то все ей уступают. И  я  поступил
как все.

Глава 3

   После обеда я курил сигарету в патио в компании двух  хозяек.  Я  записал
четыре небольших текста, которые  Ева  называла  поэмами,  но  которые  были
скорее криками отчаяния прелестной  двадцатилетней  девушки,  прикованной  к
инвалидной коляске. Прочитав их, я почувствовал себя подавленным. В них было
такое горькое разочарование, что солнце показалось менее ярким.
   Жизнь этих двух девушек в их огромном доме вряд ли была слишком  веселой,
несмотря на состояние, по-видимому,  немалое,  которым  они  владели.  Через
несколько часов после знакомства, не дождавшись и подобия исповеди, я  понял
ситуацию... Ева была парализована вследствие  приступа  полиомиелита,  и  ее
старшая сестра посвящала ей всю себя. Но инвалиды - эгоисты.  Ева  ждала  от
Элен полного самоотречения. Трудно было, наверняка, Элен  с  таким  подарком
судьбы.
   Я  прикрыл  глаза.  Не  хотелось  больше  думать  о  будущем!  Достаточно
насладиться прекрасным мгновением, которое переживаешь сейчас.  1  Все  было
тут чудесно: покой в патио, журчание воды в  бассейне,  щебетание  птиц,  но
больше всего - сестры.
   Из-под полуприкрытых  век  я  наблюдал  за  ними.  Элен  была  похожа  на
древнегреческую статую. У нее было, как я уже успел убедиться, действительно
красивое лицо, спокойное и благородное. Каждая черта  казалась  безупречной.
Она сидела на садовом стуле,  и  мне  казалось,  что  она  слушает  какой-то
внутренний голос.
   Элен очень нравилась  мне  в  своей  задумчивости.  Мне  захотелось  быть
художником, чтобы обессмертить ее на полотне. А Ева гладила шкуру медведя  у
себя на ногах. Шкура белого медведя под таким солнцем! Было  в  этом  что-то
непонятное... Ведь ее больные ноги нечувствительны ни к жаре, ни  к  холоду,
зачем тогда этот анахронизм? Кокетство? Бравада?
   Несчастье ее было тем более ужасным, что весь ее вид говорил: эта девушка
предназначена для жизни исключительной! Она и красавицей была  идеальной,  и
ум у нее был  очень  живой.  Хотя  как  инвалид  она  меня  отталкивала,  ее
восхитительное - над шкурой медведя - тело все же  притягивало  к  себе  мой
взгляд. Я не мог не восхищаться ее прекрасной грудью, которой не касалась ни
одна мужская рука.
   - О чем вы думаете, господин Менда? - спросила вдруг она.
   Я раздавил сигарету в  пепельнице,  вмонтированной  в  подлокотник  моего
кресла.
   - Я не думаю: я плыву на облаке... Элен вышла  из  своего  оцепенения.  В
глазах ее было что-то вроде зова на помощь существа на краю гибели.
   - Лишь от вас зависит, чтобы он повторился, - заверила меня Элен.
   - Вы очень любезны, спасибо...
   - Но нет, это мы вас благодарим, не так ли,  Ева?  Девушка  не  ответила.
Казалось, она чем-то озабочена. Довольно долго молчали. Наконец Ева щелкнула
пальцами:
   - А почему бы вам не остановиться на какое-то время у нас, пока вы  ищете
себе место? От такого предложения у меня дыхание оборвалось.
   - Подумайте! - поддержала ее Элен.
   - Я вот уже два часа только об этом и думаю, - совсем уже раскрылась Ева.
   - Но в каком качестве?..
   - В качестве друга. У нас его нет, вот он у нас и появится,  не  так  ли,
Элен?
   Что было отличительного в разговоре сестер, так это то,  что  никогда  ни
одна из них не высказывала никакой идеи, не добившись согласия другой. Из-за
того, что они так долго жили вместе и так тесно связали свои  жизни,  у  них
выработалось в конце концов нечто вроде одной своеобразной  индивидуальности
в двух лицах. Обращался я к одной, автоматически смотрел на другую.
   - Конечно, моя дорогая... Я решительно отказался:
   - Это совершенно невозможно, маде... Ева яростно ударила рукой по  колесу
своей коляски:
   - Ради всего святого, не называйте меня больше  мадемуазель.  Меня  зовут
Ева, вас - Виктор, сестру - Элен... Хорошо, а теперь объясните, почему  это,
невозможно? Вы симпатичный молодой человек, а нам  нужно,  чтобы  кто-нибудь
еще присутствовал в этом доме... Я уже по горло сыта физиономией Амелии!
   - Видите ли, Ева... Девушка пожала плечами:
   - Я говорю, что думаю. Моя жизнь ничтожна. Тебе не кажется? Я  как  птица
без лап в позолоченной клетке... Каждый уголок этого дома  проходит  у  меня
