е могу бодрствовать ночи напролет!
   - Конечно, моя дорогая... Но я же вас не упрекаю! Ну так что?
   - Я  проснулась  с  каким-то  тяжелым  чувством...  Мне  снилось,  что  я
заплутала в каком-то огромном пустом соборе... Это было ужасно... Я включила
свет и увидела, что дверь открыта, а кровать пуста...
   - Вы пошли ее искать?
   - Нет, я это только что заметила... И сразу же позвала вас.
   - А ее одежда?
   - Ее также нет.
   Я побежал в холл. Дверь там была распахнута.
   Я вышел на крыльцо и закричал изо всей силы:
   - Ева! Ева! Вернитесь!
   В ответ лишь шелест листьев.
   Я поднялся наверх к Элен.
   - Что делать? - спросила она.
   - Не знаю... Ночь совсем темная... Вернется она, наверное,  сама,  как  и
прежде...
   - И я так думаю...
   Я вошел в комнату, ставшую теперь для сестер общей спальней, и  посмотрел
на две пустые кровати... Страшным показалось мне  вдруг  это  зрелище.  Меня
даже мутить стало - я уже был сыт всем этим по горло!
   Вы беспокоитесь, правда, Виктор?
   - Боже мой, есть из-за чего, не так ли?
   - Мне тоже страшно... Мне кажется...
   - Что вам кажется?
   Она покачала головой, словно отгоняя дурную мысль.
   - Нет, это слишком ужасно...
   - Вы не закрывали дверь на ключ?
   - Нет, но ведь наши кровати рядом, и я думала...
   - Ну да, я вас понимаю... Как она могла одеться, чтобы вы не услышали?
   - А может, она оделась в ванной комнате? Я прошел в ванную  комнату.  Все
там было в полном  порядке.  Я  не  нашел  никакой  одежды  и  уже  собрался
выходить, как вдруг обратил внимание на стакан на полочке умывальника.
   Стакан был пуст, но на стенках  его  был  какой-то  фиолетовый  налет.  Я
понюхал. Запах был приторный... Удивленный, я обернулся. Элен как-то странно
смотрела на меня. Не знаю, почему, но что-то насторожило меня в ней.  У  нее
был такой вид, словно она старается думать не о том, что ее  на  самом  дела
заботит, а совершенно о другом, так, чтобы ее ни в чем не заподозрили.
   - Это снотворное, которое вы давали Еве, да? Она покачала головой:
   - Я не знаю...
   - Как? Ведь налет свежий, даже на дне немного осталось? Значит, вы ей его
давали!
   - Да нет, что вы, я помню... Она сама иногда его пьет, когда  плохо  себя
чувствует... И потом, она ведь выходила...
   Объяснение было правдоподобным, однако не удовлетворило меня.
   - Где флакон?
   - В аптечке, я думаю...
   Я открыл аптечку. Я прекрасно помнил эту маленькую  бутылочку  с  красной
этикеткой и резиновой пробкой. В аптечке ее не было.
   - Элен, что-то мне все это не нравится...
   - Виктор! - воскликнула она. - Вы меня пугаете!
   Лицо у нее теперь было словно из воска, под глазами синели мешки...
   Какое-то время я молча всматривался в нее. Нервы мои не выдерживали.
   - Элен, вы что-то скрываете от меня...
   - Ну что вы, Виктор!
   Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело  было  проглотить...  Ноги  стали
ватными - подступал страх.
   - Где флакон?
   - Я вам повторяю, что...
   - Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по
лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит,  чтобы  усыпить  полк!  Да,
кстати, на краях стакана видны следы  помады.  И  это  цикламеновая  помада,
которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить!
   Элен ничего не ответила.
   Я стремительно вышел - она отступила в сторону.
   Дрожь моя становилась все сильнее.
   Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом  опять  вышел  в
коридор.
   Мне уже дышать становилось трудно.
   Тишина в доме была мертвая. Как в храме... А Элен ведь храм приснился!
   Я вошел в комнату, где раньше  спала  Ева.  Дверь  до  сих  пор  не  была
починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра.
   И эту комнату я осмотрел еще раз.
   Внезапно внимание мое  привлекла  деталь,  на  которую  я  совершенно  не
обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь...
   Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке!
   Вы понимаете?.. Это означало, что, когда  я  взламывал  дверь,  она  была
закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь
потому, что так мне сказала Элен...
   Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне - вялый
и бессильный.
   - Элен... - повернулся я к ней.
   - Что?
   - Той ночью, когда я прибежал сюда, я  поверил  вам,  что  дверь  заперта
изнутри - на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того,  как  вышли  из
комнаты!
   - Вы с ума сошли!
   - А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума?
   - Я запрещаю вам оскорблять меня! Я схватил ее за руку и рванул к себе.
   - А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную,  чтобы
я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в  доме
самый настоящий психоз!
   - Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло?
   Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю.  Я  перевернул
туфлю подошвой кверху - на ковер посыпался песок.
   - Элен! - закричал я. - Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью  из
дому, а в вашей туфле - песок!
   Это ее и добило!
   Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать.
   - Вы ненавидите вашу сестру, да? - спросил я.
   Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась.
   - Не могу я больше, - прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. -
