.  Сомнений  не  оставалось:   курган   насыпан   над
несколькими могилами, как было принято в те времена, еще в  эпоху  поздней
бронзы, задолго до появления здесь скифов. Мы промахнулись.
   Вечером у костра царило  уныние.  К  тому  же  Клименко,  как  нарочно,
развернул привезенную из поселка свежую газету и сказал:
   - Смотрите-ка, вот  кому  повезло!  -  и  начал  громко  читать:  -  "В
погребальной камере, тщательно очищенной  от  влажной  глины,  ясно  видны
останки пяти человек. Среди них женщина, судя  по  богатству  убранства  -
скифская царица. На ее голове - золотой убор,  фрагменты  которого  хорошо
сохранились. На шее - гривна  [ожерелье  из  золота  или  серебра  в  виде
незамкнутого обруча; концы  его  обычно  украшались  головками  каких-либо
зверей] изумительной работы. В ее верхнем крае с обеих  сторон  изображено
какое-то животное. Рядом - скульптурные фигурки львов,  приготовившихся  к
прыжку. Известна лишь  одна  подобная  гривна,  найденная  в  Чертомлыцком
кургане..."
   - Где это нашли? - потянулся я к газете. - Разыгрываете?
   - Здесь же, в Днепропетровской области, - ответил Клименко,  протягивая
мне газету.
   - Боре Мозолевскому повезло! Он там копает.
   Заметочка была небольшой и крикливой: "В ушах царицы золотые серьги, на
запястьях  Широкие   золотые   браслеты,   пальцы   унизаны   одиннадцатью
перстнями..."
   Я был рад за Бориса. Жаль, из этой заметки не поймешь,  что  именно  он
раскопал.  Но  тем  обиднее,  что  мы  промахнулись.  Однако  курган  надо
докапывать. И мы продолжали работать, хотя, понятно, без прежнего  пыла  и
радужных надежд.
   Пожалуй, один Непорожний не потерял интереса к этому кургану.
   - Ну что новенького узнали про древних хлеборобов? - интересовался  он,
заезжая к нам.
   Для Головы древние обитатели этих мест все были прямыми предками, а  он
- их законным наследником. Они когда-то обрабатывали эти поля и пасли скот
на знакомых лужках и как бы завещали ему продолжать вечное,  святое  дело.
Такая близость связывала его с давними земляками, пожалуй, крепче кровного
родства. И ему в  отличие  от  нас  было  не  так  уж  важно,  чье  именно
погребение мы раскапываем.
   В сельской средней школе,  где  учился  Непорожний,  историю,  конечно,
преподавали в весьма кратком изложении. Она казалась  скучной,  далекой  и
отвлеченной, даже более абстрактной, чем алгебра. А  теперь  Голова  вдруг
почувствовал живую и неразрывную связь времен, накрепко  соединявшую  его,
нынешнего земледельца, с далекими предками. Они  ведь  на  этой  же  самой
земле сеяли пшеницу, объезжали норовистых скакунов, охотились на  лосей  и
оленей, приручали диких кабанов, ели из глиняных горшков похлебку, осколки
этих горшков мы теперь выкапываем на его глазах из земли.
   Когда уже срыли почти всю курганную  насыпь,  оставив  нетронутой  лишь
контрольную бровку, и добрались до желтоватой  материковой  глины,  острые
глаза Савосина первые заметили пятно темной, явно насыпной земли.  Значит,
под нею какая-то яма?
   Мы с  Алексеем  Петровичем  взялись  за  лопаты.  Остальные  столпились
вокруг. Вдруг моя лопата звякнула, на что-то наткнувшись.
   Мы с Савосиным переглянулись:  если  вход  в  камеру  заложен  камнями,
погребение, видимо, скифское - и  неограбленное!  Но  почему  погребальная
камера не в центре кургана? И самая непонятная загадка:  каким  образом  в
курганной насыпи над нею очутились гораздо более древние могилы бронзового
века?!
   Размышлять было некогда. Нами овладевал  все  больший  азарт.  Разобрав
увесистые камни, тщательно уложенные в три слоя, мы  обнаружили  под  ними
хорошо сохранившийся заслон из толстых дубовых плах.
   Новая  настораживающая  неожиданность!  Кто   похоронен   в   гробнице?
Скиф-пахарь? Невр? Вождь чернолесцев?
   Вот разобран и деревянный завал.  Пологий  коротенький  коридор  вел  в
небольшую камеру. Стены ее выложены бревнами,  также  обгоревшими  сверху.
Только тут бревна не были уложены в виде сруба, а врыты  в  землю  стоймя,
вертикально. Почти все они сохранились довольно хорошо, но при  первом  же
прикосновении начинали рассыпаться на мелкие кусочки. Так  что  мы  первым
делом принялись пропитывать их укрепляющим составом.
   Во многих местах в бревна оказались вбиты бронзовые крючки. Видимо,  на
них были развешаны различные одеяния и конская сбруя. И ткань и кожа давно
истлели. Остались лишь упавшие на пол  золотые  бляшки  в  виде  крошечных
фигурок разных животных -  оленей,  пантер,  баранов,  бронзовые  удила  и
костяные псалии [стерженьки из металла или  кости,  укреплявшиеся  по  обе
стороны удил для предотвращения их перекоса].