перед глазами... Я знаю этот фонтан наизусть... Его шум щекочет мне нервы...
   - Успокойся, Ева!
   Элен снова заговорила суровым голосом, вид ее вмиг стал строгим.
   Ева несколько раз несильно ударила по колесу, и  каталка  развернулась  -
теперь девушка сидела к нам спиной.
   - Господин, Менда, - снова начала она, - вы остались без гроша...
   - Ева! - закричала возмущенно Элен...
   - Совсем  без  гроша!  -  буквально  прорычала  девушка.  -  Если  вы  не
останетесь здесь, завтра вам нечего будет есть... Вам не кажется, что это не
очень весело, а?
   Я принял единственно правильное решение:  встал.  И,  обращаясь  к  одной
Элен, сказал:
   - Спасибо за ваш прекрасный обед...
   И пошел прочь большими шагами, полный достоинства, как лорд-мэр.
   Конечно, это был разрыв. Мои  отношения  с  девицами  Лекэн  закончились.
Вспышка Евы была такой резкой, что Элен даже не пробовала извиниться. Спасти
положение мог только случай. И он представился самым забавным образом.
   Когда я шел по бордюру бассейна, "я выбрал этот путь из желания не задеть
коляску калеки", нога моя попала в кольцо для  поднятия  плиты,  закрывавшей
экран. Зацепившись, я не смог удержать равновесие, другая нога скользнула по
отполированному краю бассейна, и я упал в воду. Все произошло мгновенно.
   Теперь я сидел в воде, глубина которой не превышала  сорока  сантиметров,
вид у меня был очень рассерженный и самый нелепый.
   Сестры смеялись до слез. Я встал, по мне стекала вода, я  был  зол  и  на
сестер, и на себя. У меня возникло жуткое желание надавать пощечин этим двум
бездельницам, даже рука задрожала.
   Но ведь, как вам известно, из всех проявлений человеческих чувств смех  -
наиболее заразителен. Гнев мой вскоре сменился  самым  сумасшедшим  хохотом,
которым я когда-либо смеялся в своей жизни. Я даже  сел  на  борт  бассейна,
согнутый пополам этим взрывом, и ноги по-прежнему оставались в воде.
   Первой перестала смеяться Элен. Она встала и протянула  мне  руку,  чтобы
помочь выйти из бассейна.
   Стоя на каменных плитах патио, в брюках, прилипших к ногам, я по-прежнему
походил на какого-то гротескного персонажа.
   - Вам нужно переодеться, - сказала мне Элен, - пойдемте в ванную... Я дам
вам  халат,  и  мы  пошлем  Амелию  в  отель  взять  вашу  одежду.  Где   вы
остановились?
   - В "Голубых волнах"...
   Я прошел вслед за ней к ванной комнате на  втором  этаже.  Снимая  мокрый
костюм, я услышал, как  она  отдавала  распоряжения  служанке,  и  сразу  же
подумал о своем неоплаченном  счете.  Да  никогда  в  жизни  владелец  этого
достопочтенного заведения не отдаст служанке мои вещи! Умирая  от  стыда,  я
приоткрыл двери:
   - Мадемуазель Лекэн!
   Элен сразу же подошла.
   Ну и смешон же я был, пожалуй, в этом белом  халате,  слишком  узком  для
моих широких плеч! К тому же он был  мне  слишком  короток,  и  рукава  едва
доходили до локтей.
   - Я... Я думаю, не стоит беспокоить вашу служанку...  Если  она  выгладит
брюки, этого будет достаточно, чтобы я смог выйти в город...
   Элен и слушать меня не хотела:
   - И не думайте даже! Брюки так намокли! Да они и  через  день  будут  еще
влажными.
   - Тем хуже... Я...
   Она хотела было протестовать еще, как вдруг все поняла. Я покраснел. Стыд
обжег мне щеки. Элен отвернулась и позвала служанку:
   - Амелия!
   - Мадемуазель? - сразу же отозвалась та.
   - Господин Менда будет жить здесь некоторое время. Договоритесь обо  всем
с владельцем отеля и возьмите такси, чтобы забрать багаж.
   Амелия была потрясена.
   - Здесь... - пробормотала она невнятно, но сразу же спохватилась:
   - Хорошо, мадемуазель.
   - Я думаю, - сказала мне Элен, что вы не откажете в этой радости Еве.
   Она улыбнулась. Но это была не прежняя улыбка. Теперь в ней  было  что-то
судорожное.
   Если бы я не находился в столь щекотливом положении, то еще раз  отклонил
бы ее предложение. Но видец у меня был таков, что в голове  оставалась  лишь
одна мысль: спрятаться до тех пор, пока не оденусь прилично.
   - Мы поговорим об этом позже, - вздохнул я. Элен  прошла  передо  мной  и
открыла дверь, выходящую на деревянную лестницу, покрашенную под мрамор.
   - Я покажу вам сейчас вашу комнату. Мою комнату!
   Ничего не скажешь - удивительное было приключение!