Нет, я, правда, больше не могу, Виктор...
   Что мог я сказать?
   История подходила к концу - ей уже нечего было скрывать.
   И сил у нее действительно больше не оставалось - я это видел.
   - Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете?
   - Да, - ответил я.
   Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга.
   Элен пожертвовала своей свободой, молодостью...
   И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете...
   - Инвалидом на самом деле была я, Виктор...
   - Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в  то  время  как  достаточно
было ее бросить?
   - Мне не хватало мужества бросить ее.
   - Но вы нашли в себе мужество играть с  ней  ужаснейшую  из  комедий!  Вы
искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная  того!  Вы
отдаете себе отчет, насколько это жестоко?
   - Не ей я хотела это внушить...
   - А кому - мне?
   - Да, Виктор, вам.
   - Но зачем? Объясни мне ради Бога! Она опустила  голову.  На  лбу  у  нее
обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее  выдавалась  теперь  вперед,  и
Элен уже совсем не казалась мне красивой.
   - Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили  в
ее ночные отлучки... Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль...  Идея
пришла мне в  голову  в  тот  день,  когда  вы  поделились  со  мной  своими
сомнениями... Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее.
   - Вам - избавиться от нее!
   Мне стало не по себе от такого признания.
   - А где она теперь? - спросил я и сам удивился: как могло так  случиться,
что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!.
   - Не знаю...
   - Вот еще! Где Ева?
   - Я.., я вынесла ее из дому...
   - Где?
   - Я отнесла ее в лес...
   - Пойдем за ней.
   Мне стало очень  тяжело  на  душе.  Жизнь  казалась  бесконечно  гнусной.
Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя  сменялась
презрением.
   - Ну, идем!
   Она покачала головой:
   - Нет, нет... Идите одни... У меня сил нет... Я взял ее за руку и потянул
за собой:
   - Хватит, идем!
   Не отпуская ее руки, я суетился по лестнице. Мы прошли через холл,  вышли
на крыльцо... На ней была только одна туфля, и я был  босый,  но  какое  это
теперь имело значение? Я чувствовал -  какой-то  внутренний  голос  мне  это
подсказывал, - что все нужно делать как можно быстрее...
   Через лужайки мы прошли к еловому лесу.
   Ночь была довольно светлая, и деревья отбрасывали длинные  мрачные  тени.
Элен дрожала уже от страха.
   - Оставьте меня, Виктор... Я умоляю вас...
   - Где вы ее положили?
   - Там...
   Напрасно я вглядывался туда, куда она показала,  -  ничего  не  видел.  Я
пожалел, что не захватил с собой электрический фонарик.
   - Если бы вы оставили ее здесь, - зло сказал я наконец, -  я  бы  заметил
ее... Вы мне лжете...
   Элен ничего не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то, и лицо  у
нее кривилось. Тогда я тоже прислушался. И ужасная мысль пронеслась  в  моей
голове.
   Я все понял.
   Нарастал шум приближающегося поезда. Я вспомнил, что неподалеку  от  леса
проходила железная дорога.
   - Сволочь! Ты положила ее на дорогу, да?
   Она кивнула.
   Я опрометью бросился в сторону дороги.
   Поезд все приближался, заглушая шум моря.
   Я бежал так быстро, что во мне исчезли все  чувства  и  мысли,  я  ощущал
лишь, что я бегу, и думал, что должен во что бы то ни стало успеть. Я обегал
кусты и деревья, поднимался и спускался по пригоркам, и перед глазами у меня
была одна Ева, которую нужно было непременно отыскать, опередив поезд...
   А я ведь даже не знал, с какой стороны  он  подходит:  он  шел  здесь  по
кривой, огибая большой холм, отражавший шум локомотива.
   Но я знал, что он приближался.
   Наконец я оказался у  подножия  холма  и,  перескочив  через  проволочное
заграждение возле самой железной дороги, мгновенно сбежал по насыпи.  Острые
булыжники больно кололи босые ноги, но я не чувствовал этой боли.
   Поезд подходил справа. Сигнальные огни были уже совсем яркими,  виднелись
клубы дыма.
   Я бросил взгляд на сверкающие рельсы, залитые лунным светом.
   И тут я взвыл.
   Между мною и поездом на полотне лежала она...
   Я  всей  грудью  вдохнул  воздух  -  больше  уже  такой  возможности   не
представится - и рванул вперед, к Еве. Откуда только сила в ногах взялась!
   Я несся стремглав, не думая совершенно об ужасной опасности, которой  сам
подвергался, - перед глазами  лежал  на  рельсах  парализованный  да  еще  и
одурманенный снотворным человек.
   Сквозь шум поезда я расслышал вдруг за собой крик Элен:
   - Ви-и-и-иктор! Не надо!!! Не надо! Виктор!
   Но это еще больше меня подхлестнуло.
   Какую же черную душу нужно было иметь, чтобы желать в такой момент смерти
своей сестры!
   Поезд был уже почти рядом. Свет сигнальных огней заливал на рельсах  свет
лунный.
   Теперь уже я прыгнул - нет, пролетел в прыжке эти  последние  метры  -  и
оказался наконец возле Евы.
   Что было потом, я уже не чувствовал. С этого момента все смешалось в моей
голове...
   Все, что я помню - это проглоченный горький угольный дым, жар в  спину  и
невероятный грохот, обрушившийся на мою голову.
   Задыхающийся, опустошенный, совершенно обессилевший, я потерял на  насыпи
сознание.
   Когда я пришел в себя, то сразу же почувствовал,  что  прижимаю  к  груди
своей Еву - она горячо дышала мне в лицо.