   Из погребальной утвари прежде всего, конечно, бросалась в глаза посуда,
необходимая покойнику в его  последнем  путешествии.  Вдоль  стены  стояли
глиняные  горшки  разных  форм  и   размеров   -   и   совершенно   целые,
неповрежденные. Значит, в гробнице никто еще до нас не побывал!
   Начинаем осматривать погребальную камеру не спеша, детально, разбив  ее
сначала, как полагается, на квадраты. Они  помогают  тщательно  разметить,
где именно что лежало. Потом надо все  сфотографировать  с  разных  точек,
зарисовать, пометить на плане, прежде чем выносить на белый свет и бережно
упаковывать.
   - Смотри! - Савосин протягивает мне довольно  большой  сосуд,  покрытый
прекрасно сохранившимся черным лаком.
   Я разбираю вырезанную на  нем  пояском  надпись  греческими  угловатыми
буквами: "Опустоши меня!"
   Великолепная находка. Она не только свидетельствует о  широко  развитых
торговых связях между  греческими  колониями  на  берегу  Черного  моря  и
местными жителями, но и поможет уточнить время погребения.  Оно  никак  не
моложе начала шестого века до нашей эры. Именно тогда подобные сосуды были
в моде.
   Но,  значит,  мы  все-таки  промахнулись.  Этот  курган  явно  постарше
раскопанного Смирновым, хоть они и стоят рядом.
   Так, а это что? Бронзовые наконечники  стрел.  Сами  стрелы  и  кожаные
колчаны давно истлели, а наконечники сохранились, лежат тремя  аккуратными
кучками, странно похожие на пули. И сколько их! Хотя погребальной утвари и
немного, видимо, покойник был довольно знатным и  богатым  воином.  Только
свои сбережения он носил в колчанах - в виде стрел. Стрелы и дротики в  те
времена служили не только оружием, но и своего рода  деньгами.  Наконечник
заменял монету. Поэтому в богатых погребениях их иногда находят мешками  -
по шестьсот и  даже  больше!  (Забегая  немножко  вперед,  скажу,  что  мы
обнаружили в этом погребении двести шесть наконечников -  очень  приличное
состояние.)
   - Скорее всего шестой  век,  -  говорит  Савосин,  задумчиво  перебирая
позеленевшие наконечники. - Надо будет уточнить у велографов [так называют
специалистов - знатоков наконечников стрел].
   - Зачем их беспокоить? - вдруг ласково произносит Андрей Осипович. -  И
так никаких сомнений: даже не шестой, пожалуй, последняя четверть седьмого
века до нашей эры.
   Мы с Алексеем Петровичем уставились на него.
   А Клименко продолжал как ни в чем не бывало:
   - Листовидные и асимметрично-ромбические, обе  разновидности  двухперых
втульчатых. Отливались в двустворчатых каменных формах. Поскольку у многих
наконечников преобладают втулки внутренние и остроарочные контуры,  вполне
вероятно, погребение даже седьмого века.
   - Откуда вы все это знаете, Андрей Осипович? - потрясенно спрашиваю я.
   - Да ведь я же вам, помнится, говорил:  увлекаюсь  изучением  холодного
оружия всех времен.
   Занятый  стрелами  и  пораженный   удивительными   познаниями   бывшего
следователя, я не сразу замечаю, что Тося хочет что-то  спросить.  Наконец
она не выдерживает, тянет меня за рукав:
   - Всеволод Николаевич, а где же сам скелет?
   - Какой скелет? - не понимаю я.
   - Ну где же сам покойник?  Ведь  должен  быть  его  скелет.  Могила  не
ограблена, все цело. А скелета нет.
   Мы с Алексеем Петровичем и Клименко, слушавшими наш странный  разговор,
довольно тупо озираемся по сторонам. Еще раз осматриваем всю  погребальную
камеру. Потом смотрим друг на друга... В самом деле,  что  за  чертовщина.
Стоят нетронутыми сосуды, лежат  наконечники  стрел,  проржавевший  меч  с
остатками истлевших ножен. Его обычно клали рядом  с  покойником.  Но  меч
есть, а скелета возле него нет.
   Куда же подевался покойник? Ведь не могли украсть его скелет грабители,
оставив все прочее в неприкосновенности?!
   Авенир Павлович так заинтересован, что, заглядывая, чуть не сваливается
в раскоп.
   - Кенотаф! - догадываюсь я.
   Студенты переглядываются, услышав знакомое слово, и с  новым  интересом
начинают осматривать все вокруг.
   Еще бы. Нам попалось  ложное  погребение!  Их  устраивали,  когда  воин
погибал где-нибудь на чужбине, в дальней стороне. Тело  его  оставалось  в
руках врагов. И тогда его близкие у него на родине все же  устраивали  ему
символические похороны. Копали могилу, как полагалось по обычаям