Глава 4

   Во всяком случае, в ту ночь я спал очень хорошо.
   Проснулся я назавтра, заслышав легкий скрип возле моей комнаты.
   Вскочил с кровати и подошел к окну. Это была задняя сторона дома.
   Я застыл от удивления,  когда  увидел,  что  Элен  делает  упражнения  на
гимнастических кольцах, и не просто делает, а безупречно! Рядом висел канат.
Одета она была  в  голубые  шорты  и  сине-белую  полосатую  майку,  которая
подчеркивала великолепную грудь. Это нужно было видеть вблизи!
   Я наспех умылся, надел льняные брюки и белый свитер. За несколько дней  я
прилично загорел,  несмотря  на  то,  что  часами  сидел  в  казино,  а  эта
белоснежная одежда должна была оттенить мой загар.

***

   В доме было тихо, как в храме. Я  прокрался  по  лестнице  неслышно,  как
волк. В холле уже пахло чудесным кофе.
   Часы пробили шесть. Вот уже долгие годы я никогда не  вставал  так  рано.
Пересекая патио, я вышел к задней стороне дома.
   Элен по-прежнему делала упражнения на кольцах.  Их  скрип  напоминал  мне
тоскливый крик зимних птиц. Я подошел к Элен со спины. Закурил сигарету, сел
на большой камень и стал рассматривать ее. Она выполняла  такие  упражнения,
которые можно увидеть лишь на соревнованиях в залах.
   Наконец она стрелою вытянула ноги, подтянулась  и  выпрямилась,  медленно
раздвинула кольца  и  прогнулась  назад.  Только  теперь  она  заметила  мое
присутствие. И сразу же соскочила на землю.  Лицо  ее  раскраснелось,  грудь
часто приподнималась.
   - Браво, прекрасно работаете! - сказал я. Она хотела заговорить,  но  все
еще не могла отдышаться.
   - Вы делаете это каждое утро? Она кивнула головой:
   - Да, ничего другого не остается, чтобы поддерживать себя в форме.
   Я бросил сигарету. И все  никак  не  мог  насмотреться  на  мою  хозяйку.
Длинные ноги, тонкая талия, упругая грудь  -  у  меня  холодок  пробегал  по
спине.
   - А вы и встаете так рано каждое утро, чтобы позаниматься?
   - Да... Из-за сестры. Не хочу, чтобы она это видела.  Дурак,  я  спросил,
почему.
   - О, да, конечно! - сразу же поправился я, поняв, как могло  это  зрелище
расстроить калеку.
   Ей нужно было идти переодеваться, а мне так не хотелось расставаться -  я
не мог оторвать от нее глаз!
   - Скажите, Элен, я могу задать вам один нескромный вопрос?
   - Давайте...
   - Сколько вам лет?
   Она вытерла рукою пот со лба:
   - Тридцать два...
   - Мой вопрос не обидел вас?
   - Совсем нет.
   - Тогда позвольте задать вам второй? Она улыбнулась:
   - Почему бы и нет!
   - В общем-то, Элен, в тридцать два года  незамужняя  девица  -  простите,
старая дева... Не вы, конечно! Но куда это все ведет?
   Я тотчас понял, что зашел слишком далеко.  Она  побледнела.  Даже  взгляд
как-то нехорошо засветился.
   - Я веду здоровый, размеренный образ жизни, - сказала она. - Делаю разные
упражнения, вы сами видите...
   Тут я увидел, что она совсем растерялась, и мне захотелось обнять ее.
   - Простите меня...  Совсем  идиот...  Вы  более  чем  красивы,  Элен,  вы
прекрасны! А она рассердилась:
   - Терпеть не могу, когда мне делают комплименты. Не в моем они вкусе.
   И она убежала, а я, пристыженный, остался стоять на месте. Тут я  услышал
взрыв смеха и увидел в окне на втором этаже лицо Евы.  Она  была  свидетелем
всей этой сцены. Я помахал ей рукой. Вместо того, чтобы ответить, она отошла
от окна.