***

   Я осторожно положил Еву на насыпь и встал. Мне казалось, я уже никогда не
смогу дышать нормально. В груди у меня словно угли горели. А  уж  дрожал  я,
наверное, как никто никогда в этой жизни...
   Прохладный воздух немного успокоил меня. Дыхание потихоньку  приходило  в
порядок. Я вытер рукавом пот со лба...
   Потом я  стал  трясти  Еву,  пробуя  разбудить  ее.  Но  после  той  дозы
снотворного, которой оглушила ее Элен, сделать это было невозможно...
   Тогда я подхватил ее на  руки.  Может  быть,  так  и  лучше,  подумал  я:
несчастная не заметит сразу же после пробуждения весь ужас произошедшего.
   Пошатываясь, я нес ее вдоль насыпи до того  места,  где  дорога  наиболее
близко подходила к территории особняка сестер Лекэн. Только  теперь  я  стал
чувствовать, как мертвели у меня от слабости ноги и вообще все тело.
   Я нес Еву на руках и плохо видел, что у меня под ногами. Наконец я  решил
переложить ее на спину. Это, пожалуй, должно было  облегчить  мою  дорогу  в
лесу.
   Остановившись, я начал перекладывать беднягу на спину - и тут...
   И тут я заметил на насыпи что-то темное и большое.
   Я наклонился немного и понял: это было искромсанное тело Элен.

Глава 13

   Наверное, она  решила,  что  я  попал  под  локомотив,  непродолжительное
оцепенение стоило ей жизни.
   Рана на груди была огромная  и  очень  глубокая.  Одна  нога  была  почти
оторвана. Но лицо осталось неповрежденным. Оно было  спокойным,  и  на  нем,
казалось, застыла какая-то странная улыбка. Впрочем,  не  напрасный  ли  это
труд - разгадывать тайны масок смерти?
   Положив Еву на насыпь, я присел на колени возле мертвой Элен.
   - Так это ты  была  тогда  в  ночной  машине?  -  пробормотал  я.  -  Ты,
измученная затворничеством?..
   В какой страшный клубок связались теперь мои чувства к ней!
   Но нужно было идти. Жуткая боль в  ногах  напомнила  мне  об  этом,  и  я
оторвал свой взгляд от изуродованного тела все еще любимого мной человека.
   Нужно было думать о жизни, которая продолжалась.  Жизни  своей  и  жизни,
бившейся в сердце рядом.
   Я взвалил себе Еву на спину и двинулся в сторону дома.

