а  защитить  ее,  делала  ее
недосягаемой.
   Сердце мое бешено стучало. Я сжал грудь обеими руками.
   - Так, значит, это ты была, шлюха! Я был разъярен.
   - Так, значит, это была ты! - повторял и повторял я.
   Слова, которые я произносил, были одни и те же, а  вот  мыслей  в  голове
было множество. Я думал о том, что эта стерва надувала всех  долгие  годы...
Довела до умопомрачения родную  сестру...  Обдурила  меня...  Я  женился  на
потаскухе с каким-то чудовищным душевным изъяном!
   Я растерянно смотрел на нее и вновь  видел  ее  в  автомобиле,  у  берега
моря...
   Как же я не распознал ее груди, ее рот, ее блядский запах!
   А скажи кому-нибудь, что она вот уже много дней была моей женой и я  даже
не тронул ее...  Ту,  которую,  подобно  солдафону,  покрыл  на  сиденье  ее
автомобиля...
   Она  съежилась  под  моим  ненавидящим  взглядом  и  стала  казаться  мне
совершенно маленькой.
   - Так, значит, это была ты! - словно заведенный, бросал я ей в лицо.
   Я шагнул к ней. Она с обычной своей легкостью  повернула  коляску,  чтобы
помешать мне прижать ее к стене. Теперь она уже сидела  спиной  к  раскрытой
двери. Еще одно движение - и она окажется в коридоре.
   От ярости я задыхался. Сжал и зубы и кулаки - те стали будто свинцовые  -
Как давно ты разыгрываешь эту комедию, сволочь?
   Я ударил ногой по коляске, и она выкатилась в коридор  метра  на  два  от
двери. Ева быстро остановила ее.
   - Отвечай!
   Вдруг она немного расслабилась.
   - С самого начала, - ответила она.
   - Не правда!
   - Правда!
   - Объясняй!
   - В тринадцать лет я заболела... Сильная ангина и суставной  ревматизм...
Доктор говорил отцу, что он боится приступа полиомиелита...  Он  увидел  его
симптомы... Я услышала их разговор...
   - И ты начала симулировать?
   - Сам видишь...
   - Семь лет! Как ты смогла!
   - Потому что очень хотела.
   С ума можно было сойти от такого аргумента!
   - Потому что я могу все, что я хочу, Вик... Ты ведь знаешь это.
   - Да, знаю... Но зачем ты это делала?!
   - Отец больше любил Элен. Он не  мог  простить  мне  бегства  матери,  ты
понимаешь?
   - И ты захотела любой ценой обратить на себя его внимание?
   - Да. И могу сказать тебе, что мне это удалось!
   -  Просто  прекрасно  удалось,  голубка...   Прекрасно!   Ты   величайшая
комедиантка всех времен.
   - Не преувеличивай, Вик.
   - Так в ту ночь ты отправилась на поиски "любви"?
   - Ну и что из этого? - она обожгла меня взглядом.  -  А  разве  нам  было
плохо тогда, Вик? Вспомни... Поэтому я и захотела, чтобы ты  здесь  остался.
Ты потрясающий любовник!.. Я втрескалась в тебя с первого взгляда...
   - Как сука... Как грязная взбешенная сука!
   - Ну да, Вик... Я ведь нуждаюсь в любви... Разве это удивительно  в  моем
возрасте?
   - Нуждаешься в любви с первым встречным?
   - О нет! - Она даже помахала мне  пальцем.  -  Докажи  мне  это.  Я  умею
выбирать. Это совсем потрясло меня.
   - У тебя еще хватает наглости насмехаться надо мной сейчас!
   -  Я  не  насмехаюсь.  Я  объясняю...  Не  могла  же  я  все  время  быть
неподвижной! Мне надо было как-то размяться!
   - Но если ты говоришь, что любишь меня, зачем же  тогда  продолжаешь  эти
ночные эскапады?
   - Они так опьяняют меня!
   - Но, Ева, ты действительно душевнобольная.
   - Что ты имеешь в виду? Я думал, и она закричала:
   - Ну отвечай же!
   - Тебе никогда не хотелось перестать притворяться калекой?  Сделать  вид,
что болезнь прошла.
   Ее смех взбесил меня.
   - Разве лишь иногда, немного, - ответила она, - когда я засматривалась на
тебя... Но ты не можешь вообразить, как хорошо мне в этой  коляске!..  Жизнь
не доходит до меня... Это я в ней - над жизнью!.. Катаюсь по ней, как вот по
этому ковру, что у меня под ногами!.. Иногда ночью, когда мне очень хочется,
я хожу... Это утомительно... Как вы можете истязать  себя,  передвигаясь  на
этих двух лапах?!
   Нет, действительно, от ее доводов можно было с ума сойти!
   - Ты когда научилась водить машину?
   В десять лет. Меня сестра научила, ради забавы.
   - И ты никогда никому не попалась?
   - Я была удачлива, Виктор...  Ты  первый...  Только  не  говори  об  этом
никому! А, впрочем, если и расскажешь, то  тебе  никто  не  поверит.  -  Она
усмехнулась. - Когда я думаю, что эта идиотка Элен так  вымучивалась,  чтобы
представить меня симулянткой...
   Говорить такое о покойнице-сестре, которая столько для тебя сделала!..
   - Я запрещаю тебе говорить о ней!  -  взбешенный,  перебил  я  ее.  -  Ты
грязная гадюка! Она вдруг посерьезнела.
   - Может быть, я и гадюка, - отчеканила она, - но ты тогда - яд!
   - Я?!
   - Это ты с твоим вкрадчивым взглядом и мордой самца убил Элен!
   - Повтори!
   Она сложила руки трубочкой перед ртом и изо всех сил прорычала:
   - Это ты убил Элен!
   И тут я опять ударил ногой по коляске. Поскольку она  приложила  руки  ко
рту, то не смогла их вовремя отпустить и остановить коляску, покатившуюся  к
лестнице. Я вскочил, чтобы задержать ее, но было уже поздно. Как  спортивные
сани на большой скорости, коляска вместе с Евой покатилась вниз по лестнице.
Ее швыряло от перил к стене, она подпрыгивала, качалась,  а  страшные  вопли
Евы, казалось, только увеличивали ее скорость.
   На  повороте  лестницы  правое  колесо  ударилось   о   перила,   коляска
перевернулась и упала с  трехметровой  высоты  на  плиточный  пол  в  холле.
Несколько секунд я смотрел на нее со второго этажа, затем бросился  вниз  по
лестнице.
   Ева лежала под обломками коляски. Ее белое платье было разорвано, грудь и
бедра обнажены.
   - Ева! Ты ранена?
   Ее взгляд обнадежил меня. Слава Богу, она была жива. Я перевернул  каркас
коляски и, поставив его в сторону, протянул руку Еве.
   Она ухватилась за нее, попыталась  приподняться  и  с  криком  откинулась
назад.
   - У меня сломана поясница, Вик!
   - Не говори глупостей, поднимайся же ради  Бога!  Давай,  поднимайся!  Ну
поднимайся же! Она покачала головой.
   - Я клянусь тебе, что не могу, Вик. Я НЕ ЧУВСТВУЮ БОЛЬШЕ СВОИХ НОГ!