***

   В глубине холла был пристроен своеобразный лифт для поднятия коляски  Евы
на  второй  этаж.  Впрочем,   устройство   это   было   больше   похоже   на
грузоподъемник: вместо двери в нем был ремень  безопасности,  как  в  старых
трамваях.
   В тот момент, когда я проходил в холл, Ева приземлялась.  Жалея  ее  всей
душой, я все же не мог восхититься легкостью и  элегантностью  ее  движений.
Она маневрировала коляской так же свободно и непринужденно,  как  мы  ходим.
Чувствовалось, что эта коляска стала ее прямым продолжением.
   В это утро на ней была шотландская сорочка, расстегнутая  настолько,  что
был  виден  белый  лифчик.  Это  взволновало  меня,  как  взволновало  вчера
созерцание ее безупречных форм.
   Я приблизился к ней, стараясь улыбаться:
   - Хорошо выспались, Ева? Она усмехнулась:
   - Вы шутите, я полагаю? Вот уже несколько лет я сплю плохо.
   - В вашем возрасте!
   - Мой возраст тут ни при чем, вы все должны понимать...
   - Вы ночью сочиняете?
   - Да.
   -  Так  вот  почему  ваши  поэмы  такие..,  черные?   Нет   ничего   хуже
горизонтальных идей.
   Она рассматривала меня в упор. Сейчас она была еще светлее, чем вчера.
   - Я хотела  бы,  чтобы  у  меня  были..,  вертикальные  идеи,  Виктор.  К
сожалению, это невозможно. Что мог сказать я ей в утешение?
   - Вы не спрашиваете у меня о моем возрасте, -  почти  прошептала  она.  Я
покраснел.
   - Ваш возраст виден по вашему личику: двадцать.
   - Угадали. А вам сколько?
   - Столько же - двадцать восемь.
   Она рассматривала меня с восхитительным бесстыдством, дошла до того,  что
объехала вокруг меня на своей коляске.
   - А вы красивы,  -  сказала  она  мне  наконец,  пародируя  мое  недавнее
обращение к Элен:
   - Вы почти красивы.
   - Вы что, - разозлился я, - предложили мне остаться здесь, чтобы смеяться
над моей внешностью?
   - Ну что  вы!  Скорее,  чтобы  рассматривать  вас.  А  то  я  уже  начала
спрашивать у себя, существуют ли на свете мужчины.
   Появилась Амелия. Она терпеть меня не могла, и ее глазки-пуговки выдавали
ее отношение ко мне.
   - Завтрак подан.
   Я шел рядом с коляской Евы до гостиной. Элен уже ждала нас там. Теперь на
ней были крестьянская юбка и белая блузка. Она прямо на глазах молодела.
   Выпив чашку крепкого кофе, я отодвинул свой стул от стола.
   -  Теперь  уже  решено  твердо:  я  вас  покидаю.   Сестры   одновременно
напряглись, с одним и тем же выражением ошеломленности на лице.
   - Вот, опять начинается, - вздохнула Ева. Я встал и начал  нервно  ходить
по комнате.
   - Нет смысла подчеркивать нелепость моего пребывания здесь,  -  продолжил
я. - У меня характер не помойного кота, и я никогда не позволю,  чтобы  надо
мной зубоскалили женщины.
   - Вы употребляете слова, которые портят все, - прошептала Элен.
   - Я употребляю те слова, которые подходят к данной ситуации - вот и  все!
Боже, ну подумайте хоть немного! Вот я у вас, ем за вашим  столом,  сплю  на
вашей кровати, не имея ни гроша в кармане и ни малейшей идеи в  голове,  как
мне хоть бы этот самый грош раздобыть... Вы считаете, это нормально?
   Ева рассматривала меня, как рассматривают странную картину, разве что  не
приложила руку к глазам.
   - Люблю, когда он сердится, - вздохнула она. - Он просто прекрасен, ты не
находишь?
   - Да замолчи ты! - закричала Элен.  Никогда  еще  я  не  видел  ее  такой
возбужденной. Щеки ее стали совсем красные.
   - Послушайте, Виктор, я сожалею, что вы не поняли,  с  кем  имеете  дело.
Несмотря на все наши деньги, мы - всего лишь две бедные девушки. Мы  ведь  в
этом доме как узницы...
   - А чья в этом вина? - возразил я. - Кто запирает вас здесь?
   -  Все,  кроме   нас...   Если   бы   вы   знали...   Есть   определенные
обстоятельства... Наш папа был затворник. У него было, я должна признать, не
так уж мало горестей... Мама, рожая меня, умерла,.. Он оплакивал  ее  десять
лет, прежде чем снова женился...  Его  вторая  жена  почти  годилась  ему  в
дочери. Она оставалась с ним, пока не родила Еву.., а потом убежала с  одним
мужчиной. Вот тогда он и обосновался здесь вместе с нами... Он был похож  на
больного зверя. И вырыл эту огромную яму между нами и.., внешним миром...
   Элен замолчала. Слезы текли по ее пылающим щекам. А она и не  чувствовала
их...
   В одно мгновение я все понял... Они никогда не знали настоящей, шумной  и
теплой жизни внешнего мира... Вот почему так привязались они вдруг ко мне...
Ко мне - человеку, представлявшему в их глазах весь остальной мир...
   - А потом заболела Ева, - добавила Элен.
   - Без меня ты бы имела свой шанс, - тихо сказала Ева. - Я об  этом  часто
думаю, ты ведь знаешь... Моя каталка у тебя на шее, жертвовать собой...
   Я сел - не выдерживал больше горечи их признаний. Устал.
   - Хорошо, слушайте... Они замолчали.
   - Хорошо, я останусь здесь еще на какое-то время... Но лишь при  условии,
что найду себе место...
   - Спасибо, - прошептала Элен.
   - Место, - чуть ли не проворчала Ева, - это нетрудно, я предлагаю вам...
   - Место садовника? - перебил я.
   - Нет, секретаря... Мы будем вместе писать книгу... Сколько вы хотите?..
   На лице у Элен была невыносимая мука. Она не могла не соглашаться часто с
сестрой и поэтому просто отворачивала глаза со смиренным видом.
   - Несмотря, на все ваше состояние, Ева, я  слишком  дорог.  Не  по  вашим
средствам... Хорошо, я выйду. До вечера.
   Я ушел, не сказав больше ни слова.