***

   Я положил ее на кровать, потом раздел и накрыл одеялом.
   Затем тщательно почистил ее одежду и повесил на спинку стула. Что  еще?..
О, да!.. Я вымыл из стакана в ванной комнате все остатки снотворного и  лишь
потом пошел в свою комнату. Свет я нигде не  выключал.  Пусть  лучше  Амелия
увидит утром дом таким. Показания о таком зрелище только подкрепят версию  о
самоубийстве... Подумают - по меньшей мере, я на это рассчитывал, - что Элен
действовала, подавленная ночной депрессией...
   Стоит ли говорить вам, что я так и не смог сомкнуть глаз? Я вздрагивал от
одного только боя часов и особенно, когда возле холма проходили поезда.
   Перед глазами все время стоял труп моей вчерашней невесты.
   Бедная Элен! Как она, должно быть, страдала, прежде чем прийти  к  такому
вот концу!..
   Мне страшно  становилось  при  одной  только  мысли  о  том,  сколько  же
ненависти к своему постылому существованию накопилось в ее сердце за все эти
годы, - мысль за мыслью, день за днем - в доме, казалось бы, предназначенном
для счастья!.. Но вести себя так, как она, могут разве лишь дикари,  живущие
в хижинах в недоступной глуши, а не люди, подчиняющиеся  законам  совести  и
справедливости...  И  высшая  справедливость  вмешалась  в  трагический  ход
событий...
   А в каком положении оказался бы я, если бы судьбой был предначертан  иной
поворот?..
   Смог бы я выдать Элен в руки полиции?.. А смог бы оставить тело Евы в  ее
когтях?..
   Трагический конец Элен не вызывал во мне слишком добрых к ней чувств.
   Любил ли я ее?.. Теперь я в этом сильно сомневался.
   Увиденная в  таком  неожиданном  свете,  связь  наша  представлялась  мне
искусственной, а ее счастливое продолжение - маловероятным.
   Элен  взволновала  меня?..  Очаровала?..  Я  пережил   с   ней   чудесные
мгновения?..
   Но разве это любовь?

***

   Рассвело. Запели птицы. Я встретил утро с  облегчением.  Я  услышал,  как
встала  Амелия.  Каждое  утро,  просыпаясь,   она   кашляла   и,   одеваясь,
разговаривала сама с собой. Мне казалось, это были проклятия...
   Она спустилась вниз. Я закрыл глаза, чтобы лучше  представлять,  где  она
сейчас находится.
   На втором этаже она удивленно  вскрикнула.  Несколько  раз  на  все  лады
позвала Элен. Затем, пожалуй, спустилась на первый этаж, потому что больше я
ее уже не слышал.
   И тут, измученный, я уснул сидя в кровати.

***

   Спал я лишь несколько минут, но этот короткий сон освежил меня.
   Когда я умылся и почистил зубы, Амелия постучалась в  мою  дверь.  Прежде
чем крикнуть ей, чтобы она  входила,  я  всунул  свои  расквашенные  ноги  в
тапочки.
   Можно сказать, она  впервые  "нанесла  мне  визит".  Враждебность  на  ее
сморщенном лице сменилась тревогой.
   - Вас прислали справиться обо мне? -  совершенно  спокойно  спросил  я  и
понял, что отменно владею собой.
   - Нет, совсем нет...
   - Так что же? Кажется, вы чем-то обеспокоены?
   - Да. Мадемуазель Элен исчезла.
   Я даже нашел в себе силы рассмеяться:
   - Исчезла! Вот еще история... Да она занимается как всегда гимнастикой.
   - Нет!
   - Значит, гуляет...
   - Нет!
   Амелия просто пронизывала меня этими своими "нет", такими же острыми, как
и ее взгляд.
   - Почему вы так уверены, Амелия?
   - Ее спортивный костюм в комнате... Одежда  также...  Она,  должно  быть,
вышла из дома в одной ночной рубашке... А в коридоре я нашла ее  туфлю...  И
свет в доме всюду был включен...
   - Ну и ну!.. А мадемуазель Ева?
   - Она спит. Никак не могла ее разбудить... Наверное, она опять пила  свое
снотворное.
   - Давайте спустимся вниз, посмотрим. На втором этаже я стал открывать все
двери и заглядывать в каждую комнату. Я чувствовал, что играл хорошо  и  все
больше отводил от себя подозрения старухи.
   - Никуда не уходите отсюда, - сказал я ей, -  я  выйду  поищу  ее  вокруг
дома.
   Вскоре я направился к еловому лесу. Ночью я мог оставить там какие-нибудь
следы  своего  пребывания,   и   теперь   представился   подходящий   момент
позаботиться о том, чтобы их не было.
   Походив, я нашел на кусте свой носовой платок и с облегчением снял его.
   Я не осмеливался слишком близко подходить к железной дороге - боялся, что
меня могут заметить.
   Через час я вернулся в дом. Там уже был полицейский и  служащий  железной
дороги. Они разговаривали с Амелией.
   Я понял: расследование началось.

***

   - Вы ее родственник? - спросил у меня полицейский.
   - Почти что. - Я был женихом мадемуазель Элен Лекэн.
   -  Она  погибла!  -  сказала  мне  убитая  горем  Амелия,  Полицейский  и
железнодорожник  рассказали   мне   об   "ужасном   несчастье"   с   большой
осторожностью, щадя меня.
   Я отреагировал соответствующим образом.
   - Самое удивительное, - сказал полицейский, - что она  шла  по  дороге  в
одной ночной рубашке... Она что, лунатиком была?
   Я повернулся к Амелии, ожидая, что та ответит. Полицейский  повторил  еще
раз вопрос, но служанка лишь пожала плечами:
   - Когда маленькая была, да... Но потом - никогда... Полицейский  оказался
философом.
   -  Следователь  разберется,  -   сказал   он.   Наконец   полицейский   и
железнодорожник ушли.
   Мне стало несколько не о себе, когда я остался один  с  Амелией.  Старуха
действительно, как я уже сказал, была просто убита горем, и я не знал, что и
сказать ей. Я уже хотел было заплакать, как и она; не так для вида, как  для
того, чтобы стало легче, но не вышло.
   Амелия подошла ко мне совсем близко.
   - В тот день, - сказала она, - когда вы  ступили  на  порог  этого  дома,
несчастье поселилось в нем. Она плакала, но взгляд у нее был жестким.
   - Согласен с вами, Амелия...
   - Эти девчушки были без ума от вас... Они..  Она  вдруг  запнулась.  Я  с
тревогой стал ждать продолжения. Может, она о многом догадывается?
   - Они уже не любили  друг  друга,  как  раньше.  Я  просто  уверена,  что
бедняжка Элен покончила с собой! Она знала, что потеряет из-за вас сестру, и
не могла с этим смириться!
   Рыдая, она уже задыхалась.
   - Вы  посланец  дьявола!  -  бросила  она  мне  в  лицо,  глядя  на  меня
ненавидящими глазами, и рухнула на диван.
   Я поднялся наверх в комнату к Еве - хотел разбудить ее. Она спала все тем
же мертвым сном. Я снова, как и в прошлый раз, дал  ей  понюхать  нашатырный
спирт. Она приоткрыла глаза.
   - Вы меня слышите, Ева?
   Она сделала  какое-то  легкое  движение  головой,  которое,  по-видимому,
означало утвердительный ответ.
   - Не засыпайте, подождите...
   Я пошел в ванную комнату и взял в аптечке макситон. Дал ей  еще  немного,
положил на лоб мокрое полотенце.
   Постепенно Ева стала приходить  в  себя.  Через  пять  минут  ей  уже  не
хотелось спать.
   - Я опять наделала глупостей? - шепотом спросила она.
   - Нет, Ева...
   Я сел на кровать и гладил ее чудесные волосы.
   - Мне нужно сообщить вам очень печальную весть... Она  насторожилась,  но
все же молчала.
   - Ужасную вещ