***

   Мне стало лучше оттого, что я  почувствовал  снова  дыхание  улиц,  моря,
пестрой толпы купальщиков. Обстановка в доме скверно  действовала  на  меня.
Излишне расслабляла. Даже  деморализовала.  Я  почувствовал,  что  не  смогу
оставаться в нем долго, - нервы не выдержат.
   У меня в кармане и су завалящего не было, но это  не  слишком  пугало.  В
отличие от  однообразной  жизни  сестер  Лекэн,  моя  казалась  мне  богатой
надеждами, и я уже совершенно не понимал, отчего же хотел покончить с  собой
позавчера.
   Я шел маленькими улочками. Раскаленный асфальт, раскаленные стены и крыши
домов. Воздух был совершенно неподвижен, и небо казалось  белым.  По  дороге
ротозейничал. Наконец нашел затерявшееся в скалах уединенное местечко.  Лег,
вытянулся, подложив руки под затылок, и слушал,  как  постепенно  убаюкивает
меня шумное море...
   В  полдень  я  почувствовал  голод.  Захотелось  вернуться  в  мое  новое
прибежище, но сдержала элементарная мужская гордость. Я стал думать о  своем
положении. Когда я говорил о том, что должен "найти  здесь  место",  то  это
больше означало благие пожелания.
   Я не представлял, какое место меня устроит. Не могу же я, конечно, забыть
о самолюбии и сдавать напрокат велосипеды или подсоблять в ресторане?!
   У меня было какое-никакое образование, и я сносно  говорил  по-английски.
Точнее, кое-как говорил. Теперь я понимал, как опрометчиво поступил, покинув
столицу. В Париже любой человек может "найти свою дыру". Нужно  ожесточиться
и вступить в схватку. Но вот в этой стране каникул...

***

   Внезапно я услышал, что на дороге остановилась машина и сигналит. Это был
американский автомобиль. Я сложил руку козырьком - солнце слепило глаза, - я
увидел за рулем Элен. Я встал, обрадовавшись возможности снова увидеть ее, -
тем более одну.
   На ней был голубой костюм - этот цвет так шел  ей...  Взгляд  у  нее  был
очень довольный.
   - Я так и думала, что вы здесь, - тихо сказала она.
   - Но почему?
   - А куда может пойти человек без денег, если не на берег моря?
   - Логично, мисс Шерлок Холмс!
   Мне было очень приятно, что она застала меня на месте  преступления  -  в
полном ничегонеделании. Теперь меня всегда можно будет пощипать за хвост  по
поводу моих так называемых поисков работы...
   - Видите ли, - буркнул я, -  я  теперь  на  песке,  то  бишь,  оглянитесь
вокруг, почти на мели - в полном смысле этого слова!
   Я вдруг посмотрел на нее с неприязнью, думая, не она ли  была  той  самой
ночной психопаткой. У меня даже холодок пробежал по сп